Всякий раз, когда двери ресторана распахивались и в них появлялась группа брокеров «Стрэттон», три японских мастера суши и полдюжины миниатюрных официанток бросали все свои дела и начинали наперебой выкрикивать высокими голосами приветствия по-японски, церемонно кланяясь гостям.

Повара подбегали к посетителям, чтобы приветствовать их, хватали их за запястья и разглядывали блестящие золотые часы. Потом на ломаном английском принимались задавать вопросы: Сколько часы стоить? Где ты их покупать? Какая машина ты приехать в ресторана? «Феррари»? «Мерседес»? «Порше»? Какая гольф-клуб ходишь? И прочее в том же духе.

Тем временем официантки, одетые в оранжево-розовые кимоно со светло-зелеными поясами и рюкзачками за спиной, гладили тыльной стороной ладошек тонкую итальянскую шерстяную материю сшитых на заказ пиджаков и костюмов от Джильберто, одобрительно кивали и ворковали: О-о-о-о… а-а-а-а… хорошая материя… такая мягкая…

Потом, словно по команде, все одновременно возвращались к прерванным делам. Мастера суши продолжали лепить и заворачивать, резать и раскладывать. Молодым и жаждущим подавались большие чаши саке высшего качества, перед богатыми и голодными ставились огромные деревянные блюда в форме лодки, наполненные неоправданно дорогими суши и сашими.

Чуть только все приходили в себя после столь радушного приема, как дверь ресторана снова открывалась, и все безумие повторялось сначала. Гипервозбужденные сотрудники ресторана кидались на новую группу стрэттонцев, купая их в преувеличенном японском гостеприимстве и сопровождая все действия чистейшим вздором на своем языке.

Добро пожаловать на обед в стиле «Стрэттон»!

На этом крошечном клочке планеты Земля во всем своем великолепии бурлил и волновался параллельный мир. Десятки спортивных автомобилей и длинных лимузинов, припаркованных перед рестораном, перегораживали улицу. Внутри же молодые стрэттонцы продолжали давнюю традицию вести себя как стая неприрученных волков. Из сорока столиков только два были заняты не нашими, а «гражданскими», как мы их называли. Возможно, они случайно забрели в ресторан в поисках места, где можно спокойно и вкусно пообедать. Как бы там ни было, они даже не подозревали о том, какой причудливый жребий им выпал.

По мере продолжения обеда начинали действовать наркотики. Часы едва пробили час пополудни, а некоторые из брокеров уже начинали приходить в состояние наркотического возбуждения. Было нетрудно определить заторчавших — они забрались на столы и заплетающимися языками бессвязно рассказывали в пространство о своих мнимых подвигах. К счастью, в брокерском зале всегда оставались агенты, отвечавшие на телефонные звонки и заполнявшие необходимые бумаги, поэтому пока что никто не сбрасывал с себя одежду и не начинал заниматься сексом прямо под столом или в туалетной комнате.

Я сидел в отдельной кабинке в глубине ресторана, наблюдая, как в обеденном зале разворачивается картина всеобщего безумия, и притворяясь, что слушаю сбивчивую болтовню Кенни «Дуболома» Грина, который нес какой-то вздор насчет своего друга. Виктор Вонг, Испорченный Китаец, кивал своей огромной, как у панды, головой в такт словам Кенни, хотя я был уверен — он тоже знал, что Кенни дебил, и лишь притворялся, что соглашается с ним.

Дуболом тем временем говорил:

— …Та самая причина, по которой ты заработаешь здесь так много денег, Джей Би. Я хочу сказать, Виктор самый смышленый парень из всех, кого я знаю. — Он протянул руку и похлопал Испорченного Китайца по огромной спине. — Не считая тебя, конечно, но это само собой разумеется.

— Вот это сюрприз! — расплылся я в фальшивой улыбке. — Кенни, я так благодарен тебе за такой вотум доверия!

Виктор усмехнулся глупости друга и продемонстрировал мне одну из своих отвратительных ухмылок, от которых его глаза превращались в узенькие щелочки, а то и вовсе исчезали. Кенни, однако, так и не удалось усвоить, что такое ирония, поэтому он принял мои слова за чистую монету, и на его лице появилась гордая улыбка:

— Ну, я думаю, понадобится всего четыреста тысяч долларов начального капитала или около того, чтобы поднять эту птичку в воздух. Если хочешь, можешь дать их мне наличными, а я их сцежу Виктору через мою мать…

— …и тебе даже не придется беспокоиться о том, как бы не оставить ненужных письменных свидетельств…

— …потому что моя мать и Виктор совместно владеют кое-какой недвижимостью и смогут этим объяснить появление денег. Еще нам понадобится несколько ключевых биржевых маклеров, которые помогут привести всю систему в действие, и, самое главное, приличный кусок следующей эмиссии акций. Я думаю, поступим так…

Я быстро отключился и перестал его слушать. Кенни просто лопался по швам от переполнявшего его радостного возбуждения, и каждое слетавшее с его губ слово было полнейшей чушью.

