Мать первая столкнулась с необычными способностями Даши, когда обнаружила, что дочь с неподдельным интересом читает ее учебник дифференциальных уравнений. В то время Даше было всего пять лет. Как потом признавалась Светлана Михайловна, сама она, будучи студенткой заочного института, неоднократно пыталась вникнуть в этот материал, чтобы сдать экзамен, но безуспешно. Вполне возможно, что эти проклятые «дифуры» грезились ей в тот момент, когда она, закусив губу, чтобы своими стонами не разбудить притаившихся за фанерной перегородкой соседей, зачинала Дашу.
Как бы там ни было, но увесистый серый том казался дочери наполненным таким же волшебством, как и сборник сказок Андерсена. И то, что для Светланы Михайловны было сущим наказанием, для дочери стало выражением той гармонии мироздания, которую она пыталась постичь бессонными ночами и которой ей так не хватало в реальной жизни.
Краткость и безапелляционность математических формулировок поразили девочку. Даша внутренне немного поморщилась, когда позднее, в семь лет, обнаружила, уже из учебника физики, что одна из функций ее любимых дифференциальных уравнений заключалась всего-навсего в том, чтобы описать тот или иной закон окружающей ее природы. Ей казалось, что приложение к материальному миру ограничивало первозданный, бесконечный потенциал чисел. К тому же ее чрезвычайно удивило утверждение, что «масса материальной точки полагается постоянной во Времени и независящей от каких-либо особенностей ее движения и взаимодействия с другими телами» [21] . Без всяких объяснений, всего лишь манипулируя в уме бесконечными комбинациями чисел и функций, Даша пришла к выводу, что «дяде», который это сказал, забыли объяснить самое главное. Что инерциальные системы, в которых описывалось поведение ее любимой «материальной точки», конечны! А так как время бесконечно, то они не могут и не должны быть взаимосвязаны. Или, по крайней мере, эта связь должна быть относительной.
Поскольку физики в ее классе еще не было, Даша обратилась с этим чрезвычайно взволновавшим ее вопросом к преподавателю физики в старших классах Натану Исааковичу Иванову. «Пе’гедо мной стояло бледное, почти пгоз’гачное существо, – рассказывал, слегка грассируя, Натан Исаакович в интервью прессе, – этакая Снегугочка из гуской сказки, с двумя большими голубыми бантами и такими же ог’гомными голубыми глазами и оспа’гивала второй закон Ньютона!»
Но это было уже потом, когда Даша, защитив в двенадцать лет докторскую диссертацию, стала знаменитостью, сначала Новосибирского академгородка, а потом и всей страны. А пока бедному Натану Исааковичу надо было как-то реагировать на вопрос этого, в общем-то, «оча’говательного ‘гебенка». И Натан Исаакович принял тогда единственно правильное решение – вызвал в школу родителей.
С этого все и началось. Когда после повторных тестов и экзаменаций, имевшихся под рукой, «специалисты» военного городка № 4 пришли к выводу, что девочка, безусловно, вундеркинд, мать взяла свое укутанное в шерстяные платки дитя и поехала в Новосибирск. Отец не возражал. В то время он уже начал сильно выпивать, и отъезд «женщин» его устраивал. Мать к нему так и не вернулась, и Даша его больше никогда не видела.
Живя погруженной в свои функции и числа, Даша не сразу заметила, как рухнула та страна, которую она так и не успела познать, но благодаря безмерной любви которой к физике и физикам Даша смогла «выбиться в люди». Не заметила она, как началась новая эпоха. Входили в жизнь другие ценности. Институт теоретической физики Академгородка, куда Дарью пригласили работать, пустел на глазах. Брошенное на съедение волчьим законам «новых рыночных отношений» поколение старых ученых стремительно вымирало. Поколение новых еще более стремительно выезжало. «Хозяева» жизни тоже поменялись. Ими становились люди, для которых понятия о моральных ценностях были полностью заменены на материальные. Приватизировалось все, что могло приватизироваться. Заводы, фабрики, институты, люди и даже мозги.
