Глава 26
Мертвые ничего не расскажут
Два дня спустя я проснулся от телефонного звонка Кэти Грин, флоридского лицензированного риэлтора, жены всемирно известного нейрохирурга доктора Барта Грина. Я просил Кэти подобрать нам с Герцогиней местечко, где мы могли бы жить, пока я буду проходить четырехнедельный амбулаторный курс лечения в Мемориальном госпитале Джексона.
— Вам с Надин очень понравится Индиан-Крик-Айленд, — сказала добрая Кэти. — Это один из самых укромных жилых поселков во всем Майами. Там так спокойно и так тихо! Там есть даже своя собственная полиция… что можно считать плюсом, принимая во внимание ваши с Надин повышенные требования к безопасности.
Тихо и спокойно? Я действительно хотел скрыться от всех и вся. Что такого я могу натворить за четыре недели, особенно в столь скучном и столь тихом месте, как Индиан-Крик-Айленд? Там я буду изолирован от холодного жестокого мира и его невзгод, а именно от кваалюда, кокаина, крэка, марихуаны, валиума, морфина и, конечно же, от специального агента ФБР Грегори Коулмэна.
— Да, Кэти, похоже, это то, что доктор прописал, — сказал я, — особенно насчет тишины и спокойствия. Что за дом?
— Дом просто умопомрачительный! Белый особняк в средиземноморском стиле с красной черепичной крышей. Есть причал для восьмидесятифутовой яхты… — Кэти запнулась, — …это, конечно же, не вполне те же габариты, что у «Надин», но, может быть, ты купишь другую яхту по приезде? Я уверена, Барт тебе в этом поможет.
Логика прямо-таки сочилась из каждого сказанного ею слова.
— Участок просто сказочный, — продолжала Кэти. — Там есть большой плавательный бассейн, кабинка для переодевания, барная стойка со встроенной раковиной и водопроводным краном, газовый мангал для барбекю и джакузи на шесть персон с видом на залив. Лучше не придумаешь для приятного времяпрепровождения с гостями или без. Но самая хорошая новость заключается в том, что владелец готов продать дом со всей обстановкой всего за пять с половиной миллионов долларов. Отличная сделка!
Секундочку! Кто сказал, что я хочу купить дом? Я собирался провести во Флориде всего четыре недели. И зачем мне покупать другую яхту, если мне не нужна даже та, которая у меня уже есть?
— По правде говоря, Кэти, — промямлил я, — я не собираюсь покупать дом прямо сейчас… и, во всяком случае, не собираюсь покупать дом во Флориде. Как ты думаешь, может быть, хозяин сдаст нам этот дом на месяц?
— Нет, — помрачнела Кэти Грин, чья надежда на шесть процентов комиссионных только что растаяла в воздухе. — Этот дом выставлен только на продажу.
— Гм, — недоверчиво хмыкнул я. — Почему бы тебе не предложить хозяину сто штук за месяц и посмотреть, что он на это скажет?
Первого апреля мы въезжали в арендованный дом, а его владелец, наверняка вне себя от радости и напевая под нос, вселялся на месяц в пятизвездочный отель. День дурака оказался идеальным днем для переезда, поскольку я обнаружил, что этот поселок — заповедник для малоизвестной разновидности человека, находящейся под угрозой исчезновения, а именно для старых янки с голубыми волосами. Как справедливо заметила Кэти, они были «активны, как морские слизни».
Однако будем смотреть на вещи более оптимистически: между моим ДТП и прибытием в клинику болезней позвоночника я успел смотаться в Швейцарию и встретиться там с Сорелем и Директором Подделок. Целью той поездки было выяснить, как ФБР пронюхало о моих швейцарских счетах. К моему удивлению, все было в полном порядке. Правительство США не делало никаких запросов. И Сорель, и Директор Подделок заверили меня, что они первыми узнали бы об этом.
Индиан-Крик-Айленд находился всего в пятнадцати минутах езды на машине от клиники. Машин нам хватало — об этом позаботилась Герцогиня. Она организовала доставку новенького «мерседеса» для меня и «рейнджровера» для себя. Гвинни тоже приехала в Майами, чтобы обслуживать меня, и ей тоже нужна была машина, так что я купил ей новый «лексус» у местного дилера.
Разумеется, обоим Рокко тоже пришлось приехать в Майами. Ведь они уже стали как бы частью нашей семьи. Рокко тоже нуждались в машине, и Ричард Бронсон, один из владельцев фирмы «Билтмор», избавил меня от этой головной боли, одолжив мне на месяц свой красный «феррари» с откидным верхом.
Теперь у нашей семьи было достаточно автомобилей, и мое решение арендовать шестидесятифутовую четырехмоторную яхту, чтобы плавать на ней в клинику и обратно, оказалось совершенно нелепым. Каждую неделю приходилось платить двадцать тысяч долларов за четыре вонючих дизельных двигателя, «хорошо оборудованный салон», в который я никогда не заходил, и мостик без тента, из-за чего моя шея и плечи покрылись солнечными ожогами третьей степени. Яхта сдавалась в аренду в комплекте со старым седовласым капитаном, который доставлял меня в клинику и обратно с максимальной скоростью пять узлов.
Однажды мы возвращались из клиники домой, в Индиан-Крик-Айленд. Был субботний полдень, и мы болтались в море уже около часа. Я сидел на верхнем мостике вместе с Гэри Делукой, операционным директором «Доллар Тайм», поразительно похожим на президента Гровера Кливленда. Делука был лысым, широкоплечим, с мрачным лицом и квадратной нижней челюстью. Все его тело было покрыто волосами, особенно на груди и спине. Сняв рубашки, мы оба грелись на солнышке. Я ничего не принимал уже почти месяц, и это само по себе было чудом.