Ни Виктор, ни Кенни еще не знали о предложенной Комиссией сделке. Я собирался держать их в неведении еще несколько дней, пока они не описаются окончательно от восторга по поводу сказочного будущего «Дьюк Секьюритиз», а «Стрэттон-Окмонт» не покажется им давно пройденным этапом. Вот тогда-то я и скажу им.

Я мельком взглянул на Виктора. Созерцание Испорченного Китайца натощак неожиданно вызвало у меня желание съесть его! Почему этот огромный китаец казался таким сочным и мясистым, оставалось для меня загадкой. Впрочем, возможно, во всем была виновата его кожа, нежная, как у младенца. Под этой бархатистой нежной кожей скрывалась щедрая прослойка китайского сала, а под ней — толстые слои упругой китайской плоти, такой, должно быть, приятной на вкус! И все это было покрыто кожей превосходного оттенка свежего меда.

В результате всякий раз, когда я смотрел на Виктора Вонга, он представлялся мне молочным поросенком, и мне нестерпимо хотелось сунуть ему в рот яблоко, нанизать на вертел и зажарить. Потом поставить на стол, полить кисло-сладким соусом и устроить для друзей пир в гавайском стиле — с музыкой, танцами и пением!

— …Виктор человек верный, надежный и всегда таким останется, — продолжал бубнить Дуболом, — и ты больше получишь денег с «Дьюк Секьюритиз», чем с «Билтмор» и «Монро Паркер» вместе взятых.

— Может, и так, Кенни, — пожал я плечами, — но это сейчас для меня не на первом месте. Ты только пойми меня правильно — разумеется, я хочу сделать много денег. Собственно говоря, почему бы всем нам не срубить побольше бабла? Но сейчас для меня важнее обеспечить будущее, твое и Виктора. Это я и пытаюсь сделать, и если у меня все получится, да в придачу выйдет несколько лишних миллионов годового дохода, это будет просто грандиозный успех.

Тут я сделал паузу, чтобы мои собеседники осознали мои слова, и попытался понять по их лицам реакцию на столь неожиданное изменение моей точки зрения. Решив, что пока все идет нормально, я продолжил:

— Ведь меньше чем через полгода нам предстоит суд по иску Комиссии по ценным бумагам и биржам, и кто знает, чем он закончится? Возможно, получится так, что разумнее будет пойти на сделку с Комиссией. И если этот день действительно настанет, я хочу быть уверенным в том, что все получили выездные визы и собрали багаж. Хотите верьте, хотите нет, но я действительно собирался поставить «Дьюк Секьюритиз» на ноги и какое-то время управлять ею, но акции компании «Джудикейт» продолжают висеть на мне. Я не смогу продать их еще две недели, поэтому все, что мы делаем, пока должно остаться между нами. Это крайне важно! Понятно?

Виктор кивнул своей огромной головой в знак понимания:

— Я никому не скажу об этом ни слова. Что касается моих акций «Джудикейт», я и думать о них забыл. Мы все сделаем столько денег на «Дьюк Секьюритиз», что даже если я никогда не продам свою долю, мне на это наплевать.

Тут в разговор встрял Кенни:

— Вот видишь, Джей Би! Я же тебе говорил, у Виктора голова на месте, он делает все как надо, — он еще раз протянул руку и похлопал китайца по огромной спине. — И еще я хочу поклясться тебе в абсолютной верности. Только скажи, какие бумаги ты хочешь, чтобы я купил, и я скуплю их на корню! Ты не увидишь ни одной акции, пока сам не попросишь.

— Вот почему я иду на это, Виктор, — улыбнулся я. — Потому что я верю тебе и знаю, ты все сделаешь правильно. Ты смышленый парень и многого добьешься.

Грош цена его словам. Я был готов поспорить на что угодно, что на самом деле рвение Виктора было липовым, показным. Китаец был неспособен хранить верность кому-либо или чему-либо, даже себе самому. Если что, он вполне мог бы сам себя трахнуть в угоду своему извращенному наркотиками эго.

