Глава 20
Гласс
Гласс преодолела последний лестничный марш и свернула в свой коридор, не опасаясь, что охрана задержит ее за нарушение комендантского часа. Ей казалось, будто она летит, и ее легкие шаги едва ли нарушали покой тихого коридора. Она поднесла руку к губам, еще хранящим память о поцелуях Люка, и улыбнулась.
В четвертом часу ночи корабль был пуст, коридорные лампы светили тускло. Расставание с Люком вызвало у нее почти физическую боль, но лучше уж перетерпеть это, чем попасться матери. Если достаточно быстро лечь спать, возможно, удастся убедить собственный разум, что Люк, теплый и сонный, свернулся калачиком рядом с ней.
Она поднесла большой палец к сенсорной панели и скользнула в дверь.
– Здравствуй, Гласс,– прозвучал с дивана голос матери.
Гласс сбилась с дыхания.
– Привет, я… я была… – промямлила она, подбирая слова.
Ее разум лихорадочно выискивал убедительный повод для ночной отлучки. Но она не могла больше лгать. Не могла. Особенно о Люке.
Бесконечно долгий миг прошел в молчании. В темноте Гласс не могла разглядеть выражение маминого лица, но чувствовала, что та сбита с толку и рассержена.
– Ты ведь была с ним, не так ли? – наконец спросила Соня.
– Да,– с облегчением сказала Гласс; наконец-то ей незачем больше врать.– Мам, я люблю его.
Соня шагнула вперед, и Гласс поняла, что на матери до сих пор черное вечернее платье, а ее губы подведены помадой. В воздухе витал почти неуловимый, исчезающий, аромат ее духов.
– А где ты была сегодня вечером? – устало спросила Гласс.
Все было точь-в-точь как год назад. С тех пор как ушел ее отец, мама редко обреталась где-то поблизости, постоянно отлучалась по ночам и частенько отсыпалась днем. Но сейчас у Гласс не было сил стыдить мать или сердиться на ее поведение. Все, что она почувствовала,– это легкая грусть.
Сонины губы искривились в изуверской пародии на улыбку.
– Ты понятия не имеешь, на что мне пришлось пойти, чтобы защитить тебя,– вот все, что она сказала.– Ты должна держаться от этого парня подальше.
– От этого парня? – переспросила Гласс.– Я знаю, ты думаешь, он просто…
– Хватит,– отрезала мать.– Неужели ты не понимаешь, как тебе повезло, что ты до сих пор здесь? Я не допущу, чтоб ты погибла из-за какого-то уолденского засранца, который вначале совращает девушек с Феникса, а потом бросает их.
– Он не такой! – пронзительно выкрикнула Гласс.– Ты же его даже не знаешь!
– Он тебя не поберег. Ты была готова пойти на смерть, чтобы его защитить. Да он, наверно, забыл тебя, пока ты сидела в Тюрьме.
Гласс передернуло. А ведь правда, когда она оказалась в Тюрьме, Люк начал встречаться с Камиллой. Но Гласс не могла осуждать его за это, ведь, отчаянно стараясь обезопасить любимого, она сама порвала с ним, наговорив при этом ужасных гадостей.
– Гласс,– Соня так старалась говорить спокойно, что ее голос дрожал,– прости, что я была так резка. Но пока Канцлер все еще в палате интенсивной терапии, ты должна быть очень осторожна. Если, придя в себя, он найдет хоть один повод отменить твое помилование, он это сделает.– Она вздохнула.– Я не могу позволить тебе снова рисковать собой. Неужели ты уже забыла, что недавно произошло?
Конечно же, Гласс ничего не забыла. Воспоминания, как шрамы от браслета на ее коже, останутся с ней на всю оставшуюся жизнь.
А мама даже не знает всей правды.
Когда Гласс миновала контрольно-пропускной пункт и пошла по крытому мосту на Уолден, охранники проводили ее странными взглядами, но она не обратила на это никакого внимания. Пусть, если им хочется, думают, что она намерена купить наркоты. Они все равно не придумают ей более страшного наказания, чем та мука, на которую она сейчас идет.
Время шло к вечеру, и коридоры, к счастью, были почти пусты. Люк вот-вот вернется с утреннего дежурства, а Картер еще будет сортировать пищевые брикеты в распределительном центре. Гласс знала, что это глупо,– Картер ненавидел ее, и вряд ли его ненависть усилится, когда она разобьет сердце Люка,– но все равно не могла решиться на разговор, зная, что в соседней комнате кто-то есть.
Перед дверью она помедлила, рассеянно коснувшись рукой живота. Она должна это сделать именно сейчас. Слишком много раз у нее не хватало сил начать этот разговор. Слишком много раз она набиралась отваги, чтобы порвать с ним, но ужасные слова не шли с губ. «В следующий раз,– снова и снова обещала она себе.– Мне просто необходимо еще раз увидеть его».
