Книга: Форт Росс. Призраки Фортуны
Назад: Глава десятая Новые реалии
Дальше: Часть третья Перекрестки судьбы

Глава одиннадцатая Заря новой эпохи

1787 год. Курская губерния
Императрица спешила в столицу. Теперь, когда все дипломатические формальности были соблюдены и ее миссия радушной хозяйки завершена, сопровождавшие Екатерину в этой поездке многочисленные иностранные посланники были либо оставлены, либо «отставлены» и отправлены докладывать своим правительствам о «грандиозных российских успехах». Екатерина же с тесным кругом приближенных и эскортом личной охраны гнала в Петербург, не жалея ни своих сил, ни лошадиных. Она все еще могла вскочить на коня и повести за собой, как когда-то в юности. Когда она с помощью гвардейцев выхватила власть из рук своего ненавистного муженька, царство ему небесное. Но это, конечно, образ. Сейчас вскакивать на коня ей, слава богу, не требовалось. Да и «вести за собой» и так молившихся на нее подданных труда не составляло.
По всему новому южному российскому тракту были построены станции, где лошадей императрицы меняли в первую очередь. Не обремененная более лишним грузом, а поезд Екатерины был сокращен в десять раз – от двухсот с лишним карет, повозок, тарантасов и кибиток до двадцати карет с гербами Романовых на лаковых черных боках, царица за считаные дни покрывала расстояния, на которые раньше уходили недели. Только пыль стояла столбом вдоль дороги. Но народ российский к пыли привыкший. С благоговением распластавшись в ней ниц, встречал он державный караван. А поднявшись с колен да отряхнувшись, мужики еще долго глядели вслед матушке-царице:
– Шутка ли сказать, саму Екатерину Великую свидеть пришлось!
– Да уж, не ждали, не гадали.
– Вот и жисть не зря прошла!
Только перед Курском Екатерина позволила себе сбавить ход и на несколько дней заперлась во дворце генерал-губернатора. Надо было отдохнуть и привести себя в порядок перед Москвой.
Накануне утром, когда императрица была еще в постели, камердинер Захар принес ей письмо. Обычно государыня вставала рано, полшестого, с утренним шоколадом или кофе просматривала корреспонденцию. Но в поездке она иногда позволяла себе расслабиться и понежиться в постели. Особенно теперь, когда у нее появилась «новая игрушка».
Захар, как обычно, тихо вошел в опочивальню. Императрица села в кровати. Ей даже не надо было спрашивать, от кого письмо. Только от одного человека Захар приносил ей конверты в любое время дня и ночи. Так оно и оказалось.
– Матушка, – Захар с поклоном поставил серебряный поднос на столик у изголовья кровати, – депеша с печатью светлейшего. Из Крыма.
– Вскрой! – коротко приказала императрица.
Захар осторожно сломал печать, развернул сложенное в конверт письмо и протянул его Екатерине.
– Смотри-ка ты, а Резанов-то оправился! – с удивлением воскликнула императрица.
При этих словах перина рядом с ней заходила ходуном, и из подушек «вынырнул» взъерошенный и заспанный Зубов.
– Помнишь, Платоша, благодетеля-то нашего? А говорили, несколько дней жизни осталось, вот и верь докторам апосля этого.
Платон нахмурился, настроение у него явно испортилось. Екатерина с усмешкой смотрела на нового любимчика, теребя ему что-то под одеялом. Зубов пыхтел, но противиться не смел.
– Ого, это у тебя, Платоша, от злости, что ли? – Императрица заливисто рассмеялась, распихивая перины с явным желанием полюбоваться творением своих рук. – Так тебя, mein sußer Junge [11] , надо злить почаще! Ну, иди сюда, мой жеребчик!
И императрица нырнула в перины, наваливаясь своими телесами на бедного Платона. Обращаясь к камердинеру, она томно добавила:
– Ступай, Захар. Отдай Державину письмо, пусть отпишет Григорию Александровичу, что мы повелеваем выдать Резанову тысячу рублей с выздоровлением, да пусть произведет его в капитаны… И поскорей направит опять к нам! Верных слуг мы завсегда в почете держали!
Говоря это, императрица с неимоверным обожанием схватила Платона за щеки и, сжав их «в мордашку», стала агукать, обращаясь к Платону, как к малому дитяте.