В соответствии с нашим планом Дэнни появился в ресторане через пятнадцать минут после того, как мы сели за стол. По моим расчетам именно столько времени нужно было Кенни, чтобы насладиться минутой славы в отсутствие Дэнни, на которого он был сильно обижен за то, что тот, по его мнению, несправедливо занял место моего первого помощника. Мне было не по себе от того, что я пренебрег Кенни, но я был вынужден это сделать. И все-таки жаль, что ему придется стать козлом отпущения вместе с Виктором, о котором — и в этом я был абсолютно уверен — он совершенно искренне говорил, какой тот преданный и прочее в том же духе. Ошибка Кенни была в том, что он все еще смотрел на Виктора глазами подростка. Он все еще боготворил его — ведь тот был успешным кокаиновым дилером, в то время как сам Кенни торговал марихуаной, что считалось ступенькой ниже в пищевой цепи наркоторговли.

Так или иначе, я успел обо всем договориться с Дэнни, когда вернулся в офис после встречи с Айком. Я объяснил ему свой план в мельчайших подробностях, утаив совсем немного. Когда я закончил, реакция Дэнни была вполне ожидаемой.

— Для меня, — сказал он, — ты навсегда останешься хозяином «Стрэттон», и шестьдесят центов с каждого доллара всегда будут твоими. Так будет в любом случае — откроешь ли ты офис по соседству или отправишься на своей яхте в кругосветное путешествие.

Спустя час после этого разговора он приехал в ресторан «Тенджин». Сев за столик, он сразу налил себе большую чашку саке, потом наполнил наши три чашки и поднял свою, собираясь произнести тост.

— За дружбу и верность! — сказал он. — И за то, чтобы мы сегодня же вечером были завалены «голубыми фишками»!

— За нас! — воскликнул я, и все четверо сдвинули свои белые фарфоровые чашки и залпом выпили теплую, обжигающую глотку жидкость.

— Послушайте, — обратился я к Кенни и Виктору, — я еще не говорил Дэнни о том, как обстоят дела с «Дьюк Секьюритиз»…

Ложь!

— …так что дайте мне все ему объяснить хотя бы вкратце, чтобы он вошел в курс дела, ладно?

Виктор и Кенни кивнули, и я принялся излагать дело во всех подробностях. Дойдя до вопроса о том, где должна располагаться штаб-квартира компании, я повернулся к Виктору и сказал:

— Могу предложить два варианта. Первый — отправиться в штат Нью-Джерси, он начинается сразу за мостом Джорджа Вашингтона, и открыть фирму там. Лучшим выбором будет район Форт-Ли или, может быть, город Хакенсак. В обоих случаях там у тебя не будет проблем с набором персонала. Ты сможешь нанимать парней со всего Нью-Джерси, к тебе поедут и ребята с Манхэттена, которым надоело тут работать.

Второй вариант — открыть фирму прямо на Манхэттене, но это палка о двух концах. С одной стороны, здесь мгновенно найдется миллион парней, готовых работать на твою фирму, но, с другой стороны, тут будет трудно сделать так, чтобы они были тебе верны. «Стрэттон» — вот оптимальный вариант внутренней организации брокерской фирмы. Именно это и есть один из факторов его успешной деятельности. Взгляни, к примеру, на этот ресторан, — я кивнул головой в сторону обеденного зала. — Все, кого ты тут видишь, это бойцы «Стрэттон», замкнутое самодостаточное сообщество, — я подавил в себе желание назвать это культом, что было гораздо точнее, — в котором им не нужно выслушивать альтернативные точки зрения.

Тебе, Виктор, нужна такая же фирма. Если ты откроешь офис на Манхэттене, твои бойцы будут обедать с биржевыми маклерами из тысяч других фирм. Возможно, сейчас это кажется неважным, но в будущем, поверь мне, это будет иметь огромное значение, особенно если в прессе появятся критические отзывы о твоей фирме или если твои акции начнут стремительно падать. Тогда ты поймешь, как это здорово, когда никто не дует в уши твоим маклерам. Ну, я все сказал. Решать тебе.

Виктор медленно кивнул огромной, как у панды, головой, словно взвешивая все «за» и «против». Это показалось мне комичным, поскольку шансы на то, что он согласится уехать в Нью-Джерси, были ничтожно малы. Раздутое эго Виктора никогда бы не позволило ему уехать в Нью-Джерси. Ведь этот штат не ассоциировался для него с богатством и успехом, и, что самое важное, это было не самое подходящее место для торговли наркотиками. Нет, имеет это смысл или нет, Виктор захочет открыть свою фирму в самом сердце Уолл-стрит. И мне это было на руку. Будет гораздо проще уничтожить его, когда придет время.