Но теперь ее живот заметно округлился. Даже на половинном рационе Гласс все труднее было прятать отяжелевшую фигуру под бесформенными платьями – Кора вечно хихикала в рукав от одного их вида. Скоро беременность станет заметна, и тогда не избежать вопросов. Совет будет требовать, чтобы она назвала отца. Если к тому времени она не расстанется с Люком, он непременно во всем признается в надежде спасти ее, и тогда они оба погибнут.
«Ты спасаешь его жизнь»,– сказала себе Гласс и постучала в дверь, понимая, что последний раз стоит перед этой дверью. В последний раз сейчас увидит она улыбку Люка – он всегда улыбается ей так, словно она единственная девушка во всей Вселенной… И слова, которые она только что произнесла, показались ей пустым звуком.
Но, когда дверь открылась, в дверном проеме стоял вовсе не Люк. Это был Картер, одетый лишь в простые рабочие штаны.
– А его нет,– рявкнул Картер.
Глаза его сузились, и Гласс покраснела.
– Ой, прости,– сказала она, отступая.– Я зайду попозже.
Но Картер вдруг шагнул вперед и схватил ее за руку, больно сжав запястье.
– Что за спешка? – спросил он с усмешкой, от которой Гласс замутило.– Зайди и подожди. Я уверен, он скоро будет.
Заходя следом за Картером в комнату, Гласс морщилась и потирала запястье. Она и забыла, какой Картер высокий.
– Ты сегодня не на работе? – вежливо спросила она, присаживаясь на краешек дивана, где они обычно устраивались вместе с Люком.
Сердце сжалось, когда она подумала, что ей больше не придется сидеть положив голову ему на плечо. И что он никогда снова не положит голову ей на колени, а она не зароется пальцами в его волосы…
– Настроения не было,– беззаботно отмахнулся Картер.
– О,– протянула Гласс, воздерживаясь от комментариев. Если Картер не возьмется за ум, его опять понизят, а ниже работы в распределительном центре только сантехническая служба.– Очень жаль,– добавила она, потому что совершенно не понимала, что тут можно еще сказать.
– Ничего тебе не жаль,– сказал Картер, делая глоток из бутылки без этикетки. Гласс потянула носом и уловила запах виски с черного рынка.– Ты такая же жопа с глазками, как все остальные девки с Феникса. Всем вам есть дело только до себя.
– Знаешь, мне пора,– сказала Гласс, поспешно вставая и направляясь к выходу.– Передай Люку, что я зайду попозже…
– А ну подожди,– окликнул Картер.
Гласс, не обращая на это внимания и не оглядываясь, дернула дверную ручку, но, прежде чем она успела выйти, Картер протянул руку над ее плечом и захлопнул дверь.
– Выпусти меня! – велела Гласс, поворачиваясь к нему лицом.
Картер осклабился, и по хребту Гласс пробежали мурашки.
– Почему же? – спросил он, хватая ее за руки своими ручищами.– Мы оба знаем, как тебе нравится оттягиваться на Уолдене. Не надо прикидываться привередливой.
– Что ты несешь? – выпалила Гласс, морщась от боли и пытаясь вырваться из его хватки.
Он нахмурился и сильнее сжал ее руки.
– Думаешь, ты такая бунтарка, раз спуталась с Люком? Но я знавал кучу девчонок с Феникса вроде тебя. Все вы одинаковые.– Крепко держа ее одной рукой, он потянулся другой к поясу ее брюк.
– Прекрати,– сказала Гласс, пытаясь оттолкнуть его, в то время как по ее жилам расползался ужас. Она добавила громче: – Перестань! Пусти меня!
– Все нормально,– пробормотал Картер и дернул ее на себя, одновременно выворачивая руку.
Гласс попыталась освободиться, но он был больше чем вдвое тяжелее, и у нее ничего не вышло, как она ни старалась. Тогда, отчаянно дернувшись, она постаралась ударить его коленом в живот. Тоже безуспешно.
– Не бойся,– пыхтел ей в ухо Картер,– Люк возражать не станет. Он у меня в долгу, после того что я для него сделал. К тому же у нас все общее.
Гласс открыла рот, чтобы закричать, но Картер всем телом навалился на нее, и в легких совсем не осталось воздуха. Перед глазами заплясали черные пятна, и она почувствовала, что падает в обморок.
В этот миг дверь отворилась; Картер так быстро отпрянул в сторону, что Гласс потеряла равновесие и рухнула на пол.
– Гласс,– сказал, заходя в квартиру, Люк,– что с тобой? Что тут происходит?
