Книга: Грейс Келли. Принцесса Монако
Назад: 13. Алекс д'Арси
Дальше: 15. Театр или кино?

14. Дон Ричардсон

Я не считала, что была готова работать в Голливуде. Я думала, что мне нужно еще многому научиться в театре.

 

В октябре 1948 года Грейс перешла на второй курс Американской академии драматического искусства. Учились там всего два года, поэтому второй курс был также и выпускным. К тому времени после жесткого отсева осталось лишь около половины поступивших в прошлом году, и к ним в Академии относились уже не как к студентам, а как к начинающим актерам. Теперь их разделили на группы, каждую из которых должен был обучать профессиональный режиссер. Теория закончилась, началась сплошная практика.
Грейс попала в группу к молодому талантливому и уже довольно известному на Бродвее режиссеру Дону Ричардсону, который недавно ставил дебютный спектакль Берта Ланкастера.
Настоящее имя Дона было Мелвин Шварц, хотя далеко не все об этом знали. Он уже был довольно успешным актером, когда ему отказали в роли из-за того, что он еврей. После этого он сменил имя на Дона Ричардсона и уже под ним прославился как режиссер. В то время ему было около тридцати, он был ярким, темноволосым и темноглазым — то есть внешне полной противоположностью холодной белокурой Грейс. Впрочем, поначалу он ею не слишком заинтересовался, как и она им. Ни о какой любви с первого взгляда и речи не было.
Началось все случайно — однажды они после занятий спускались на лифте, и один из однокурсников начал над Грейс зло подшучивать, а потом решил пугнуть и бросил ей в лицо щенка. Она разрыдалась, а возмущенный Ричардсон вытолкал студента из лифта и предложил проводить Грейс до такси. Никаких далеко идущих планов у него при этом не было. «Она мне даже не показалась хорошенькой, — вспоминал он потом. — Вся какая-то худенькая, на вид лет девятнадцати.»
Такси поймать не удалось, и поскольку на улице шел снег и было довольно холодно, Ричардсон предложил зайти в русскую чайную и согреться. Грейс согласилась. «На ее ресницах блестел иней, — рассказывал он. — Затем она пошла в уборную, чтобы высушить волосы, и когда вернулась, то уже сняла платок.
Вот тогда-то я и разглядел, что на самом деле она гораздо симпатичнее, чем мне показалось в лифте».
Но тут неожиданно выяснилось, что у него нет при себе денег. Страшно неловкая ситуация для любого мужчины, и Дон Ричардсон не был исключением. Чувствуя себя очень неудобно перед замерзшей девушкой, которую он не смог даже чаем напоить, он предложил ей зайти на минуту к нему, взять денег и сходить куда-нибудь перекусить. В тот момент он точно хотел только помочь несчастной девушке, ничего больше.
«Грейс никогда не была великой актрисой, — рассказывал он через много лет, вспоминая их знакомство. — Я был ее учителем, поэтому кому это знать, как не мне. Однако она обладала рядом на удивление выигрышных качеств, и одно из них заключалось в ее умении вызвать у людей сочувствие и желание помочь. Подчас Грей казалась совершенно беспомощной и трогательной, и у вас создавалось впечатление, что стоит ее оставить одну, как она обязательно умрет. Ей просто не выдержать таких мук. Видя, как она чихает и шмыгает носом, я проникся к бедняжке какой то особой теплотой — вы не поверите, но в этой тяге не было ничего приземленного».
Однако у Грейс уже были на него другие планы. Она помогла Ричардсону принести топливо для камина и смирно дождалась, пока он разожжет огонь и уйдет варить кофе. Но когда он вернулся, то не поверил своим глазам: «Я увидел, что Грейс разделась и легла в постель. Никогда не видел ничего более прекрасного. Потрясающее тело! Настоящая скульптура Родена. Тонкая, пленительная фигура: маленькие груди, узкие бедра, почти прозрачная кожа. Самая красивая обнаженная девушка в моей жизни!.. Это было совершенно неожиданно, мы даже не флиртовали. Я глазам своим не верил! Рядом со мной лежало создание неземной красоты. Я чувствовал, как меня охватывает какая-то неодолимая тяга к ней. Я влюбился в ее запястья. Я влюбился в ее щиколотки. Я влюбился в горячую кровь, что текла под нежной, полупрозрачной кожей. Я ощущал, что обязан взять ее под свое крыло, защитить и оградить от невзгод. Я вдруг понял, что влюблен по уши, и мне казалось, что и для нее это не просто случайность, что и она влюблена до безумия. Это была ночь неописуемого экстаза».