То же самое я сказал владельцам «Билтмора» и «Монро Паркер», которые сначала тоже хотели открыть свои офисы на Манхэттене. Именно поэтому «Монро Паркер» была запрятана в северной части штата Нью-Йорк, а расположенная в штате Флорида фирма «Билтмор» предпочла открыть свой офис подальше от «Мили Личинок» в городе-курорте Бока-Ратон — так пресса окрестила часть Южной Флориды, где было расположено огромное множество мелких брокерских фирм.

В конечном счете все сводилось к промыванию мозгов, причем в двух аспектах. Первый — необходимо много раз повторить одно и то же твоей целевой аудитории. Второй — нужно сделать так, чтобы говорить мог только ты и никто другой. Инакомыслие недопустимо. Разумеется, все гораздо проще, если ты говоришь то, что хотят услышать твои подчиненные. Именно так обстояло дело в «Стрэттон-Окмонт». Дважды в день я выступал перед своими брокерами и внушал им, что, если они будут слушаться меня и делать то, что я им говорю, они зашибут столько денег, сколько им и не снилось, и молодые красотки будут падать к их ногам. Собственно, так все и происходило.

После добрых десяти секунд молчания Виктор заговорил:

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но думаю, будет все же лучше открыть офис на Манхэттене. Здесь столько маклеров, что стоит мне лишь свистнуть, и все вакансии будут заполнены.

— Держу пари, — добавил Дуболом, — что Виктор сумеет мотивировать их ленивые задницы. Всем понравится работать на него. Да ведь и я, в случае чего, смогу ему в этом помочь. Я тут кое-что записывал на твоих собраниях, так что мы с Виктором сможем полистать записи и…

О боже! Я быстро отключился, перестал слушать и стал разглядывать гигантскую панду, пытаясь представить, что могло сейчас происходить в ее извращенном мозгу. Вообще-то Виктор был неглупым малым с неплохими способностями. От него мог быть толк. Собственно говоря, тремя годами раньше он оказал мне довольно значительную услугу…

Это случилось сразу после того, как я бросил Дениз. Надин еще не переехала ко мне жить, и за неимением хозяйки дома я решил нанять экономку. Только я хотел, чтобы это был он и чтобы он был геем. Я видел такого в сериале «Династия» — или это был сериал «Даллас»? В любом случае, мне хотелось иметь такого же «голубого» домоправителя, к тому же мое состояние вполне позволяло подобный каприз.

Джанет, разумеется, довольно быстро нашла мне такого, его звали Патрик. Он был таким настоящим геем, что, казалось, из задницы у него просто языки пламени вылетают. Патрик показался мне вполне нормальным парнем, хоть иногда и закладывал за воротник. Впрочем, дома я проводил не так много времени, чтобы по-настоящему понять, что он за человек.

Когда ко мне переехала Герцогиня, она тут же взяла управление хозяйством в свои руки и начала замечать кое-какие вещи — например, что Патрик — настоящий алкаш и к тому же сменяет сексуальных партнеров со скоростью револьверного барабана. Да он сам и похвастался Герцогине, когда его лживый язык развязался под действием алкоголя, таблеток и еще бог знает какой дряни.

Скандальные неприятности не заставили себя ждать. Патрик почему-то решил, что Герцогиня отправится вместе со мной на праздничный пасхальный обед к моим родителям, и вздумал устроить в это время оргию для двух десятков своих дружков, которые сначала все вместе трахались «паровозиком» в моей гостиной, а потом в обнаженном виде играли в моей спальне в твистер. Когда Герцогиня, которой в то время было двадцать три года, вернулась домой, ее глазам предстало то еще зрелище: толпа лихорадочно совокупляющихся геев, прижавшихся чреслами к задницам друг друга. Словно на скотном дворе — и все это в нашем маленьком любовном гнездышке на пятьдесят третьем этаже небоскреба «Олимпик-тауэр» на Манхэттене.

Именно за окном этой квартиры на пятьдесят третьем этаже Виктор держал за ноги Патрика, когда открылось, что Патрик и его дружки стянули пятьдесят тысяч долларов наличными из ящика моего комода. Впрочем, надо сказать в защиту Виктора, что он вывесил Патрика за окно только после того, как много раз и очень настойчиво просил его вернуть украденное. Понятное дело, эти просьбы сопровождались короткими ударами то слева, то справа, в результате чего у Патрика был сломан нос, три или четыре ребра, а оба глаза залились кровью из-за разрыва капилляров. Но вы же не думаете, будто Патрик сразу во всем признался и просто так отдал украденные деньги?