– Да скажи ему, что новость эта нам приятная, но не важнее остальных! Ух, пирожок ты мой с яйцами! И еще, пусть напишет, что мы от него новостей поважней ждем! Да, mein sußer?! – сюсюкала царица в припадке телячьей нежности.
Но Платон все еще хмурился.
– Любишь ты, Катенька, деньги транжирить, – капризничал он, начиная елозить под ней в такт ее движениям.
– А ты не жадничай, бука, – жарко шептала ему в ответ разомлевшая от страсти Екатерина. – Ух ты, хорош! Ух ты, мой козлик, ух ты, мой жеребчик… Вот так… Вот так… Давай… давай… Еще… Еще… Я тебе, мой красавчик, если хошь, сто тыщ подарю…
Захар вышел из опочивальни и осторожно опустил полог. К подобным сценам он давно привык. Сколько подобных молодцев прошло перед его глазами – не перечесть. Однако тех, кто собирался «задержаться» подольше, он уже научился различать. «Этот далеко пойдет!» – сразу смекнул Захар. Дело свое мужицкое парень знал, судя по всему, исправно. Но для «фаворского карьеру» этого было мало. «Вон Мамонова-то, глянь, задвинули, что коромысло за печку, никто и не вспомнил. Как и не было человека! Сегодня в пояс кланялись, а завтра поминай как звали! Нет, тут что ни говори, а тож ум нужон хваткий, государственный», – рассуждал про себя Захар Константинович, сам прошедший путь от простого истопника до личного камердинера императрицы. Фаворитов-то много было, а Захар вот только один. Скольких он их встретил и скольких проводил! «Но этого так просто, пожалуй, не задвинешь. Прыткий малец! Этот, наверное, задержится… – качал головой Захар. – У этого взгляд волчий!»
Размышляя таким образом, Захар дошел до дома, отведенного под секретариат императрицы, при котором состоял и придворный поэт Гавриил Романович Державин. Передав письмо, Захар направился в казначейство готовить обещанные Платону сто тысяч. Порядок восхождения очередного фаворита на вершину иерархической лестницы он знал отменно. «В Первопрестольную-то, пожалуй, что и графом ужо въедет, коли здоровье не надорвет, – усмехнулся про себя Захар. – Ну, если не в Москву, то в столицу-то уж точно!»
Интуиция и опыт не подвели Захара и на этот раз. При дворе начиналась новая эра. Эра Платона Зубова. Бывшего корнета конно-гвардейского полка, которого так некстати пропустил все контролировавший Потемкин. Занят был светлейший – фейерверки, смотрины нового флота, армейский парад… Тут разве за всем уследишь! «Да и потом, кто бы мог подумать, что с красавцем Резановым такой казус случится! Ведь как все складывалось-то – загляденье! Так ведь нет, не углядел!» – все сокрушался Потемкин.
Но вскоре у фельдмаршала свободного времени и вовсе не останется. Императрица мчалась в столицу, окрыленная победами и достижениями на юге, а Россия неслась к новой войне с Турцией, которая начнется всего через три месяца. Турки опять просчитаются, и о тайном союзе, который Екатерина все-таки заключила с Австрией, османы узнают слишком поздно. Не зря императрица таскала за собой Иосифа II Габсбурга по херсонским да крымским степям, обедала с ним приватно в походных шатрах – договорились-таки монархи!
Несмотря на всю занятость на южном фронте, метнется тогда Потемкин из своей Новороссии в Петербург, чтобы, как он выражался, «вырвать-таки больной зуб». Но, несмотря на то, что каламбур был в самом деле удачный и все понимали, о каком «зубе» идет речь, уже никто подобострастно не хихикал вокруг светлейшего, как было давеча.
И как ни старался фельдмаршал приостановить победное восхождение Платохи к вершинам власти, а и ему это оказалось не под силу. Чуть сам на старости лет в опалу не угодил! Подходило к концу его время – время невенчанного царя и одного из самых толковых правителей за всю историю Российской империи.
Впрочем, и жизни ему оставалось всего-то четыре года. На историческом горизонте уже занималась заря новой эпохи.
Назад: Глава десятая Новые реалии
Дальше: Часть третья Перекрестки судьбы