Глава 32
— Кто начнет сегодня? — спрашивает Хелен.
Мы с Ритой переглядываемся и глупо улыбаемся. Рядом с нами расположился Джерри, его ободранное в аварии лицо стало гораздо светлее и не такое воспаленное, как несколько дней назад, но он, похоже, не замечает. Напротив Джерри сидит мрачный Том, его правая рука, покрытая черными волосами, на два дюйма короче левой. Возле него Наоми и Карл. Эти двое почти не изменились: Наоми с зияющей глазницей, Карл расковыривает открытые ножевые раны. А Лесли (она единственная из новичков присоединилась к нам) вяжет покрывало.
На доске фраза: «ПОВЕРЬТЕ В СЕБЯ».
Впервые со времени моей аварии мне кажется, что я действительно верю.
После того, как до меня дошло, что мы едим, идея поедания человеческой плоти немного смущала. Скорее, это вопрос этики, чем вины. Как-никак, я сам лишился статуса живого всего чуть больше четырех месяцев назад. Но с учетом тех перемен, что произошли со мной с того времени, как я впервые попробовал «роскошное рагу», мне хочется пересмотреть свое отношение к этической стороне дела.
Недавно мы с Ритой обнаружили, что поедание человечины оказывает оздоровительное воздействие не только на телесные раны. Мы оба чувствуем изменения внутри себя, в наших телах и головах, словно после короткого замыкания цепь восстанавливается. Медленно, но верно возвращается энергия.
Мы также обнаружили, что секс между зомби стократ превосходит секс между живыми.
Как Мp3 по сравнению с кассетным магнитофоном.
Как купейный вагон по сравнению с плацкартным.
Как филе-миньон по сравнению с говяжьим фаршем.
Впрочем, сперва я решил, что это всего лишь восторг от возможности снова испытывать физическое удовольствие. Но Рита тоже это отметила. До или после того, как она десять минут билась в оргазме, не знаю, однако думаю, что именно это и стало для нее решающим фактором. А меня осенило, когда мы за час успели пять раз заняться сексом.
Непременно следует поработать над выносливостью.
Я словно семнадцатилетний мальчишка, который спешит к подружке, чтобы потрахаться, пока ее мать на работе. Или тайком приводит ее в винный погреб в доме родителей, пока те сидят наверху и не замечают приглушенных криков страсти. Честно говоря, подозреваю, что им было бы все равно, даже если бы они и знали. Лишь бы я не тащился на улицу отстаивать свои права и отказался от попыток прокатиться на общественном транспорте.
— Может, кто-нибудь изъявит желание поделиться с группой чем-то личным? — спрашивает Хелен.
Рита смотрит на меня так, словно хочет попробовать новую позу, и я прыскаю.
— Мне кажется, или на самом деле что-то происходит? — спрашивает Наоми.
— О чем вы? — не понимает Хелен.
Наоми окидывает взглядом комнату, на миг ее единственный глаз задерживается на нас с Ритой.
— Точно не знаю. Но что-то не так. Я чувствую.
— Ага, и я, — подхватывает Джерри. — А я думал, что обкурился…
— И я, — кивает Том, пальцы на его руке — той, что короче, — сводит судорогой. — Э-э, только я не обкурился.
Я и Рита съели пять и три банки соответственно, а Том с Джерри — каждый по две, если я правильно считаю. У остальных в группе было лишь по одной банке. Они и не знают того, что знаем мы с Ритой.
— Не думаю, что ощущаю себя по-другому, — размышляет Лесли. — Но вообще мне все это в новинку. Что я должна почувствовать?
Ее вопрос повисает в воздухе.
— Карл, — говорит Хелен, — а вы чувствуете что-нибудь необычное?
— Я вообще ничего не чувствую, — отвечает Карл.
— Кто бы сомневался, — ехидничает Наоми.
— Хотя я заметил, что лицо у Джерри стало чище, Энди уже не так сильно хромает, — не обращая на нее внимания, продолжает Карл. — А у Риты нет макияжа.
И действительно, лицо у нее бледное, без прикрас. На ней голубые джинсы и красная водолазка, закрывающая шею и запястья. Она не швы прячет, а скрывает тот факт, что они заживают.
Все смотрят на Риту, затем на Джерри.
— Что? — спрашивает тот.
— Это правда, Джерри? — обращается к нему Хелен. — У тебя заживают раны?
— Понятия не имею, — отвечает Джерри, трогая лицо. Кусок коросты отваливается и падает на пол, оставив на лице розовый след. — Может быть.
Хелен подходит ближе и изучает его лицо, приподняв пальцем за подбородок и поворачивая то вправо, то влево.
— Чем ты занимался?
— Ничем. Клянусь.
Хелен смотрит на нас. Рита улыбается, а я говорю:
— Не отрите на нее.