Вот именно. Он и не отдал. Собственно, свидетелями свирепой жестокости Виктора были я и Дэнни, который тоже пытался говорить с Патриком до тех пор, пока Виктор не нанес тому первый сильный удар кулаком, от которого лицо воришки мгновенно превратилось в сырой фарш. Тут Дэнни побежал в туалет, и его стало рвать.

Когда Виктор уж слишком увлекся и был готов отпустить ноги Патрика, я вежливо попросил его втянуть моего эконома обратно. Эта просьба, казалось, опечалила Виктора, и все же он ее покорно выполнил. Когда Дэнни, испуганный и бледно-зеленый, вернулся из туалета, я сказал ему, что вызвал полицейских, чтобы они арестовали Патрика. Дэнни был ошеломлен тем, что у меня хватило наглости вызвать полицию после того, как я сам инициировал избиение подозреваемого. Но тут я объяснил, что, когда полицейские явятся, я во всех подробностях расскажу им, что именно произошло в моей квартире. Что я и сделал. И чтобы быть до конца уверенным в том, что двое молоденьких полицейских хорошо меня поняли, я дал каждому по тысяче долларов наличными, после чего они энергично кивнули, сняли с пояса дубинки и принялись снова дубасить Патрика.

В этот момент к нашему столику подошел мой любимый официант Масса, чтобы принять у нас заказ.

— Скажи-ка, Масса, — улыбнулся я ему, — что сегодня хорошего…

— Почему вы сегодня приехал в лимузине? — перебил он меня. — А где «феррари»? Дон Джонсон, да? Тебе нравится Дон Джонсон?

При этих словах две официантки за его спиной восторженно заахали:

— О, Дон Джонсон… он Дон Джонсон…

Я улыбнулся японцам, восхищавшимся моей белой «феррари-тестаросса». Именно такую машину водил Дон Джонсон в телесериале «Полиция Майами, отдел нравов». Это был еще один пример того, как я воплощал в реальность свои подростковые фантазии. Когда я взрослел, сериал «Полиция Майами, отдел нравов» был моим любимым, поэтому как только я сделал свой первый миллион, так сразу купил белую «тестароссу». Я был слегка смущен сравнением с Доном Джонсоном, поэтому, махнув рукой и отрицательно покачав головой, спросил:

— Так что у нас там сегодня в меню?

Но Масса снова перебил меня:

— Ты еще и Джеймс Бонд! У тебя «астон мартин», как у Бонда. У него в машине всякая ерунда… масло… гвозди…

Официантки снова громко запричитали:

— О! Он Джеймс Бонд! Он чмок-чмок, бац-бац! Чмок-чмок, бац-бац!

Мы все страшно развеселились, услышав это. Масса имел в виду одну из самых глупых ошибок, какие я только совершал в своей жизни. Это случилось годом раньше, после того как я положил в карман 20 миллионов долларов, заработанных на новой эмиссии. Я сидел у себя в кабинете вместе с Дэнни, таблетки уже начинали действовать, и тут мне вдруг ударило в голову острое желание тратить деньги. Я позвонил моему дилеру, занимавшемуся экзотическими авто, и купил для Дэнни черный «роллс-ройс корниш» с откидным верхом за двести тысяч долларов, а для себя — темно-зеленый «астон мартин вираж» за двести пятьдесят штук. Однако этим дело не кончилось, желание швырять деньги не утихало. Тогда мой дилер предложил превратить мой «астон мартин» в настоящий автомобиль Джеймса Бонда, то есть оснастить его соплом для разбрызгивания на дорожное полотно машинного масла, антирадаром, номерными знаками, которые поворачивались, чтобы открыть спрятанный за ними мощный стробоскоп для ослепления преследователей, и специальным устройством для разбрасывания по всей дороге острых гвоздей, шипов или миниатюрных бомбочек (если я найду торговца оружием, который мне их продаст). Этот тюнинг стоил еще сто тысяч долларов. Но я таки согласился на все навороты, которые в конечном итоге высасывали столько энергии из аккумулятора, что машина едва могла тронуться с места. И всякий раз, когда я выезжал на ней покататься, она глохла в самый неподходящий момент. Теперь она просто красовалась в моем гараже.

— Спасибо за комплимент, — сказал я Массе, — но мы сейчас по уши заняты делом, дружище.

