Глава 1. Дары войны

В 1860 году, когда Америка замерла в ожидании гражданской войны, дельцы бросились пополнять складские запасы. Владельцы магазинов как никто другой знали, что произойдет, когда ткани окажутся в дефиците. Шелк и атлас беспокоили их не столь сильно, как хлопок, – и более их волновал не процесс сбора, а нехватка сырья. После официального объявления войны и Прокламации Линкольна о блокаде в апреле 1861 года спекуляции на хлопке стали делом обычным, и охваченные паникой владельцы северных хлопкопрядильных фабрик с готовностью заключали соглашения с теми, кто обещал им бесперебойные поставки товара с Юга на Север.

Когда войска северян захватили Новый Орлеан в 1862 году, торговые пути через долину Миссисипи особенно оживились. Хлопок вывозили также через Мемфис и Виксбург, благодаря чему фабрики продолжали работать, и в первые два года войны производители получали стабильный доход. Однако к 1863 году запасы начали истощаться, а станкам требовалось больше рабочих рук. Теперь, когда хлопчатобумажные изделия становились диковинкой, те, кто заранее наполнил склад, могли диктовать свои цены.

В Нью-Йорке друг президента Линкольна Александр Стюарт, признанный «король купцов» тех времен, зарабатывал баснословные деньги, предусмотрительно отхватив себе львиную долю не только хлопкового, но и льняного внутреннего рынка. Учитывая, что Мэри Линкольн, женщина, уверенная в завтрашнем дне благодаря собственности и одержимая покупками, оставляла в «Мраморном дворце» Стюарта тысячи долларов – в один из памятных визитов она заказала восемьдесят четыре пары лайковых перчаток всевозможных расцветок, – стоит ли удивляться, что мистеру Стюарту достались и выгодные контракты на обмундирование для армии северян. Война, как видно, отнюдь не охладила страсть нью-йоркских богачей к покупкам. Газетчики порицали их «разнузданность на фоне ежедневного кровопролития на полях сражений», однако погоня за модой не останавливалась.

В Чикаго война тоже приносила доход. Маленький городок, выросший на болотах из форта Дирборн всего три десятилетия назад – некоторые его жители еще помнили, как шел в наступление вождь Черный Ястреб и его воины, – теперь стал центральным узлом в хитросплетении крупнейшей железнодорожной сети Америки и пунктом сбора продовольствия не только для востока страны, но и для всей армии. Полный денег и возможностей, разрастающийся во все стороны, но все еще грязный «грубый и готовый ко всему», Чикаго переживал настоящий бум. Юноши-фермеры отправились на передовую, и тут же пошло на подъем производство жаток Сайруса Маккормика, в два счета обогатившее своего владельца. И это был не единичный случай. Будь то свинина, которую Филип Армор покупал по восемнадцать долларов за бочку, а продавал за сорок, или роскошные вагоны железнодорожного акционера Джорджа Пульмана – на самых разных вещах чикагские магнаты зарабатывали миллионы долларов, а их жены помогали их тратить.

Излюбленным местом для покупателей в Чикаго был магазин Поттера Палмера на Лейк-стрит. Палмер, необычайно талантливый предприниматель-застройщик, начал свою карьеру в Чикаго в 1839 году как мелкий галантерейщик. Его амбиции, впрочем, всегда были масштабными, а желания покупательниц он угадывал, как свои. Он продавал товары по честно установленной цене, позволял клиенткам забирать наряды домой на примерку и держал в магазине «Женскую книгу Годи» – модный журнал, – чтобы посетители могли полистать его между покупками. Его девизом было «Мысли по-крупному!», и к тому времени, когда разразилась война, он вовсю ему следовал – закупил партию хлопчатобумажных изделий и наполнил просторные склады самыми разными товарами: от нижних юбок и панталон до простыней и кухонных полотенец. Одним из первых он объявил о гарантированном возврате денег – революционная по тем временам идея.

В числе мужчин, вступавших в армию по всему Северу в 1861 году, был и Роберт Оливер Селфридж. В возрасте тридцати восьми лет он оставил свой дом в Рипоне, деревушке в штате Висконсин в ста семидесяти милях к северу от Чикаго, закрыл свою лавку и отправился на войну. У него была репутация трезвомыслящего, трудолюбивого человека, «поборника местных начинаний» и титул Мастера Рипонской масонской ложи. У Роберта Селфриджа и его жены Лоис было трое маленьких сыновей – Чарлз Джонстон, Роберт Оливер-младший и Генри Гордон (которого называли Гарри). Хотя в семейных архивах Селфриджей нельзя найти точных дат рождения, вероятнее всего, Гарри родился 11 января 1856 года. Ему было всего пять, когда отец ушел на войну, с которой так и не вернулся.