Тем утром Делука сопровождал меня и в клинику. Для него это был способ личного живого общения без вмешательства посторонних, и наша беседа быстро свелась к обсуждению безнадежного, по нашему общему мнению, будущего «Доллар Тайм».
Ни в одной из проблем компании не было вины Делуки, который пришел туда работать совсем недавно и за последние полгода показал себя первоклассным управляющим. Я уже уговорил его перебраться в Нью-Йорк и стать операционным директором «Стив Мэдден Шуз», где отчаянно нуждались в человеке с его знаниями и опытом работы в сфере производства.
Все это мы обсудили еще утром, по пути в клинику. Теперь же, возвращаясь домой, мы говорили о том, что тревожило меня гораздо больше, — что он думает о Гэри Камински, финансовом директоре «Доллар Тайм», том самом типе, что познакомил меня с Жан-Жаком Сорелем и Директором Подделок почти год назад.
— Все-таки есть в нем что-то странное, — говорил Делука, чьи глаза были скрыты за круглыми солнечными очками, — только вот я никак не могу понять, что именно. Такое впечатление, что он преследует какие-то свои цели и задачи, не имеющие никакого отношения к «Доллар Тайм», словно компания для него лишь ширма. Я бы на его месте сходил с ума от того, что фирма летит ко всем чертям, а он ведет себя совершенно безмятежно, но постоянно пытается объяснить мне, как мы могли бы перенаправить прибыль в Швейцарию. Мне так и хочется содрать с него фальшивые волосы — какую такую прибыль? У нас давно нет никакой прибыли, не говоря уж о том чтобы перенаправлять ее куда бы то ни было. — Он пожал плечами. — Ну, рано или поздно я узнаю, что затеял этот ублюдок.
Я медленно кивнул, понимая, что мое первое впечатление о Каминском оказалось абсолютно верным. Волк оказался достаточно проницательным, чтобы не позволить этому уроду в уродливом паричке вмешаться в заграничные сделки. И все же я не был абсолютно уверен, что Камински не почуял недоброе, поэтому решил покатить пробный шар.
— Согласен с тобой, — сказал я Делуке, — он просто одержим швейцарскими банками. Он даже ко мне приставал с этой идеей, — я сделал маленькую паузу, словно припоминая что-то. — Ну да, где-то с год назад. Я тогда поехал вместе с ним, чтобы посмотреть, что к чему, но мне показалось, что овчинка не стоит выделки, поэтому я отказался. Он ничего тебе об этом не говорил?
— Нет, но я знаю, что у него там куча клиентов. Сам он об этом не рассказывает, но целыми днями болтает по телефону со Швейцарией. Я всегда проверяю телефонные счета, и, если судить по ним, он делает не меньше полудюжины звонков в Швейцарию каждый день. — Делука неодобрительно покачал головой. — Чем бы он там ни занимался, лучше бы это было на законных основаниях, потому что, если это не так и если его телефон прослушивают, ему не миновать серьезных проблем.
Я изобразил на лице кислую улыбку и пожал плечами: дескать, это его проблема, не моя. Однако на самом деле то, что я услышал, встревожило меня: а что, если он в постоянном контакте с Сорелем и Директором Подделок?
— Просто ради любопытства, почему бы тебе не посмотреть в телефонных счетах, по каким номерам он звонит, — сказал я небрежным тоном, — а потом перезвонить и выяснить, с кем он говорит? Было бы любопытно узнать.
— Нет проблем. Как только вернемся, я прыгну в машину и быстренько съезжу в офис.
— Не будь смешным, телефонные счета никуда не денутся до понедельника, — улыбнулся я, чтобы усилить впечатление беспечности. — К тому же сейчас должен приехать Эллиот Лавинь, я хочу познакомить тебя с ним. Он здорово поможет тебе со «Стив Мэдден Шуз».
— Какой-то он немного чокнутый.
— Немного? Да он абсолютный псих, Гэри! И все-таки он один из умнейших людей в индустрии одежды, если не самый умный. Только тебе придется застать его в нужное время, когда он не хрюкает, не бормочет, не галлюцинирует или не платит проститутке десять штук, чтобы она села на корточки на стеклянном столе и покакала, пока он дрочит под столом.
Впервые Эллиот Лавинь попался мне на глаза четыре года назад, когда я проводил отпуск на Багамах вместе с Кенни Грином. Я лежал у бассейна отеля «Кристал Палас», когда ко мне подбежал Кенни. Помнится, он кричал что-то вроде:
— Скорее! Ты должен прямо сейчас пойти в казино и посмотреть на этого парня! Он выиграл уже больше миллиона! И он ненамного старше тебя!
Несмотря на скептическое отношение к любому слову Кенни, я выбрался из шезлонга и направился в казино.
— Чем этот парень зарабатывает на жизнь? — спросил я у Кенни по пути.
— Я спрашивал… ну, этих людей из казино, — ответил Дуболом, чей мозг не мог усвоить таких слов, как дилер, крупье или даже администратор, — и они сказали, что он президент какой-то крупной компании по производству одежды.
Спустя две минуты я смотрел на этого молодого бизнесмена, не веря своим глазам. Теперь уже трудно сказать, что поразило меня больше — вид ослепительно молодого Эллиота, который не только делал ставки по десять тысяч долларов, но и занимал весь стол для игры в очко и играл за семерых, а значит, в каждой игре рисковал семьюдесятью тысячами долларов, — или вид его жены Эллен, которой на вид было не больше тридцати пяти, но она выглядела как чрезвычайно богатая и одновременно чрезвычайно изможденная женщина, и я таких раньше никогда не видел.