Масса учтиво поклонился, перечислил блюда дня и принял у нас заказ. Затем он снова поклонился и исчез.

— Давай вернемся к вопросу финансирования, — сказал я Виктору. — Что-то мне не хочется, чтобы чек тебе выписывала матушка Кенни. И для меня не имеет значения, есть у вас общий бизнес или нет. Просто это опасно, так что не надо этого делать. Я дам тебе четыреста штук наличными, но только не через Глэдис. Как насчет твоих собственных родителей? Можешь ты дать им деньги, а они выпишут тебе чек?

— Мои родители не такие, — смиренно, что бывало с ним нечасто, ответил Виктор. — Они простые люди и не понимают этого. Но я могу что-нибудь придумать с кое-какими зарубежными счетами на Дальнем Востоке, к которым у меня есть доступ.

Мы с Дэнни украдкой переглянулись. Чертов Китаец уже говорил о зарубежных счетах, хотя брокерской фирмы у него еще не было и в помине. Каков извращенец! В преступлениях тоже есть своя логика, своя последовательность. То, что предлагал сделать Виктор, стояло в самом конце логической цепочки, после провернутой обманным путем сделки, а не до нее.

— Этот способ, — сказал я Виктору, — тоже опасен, хоть и по-другому. Ладно, дай мне день-другой, и я что-нибудь придумаю. Может, велю кому-нибудь из моих подставных одолжить тебе эту сумму. Через третьих лиц, разумеется. Я сам все устрою, не беспокойся об этом.

— Как скажешь, — кивнул Виктор, — но если тебе понадобится доступ к моим зарубежным счетам, только моргни, договорились?

— Хорошо, так и сделаю, — улыбнулся я, продолжая хладнокровно расставлять капкан, — но обычно я такими делами не занимаюсь. Ну и последнее, о чем я хочу сказать, это как тебе управлять брокерским счетом «Дьюк Секьюритиз». Для этого есть два способа: играть на повышение или на понижение. Оба способа имеют свои плюсы и минусы. Не вдаваясь в подробности, скажу тебе вот что — играя на повышение, ты сделаешь гораздо больше денег, чем наоборот. Когда я говорю «играть на повышение», это значит, ты должен держать крупные пакеты акций на торговом счете «Дьюк Секьюритиз». Тогда ты сможешь поднимать цены и делать деньги на тех акциях, которыми ты владеешь. И наоборот, если ты играешь на понижение, а цены на акции растут, ты теряешь деньги.

В течение первого года все твои акции должны расти в цене, так что тебе придется долго играть на повышение, если ты хочешь срубить много денег. Я имею в виду, по-настоящему много. Не стану отрицать, тут надо быть неробкого десятка. Я хочу сказать, порой придется потрепать нервы, потому что твои брокеры не всегда смогут скупать все твои акции. Так что твои наличные придется вкладывать в оборотные средства. Но если тебе хватит духу и, раз уж на то пошло, уверенности в себе, чтобы довести дело до конца, тогда после спада ты сможешь заработать кучу бабла на коррекции вверх. Понимаешь, что я хочу сказать, Виктор? Это стратегия не на одну неделю. Она для сильных и дальновидных.

И я посмотрел на него в упор, словно говоря: «Мы же понимаем друг друга?» Потом взглянул на Дуболома. Интересно, дошло до него, что я только что дал Виктору худший совет во всей истории Уолл-стрит? Правда была в том, что игра на повышение — это верный путь к катастрофе. Держать акции на торговом счете фирмы означало рисковать всем. Наличные — вот что главное на Уолл-стрит, и если на торговом счету только акции, фирма крайне уязвима. Собственно, это справедливо для любого бизнеса. Даже водопроводчик, чрезмерно вложившийся в инструменты, будет страдать от нехватки наличных. Когда придет время оплачивать счета — за аренду, телефон и прочее, — он не сможет сделать это, не предлагать же вместо денег разводные ключи. Нет, в любом бизнесе главное — это наличность, и особенно в том, где все твои фонды могут полностью обесцениться за одну ночь.

В брокерском бизнесе правильнее вести игру на понижение, что дает возможность иметь наличность в изобилии. Разумеется, будут потери, когда цены станут расти, но это что-то вроде оплаты страховки. Управляя торговым счетом «Стрэттон», я позволял фирме нести постоянные потери в ежедневных сделках, что обеспечивало ей сохранение большого объема наличных средств и готовность обогатиться в день новой эмиссии. Короче говоря, я терял по миллиону долларов в месяц, играя на понижение, но это давало возможность получать десять миллионов в месяц, работая в секторе первичного размещения акций. Для меня это было столь очевидным, что я и представить себе не мог, чтобы кто-то работал по-другому.