Майор Селфридж не погиб в бою. Он демобилизовался в 1865 году, после чего попросту испарился. Никто не знает почему. Вероятно, из-за виденных им кровавых картин у него случился нервный срыв. Быть может, он просто хотел избавиться от обязательств. Так или иначе, он оставил жену в одиночку воспитывать детей и жить на скудное учительское жалованье. Позже Гарри отзывался о Лоис как о «храброй, стойкой женщине с непоколебимой отвагой». Она и впрямь была храброй – у нее не было выбора. Вскоре после войны умер ее старший сын Чарлз, за ним последовал средний – Роберт. Она осталась одна с маленьким Гарри.

Лоис переехала с сыном в Джексон, штат Мичиган, и получила там должность учительницы начальной школы, которая приносила ей около тридцати долларов в месяц. Приходилось постоянно бороться, чтобы сводить концы с концами, поэтому она нашла подработку – рисовала открытки ко Дню святого Валентина и другим праздникам. Так и не получив весточки от мужа, она пришла к выводу, что он пропал без вести и, вероятно, умер. Лишь много лет спустя она узнала, что он погиб при крушении поезда в Миннесоте в 1873 году и что она наконец официально овдовела. Гарри оберегали от неприглядной правды, и он вырос, веря, что его отец «погиб в бою» – история, которую он часто рассказывал журналистам. Истина открылась ему лишь спустя многие годы.

Неудивительно, что вся нерастраченная любовь Лоис сосредоточилась на сыне. Оба искренне наслаждались обществом друг друга и стали такими близкими друзьями, что жили вместе до самой смерти Лоис. Когда действительность становилась совсем уж мрачной, они играли в «Давай представим» – и воображали, как удачно сложится их жизнь, когда они преодолеют все трудности. «Давай представим, что у нас есть домик с видом на залив? Или даже замок со множеством слуг?» Лоис была набожной, регулярно ходила в церковь и воздерживалась от алкоголя, но она всегда была рада посетить новую театральную постановку или концерт и любила читать – страсть, которую она привила сыну.

Миссис Селфридж продолжила строить карьеру в области образования и стала директором старшей школы Джексона, взяв на себя заботу об обучении городской молодежи. Важнейший урок, который мать преподала Гарри: никогда не бойся неудачи. Она любила повторять: «Зачем бояться провала? Всегда можно попробовать что-то другое – и преуспеть». Лоис научила Гарри быть галантным, воспитала в нем безупречные манеры. Наконец, объяснила сыну, как важно всегда хорошо выглядеть. Она проверяла чистоту его ногтей утром и еще раз перед ужином – хотя в таких частых проверках и не было необходимости. С раннего детства Гарри был очень чистоплотен, и ничто не доставляло ему такого удовольствия, как прийти в школу в рубашке без единого пятнышка и начищенных до блеска ботинках.

Когда Гарри не предавался фантазиям о замках и не доводил до безупречного состояния свой скромный гардероб, он с головой углублялся в чтение, поглощая рассказы Джеймса Фенимора Купера и Натаниэля Готорна и зачитывая до дыр свою любимую книгу «Сражения и триумфы», автобиографию великого циркача Финеаса Т. Барнума. История Барнума, поднявшегося из грязи к самым вершинам, вдохновила Гарри на собственные планы на будущее, лежащие далеко за пределами Джексона. Во многих отношениях эти двое были очень похожи. У Барнума был редкий дар привлекать внимание общественности. Его феерический музей в Нью-Йорке посещали тысячи человек, на чьих развлечениях он и разбогател. Как и Барнум, Селфридж умел преодолевать барьер недоверия. Его трюки – развлечение для посетителей огромного магазина, который в чем-то был подобен цирковому шатру, – внушали такое доверие его друзьям, родственникам, финансистам и банкирам, что долгие годы они отказывались признавать, что у него есть иная, разрушительная и разорительная сторона, которая постепенно уничтожала его способность управлять бизнес-империей.