Я был сражен наповал. Я смотрел на этих двух необыкновенных людей добрых пятнадцать минут. Они казались крайне странной парой.
Эллиот прекрасно выглядел. У него были густые каштановые волосы до плеч. Он обладал невероятным чувством стиля. Он мог бы расхаживать в подгузнике и галстуке-бабочке, и каждый счел бы это последним криком моды.
Она была совсем другой — маленького роста, с худым лицом, тонким носом, ввалившимися щеками, обесцвеченными волосами, загорелой жесткой кожей, слишком близко посаженными глазами и донельзя худым телом. Я подумал, что она, должно быть, очень интересная личность — любящая супруга высочайшей пробы, во всем поддерживающая своего мужа. Иначе почему этот красивый молодой мужчина, игравший с хладнокровием и щегольством агента 007, женился на ней?
Я слегка ошибался.
На следующий день мы с Эллиотом случайно встретились у бассейна. Коротко обменявшись обычными любезностями, мы стали обсуждать, чем каждый из нас зарабатывает на жизнь, сколько именно зарабатывает и как достиг сегодняшнего положения.
Эллиот, как выяснилось, был президентом «Перри Эллис», одной из компаний Швейного квартала, специализировавшейся на дорогой мужской одежде. Он не был владельцем этой компании, которая, в свою очередь, сама являлась филиалом открытого акционерного общества «Салант», акции которого торговались на Нью-Йоркской фондовой бирже. По сути Эллиот был наемным служащим на жалованье. Когда он сказал, какая у него зарплата, я чуть не упал с кресла — всего миллион долларов в год плюс небольшая премия в несколько сотен штук в зависимости от прибыли. Это была пустяковая сумма — и это с его-то любовью к высоким ставкам в азартных играх. Собственно говоря, каждый раз, когда он садился играть в блэк-джек, на кону была его зарплата за два года. Я не знал, как к этому отнестись — с восхищением или с презрением. Потом все же выбрал восхищение.
Да, он намекал на дополнительный источник дохода в «Перри Эллис» — своего рода дополнительные премиальные, как-то связанные с производством белых мужских рубашек для вечернего костюма где-то в восточных странах. Он не вдавался в подробности, но я быстро прочитал между строк, что он как-то снимает кэш с фабрик. Но даже если он получал от них три-четыре миллиона долларов в год, это все равно были крохи по сравнению с моими доходами.
Прежде чем расстаться, мы обменялись номерами телефонов и обещали созвониться, вернувшись в Штаты. О наркотиках мы ни разу не говорили.
Неделю спустя мы встретились за ланчем в модном тусовочном заведении Швейного квартала. Через пять минут после того, как мы сели за столик, Эллиот сунул руку во внутренний карман и достал оттуда маленький пластиковый пакетик с кокаином. Незаметно зачерпнув из него жестким вкладышем для воротничка фирменной рубашки «Перри Эллис», он мгновенно поднес порошок к носу и сделал сильный вдох. Потом повторил эту процедуру еще раз… и еще… и еще. Он проделывал это так быстро и с таким хладнокровием, что ни одна душа в ресторане ничего не заметила.
Потом он предложил пакетик мне.
— Ты спятил? — отказался я. — Средь бела дня?
— Заткнись и просто сделай это, — настаивал он.
— А вот и сделаю, — сдался я.
Через минуту я чувствовал себя на вершине блаженства, но уже через четыре минуты мне было очень плохо. Я неудержимо скрипел зубами. Мне нужен был валиум. Сжалившись надо мной, Эллиот сунул руку в карман брюк и вытащил оттуда таблетки кваалюда, покрытые коричневыми крапинками.
— Держи, они контрабандные, в них есть валиум.
— Закинуться колесом прямо сейчас, в середине рабочего дня?
— Ну да, почему бы нет? Ты же босс. Кто посмеет тебе что-нибудь сказать?
Он вытащил еще пару таблеток и с улыбкой проглотил их. Потом встал и принялся подпрыгивать, хлопая в ладоши над головой прямо посреди ресторана, чтобы ускорить наступление кайфа. Я тоже проглотил таблетки, решив, что Эллиот знает, что делает.
Спустя несколько минут в ресторан вошел, привлекая всеобщее внимание, мужчина очень крупного сложения лет шестидесяти. От него просто разило богатством.
— Этот мужик стоит полмиллиарда, — шепнул мне Эллиот, — но ты только посмотри, какой у него уродливый галстук!
С этими словами он взял столовый нож, подошел к мужику, обнял его и… отрезал его галстук на глазах у всего ресторана. Потом он снял свой (действительно великолепный) галстук, отвернул воротничок на рубашке крутого мужика и за пять секунд повязал ему свой галстук безупречным виндзорским узлом. И тут «мужик на пол-ярда» обнял его и поблагодарил.
Спустя час мы развлекались с проститутками. С подачи Эллиота я впервые узнал, что такое дорогая шлюха высшего разряда. Несмотря на то, что от кокаина у меня совсем не стояло, она искусно поработала язычком и губами, и я кончил, как из брандспойта, заплатив ей за это пять тысяч долларов. Она сказала, что я очень милый и что пусть она и шлюха, но на ней вполне еще можно жениться, если мне, конечно, это интересно.
Вскоре в комнату вошел Эллиот и заявил:
— Давай одевайся! Мы отправляемся в Атлантик-Сити! Казино прислало за нами вертолет и обещало подарить каждому золотые часы.
— Но у меня с собой только пять штук.
— Я поговорил с администрацией казино, они готовы открыть для тебя кредитную линию на полмиллиона долларов.