Вопрос заключался в том, клюнут ли на мою приманку Дуболом с Китайцем, или Виктор раскусит всю опасную нелепость игры на повышение? Даже Дэнни, которому ума было не занимать, так и не понял до конца эту идею — или понял, но был таким прирожденным авантюристом, что охотно подверг бы благополучие фирмы серьезному риску ради нескольких лишних миллионов. Сказать наверняка было невозможно.

— По правде говоря, — вступил в разговор Дэнни, обращаясь ко мне, — поначалу я всегда сильно нервничал, когда ты долго держался на длинной позиции, но со временем… когда я увидел, какова дополнительная прибыль, — он покачал головой, словно подчеркивая значимость сказанной чепухи, — ну… это что-то невероятное. Но тут и впрямь нужно иметь немалую выдержку.

— Да, — подтвердил дебил Кенни, — именно так мы сколотили целое состояние. Так и надо делать, Вик.

Какая ирония судьбы! Прошло столько лет, но Кенни так и не разобрался, как мне удается удерживать «Стрэттон» на пике финансового процветания, несмотря на все новые проблемы. Я никогда не играл на повышение — ни разу! За исключением, разумеется, дня новой эмиссии, когда игра на повышение велась в течение нескольких тщательно выбранных минут, когда цены на акции стремительно взлетали. При этом я всегда знал, что вот-вот и все остальные бросятся покупать эти бумаги, и цена тут же упадет.

— Рисковать по жизни для меня не проблема, — важно сказал Виктор, — именно умение рисковать отличает мужчину от мальчика. Если я буду уверен, что акции растут, вложу в них последний цент. Кто не рискует, тот не пьет шампанского, так ведь?

С этими словами морда панды улыбнулась, и глаза снова исчезли в складках жира.

— Вот именно, Вик, — кивнул я. — И еще, если когда-нибудь у тебя возникнут проблемы, я всегда готов поддержать тебя и помочь встать на ноги. Считай меня своим страховым полисом.

Мы снова подняли бокалы и выпили под очередной тост.

Спустя час я шел через брокерский зал, испытывая смешанные чувства. Пока все шло по плану, но что будет дальше со мной, Волком с Уолл-стрит? В конце концов все это безумие брокерской жизни станет далеким воспоминанием, которым я буду иногда делиться с Чэндлер. Я расскажу ей, как когда-то, давным-давно, ее папочка был настоящим игроком на Уолл-стрит и владел одной из крупнейших брокерских фирм в истории; как молодые пацаны, называвшие себя стрэттонцами, носились по Лонг-Айленду, швыряя неимоверные деньги на всякую ерунду.

Да, Чэнни, стрэттонцы смотрели на твоего папочку снизу вверх и называли его Королем, и в этот короткий период времени, приблизительно в те дни, когда ты появилась на свет, твой папочка и впрямь был как король. Он и твоя мамочка жили как король и королева, и куда бы они ни пошли, с ними везде обращались по-королевски. А теперь твой папочка… Черт возьми, кто же он теперь? Может, папочка покажет тебе вырезки из газет и журналов, которые, так сказать, прольют свет… или не прольют. Все равно — то, что пишут о твоем папочке, Чэнни, это ложь. Сплошная ложь! Пресса всегда лжет, и ты сама это знаешь, Чэндлер, правда же? Лучше спроси у своей бабушки Сюзанны, она тебе это подтвердит! Нет, постой, я совсем забыл, твоя бабушка вместе с твоей двоюродной бабушкой Патрисией сидят в тюрьме за отмывание денег. Вот так-то!

Мной овладело дурное предчувствие. О боже! Сделав глубокий вдох, я отодвинул прочь неприятные мысли. Мне всего тридцать один, а я уже почти вышел в тираж. Какая поучительная история! Разве это вообще возможно — стать бывшим в таком молодом возрасте? Наверное, в этом смысле я ничем не отличался от тех детей-актеров, которые, вырастая, превращались в уродливых и неуклюжих взрослых. Как звали того рыжего из телесериала «Семья Партридж»? Дэнни Бонадуче, кажется, или как там? Но разве не лучше быть бывшим, чем никогда не жившим по-настоящему? Трудно сказать, поскольку у этой медали была и обратная сторона — ведь если к чему-нибудь привыкаешь, потом без этого очень трудно обойтись. Первые двадцать шесть лет своей жизни я вполне мог обойтись без возбужденного гула брокеров в клиентском зале, так ведь? Но теперь… как я теперь буду жить без него, если он стал частью моей жизни?