Челюсти у всех отвисают, никто не может вымолвить слова. Наконец, прошептав: «Боже мой!», Хелен возвращается к своему месту, а Наоми и Лесли помогают ей сесть.
— Чувак, ты всегда мог так говорить? — спрашивает Джерри.
Я мотаю головой.
— А когда вы стали разговаривать снова? — интересуется Лесли.
— Едеи две азад.
— Как же это? — удивляется Наоми. — Разве такое возможно? Ты ведь мертвый. Мы все мертвые.
— Мы воскресшие, — поправляет Карл.
— Какая разница? К Энди не должен был возвратиться голос, у тебя не должны заживать раны, а у Риты…
Рита задирает рукав и демонстрирует всем затягивающиеся швы на запястье.
— Офигеть! — восклицает Джерри.
— Невероятно! — изумляется Том.
— Наверное, все так и должно быть, — произносит Лесли, которая, похоже, гораздо больше верит в закономерность изменений.
Наоми встает, руки в боки.
— Что, черт подери, тут происходит? Чем это вы трое занимаетесь?
— Они едят живых, — упавшим голосом говорит Хелен.
Мы с Ритой обмениваемся удивленными взглядами.
Наступает неловкая тишина. Если бы это был кадр из фильма, откуда-то издалека послышался бы собачий лай.
— И как вам живые? — интересуется Лесли.
— Откуда мне знать, — отвечает Джерри. — Я их не ел.
— Нет, ел, — говорит Рита.
— Нет, не ел, — настаивает Джерри. — Уж я бы знал, наверное…
Я достаю из рюкзака банку из-под «роскошного рагу».
— Ты шутишь! — ахает Джерри.
Я качаю головой.
— Рей дал каждому из нас по банке, — вспоминает Наоми. — И что же, значит, мы все ели человечину?
Внезапно Том подрывается с места и, давясь и закрыв рот левой рукой, бежит в туалет.
— Вообще-то, — говорит Лесли, — мне понравилось.
— Почему вы не сказали нам, что было в этих банках? — возмущается Наоми.
— Мы не знали, — оправдывается Рита. — До нас дошло несколько дней назад.
— А почему вы уверены, что это человечина, а не оленина? — недоумевает Джерри. — Вы что, с Реем говорили?
Когда мы зашли к Рею, его не было. А в потухшем костре валялась бедренная кость, на которой, как я догадываюсь, он явно не зефир сушил.
— Им и не нужно разговаривать с Реем, — замечает Хелен, к ее голосу вновь возвращается обычная энергия. — Поедание оленины не способствует чудесному исцелению воскресших.
— Вы знали об этом? — обращается к ней Карл. — О том, что это возможно?
Оказывается, один из ее пациентов-зомби (Хелен была тогда еще среди живых) уверял, что нашел способ не только остановить разложение, но и исцелить раны и телесные повреждения.
— И хоть я встречалась с ним всего три раза, я заметила, что выглядит он здоровее обычных зомби, — рассказывает Хелен. — На мой вопрос о том, как это ему удается, он лишь улыбнулся и ответил, что мне лучше не знать.
— Что с ним случилось дальше? — интересуется Рита.
— Он сообщил, что поскольку может сойти за живого, то собирается переехать, чтобы начать новую жизнь. Больше я его не видела. Согласно отчетам, он просто исчез.
— Вы кому-нибудь говорили о том, что он вам рассказал? — осведомляется Лесли.
Хелен качает головой.
— До сегодняшнего дня — нет.
— А живые об этом знают? — спрашивает Наоми.
— Понятия не имею. Предполагаю, что некоторые догадываются. Или, во всяком случае, подозревают. Но молчат.
Теперь я понимаю, почему нам не разрешают пользоваться Интернетом. Распространение такой информации на глобальном уровне создаст живым кучу проблем.
— Зато если сюда нагрянет с проверкой департамент воскрешения трупов, — продолжает Хелен, — и обнаружит, что наше физическое состояние улучшилось, об этом немедленно будет доложено куда следует.
Покинутых или падших зомби используют не только в качестве манекенов для краш-тестов, запчастей и в мерзопакостнейших научных экспериментах; их могут отправить в места, известные среди нежити как «чистилища для воскресших» — на свалку, в зоомагазины, где продаются зомби, или в одно из многочисленных реалити-шоу. Самое отвратительное из них «Зомби-нянька», хотя я слышал, что «Зомби — последний герой» тоже недалеко ушло.
— И куда же нам теперь деваться? — спрашивает Лесли.
— Никуда. — Хелен подходит к доске и начинает писать. — Мы больше не берем оленину у Рея, за пределами нашей группы никому не говорим о случившемся, мы пользуемся гримом и всеми доступными средствами, чтобы скрыть любые видимые улучшения, и соблюдаем все запреты.
Хелен отходит. На доске появилась надпись: «Я НЕ БУДУ ПИТАТЬСЯ ЧЕЛОВЕЧИНОЙ».
— А теперь повторяем вместе…