Интересно, с чего бы это они готовы одолжить мне так много денег, если я за всю жизнь не сделал ни одной ставки больше тысячи долларов? Однако уже через час я сидел в казино «Трамп-Касл» и играл в блэк-джек, ставя на каждой сдаче, как ни в чем ни бывало, по десять тысяч баксов. К концу вечера я ушел из казино на четверть миллиона долларов богаче и совершенно обдолбанный.
Мы с Эллиотом стали вместе путешествовать по миру — иногда с женами, иногда без них. Со временем я сделал его своим главным подставным, и он отдавал мне миллионы долларов наличными, которые получал от фабрик «Перри Эллис» и выигрывал в казино. Он был первоклассным игроком, и это приносило ему дополнительно не меньше двух миллионов долларов в год.
Потом мы с Дениз развелись, и я устроил мальчишник в честь моей предстоящей свадьбы с Надин. Он стал поворотным пунктом в жизни Эллиота Лавиня. Мальчишник проходил в Лас-Вегасе в только что открывшемся отеле «Мираж», куда слетелась сотня стрэттонцев в сопровождении пятидесяти проституток и такого количества наркоты, что можно было обдолбить всю Неваду. Кроме того, на улицах Вегаса были завербованы еще три десятка проституток, да еще из Калифорнии прилетели несколько ночных бабочек. Прибыли также полдюжины нью-йоркских полицейских, тех самых, с которыми я расплачивался акциями первого выпуска. Оказавшись в Лас-Вегасе, нью-йоркские копы быстро снюхались с местными, и мы наняли для охраны еще несколько человек из их рядов.
Мальчишник проходил в субботу вечером. Мы с Эллиотом были внизу, играли в блэк-джек. Нас окружала толпа незнакомых людей и несколько телохранителей. Эллиот играл за пятерых, я — за оставшихся двоих. Каждая ставка равнялась десяти тысячам. Мы оба были разгорячены игрой, да еще и под кайфом. Я проглотил пять таблеток и вынюхал огромное количество кокаина. Эллиот тоже сожрал пять колес, а кокаина употребил столько, что удивительно, что он не улетел в космос.
Когда мой выигрыш достиг семисот тысяч, а его выигрыш превысил два миллиона, я сказал сквозь зубы, едва ворочая языком:
— Давай закончим на этом и поднимемся наверх.
Разумеется, Эллиот отлично понимал мою дикцию под кайфом, поэтому он кивнул, и мы направились к лестнице. К этому времени я был настолько накачан наркотой, что решил, что мне больше играть не надо, поэтому остановился у кассы и обменял фишки на лимон наличными. Сунув деньги в голубой фирменный рюкзачок казино, я перебросил его через плечо. Эллиот, однако, собирался продолжить игру, поэтому оставил свои фишки на столе под присмотром вооруженной охраны.
Поднявшись наверх, мы пошли по длинному коридору, который упирался в огромную двустворчатую дверь; по обеим ее сторонам стояли на страже полицейские в форме. Они распахнули перед нами двери, и мы попали в огромную комнату, где бушевал мальчишник. Мы с Эллиотом замерли на месте — перед нами предстала живая картина из жизни Содома и Гоморры. Задняя стена была сделана от пола до потолка из зеркального стекла. Комната была полна людей — они танцевали и занимались любовью. Казалось, пол и потолок двигались навстречу друг другу, стремясь поменяться местами. Запах секса и пота смешивался с резким запахом высокосортной марихуаны. Музыка играла так громко, что, казалось, резонировала моя собственная глотка. Полдюжины нью-йоркских копов наблюдали за порядком.
В дальнем углу комнаты омерзительного вида проститутка — голая, покрытая татуировками, с оранжевыми волосами и лицом бульдога — сидела на высоком барном стуле, широко раздвинув ноги. Перед ней выстроились двадцать обнаженных стрэттонцев, ожидающих своей очереди трахнуть ее.
В этот момент мне стало омерзительно все, вся моя жизнь. Так низко «Стрэттон» еще не опускался. Единственным выходом было пойти в свой номер и вмазать себе пять миллиграммов занакса, двадцать золпидема и тридцать морфина. Что я и сделал. Потом закурил было косячок и тут же провалился в глубокий сон без сновидений.
Я проснулся от того, что Эллиот Лавинь тряс меня за плечи. Было уже раннее утро, и он спокойно объяснил мне, что нам нужно немедленно уезжать из Лас-Вегаса. Обрадовавшись, что весь этот ад кончился, я быстро собрал вещи, но, когда открыл сейф, обнаружил, что там пусто.
— Вчера мне пришлось занять у тебя денег, — крикнул мне Эллиот из соседней комнаты. — Мне немного не повезло.
Выяснилось, что он проиграл два миллиона.
Спустя неделю Эллиот, Дэнни и я отправились в Атлантик-Сити, чтобы Эллиот попробовал частично компенсировать свои потери, но там он проиграл еще миллион. Следующие несколько лет он продолжал проигрывать, пока не проиграл все, что у него было. Сколько именно он проиграл, так и осталось предметом досужих размышлений, хотя по самым приблизительным подсчетам выходило что-то от двадцати до сорока лимонов. Так или иначе, но Эллиот полностью разорился. Он задолжал по налогам, задолжал мне с наличными, да и физически превратился в развалину. Он теперь весил не более ста тридцати фунтов, его кожа приобрела такой же коричневатый оттенок, как его контрабандный кваалюд, и я был искренне рад, что сам принимаю только настоящее дерьмо, изготовленное на фармацевтической фабрике (всегда и во всем надо найти положительные моменты — даже в самом отрицательном).