Все это было еще впереди. В возрасте десяти лет Гарри начал зарабатывать проверенным временем способом – доставкой газет. Затем он устроился в булочную и наконец на каникулах приступил к работе в галантерейной лавке Леонарда Филда: раскладывал товары по полкам и разносил заказы за полтора доллара в неделю – деньги, которые он сразу же отдавал матери. В тринадцать лет он со своим одноклассником Питером Лумисом начал выпускать ежемесячный журнал для мальчиков под названием «Блуждающий огонек». Гарри всей душой отдался редакторскому делу и привлекал в журнал рекламодателей из числа местных предпринимателей, гарантируя им, что журнал увидят все мальчики в школе. Годы спустя Лумис вспоминал: «Однажды Гарри продал рекламное место нашему стоматологу, и тот задолжал семьдесят пять центов. Когда он отказался выплачивать долг, Гарри заставил его удалить ему больной зуб бесплатно в счет долга». Опыт с журналом не только на всю жизнь привил Гарри страсть к бизнесу, рекламе и продвижению, но и дал возможность ощутить власть прессы – и, всегда помня об этом, Гарри умело использовал ее на протяжении всей карьеры.

У отца Лумиса был небольшой банк в Джексоне, и, закончив школу в четырнадцать лет, Гарри устроился туда младшим бухгалтером за двадцать долларов в месяц. Суровый начальник по имени мистер Поттер научил его безукоризненно вести учет, как Гарри позднее вспоминал в письме к Лумису: «Он не особенно вдохновлял или поощрял, но так вдалбливал свои уроки, что они запоминались на всю жизнь». Привычка записывать цифры так и осталась у Гарри, и его списки представляют собой увлекательное чтение. Так, в одном из личных журналов от 1921 года с серебряным зажимом, на плотной кремовой бумаге, он идеальным почерком зафиксировал, что 3 июня проиграл в покер тысячу сто девяносто восемь фунтов, отдал «пять с половиной тысяч фунтов достопочтенной Анджеле Мэннерс» (вероятно, благотворительной организации), а в июле – непостижимо для владельца собственного универмага – потратил четыреста семьдесят шесть фунтов семнадцать шиллингов и шесть пенсов в магазине Ирландской бельевой компании в Берлингтонском пассаже.

Говорят, приблизительно в это время Гарри готовился к вступительным экзаменам в Военно-морскую академию Аннаполиса, штат Мэриленд, но провалил тесты по физподготовке из-за невысокого роста. Гарри всегда беспокоился из-за своего роста – он едва дотягивал до ста семидесяти сантиметров и носил подъемные стельки в сшитых на заказ ботинках, чтобы казаться на пару сантиметров выше, – но само по себе это обстоятельство не помешало бы ему поступить во флот, так как от кандидатов требовалось быть ростом «не ниже ста пятидесяти сантиметров». Вероятней всего, причиной отказа стало плохое зрение. Известно, что он был невероятно близорук и вынужден был надевать очки, когда читал и писал – сперва пенсне в металлической оправе, поз-же – очки в золотой. У него были сияющие, ясные голубые глаза, и он имел привычку пристально всматриваться в собеседника, что смущало тех, кто не знал, что он просто едва может их разглядеть.

Вскоре Гарри уволился из банка и устроился бухгалтером на местную мебельную фабрику «Гилберт, Рансом и Напп». К сожалению, предприятие было на последнем издыхании и спустя несколько месяцев обанкротилось. Безработица была для него немыслима, так что он нашел себе службу страхового агента в Биг-Рапидс, городка в нескольких сотнях миль от Джексона.

Где бы ни зародилось дальнейшее стремление Гарри Селфриджа превратить процесс покупки в соблазнительное переживание, это произошло однозначно не в Биг-Рапидс. Сельские развлечения никогда его не прельщали, а в Биг-Рапидс тех лет заняться в свободное время можно было только охотой или рыбалкой. К спиртному он тоже был равнодушен. Что его занимало, так это карточная игра – особенно покер, – и скорее всего навыки он отточил именно в Биг-Рапидс. Говорят, в какой-то момент скука заставила его заняться юриспруденцией – он прошел дистанционный курс по переписке, но, как позднее признавал сам, потерпел в этом «совершенное фиаско». Одна его привычка, однако, оставалась неизменной. В конторе он всегда появлялся безупречно одетым. Годы спустя, когда Селфридж стал знаменитостью и американская пресса выпускала его биографию по частям, один его старый знакомый из Биг-Рапидс вспоминал: «Гарри всегда выглядел так, будто его только что достали из шляпной коробки».