Сделав еще один глубокий вдох, я попытался успокоиться. Мне нужно было сосредоточиться на стрэттонцах. Они были моим пропуском в будущее. У меня был план, и я намеревался придерживаться его. Постепенно отходя от дел, я буду держаться за кулисами, сохраняя мир и спокойствие в рядах своих бойцов и брокерских фирм, удерживая Испорченного Китайца на расстоянии.

Подходя к столу Джанет, я заметил на ее лице мрачное выражение, не предвещавшее ничего хорошего. Ее глаза были распахнуты чуть шире обычного, губы слегка приоткрылись. Она сидела на краешке стула и, как только наши взгляды встретились, вскочила и направилась ко мне. Я подумал, уж не пронюхала ли она каким-то образом о предложении Комиссии по ценным бумагам и биржам. Об этом знали только Дэнни, Айк и я, но Уолл-стрит — это место, где новости распространяются удивительно быстро. Здесь была в ходу поговорка: «Хорошие новости распространяются быстро, а плохие — мгновенно».

— Звонили из «Вижуал Имидж», — поджав губы, сказала Джанет. — Им нужно немедленно поговорить с вами. Сказали, это срочно. Они хотят поговорить обязательно сегодня.

— Что еще за «Вижуал Имидж», черт их дери? Никогда о таких не слышал.

— Это те самые люди, которые снимали твою свадьбу на видео, помнишь? Их доставили самолетом на карибский остров Ангилья. Их было двое — мужчина с темными волосами и женщина-блондинка. Она была одета…

— Да-да, припоминаю, — прервал я Джанет, — не нужно подробного описания. — Я покачал головой, в который раз удивляясь ее памяти на детали. Если бы я не остановил Джанет, она бы вспомнила, какого цвета были колготки на той блондинке. — Так кто звонил? Мужчина или женщина?

— Мужчина. Очень нервничал. Сказал, если не поговорит с тобой в ближайшие несколько часов, будут большие проблемы.

Проблемы? Что за черт? Чушь какая-то! Зачем это снимавшему мою свадьбу оператору так срочно понадобилось поговорить со мной? Может, на свадьбе было что-то не так? Я попытался вспомнить то время… Нет, вряд ли это было связано со свадьбой, хотя я и получил тогда предупреждение от властей крошечного карибского острова Ангильи, на который самолетом доставили три сотни моих близких друзей (друзей ли?). Их поселили в одном из прекраснейших отелей мира — «Маллиоухана». Недельный отдых для всех по системе «все включено» был оплачен мной заранее и обошелся мне больше чем в миллион долларов.

В конце недели губернатор острова лично сообщил мне, что всех нас не арестовали за хранение, потребление и распространение наркотиков только потому, что я дал острову возможность заработать, и что власти в знак благодарности согласны закрыть на все глаза. Однако президент предупредил меня, что все уличенные в хранении и употреблении наркотиков теперь будут внесены в список подозрительных лиц, и если кто-то из них в будущем решит снова посетить Ангилью, пусть лучше оставит наркотики дома. Но все это было три года назад, так что вряд ли сегодня могло быть причиной для волнений видеооператора. Или все-таки могло?

— Ладно, соедини меня с этим парнем, — сказал я Джанет. — Я возьму трубку у себя в кабинете. Кстати, как его зовут? — бросил я через плечо, уже уходя.

— Стив. Стив Бурштейн.

Спустя несколько секунд телефон на моем столе зазвонил. Я обменялся короткими приветствиями со Стивом Бурштейном, президентом «Вижуал Имидж», маленькой семейной фирмы, располагавшейся где-то на южном берегу Лонг-Айленда.

Голос Стива звучал обеспокоенно:

— Мм… итак… не знаю даже, как вам об этом сказать… то есть я хочу сказать… вы были так добры ко мне и моей жене. Вы… вы обращались с нами как с гостями на вашей свадьбе. Надин и вы были так любезны… Это была самая замечательная свадьба, на какой мне только доводилось бывать и…

— Послушай, Стив, — перебил я его, — я очень рад, что тебе понравилась моя свадьба, но сейчас у меня нет времени на пустые разговоры. Говори, наконец, в чем дело.

— Хорошо, — ответил он. — Сегодня ко мне приходили два агента ФБР. Просили у меня копию видео вашей свадьбы.

Вот так я узнал, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.