И вот теперь я сидел на заднем дворе дома в Индиан-Крик-Айленд, любуясь далекими очертаниями Майами. Вместе со мной за столом сидели Эллиот Лавинь, Гэри Делука и близкий друг Эллиота Артур Винер, лысеющий богатый кокаинист лет пятидесяти. У бассейна расположились дамы: прелестная Герцогиня, изможденная Эллен, а также Сонни Винер, жена Артура. К часу дня стало жарко, на небе не было ни облачка.
Я спросил Эллиота, какую цель ставит перед собой компания «Стив Мэдден Шуз» в отношениях с сетью универмагов «Мейси», которая, похоже, недовольна появлением в универмагах корнеров компании «Стив Мэдден Шуз».
Улыбающийся Эллиот Лавинь, успевший съесть пять таблеток кваалюда, произнес нечто весьма бессвязное, посасывая из бутылки холодное пиво «Хайнекен».
— Похоже, он сказал, что мы должны говорить с сетью «Мейси» с позиции силы и заявить им, что не можем открывать наши отделы по одному, — перевел я для Гэри. — Нам нужно делать это сразу во всем регионе, а затем в следующем, чтобы в конечном счете иметь свой корнер в каждом универмаге «Мейси» в любом уголке страны.
— Хорошо сказано, Джордан, — одобрил Артур, — отличный перевод.
И окунув крошечную ложечку во флакон с кокаином, который он держал в руке, с силой втянул порошок левой ноздрей.
Эллиот посмотрел на Делуку, кивнул и приподнял брови, как бы говоря: «Вот видишь, меня не так уж трудно понять».
Тут к нам подошел скелет жены Эллиота и обратился к своему мужу:
— Эллиот, дай мне таблеточку, мои все кончились.
Эллиот отрицательно покачал головой и показал ей средний палец.
— Какая же ты сволочь! — жалобно сказал скелет. — Ну, погоди! В следующий раз, когда ты скажешь, что у тебя кончились таблетки, я тоже пошлю тебя!
Я взглянул на Эллиота — его голова безвольно качалась из стороны в сторону. Это был верный признак того, что сейчас он впадет в полубессознательное состояние.
— Послушай, Эл, — сказал я, — хочешь, я принесу тебе что-нибудь поесть, чтобы ты немного пришел в себя?
Эллиот широко улыбнулся и пробормотал:
— Сделай мне первоклассный чизбургер!
— Нет проблем! — ответил я, поднялся и пошел на кухню, чтобы сделать ему первоклассный чизбургер. В гостиной меня перехватила Герцогиня, на которой был совсем узенький небесно-голубой бразильский купальник-бикини.
— Я больше не могу выносить эту Эллен! — процедила она сквозь зубы. — Она больная на всю голову, я не хочу больше видеть ее в своем доме. Она все время нюхает кокаин, а потом бессвязно бормочет что-то. Все это отвратительно! Просто невыносимо! Ты не торчишь вот уже почти месяц, и я не хочу, чтобы тебя окружали торчки. В этом нет ничего хорошего для тебя.
Я пропустил мимо ушей половину того, что сказала Герцогиня. То есть я все слышал, но куда больше меня волновала ее прелестная грудь (которую она недавно увеличила до третьего размера).
— Успокойся, милая, Эллен не такая уж плохая. Кроме того, Эллиот — один из моих самых близких друзей, так что этот вопрос не подлежит обсуждению.
Не успели эти слова слететь с моих губ, как я понял, что совершил ошибку. В следующую секунду правая рука Герцогиня мелькнула в воздухе в молниеносном хуке, однако за тот месяц, что я не употреблял наркоту, ко мне вернулись мои кошачьи рефлексы, и я с легкостью увернулся.
— Остынь, Надин, — сказал я и засмеялся. — Не так-то легко ударить меня, когда я трезв.
Надин тоже широко улыбнулась, закинула руки мне на шею и сказала:
— Я так горжусь тобой. Ты сейчас совсем другой человек. Даже спина у тебя меньше болит, правда?
— Да, немного меньше, — ответил я, — терпеть можно. Но еще далеко до полного излечения. Как бы то ни было, мне кажется, что я справился с зависимостью от кваалюда. И я люблю тебя еще больше, чем прежде.
— Я тоже люблю тебя, — промурлыкала она, округлив губки. — Я сержусь только потому, что Эллиот и Эллен — это зло. Он очень плохо влияет на тебя, и, если он останется здесь надолго… ну, ты знаешь, о чем я.
Она подарила мне влажный поцелуй в губы и прижалась ко мне всем телом.
Вся кровь хлынула куда-то в самый низ живота, в самый пах. Я подумал, что в словах Герцогини есть зерно истины.
— Знаешь что, — сказал я, — если ты согласишься быть моей сексуальной рабыней до конца недели, я переселю Эллиота с женой в отель. Идет?
Герцогиня широко улыбнулась и ласково погладила именно там, где надо.
— Договорились, милый. Твое желание для меня закон. Убери их отсюда, и я вся твоя.
Пятнадцать минут спустя Эллиот мусолил свой чизбургер, а я говорил по телефону с Джанет, прося ее заказать Эллиоту и Эллен номер в шикарном отеле в тридцати минутах от моего дома.
Неожиданно Эллиот с полным ртом недожеванного чизбургера вскочил с места и нырнул в бассейн. Через несколько секунд он вынырнул и жестом предложил присоединиться к нему для подводного соревнования. Мы с ним всегда так делали — спорили, кто дальше проплывет под водой. Эллиот был сильным пловцом, поскольку вырос на берегу океана, так что он имел некоторое преимущество. Но, принимая во внимание его нынешнее состояние, я подумал, что смогу обыграть его. Кроме того, в юности я подрабатывал спасателем, так что тоже неплохо плавал.