Гарри Селфридж вернулся в Джексон в конце 1876 года с пятьюстами долларами, которые «откладывал с получек» (учитывая его страсть к покеру, куда вероятнее, что это были его выигрыши). Там он переходил с одной скучной должности на другую, и высшей точкой этого пути оказалась бакалейная лавка, куда он устроился через полтора года. К тому времени ему исполнилось двадцать два, он отчаянно хотел двигаться дальше. Но как – и куда? Спасение пришло в лице его бывшего нанимателя, Леонарда Филда, который согласился написать рекомендательное письмо Маршаллу Филду в Чикаго. Маршалл был старшим партнером в «Филд, Лейтер и К^о», одном из крупнейших и самых успешных магазинов города. Юный Гарри впоследствии помог сделать его одним из самых известных магазинов Америки.

Селфридж рассказывал, что его собеседование с мистером Филдом продлилось всего несколько минут и что наниматель был «так холоден, что в дрожь бросало». Они обсудили условия, и Гарри утверждал, что согласился на недельное жалованье в десять долларов за обязанности кладовщика в подвале, в отделе оптовых продаж, но зарплата на низшей ступени лестницы, по которой он твердо решил вскарабкаться, несомненно, была ниже.

Описанный в разнообразных источниках как человек «тихий и полный достоинства», такой скупой на слова, что его называли «молчаливый Марш», Филд все свое время уделял работе. Как этот непримечательный человек смог добиться такого успеха в продажах, где не обойтись без умения общаться и вдохновлять, остается загадкой. Филду неинтересны были «фривольные методы», его манера вести дела не отличалась от его образа жизни. Сухой, серьезный и строгий, хотя и всегда вежливый, он был полной противоположностью Гарри Селфриджу. Они дополняли друг друга, но, пусть Селфридж и проработал на Филда более четверти века, друзьями они так и не стали.

Назвать Маршалла Филда «успешным» значит сильно приуменьшить действительность. К 1900 году его официальный доход составлял сорок миллионов долларов (почти восемьсот миллионов по нынешнему курсу), а после его смерти в 1906 году наследникам осталось имущество на общую сумму сто восемнадцать миллионов (сегодня эта сумма составляла бы более двух миллиардов). Значительную часть этого состояния принесла недвижимость и раннее вложение в акции железнодорожных компаний. Также он был одним из первых и важнейших инвесторов в компанию Пульмана и поддержал революционную идею Джорджа Пульмана привнести в путешествие на поезде комфорт и роскошь. Учитывая, что тогда путь только из Чикаго в Нью-Йорк занимал двадцать часов, неудивительно, что элитный вагон-бистро Пульмана, названный «Дельмонико» в честь шикарного нью-йоркского ресторана, пользовался таким успехом. Лишь обеспеченные люди могли путешествовать в вагонах Пульмана, а настоящие богачи выкупали и обустраивали под себя личные вагоны – аналог частных самолетов, – устанавливая там мраморные ванны, огромные, обитые бархатом диваны, слушая в них органную музыку и – верх роскоши – путешествуя с английским дворецким, дабы гарантированно получить лучшее обслуживание.

Краеугольным камнем состояния Филда, однако, были доходы от торговли. Возвышавшийся над Стейт-стрит магазин был Меккой для жителей Чикаго, но, несмотря на успех «великого магазина» в начале XIX века, основой богатства Филда стала оптовая торговля, благодаря которой жители маленьких городков Среднего Запада получали необходимые товары – от тканей для платьев до ковров, от пелерин до солнечных зонтиков.

Маршалл Филд вырос в городке Конвей, штат Массачусетс, в семье фермера, все члены которой трудились в поле. Так как ни он, ни его старший брат Джозеф не испытывали тяги к сельскому хозяйству, оба выбрали единственный путь, ведущий из деревни, – работу продавца в галантерейной лавке. Первую должность Маршалл получил в Питтсфилде, штат Массачусетс, но в 1856 году отправился на запад, в Чикаго, к своему брату Джозефу – хотя едва ли аккуратный и чистоплотный прихожанин двадцати одного года представлял себе, что его ожидало в этом городе. Повсюду в отстроенных из темного дерева кварталах, тянущихся вдоль озера Мичиган, ему встречались напоминания о том, что Чикаго был последним рубежом перед Диким Западом. Основное воспоминание об этом месте – грязь, просачивающаяся на деревянный настил тротуаров, налипающая на колеса фургонов и на подолы нарядов дам. Впрочем, настоящих дам в Чикаго было немного. Когда местные мужчины задумывались о женитьбе, они «устремлялись на восток» и, подыскав себе подходящую невесту, возвращались в Чикаго и давали в местные газеты объявление с адресом своего нового семейного гнездышка. Предприимчивые портные были в числе первых визитеров. Изучив наряды невесты, портной отправлялся по домам клиентов, передавая от нее приветы и делясь новообретенными знаниями о «последних модных тенденциях востока».

