В России существует очень распространенное заблуждение, что в США нет профессиональных актеров, а все звезды — бывшие бармены и официантки. На самом деле высокий процент самоучек говорит лишь о том, что в Америке не обязательно иметь актерское образование, чтобы попробовать себя на сцене или в кино. Но актерская школа там существует, и подавляющее большинство артистов либо учились в специальных учебных заведениях, либо занимались на курсах у кого-нибудь из опытных мастеров.

Примерно такая же картина была и в 40-50-е годы. Кто-то занимался на актерских курсах, параллельно подрабатывая (как Мэрилин Монро, например), а кто-то получал профессиональное образование, а уже потом выходил на сцену — как Грейс Келли.

Американская академия драматического искусства в то время была, пожалуй, самым крупным и престижным актерским учебным заведением в США. Из ее стен вышли Кэтрин Хэпберн, Лорен Бэккол, Керк Дуглас и много других знаменитых американских актеров. Преподавали там настоящие мастера, и обучение шло очень серьезное — ставили голос, пластику, учили актерскому мастерству, показывали технические приемы и т. д. Но при этом говорили прямо, что это все лишь наработка навыков, по-настоящему можно научиться играть, лишь выйдя на сцену.

Первой серьезной проблемой для Грейс стал голос. Точнее — акцент. К акценту в американском кино и сейчас предъявляются очень высокие требования. Иностранец, даже будь он самым талантливым артистом в мире, не может сделать карьеру в США, если не научится абсолютно чисто говорить по-английски. Ему так и придется всю жизнь играть второстепенные роли французских соблазнителей и русских шпионов. Так было на заре звукового кино, так осталось и по сей день.

Но и американцам, которые вроде бы с детства говорили на том языке, что нужно, тоже приходилось нелегко, особенно в те времена, когда телевидения еще не было, и поэтому местечковые диалекты были куда заметнее, чем сейчас. Все молодые актеры знали, что если не избавишься от техасского акцента, будешь всю жизнь играть ковбоев, а будешь заглатывать звуки — так и просидишь на комических ролях деревенщин-провинциалов.

Таки Грейс Келли сразу же услышала, что если она не избавится от филадельфийской гнусавости, не видать ей серьезных ролей. Чтобы заинтересовать потенциальных работодателей, она к такой аристократической внешности должна была приобрести и соответствующий выговор.

Ну что же, чего-чего, а работоспособности Грейс было не занимать, ее она унаследовала от обоих родителей. Она рьяно взялась за учебу и, не жалея сил, стала заниматься вырабатыванием правильной дикции и понижением диапазона своего излишне высокого голоса. Кроме того, ей надо было научиться правильно произносить согласные и выработать четкое произношение, без заглатывания окончаний. К тому же Грейс была перфекционисткой, поэтому не удовольствовалась занятиями в Академии, а стала еще брать частные уроки у оперного тенора Марио Фьорелло, который научил ее специальным упражнениям, делающим голос более грудным и звучным.

Результат этих занятий не заставил себя ждать — когда через пару месяцев Грейс приехала в гости к родным, ее произношение произвело настоящий фурор. От местного говора не осталось и следа, она говорила в точности как благородные английские леди. Впрочем, у ее друзей это временами вызвало хихиканье — уж очень высокопарно звучало ее аристократическое произношение в обычных бытовых условиях. Оно прекрасно смотрелось на светском приеме, но никак не на молодежной вечеринке. Но Грейс не смущалась, а на подначки приятелей с вызовом отвечала, что такое произношение — ее обязанность, часть ее будущей профессии.

В остальном, поселившись в Нью-Йорке, Грейс мало изменилась. Она довольно быстро приобрела много хороших приятелей, с которыми могла шутить, участвовать во всяких шалостях и вообще стала среди них совершенно своей.

Ну а малознакомые люди ее чаще недолюбливали. Ее холодная красота в сочетании со сдержанностью, идеальными манерами и замкнутостью создавали ей репутацию надменной одиночки и «задаваки».

Одна из однокурсниц впоследствии, вспоминая об учебе вместе с Грейс, сравнивала ее с манекенщицей: «Приходит, делает, что от нее требуют, и, не проронив ни слова, снова уходит. Некоторые из студентов буквально молились на нее из-за ее красоты и какой-то изысканной отстраненности. Никогда не забуду, как она одевалась для балетного класса. Мы все приходили на занятия в пачках, и Грейс была просто чудо. Она была прекрасна! Но мне всегда казалось, что она немного холодновата».

На самом деле причина такого поведения была, конечно, не в надменности — этого в характере Грейс никогда не было. Просто она была довольно застенчива, не очень уверена в себе и прятала эту неуверенность под маской аристократической сдержанности, часто принимаемой за высокомерие.

Впрочем, был у такого образа и свой плюс — нахальные вертопрахи, так и кружившие вокруг студенток Академии, очень редко решались приставать к столь холодной и надменной девушке, предпочитая добычу, выглядящую более доступной.

В Нью-Йорке Грейс жила в респектабельном пансионе «Барбизонская гостиница для женщин», находившемся в самом центре Манхэттена. Таково было требование Джека Келли, который с трудом отпустил дочь туда, где он уже не мог за ней присматривать. «Барбизонская гостиница для женщин» показалась ему достойным и надежным пристанищем для порядочной девушки. Чтобы попасть туда, надо было предоставить три рекомендации от достойных людей, жили там только девушки, а мужчины не могли проходить дальше гостиной на первом этаже.

Но прекрасная репутация респектабельного пансиона на деле ничего не гарантировала. Да, мужчинам туда вход был запрещен, но во всем остальном девушкам предоставлялась такая свобода, что другие студентки, которым приходилось жить на частных квартирах под присмотром ханжей-домохозяек, очень им завидовали. В «Барбизонской гостинице для женщин» никто не следил, во сколько какая девушка уходит и приходит и даже где она проводит ночь.