Глава двадцать пятая

С неба лились потоки воды, будто Господь выпил целый океан и в ярости сплюнул его на головы глэйдерам.

Глядя на ливень, Томас просидел на одном месте как минимум два часа: съежившись у стены, усталый и весь больной, желая скорее обрести утерянный слух. Он понемногу восстанавливался: давление тишины на перепонки ослабло, ушел звон. Собственный кашель уже не казался просто вибрацией воздуха. Пробилась далекая, словно с той стороны сна, дробь дождевых капель. Похоже, глухим Томас навсегда не останется.

Блеклый серый свет, проникающий в окна, ничуть не справлялся с холодной тьмой внутри стен. Глэйдеры разбрелись по всей комнате: кто сидел сгорбившись, кто лежал на боку. Минхо лежал, свернувшись калачиком у ног Томаса, и не шевелился. Казалось, от малейшего движения по всему телу вожака пробегают волны обжигающей боли. Рядом были и Ньют, и Фрайпан. Никто не говорил, не пытался организовать группу. Никто не считал пропавших и уцелевших. Парни либо сидели, либо валялись на полу без сил, гадая, наверное, как и Томас: что за мир мог породить такую бурю?

Мягкий стук дождевых капель постепенно становился отчетливей, пока Томас окончательно не уверился, что слышит шум ливня. И шум этот, несмотря ни на что, успокаивал. Вскоре Томас заснул.

Проснувшись, он ощутил в теле такую скованность, словно в жилах застыл суперклей. Зато полностью вернулся слух. Тяжело дышали спящие глэйдеры, стонал Минхо и шумела, изливаясь на мостовую, дождевая вода.

Вокруг было темно, хоть глаз коли. Заснув, ребята пропустили наступление ночи.

Успокоив себя и позволив усталости овладеть телом, Томас лег поудобнее на спину — при этом голову устроил на чьей-то ноге — и снова погрузился в сон.

Окончательно его разбудили свет утренней зари и внезапно наступившая тишина. Буря миновала, и вместе с ней ночь. Однако еще прежде, чем ощутить скованность в теле и боль в перетруженных мышцах, Томас почувствовал иное — гораздо более сильное. Голод.

Солнце заглядывало в окна, отбрасывая на пол пятна света. Томас поднял голову. Полуразрушенное здание просматривалось насквозь: каждый из многих десятков этажей, до самой крыши, — и только металлический каркас удерживал дом от падения. Томас ясно видел вверху клочки синего неба (картина, казалось бы, невозможная, если вспомнить вчерашнее). Сколь ни ужасная выдалась буря и какие бы причуды климата ни породили ее, сейчас она успокоилась.

Желудок ревел, требуя пищи, изнутри его словно кололо острыми иглами. Осмотревшись, Томас увидел, что большинство глэйдеров спят. Один лишь Ньют, привалившись спиной к стене, глядел на темное пятно в центре комнаты.

— Ты как там, живой? — спросил Томас, едва шевеля челюстью.

Ньют медленно повернул голову в его сторону. Судя по взгляду, он пребывал где-то в своих мыслях, пока не вынырнул из них и не сосредоточился на Томасе.

— Живой? Да вроде цел. Группа цела — вот что, черт подери, главное.

Слова Ньюта звучали горше некуда.

— Иногда я начинаю сомневаться, — пробормотал Томас.

— В чем?

— Типа главное — это выжить. Порой кажется, что умереть гораздо проще.

— Да ну тебя. Ни на секунду не поверю, что ты и правда так думаешь.

Высказывая грустную мысль, Томас опустил было взгляд, но получив резкий ответ Ньюта, улыбнулся и почувствовал себя лучше.

— Ты прав. Я лишь хотел проникнуться твоим отчаянием. — Томас почти убедил себя в правоте Ньюта: смерть не самый легкий выход.

Ньют вяло указал в сторону Минхо.

— Какого хрена с ним случилось?

— Ударила молния, и одежда на нем загорелась. Удивительно, как еще мозги не поджарились. Мы успели потушить огонь. И вроде вовремя.

— Вовремя? Не хотелось бы увидеть то, что ты называешь «не вовремя».

Закрыв глаза ненадолго, Томас прислонился головой к стене.

— Минхо жив — и ладно, сам же говоришь. Одежда не вся сгорела, — значит, ожогов не так уж и много. Поправится.

— Да, поправится, — ответил Ньют, саркастично хихикнув. — В ближайшее время не предлагай мне свои медицинские услуги, лады?

— О-о-ох, — простонал Минхо. Затем открыл глаза и прищурился, поймав на себе взгляд Томаса. — Ну дела… стебанулся я по полной.

— Как себя чувствуешь? — спросил Ньют.

Не отвечая, Минхо очень медленно, кряхтя и морщась, приподнялся и сел по-турецки. Одежда на нем почернела. В прорехи виднелись волдыри, словно выпученные глаза инопланетных тварей. И хотя Томас не был врачом и в ожогах не разбирался, чутье подсказывало: довольно скоро Минхо придет в норму, поправится. Лицо его почти не пострадало, и даже волосы — грязные, спекшиеся — сохранились.