Для тех, кто был готов пойти на риск, открывались потрясающие возможности. Уильям Батлер Огден, ставший первым мэром Чикаго, приобрел в 1844 году участок земли за восемь тысяч долларов, а шесть лет спустя продал его за три миллиона. Мистер Огден был предпринимателем до мозга костей. Когда иссякли источники финансирования для строительства канала Иллинойс – Мичиган, он организовал выпуск облигаций, чтобы получить необходимые наличные. Всегда мыслящий на шаг вперед, он построил первую чикагскую железную дорогу в тот же год, когда было открыто движение по Каналу.

В 1856 году у Маршалла Филда не было средств, чтобы купить землю или открыть магазин. Вместо этого он получил должность в оптовой компании «Фарвелл, Кули и Ведсворт», одной из множества организаций, доставлявших галантерейные товары по активно разрастающимся железным дорогам из Чикаго в новые городки – туда, где заканчивались рельсы, а женщины отчаянно нуждались во всевозможных товарах – от хлопчатобумажных и ситцевых тканей до ниток и пуговиц. Филд работал «в поле» – встречался с местными торговцами, изучал возможности для развития бизнеса и ответственно выполнял все обязанности, которые возлагал на него мистер Кули. Тем временем высокопрофессиональный бухгалтер Леви З. Лейтер столь же усердно трудился в конторе, внося доходы в книги учета. Когда Поттер Палмер – возможно, самый успешный торговец в Чикаго – оставил оптовые продажи и бросил все силы на розницу, вежливый мистер Филд получил большую часть его клиентов – и в то же время зорко наблюдал за тем, как развивался новый шикарный магазин мистера Палмера на Лейк-стрит.

Дамы в Чикаго подходили к покупкам со всей серьезностью. В предвоенный финансовый спад они покупали товары со скидкой в таких количествах, что журнал «Харперс» ядовито советовал мужьям «понаблюдать за женами в магазине, чтобы узнать их по-настоящему. Быть может, в гостиной она ангел, но у прилавка превращается в вурдалака». На самом деле поход за покупками был чуть ли не единственным развлечением для чикагских дам. Там не было ни салонов красоты, ни ресторанов – по крайней мере таких, в которых могла пообедать женщина, – и был всего один театр. Всю работу по дому и приготовление еды брали на себя слуги. Единственное, чем могли заняться дамы за пределами дома – кроме посещения мероприятий, организованных местной церковью, – это покупать одежду и товары для дома. Феминистки давно уже возмущались по поводу потребительской культуры, однако одна из первых поборниц женских прав Элизабет Кэди Стэнтон высказывалась по этому поводу весьма однозначно. Хотя она презирала излишества богатых дам, которые «жили только ради моды», она же призывала женщин добиваться независимости, взяв в свои руки семейный бюджет. «Идите и покупайте!» – кричала она на митингах и собраниях, побуждая их проявить инициативу в обустройстве дома и создании собственного гардероба – независимо от того, сами ли они оплачивали счета.

Когда дело касалось зарабатывания денег, амбиции Маршалла Филда взмывали до заоблачных высот. Всю свою жизнь он оценивал любую возможность исключительно по перспективе возврата инвестиций – и когда мистер Ведсворт вышел на пенсию, Филд не смог отказаться от такого шанса и выкупил долю партнера. Когда началась Гражданская война, мистер Фарвелл, единственный оставшийся партнер-основатель, сделал Маршалла Филда старшим партнером. Три года спустя после очередного перераспределения ролей Филд и Леви Лейтер стали единственными владельцами универмага. Каким-то чудом, несмотря на шестнадцатичасовые рабочие дни, Маршалл Филд познакомился с Нэнни Скотт и женился на ней. В 1868 году родился их сын, которого в честь отца назвали Маршаллом. К тому времени доход Филдов был высоким и стабильным.