Когда я вынырнул, к краю бассейна подошла Герцогиня:
— Не пора ли вам, двум придуркам, повзрослеть? Мне не нравится ваша тупая игра. Один из вас когда-нибудь за это поплатится. А где Эллиот?
Я посмотрел на дно бассейна и прищурился. Какого черта он там делает? Почему лежит на боку? О черт! Неожиданно весь ужас происходящего ударил мне по мозгам, словно тяжелый молот. Не теряя времени, я нырнул за несчастным на дно бассейна. Он не двигался. Я схватил его за волосы и сильным рывком правой руки потащил к поверхности, бешено работая ногами. Его тело в воде было почти невесомым. Как только мы оказались на поверхности, я рывком вытащил Эллиота на бортик. Его тело безжизненно развалилось на бетоне. Он был мертв. Мертв!
— О боже! — вскрикнула Надин, и по ее щекам потекли слезы. — Эллиот мертв! Спаси его!
— Вызывай скорую! — закричал я. — Быстрее!
Я приложил два пальца к сонной артерии — пульса нет. Я схватил его запястье — ничего. Мой друг умер, подумал я.
И тут я услышал душераздирающий вопль Эллен Лавинь:
— О боже! Нет! Прошу тебя, Господи, не отнимай у меня мужа! Пожалуйста! Спаси его, Джордан! Спаси его! Не дай ему умереть! Я не могу потерять мужа! У меня двое детей! О нет! Не сейчас! Пожалуйста!
Она начала неудержимо рыдать.
Вокруг меня собралась целая толпа — Гэри Делука, Артур и Сонни, Гвинни и Рокко, даже нянька с Чэндлер на руках, прибежавшая на шум. Я видел, как ко мне бежит Надин, позвонившая в службу 911. У меня в ушах звучало: «Спаси его! Спаси его!» Я решил сделать Эллиоту искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, как меня учили в спасательной службе много лет назад.
И вдруг я подумал — а зачем? Со дня на день агент Коулмэн начнет проверку его банковских счетов. Сейчас, когда Эллиот лежал передо мной без признаков жизни, я не мог не подумать, насколько кстати была бы его смерть. Мертвые ничего не расскажут… Эти четыре слова зазвучали в моем мозгу, мой разум умолял меня не возвращать Эллиота к жизни. Пусть вместе с ним умрут все тайны наших сделок.
Этот человек был настоящим воплощением зла в моей жизни. Он снова подсадил меня на колеса после многих лет чистой жизни, подсадил меня и на кокаин, а потом еще и подвел меня как подставной, а это было равносильно тому, чтобы просто украсть мои деньги. И все ради азартных игр. Плюс проблемы с наркотиками, с налоговой службой… Агент Коулмэн не дурак, он тут же нащупает эти слабые места, особенно те, что связаны с налогами, и припугнет Эллиота тюрьмой. И тогда Эллиот начнет давать показания против меня, вывалит все, что ему обо мне известно. Нужно просто дать ему умереть, потому что… мертвые ничего не расскажут…
Но все вокруг кричали:
— Не останавливайся! Продолжай! Продолжай!
И неожиданно до меня дошло, что я уже пытаюсь оживить его! Пока мой рассудок взвешивал все «за» и «против», что-то гораздо более сильное щелкнуло во мне и перевесило все мои рассуждения.
Я прижался ртом к губам Эллиота и с силой вдохнул воздух в его легкие, потом стал ритмично нажимать на его грудную клетку. На секунду остановился, чтобы оценить результат.
Ничего! Черт возьми! Он все так же не подавал признаков жизни! Как же так? Я все делаю правильно! Почему он не дышит?
Неожиданно я вспомнил о приеме Геймлиха: я недавно читал в новостях, как с его помощью спасли утонувшего ребенка. Я перевернул Эллиота на живот, обхватил его обеими руками и резко сжал изо всех сил. Щелк! Раздался хруст, треск… Я понял, что сломал ему ребра. Снова перевернув его на спину, я проверил, не дышит ли он. Нет, Эллиот не дышал.
Все было кончено. Он умер. Я взглянул на Надин и со слезами на глазах сказал:
— Я не знаю, что еще сделать. Он не возвращается.
И тут я снова услышал пронзительный крик Эллен:
— Господи! Мои дети! О боже! Прошу тебя, не останавливайся, Джордан! Продолжай! Ты должен спасти моего мужа!
Эллиот совсем посинел, последние проблески жизни уходили из его глаз. Мысленно произнеся короткую молитву, я сделал глубокий вдох и снова вдохнул в него воздух со всей силой, на которую был только способен, и вдруг почувствовал, как его живот раздулся, словно воздушный шарик… и его желудок изверг съеденный чизбургер. Эллиота вырвало прямо мне в рот. Я отшатнулся и стал судорожно отплевываться и кашлять.
А он уже сделал слабый вдох. Сунув голову в бассейн, я наскоро прополоскал рот и снова посмотрел на Эллиота. Его лицо, кажется, снова порозовело. Но тут же он снова перестал дышать. Я посмотрел на Гэри и сказал:
— Замени меня!
Но тот в ужасе показал мне ладони, будто отталкивая меня, замотал головой, словно говоря: «Нет, ни за что на свете!» — и отступил назад. Я повернулся к Артуру, «лучшему другу» Эллиота, но тот отреагировал точно так же, как Гэри. Мне не оставалось ничего другого, кроме как… отвратительно! Но тут на помощь пришла Герцогиня. Я лил воду на лицо Эллиота, а она вымывала остатки блевотины у него изо рта. Потом я засунул руку ему в глотку и извлек оттуда полупереваренный кусок мяса. Нажав на его язык Эллиота, я освободил его трахею и снова стал делать искусственное дыхание. Все замерли на месте, парализованные ужасом.