— Сам сел — значит, порядок, — заметил Томас, хитро улыбаясь.

— Утырок ты стебанутый, — ответил Минхо. — Я кремень. Хоть два раза меня так сожги, все равно еще напинаю тебе по булкам.

Томас пожал плечами.

— М-м, булки… Сейчас бы съел их целую гору. — В желудке рычало и бурлило.

— Ты шутишь? — произнес Минхо. — Вечный зануда Томас шутит!

— Похоже на то, — ответил Ньют.

— Да я вообще хохмач, — снова пожал плечами Томас.

— Заметно. — Минхо, утратив интерес к болтовне, оглядел глэйдеров — спящих или просто лежащих, — уперев пустой взгляд в никуда. — Сколько?

Томас подсчитал парней: одиннадцать. После всех злоключений осталось всего одиннадцать глэйдеров (включая Эриса, новичка). Когда Томас появился в Глэйде, там обитало человек сорок или пятьдесят. Прошло всего несколько недель, и ребят осталось одиннадцать. Одиннадцать.

Осознав масштаб потери, Томас не нашел подходящих слов… Недавний момент веселья показался кощунством. С омерзением Томас подумал: как может он быть частью ПОРОКа? Как может он быть деталью их замысла? Надо поведать Ньюту и Минхо о своих снах-воспоминаниях, но… Томас не мог заставить себя открыться.

— Нас теперь одиннадцать, — сказал наконец Ньют. Вот так. Подвел итог.

— Ага, значит в бурю погибло… Шестеро? Семеро? — Говорил Минхо свершено отстраненно, словно подсчитывая, сколько яблок они потеряли из-за урагана.

— Семь, — резко ответил Ньют. Пренебрежительное отношение Минхо к потерям его явно задело. Потом, правда, он уже мягче добавил: — Семеро погибло. Если только никто не укрылся в соседнем здании.

— Чувак, — сказал Минхо, — мы ж не пройдем город! Против нас могут выйти сотни шизов. Если не тысячи. Мы даже не знаем, чего от них ожидать!

Ньют медленно выдохнул.

— Ты только об этой фигне и можешь думать? Как насчет павших, Минхо? Джек исчез. И Уинстон тоже, он один не добежал бы сюда. И, — он огляделся, — Стэна с Тимом я не вижу. Что с ними делать будем?

— Э, э, э! — Минхо вскинул руки ладонями вперед. — Братан, угомонись. Я не просился на пост лидера. Если хочешь проныть остаток дня, милости прошу, но это не занятие для главного. Главный просчитывает, что делать и куда идти.

— Ну тогда мы правильно выбрали босса, — сказал Ньют и виновато добавил: — Проехали. Извини, правда. Мне…

— Да, да, мне тоже очень жаль, — ответил Минхо, закатив глаза, чего Ньют не заметил, потому что опустил взгляд в пол.

К счастью, подошел Эрис. Томасу не терпелось сменить тему.

— Вы когда-нибудь такую грозу видели? — спросил новенький.

Томас покачал головой — просто потому, что Эрис в этот момент смотрел на него.

— Неестественная какая-то гроза. Память у меня, конечно, в кланк подтерта, но ничего подобного я не припомню. Необычное явление.

— Вспомни, что говорил Крысун и та тетка в автобусе, — посоветовал Минхо. — Про солнечные вспышки и то, как мир горит словно преисподняя. Цивилизация загадила планету — вот тебе и грозы вроде вчерашней. Нам еще повезло, могло быть хуже.

— «Повезло» не самое правильное слово, — заметил Эрис.

— А, ну ладно…

Ньют указал на разбитую стеклянную дверь: за ней разливалось ослепительно белое сияние, к которому глэйдеры привыкли с первого дня на Жаровне.

— Хотя бы буря закончилась. Надо подумать, что дальше делать.

— Вот видишь, — подловил Ньюта Минхо, — ты такой же бессердечный, как и я. И ты прав.

Томас вспомнил шизов: они ломились в окна спальни как живые кошмары, которым до официального статуса зомби не хватает свидетельства о смерти.

— Ага, план продумать надо раньше, чем припрутся шизы. Но прежде всего — еда. И ее нет.

От упоминания о еде голод стал еще сильнее.

— Еда? — раздалось откуда-то сверху.

От удивления Томас ахнул. Глэйдеры подняли головы: в прореху пола третьего этажа на них слегка безумным взглядом смотрел незнакомый латинос. У Томаса внутри от напряжения словно затянулась петля.

— Ты кто? — крикнул Минхо.

Томас глазам не поверил, когда латинос спрыгнул прямо в дырку. Пролетев все три этажа и смягчив падение кувырком, он вскочил на ноги.

— Меня зовут Хорхе, — представился он, раскинув руки и словно ожидая аплодисментов в награду за эффектный трюк. — Я тут главный шиз.