Современные исследователи возносят хвалу Маршаллу Филду как одному из «отцов-основателей» розничной торговли, но, пожалуй, его взлет был связан скорее с покупкой компаний других людей, чем с основанием собственной. Дело, которое помогло ему совершить скачок к успеху, было основано Поттером Палмером. Через десять лет после открытия своего магазина Палмер зарабатывал десять миллионов долларов в год. Он был богат, но нездоров. В 1865 году, измотанный и встревоженный мрачными предсказаниями врачей, Палмер продал большую часть акций своей компании Филду и Лейтеру за семьсот пятьдесят тысяч долларов и переехал в Париж, оставив своим преемникам стартовую площадку, о которой конкуренты могли только мечтать.

Вскоре Палмер вернулся в Чикаго, привезя с собой восторженные впечатления о программе реконструкции барона Османа, благодаря которой узкие улицы Парижа превратились в изящные бульвары, а современная канализация и транспортная система наконец-то позволили его жителям с удовольствием ходить по магазинам.

Он знал, что если Чикаго хотел обзавестись собственным кварталом с магазинами мирового класса, то этим магазинам нужно было достойное окружение. Он вытащил чековую книжку и начал скупать здания на Стейт-стрит, идущей вдоль береговой линии, пока его недвижимость не растянулась на целую милю. Он пролоббировал с городским советом проект по превращению улицы в бульвар – и как по волшебству переместил центр Чикаго с идущей вдоль дурно пахнущей реки Лейк-стрит на Стейт-стрит, которой владел практически единолично. Он снес лачуги, в которых располагались третьесортные лавки и салуны, и выстроил на их месте коммерческие здания, а впоследствии сдал высококлассное шестиэтажное здание на углу Филду и Лейтеру за пятьдесят тысяч долларов в год.

В 1870 году Поттер Палмер женился. В качестве свадебного подарка юной невесте Берте Оноре он построил отель и назвал его «Палмер-Хаус». На восьми этажах располагались двести двадцать пять номеров, отделанных итальянским мрамором и освещенных французскими люстрами, – это было самое шикарное здание во всем Чикаго. Ни один постоялец в отель так и не заселился. В 1871 году по городу прокатилась волна пожаров. Один из них уничтожил три с половиной квадратных мили зданий, триста человек погибли, девяносто тысяч – почти треть населения – остались без крыши над головой. В числе пострадавших зданий были отель Палмера и новый магазин Филда и Лейтера. К счастью, Маршалл Филд и Леви Лейтер заранее позаботились о страховке. Получив компенсацию почти за все уничтоженное имущество, они временно переехали в другое помещение и оттуда с успехом вели торговлю, пока Чикаго возрождался из пепла.

На то, чтобы расчистить завалы после пожара, ушло больше года. Дельцам приходилось изворачиваться, и многие из них организовали конторы прямо у себя дома, пока Чикаго по кускам собирал себя заново под эгидой масштабной программы реконструкции. Филд и Лейтер купили здание на Маркет-стрит, и в этой штаб-квартире оптовой торговли строили планы на будущее. В это время Поттер Палмер разрабатывал проект нового «оте-ля мечты». Чтобы получить стартовый капитал, он продал кусок земли на Стейт-стрит за триста пятьдесят тысяч долларов расчетливым владельцам швейной компании «Зингер», которые как раз в то время вкладывали в недвижимость свои феноменальные доходы с продажи швейных машин.

Благодаря машинке Айзека Зингера и бумажным выкройкам, изобретенным Эллен Деморест, многие американские домохозяйки стали умелыми портнихами. С тяжелым сердцем наблюдая за этой переменой, многочисленные профессиональные портные бросились поднимать ставки, называясь вычурными французскими именами и даже выучивая пару фраз на этом языке, что гарантированно впечатляло клиенток. Но свежеразбогатевшим дамам было неинтересно сидеть дома. Теперь, когда журналы и пособия по моде, этикету и красоте сыпались из-под печатного станка как из рога изо-билия, тенденции менялись в мгновение ока. Женщины хотели выйти на люди и сами делать покупки, и это не ускользнуло от внимания департамента недвижимости Зингеров – компания вложила семьсот пятьдесят тысяч долларов в элегантное, облицованное мрамором здание на углу Стейт-стрит и Вашингтон-стрит. Оно было столь элегантным, что поговаривали, будто сам Александр Стюарт хотел приобрести его для филиала своего нью-йоркского магазина в Чикаго. Но Стюарт потерпел неудачу: здание было сдано в аренду компании «Филд и Лейтер», которая въехала туда осенью 1873 года. В тот же год рухнула Нью-Йоркская фондовая биржа и ввергла Америку в пучины кризиса. Ничего хорошего такое начало не сулило.