Наконец, я услышал вой сирены, и через несколько секунд рядом со мной появились реаниматоры. Меньше чем за три секунды они вставили дыхательную трубку в горло Эллиота и стали качать кислород в его легкие. Потом его осторожно переложили на носилки, отнесли ближе к дому, под тенистое дерево, и поставили капельницу.
Я прыгнул в бассейн и стал полоскать рот, все еще неудержимо откашливаясь. Ко мне подбежала Герцогиня с зубной пастой и щеткой в руках, и я стал чистить зубы прямо в бассейне. Потом выбрался из воды и направился туда, где лежал на носилках Эллиот. Рядом с врачами скорой уже стояло с полдюжины полицейских. Парамедики отчаянно пытались заставить сердце Эллиота нормально работать, но у них это плохо получалось. Один из них протянул мне руку и сказал:
— Вы герой, сэр. Вы спасли жизнь вашему другу.
До меня не сразу дошло: герой? Я? Волк с Уолл-стрит!? Герой! Как восхитительно звучало это слово! Мне отчаянно захотелось снова его услышать, поэтому я сказал:
— Простите, я не расслышал. Что вы сказали?
Парамедик улыбнулся и повторил:
— Вы герой в самом настоящем смысле этого слова. Немногие сделали бы то, что сделали вы. Вас никто не учил, но вы все сделали правильно. Отличная работа, сэр. Вы настоящий герой.
О боже! Это было так приятно! Но я хотел услышать это еще и от Герцогини, с ее пышными бедрами и новой грудью, которые будут полностью принадлежать мне по крайней мере до конца недели, потому что я, ее муж, — настоящий герой, и ни одна женщина не может отказать герою в сексе.
Я нашел Герцогиню сидящей в полном одиночестве на краешке большого кресла. Она все еще была в состоянии шока. Я попытался найти нужные слова, которые заставили бы ее назвать меня героем. Я решил, что будет лучше действовать издалека — похвалить ее за самообладание и за то, что так быстро вызвала скорую помощь. Тогда она почувствует необходимость похвалить меня тоже.
Я присел рядом и обнял ее одной рукой.
— Слава богу, что ты вызвала скорую, Надин. Я хочу сказать, всех словно парализовало, но только не тебя. Ты сильная женщина.
Сказав это, я стал терпеливо ждать.
Она придвинулась ко мне ближе и печально улыбнулась:
— Не знаю. Думаю, это сработал инстинкт. Знаешь, когда видишь такое в фильмах, тебе даже в голову не приходит, что это может случиться с тобой в реальной жизни. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Черт возьми, это просто невероятно! Она так и не назвала меня героем! Надо быть более конкретным.
— Да, понимаю. Никогда не думаешь, что может случиться что-нибудь в таком роде, но когда это случается, инстинкт берет верх. Наверное, именно поэтому я сделал то, что сделал.
Очнись, Герцогиня! Ради бога, сообрази, чего я от тебя хочу!
Похоже, она вняла моим молчаливым мольбам, потому что обняла меня и сказала:
— Боже мой! Ты был неподражаем! Я никогда такого не видела. Я хочу сказать… нельзя описать словами, каким ты был великолепным. Никто не сдвинулся с места, и только ты…
Бог ты мой! Она изливала свое восхищение, но так и не сказала волшебного слова!
— …и ты… я хочу сказать… ты просто герой, милый!
Ну наконец!
— Я так горжусь тобой! Мой муж — герой!
Она горячо поцеловала меня.
В этот самый момент я понял, почему каждый ребенок хочет стать пожарным. Потом я увидел, как Эллиота уносят на носилках.
— Пойдем, — сказал я. — Давай поедем в больницу и проследим, чтобы они там ничего не испортили после того, как я приложил столько усилий, чтобы спасти жизнь Эллиоту.
Двадцать минут спустя мы уже были в приемном отделении больницы Маунт-Синай, и первый прогноз выглядел ужасным: у Эллиота, видимо, пострадал мозг, он может всю оставшуюся жизнь провести в состоянии овоща.
По пути в госпиталь Герцогиня позвонила Барту, и вот теперь я шел следом за ним в реанимацию, где стоял безошибочно опознаваемый запах смерти. Там были четыре врача и две медсестры. Эллиот лежал на спине на операционном столе.
Барт не работал в больнице Маунт-Синай, но его слава, по-видимому, бежала впереди него, потому что все собравшиеся в реанимации врачи знали, кто он такой. Один из них, высокий мужчина в белом лабораторном халате, сказал:
— Он в коме, доктор Грин, и не может дышать самостоятельно. Функции мозга угнетены, сломаны семь ребер. Мы ввели ему адреналин, но никакой реакции не последовало.
Врач посмотрел Барту в глаза и медленно покачал головой, словно говоря: «Он не выживет».
И тогда Барт Грин сделал самую странную вещь на свете. С неколебимой уверенностью он подошел к Эллиоту, схватил его за плечи, прижался губами к его уху и строгим голосом прокричал:
— Эллиот! Немедленно очнитесь! — и стал немилосердно трясти его за плечи. — Эллиот, я доктор Барт Грин, и я приказываю вам перестать валять дурака и немедленно открыть глаза! Вас ждет жена! Она хочет видеть вас!