Пока Гласс пыталась отдышаться, чтобы ответить, подал голос Картер. Он успел уже улечься на диван и принять нарочито непринужденную позу:
– Твоя девчонка показывала мне, как модно сейчас танцевать на Фениксе.– Он хмыкнул.– Думаю, ей бы надо еще чуток потренироваться.
Люк попытался поймать взгляд Гласс, но она смотрела в сторону. Ее сердце бешено стучало от страха и ярости, кровь бурлила от адреналина.
– Прости, я задержался. Встретил Беку и Али, ну и заболтались,– Это были друзья Люка из инженерного корпуса, которые всегда хорошо относились к Гласс. Люк протянул руку, чтоб помочь ей подняться.– Эй, да что с тобой? – быстро спросил Люк, когда Гласс не приняла его руки.
После всего произошедшего Гласс больше всего на свете хотелось броситься в объятия Люка, прижаться к нему, ощутить тепло его тела и убедиться, что теперь все будет хорошо. Но она пришла сюда сегодня не за этим. Она не может позволить Люку ее успокаивать.
– С тобой все хорошо? Может, поговорим в моей комнате?
Гласс бросила взгляд на Картера, собрала всю накопившуюся злобу и ненависть и позволила им хлынуть в кровь. Потом она встала.
– Я не пойду в твою комнату,– сказала она, и в ее голосе зазвучал непривычный надрыв.– Никогда больше не пойду.
– Почему? Что не так? – спросил Люк. Он мягко потянул Гласс за руку, но та вырвалась.– Гласс? – В его голосе звучала такая растерянность, что сердце Гласс заколотилось, как сумасшедшее.
– Все кончено,– сказала она, поражаясь холодности собственного голоса. Гласс охватило какое-то странное оцепенение: наверное, это нервы временно отказались ей служить, уберегая от горя, которое иначе, несомненно, раздавило бы ее.– Ты что, правда думал, что это надолго?
– Гласс,– низким напряженным голосом сказал Люк,– я не очень понимаю, что ты такое говоришь, но не могли бы мы продолжить этот разговор в моей комнате?
– Нет.– Пряча глаза, чтоб Люк не увидел ее слез, Гласс изобразила дрожь отвращения.– Я вообще не могу поверить, что тебе когда-то удалось меня туда затащить.
Люк замолчал, Гласс не выдержала и глянула на него.
Люк смотрел на нее полными боли глазами. Он всегда боялся, что недостаточно хорош для Гласс, что лишает ее шансов на безбедную, комфортную жизнь на Фениксе. И вот теперь эти страхи становятся реальностью, и Гласс подтверждает то, что всегда отрицала.
– Это правда? – наконец спросил Люк.– Я думал, мы… Гласс, я люблю тебя,– беспомощно закончил он.
– А я никогда тебя не любила,– она заставила себя сказать это с такой силой, что слова словно бы вырвались из самых глубин ее души.– Не видно разве? Я просто развлекалась, мне было интересно, сколько я смогу с тобой продержаться. Все, наигралась. Скучно стало.
Люк взял Гласс за подбородок и повернул лицом к себе: их глаза встретились. Она чувствовала, как его пытливый взгляд ищет настоящую Гласс, которая пряталась сейчас где-то в самых потаенных уголках ее сердца.
– Ты говоришь неправду,– надломленным голосом сказал он.– Я не знаю, что случилось, но это не твои слова. Гласс, расскажи все как есть. Пожалуйста.
На миг Глас дрогнула. Она может сказать ему правду. Конечно, он все поймет, он простит, что она наговорила ему таких кошмарных вещей. Она положит голову ему на плечо, и они сделают вид, что все будет хорошо. Вместе они смогут встретиться с будущим лицом к лицу.
Но потом она подумала, что тогда Люка, возможно, казнят. Смертельная инъекция – и холодная бесконечная пустота открытого космоса.
Спасти Люка можно, только порвав с ним.
– А ты вообще меня не знаешь,– сказала она, уворачиваясь. Боль, горячая и острая, рвала на куски грудь, и только колоссальным усилием воли Глас удерживалась от слез.– Вот,– Гласс расстегнула цепочку на шее и вложила в ладонь Люка медальон,– он мне больше не нужен.
Люк молча смотрел на нее. Каждая черточка его лица исказилась от потрясения и боли.
Будто в тумане, Гласс, хлопнув дверью, выскочила из квартиры Люка и помчалась по коридору к крытому мосту, сосредоточившись на звуках собственных шагов. Левой, правой, левой, правой… «Просто потерпи до дома,– сказала она себе,– дома ты сможешь поплакать».
Но, свернув за угол, она пошатнулась и сползла на пол, обеими руками прикрывая живот. «Прости»,– тихонько шепнула она, обращаясь то ли к нерожденному ребенку, то ли к Люку, то ли к собственному несчастному, разбитому сердцу.