Наутро Ричардсон горько раскаивался в своем поступке, считая его неэтичным — ведь он был преподавателем Грейс, а не просто обычным приятелем. Но прекратить эти отношения у него не хватило сил, он был безумно влюблен и не мог даже помыслить о расставании. Грейс со своей стороны не слишком хотела, чтобы о ней болтали, будто она спит с преподавателем из корыстных побуждений — ради карьеры, поэтому согласилась держать их роман в тайне. Формально она продолжала оставаться девушкой Херби Миллера, а отношения с Доном Ричардсоном даже ее подругам стали известны только спустя несколько месяцев и очень их изумили.
Между тем они встречались с Ричардсоном каждые выходные и проводили ночь в его обшарпанной съемной квартирке. «Мы занимались любовью в обветшалом доме с поломанной мебелью, — вспоминал он. — Что-то вроде жилища Раскольникова в «Преступлении и наказании»! Место действия нашего романа можно назвать каким угодно, но только не романтичным».
Грейс любила приносить с собой пластинки, под которые она танцевала обнаженной при свете камина, приводя Ричардсона в состояние экстаза.
«Только сумасшедший не согласится, что это великолепное зрелище! — Даже через несколько десятков лет он не мог скрыть восторга, вспоминая эти дни. — Она была очень сексуальной!»
Еще он вспоминал, что Грейс в то время работала манекенщицей и по моде затягивалась в корсет «Веселая вдова». Приходя к нему, она снимала всю одежду, кроме корсета, и в таком виде ходила по квартире, занимаясь обычными бытовыми делами, которые, разумеется, приобретали при этом очень пикантный оттенок. «К ее приходу я обычно разогревал овощной суп «Кэмпбеле», — рассказывал Ричардсон. — Я кормил ее прямо из банки, а после этого мы ложились в постель и предавались любви. А потом она поспешно выпрыгивала из кровати, наспех одевалась и убегала сниматься».
О романе c Херби Миллером Ричардсон не знал, Грейс рассказала ему лишь о том, как она потеряла девственность в Филадельфии. Впрочем, он был слишком опытен, чтобы поверить, что он у нее лишь второй мужчина — в постели она явно хорошо ориентировалась.
«Нимфоманкой я бы ее не назвал, — отвечал он на вопросы дотошных журналистов, интересующихся пикантными подробностями. — Яза свою жизнь встретил парочку таких особ, и их обеих отличала какая-то патологическая ненасытность. Сами они от этого подчас впадали в уныние или же начинали злиться. Им требовалось еще, еще и еще. Грейс была не такая. В постели она была счастлива и всегда знала, когда с нее достаточно. Мы были молоды, и после. скажем, четырех раз она говорила, что хватит. В этом плане Грейс была абсолютно нормальной женщиной. Она испытывала оргазм и радовалась этому. Но я не думаю, что она занималась любовью исключительно ради секса как такового. Ей требовалось нечто большее. Грейс было нужнее тепло объятий и уверенность, что ей ничего не угрожает. Именно к этому она и стремилась всей душой. Она была любительницей этого дела, чего там греха таить. Но по-моему, самым главным для нее оставалось то, что ее обнимают».
Ричардсон, наверное, был самым чутким из возлюбленных Грейс, никто кроме него не сумел так тонко почувствовать, чего ей на самом деле больше всего не хватало в жизни. Хотя возможно, свою роль сыграло то, что он тогда был в похожем состоянии. Незадолго до встречи с Грейс он пережил очень тяжелое расставание с женой и по уши завяз в долгом и выматывающем нервы бракоразводном процессе. Ему тоже была нужна чья-то забота, чье-то душевное тепло.
«Когда я познакомился с Грейс, мы оба, и она, и я, были совершенно одинокими людьми в этом мире — так. две неприкаянные души.» — говорил он. Ему как никому другому было видно, что она никогда не говорит о родителях, и особенно об отце, словно для нее это больное место. Ну что же, ему нужны были любовь и ласка, ей — отцовская забота. Они нашли друг друга.
Назад: 13. Алекс д'Арси
Дальше: 15. Театр или кино?