И после этих простых слов — и несмотря на то, что большинство мужчин предпочли бы умереть, чем вновь увидеться с Эллен, — Эллиот послушно выполнил команду Барта и открыл глаза. В следующую секунду работа его мозга возобновилась в нормальном режиме. Я огляделся — все врачи и медсестры разинули рты от изумления.
И я тоже. Это было чудо, сотворенное чудотворцем! От удивления я стал качать головой и краем глаза заметил большой шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Прищурившись, я прочитал этикетку: морфий. Очень интересно. Зачем морфий умирающему человеку?
Неожиданно меня охватило острое желание схватить шприц с морфином и тут же вмазаться. Я даже не успел понять, почему возникло это желание. Я был чист уже почти месяц, но теперь это не имело никакого значения. Украдкой оглядевшись, я увидел, что все медики склонились над Эллиотом, все еще ошеломленные таким замечательным поворотом событий. Бочком подкравшись к металлическому поддону, я схватил шприц и сунул в карман шортов. Кажется, никто этого не заметил.
Уже в следующее мгновение я почувствовал, как карман становится горячим… очень горячим… Господи Иисусе! Морфин буквально прожигал мне дыру в кармане! Я должен был немедленно вмазаться!
— Это самое невероятное из того, что я видел в своей жизни, — сказал я Барту. — Пойду сообщу всем эту радостную новость!
Когда я рассказал собравшимся в приемном покое, как Эллиот чудесным образом вернулся к жизни, Эллен стала плакать от радости и обнимать меня. Я с трудом избавился от нее, сказав, что мне срочно надо в туалет. Когда я уже уходил, Герцогиня схватила меня за руку и спросила:
— С тобой все в порядке, милый? Что-то ты неважно выглядишь.
Улыбнувшись жене, я ответил:
— Со мной все в порядке. Просто мне нужно в туалет.
Завернув за угол, я рванул к туалету не хуже спринтера. Распахнув дверь, влетел в одну из кабинок и заперся. Потом вынул шприц, спустил шорты и отклячил зад, чтобы вмазаться. И тут — о ужас!
У «шприца» не было поршня!
На самом деле это была одна из тех новомодных безопасных упаковок, которыми можно уколоться, только вставив их в специальное приспособление. У меня в руках был бесполезный флакончик морфия с иголкой… но без поршня! Какой облом! Я с тоской смотрел на флакон… и тут меня осенило!
Натянув шорты, я помчался в магазин подарков на другой стороне улицы, купил там леденец «чупа-чупс» и снова заперся в туалете. Стянув шорты, я воткнул иглу в ягодицу, потом взял палочку от леденца и, пользуясь ею, словно поршнем, выдавил в мышцу все содержимое флакона до последней капельки. И сразу внутри меня словно взорвался пороховой бочонок!
О боже! Должно быть, я попал прямо в вену, потому что вставило меня невероятно быстро. Я упал на колени, во рту резко пересохло, внутренности обожгло словно кипятком, глаза горели огнем, в ушах гудел колокол Свободы, анальный сфинктер напрягся, словно кожа барабана, а это всегда было для меня верхом блаженства!
Так я и сидел на полу туалета — герой со спущенными шортами, и в заднице у меня торчал шприц. Через некоторое время я сообразил, что Герцогиня, должно быть, волнуется, раз меня так долго нет.
Через пару минут я уже шел по коридору в сторону приемного покоя, где ждала меня Герцогиня, и тут меня неожиданно окликнула какая-то пожилая еврейка:
— Сэр?
Я повернулся к ней. Она, нервно улыбаясь, ткнула пальцем в мои шорты и сказала:
— Там у вас сзади… посмотрите на свой зад!
Оказалось, я так и шел по коридору с торчавшей в заднице иглой — словно раненый бык, в которого матадор только что воткнул бандерилью. Я улыбнулся доброй старушке, поблагодарил ее, выдернул шприц, бросил его в урну и снова направился к приемному покою.
Увидев меня, Герцогиня улыбнулась. Но тут у меня потемнело в глазах и… Черт побери!
Когда я очнулся, я сидел на пластиковом стуле. Надо мной склонился средних лет доктор в зеленом хирургическом облачении. В правой руке он держал флакон с нюхательной солью. Рядом с ним стояла Герцогиня. Она больше не улыбалась.
— Вам трудно дышать, мистер Белфорт? — спросил врач. — Вы принимали какие-нибудь наркотики?
— Нет, — проговорил я, с трудом улыбнувшись Герцогине. — Наверное, это стресс. Быть героем не так легко. Верно, милая?
И я снова потерял сознание.
В следующий раз я пришел в себя на заднем сидении лимузина «линкольн», въезжавшего в Индиан-Крик-Айленд, где никогда ничего не происходит. Моей первой мыслью было, что мне нужно бы нюхнуть кокса, чтобы прийти в себя. Это вечная моя беда. Двигаться морфием, не имея при себе для баланса какого-нибудь стимулятора, было глупейшей ошибкой. Нет, я больше никогда не буду так делать. Слава богу, Эллиот привез с собой кокаин! Я возьму его у него в комнате, а потом вычту из тех двух миллионов, что он мне должен.
Спустя пять минут гостевая комната выглядела так, словно десяток агентов ЦРУ в течение трех часов искали в ней украденную микропленку. Повсюду была разбросана одежда, вся мебель была перевернута. И никакого намека на кокаин! Проклятье! Где же он? Я продолжал рыться в комнате еще больше часа, пока до меня, наконец, не дошло: это все тот жирный гад Артур Винер! Это он украл кокаин своего лучшего друга!
Чувствуя себя одиноким и опустошенным, я, продолжая на все лады проклинать Артура Винера, поднялся в спальню и вырубился.