Когда руководство института, в котором работала Даша, сменил какой-то общественный фонд во главе с бывшим секретарем горкома комсомола, Даша впервые столкнулась с «проблемой». К своему удивлению, она оказалось красивой. Худоба, из-за которой вечно переживала ее мать, все время пытаясь чем-нибудь накормить дочь, стройные длинные ноги и, главное, рост вдруг оказались необыкновенно востребованными. С безапелляционной наглостью нового времени к Даше все чаше стали приставать на улице молодые люди. Какие-то бесконечные «продюсеры» и «режиссеры» реклам, «директора» театров мод, модельеры, фотографы и даже взрослые женщины, пытавшиеся заманить ее на приватный разговор, чтобы объяснить, «сколько она теряет в своей жизни», казалось, преследовали ее по пятам. Когда же Дашу вызвал к себе новый «фондовый» руководитель института и прямо предложил Даше годовую зарплату за десять дней, которые она должна была провести с ним на Мальдивах, Даша поняла, что пора что-то предпринимать.
В общем, неизвестно, чем бы все это для нее закончилось, если бы не вмешался, как всегда, его величество Случай.
Все началось с того, что Дарья Валентиновна, а тогда ее уже все называли именно так, по имени-отчеству, несмотря на то, что ей было всего девятнадцать лет, написала статью для узкопрофилированного научного журнала. Это были первые наброски ее будущей научной теории, не подкрепленные пока длинными математическими выкладками. Так сказать, «мысли вслух» по проблеме, которая не оставляла ее, начиная с того памятного дня, когда она впервые задала свой волнующий вопрос Натану Исааковичу.
Проблема эта гнездилась вокруг все того же пресловутого второго закона Ньютона. Естественно, Даша давным-давно знала о существовании совершенно другой концепции мироздания, основанной на знаменитом уравнении Эйнштейна. И естественно, что и здесь она не находила удовлетворительного для себя ответа, утверждая, что основной постулат теории относительности создавал больше вопросов, чем предлагал решений.
В своей статье Дарья Валентиновна фантазировала на тему исследований советского астрофизика Козырева. В своих рассуждениях, касающихся его основной работы «о причинах и следствиях свойств Времени», Дарья Валентиновна вплотную подводила читателя к очень интересному выводу. Получалось, что при желании или, точнее, при существовании источника, обеспечивающего постоянный поток энергии, вполне возможно снивелировать различие этих самых «причин и следствий», которые создаются Временем. «Таким образом, – делала неожиданный вывод Дарья Валентиновна, – различия между прошлым и будущим перестанут существовать». Получалось, что на ограниченном промежутке пространственно-временного континуума могут быть созданы условия, при которых ее любимая «материальная точка» сможет двигаться в любом направлении по шкале Времени!
Забегая вперед, скажем, что именно этот «парадокс Шурановой» и лег впоследствии в основу разработок первых отечественных пространственно-временных генераторов. Или, как их сейчас все чаще называли в ведомстве Синицына, транспОртеры. Причем именно так, с «иностранным» ударением на «о».
Статью опубликовали. И к удивлению главного редактора, который был уверен, что его журнал вряд ли кто читает, на следующий же день ему позвонили. Из Москвы.
Редактор, привыкший, как и все в провинции, что звонок из столицы ничего хорошего не предвещает – по хорошему поводу «из столиц не звонят», покрылся легкой испариной. Некоторое время он молча смотрел в пространство, пытаясь визуально представить человека на другом конце телефонной линии, который долго ему что-то говорил. Связь была ужасной – в трубке все время что-то трещало. Было такое впечатление, что звонили с Марса, а не из Москвы. Тем не менее редактор сумел разобрать, что его собеседник, представившийся руководителем международного симпозиума под названием «Физика Времени», который через несколько дней открывался в столице, просил редактора вместе с автором статьи срочно выехать в Москву «для участия в симпозиуме». Все оплачивалось, плюс предлагался гонорар за выступление. Гонорар, как и суточные, были мизерными, поэтому редактор никакого подвоха в предложении не углядел. На следующий же день они с Дарьей Валентиновной вылетели в Москву.
Из этой поездки ни редактор, ни Даша обратно не вернулись. Причем ни в Новосибирск, ни к своей прежней жизни.