На следующий день я проснулся в отчаянном похмелье. Неземная музыка, двигающиеся стены и мельтешащие повсюду живые книги понемногу начинали действовать мне на нервы. Я хотел лишь убраться из этого заколдованного замка, подальше от сумасшедшего фантома, который и рассудок-то скорее всего оставил в своей прошлой жизни. Но и я хорош, тоже, видимо, голову сдал в гардероб при входе в замок! Надо же, я ведь стал проникаться симпатией к чудовищу из бумаги, к кровожадному убийце, к треклятому призраку. Я даже начал привыкать к блуждающим стенам, рыдающим теням и живым книгам! Давно пора дать деру.

На сей раз я не стал бездумно бродить по залам, а целеустремленно принялся искать выход. Пытался запомнить характерные признаки помещений, число столов и стульев, размеры каминов, высоту дверей и лепнину на потолках. И потому целый день скитался без надежды на успех и под вечер, измученный, снова прибрел в тронный зал, где за ужином меня ждал Гомунколосс.

Помимо миски и кувшина, сегодня на столе лежали стопки книг, рядом стояла свеча, которая лучше обычного освещала бумажную маску. На сей раз никакого вина, ведь, как можно было судить по двум бутылкам у его ног, хозяин замка уже крепко выпил.

— Ты припозднился, — сказал он, едва ворочая языком. Он был пьян и в мрачном, вероятно, даже опасном настроении.

— Я кое-что искал.

— Знаю. Но не нашел. — Он нехорошо рассмеялся.

— Да уж, очень смешно, — откликнулся я и принялся есть надоевшие коренья подземного мира.

Потянулась долгая тишина, нарушаемая лишь возней и шелестом живых книг у наших ног. Прервал ее Гомунколосс, спросив:

— Ты веришь, что существует литература, которая вечна?

Тут раздумывать нечего.

— Да, конечно, — ответил я, не переставая жевать.

— Да, конечно! — передразнил Гомунколосс и поглядел на меня угрюмо. — А я в это не верю, — рявкнул он и потянулся за книгой на столе.

— Это, по-твоему, вечность?

Он подбросил книгу к потолку. Не успела она взлететь достаточно высоко, как ее страницы распались, рассыпались в клочья и тонкой пылю медленно осели на пол. Только обложка приземлилась в целости, но и она разорвалась от удара при падении. Из сломанного переплета выползло несколько личинок, на которые тут же со всех сторон набросились живые книги.

— А ведь это классика, — рассмеялся Тень-Король. — «Философский камень» Фентвега.

Так странно он еще никогда себя не вел. Его движения, его беспокойное ерзанье на стуле наводили на мысли о звере. Только я не мог сообразить, каком.

— Нет, литература не на века, — выкрикнул Гомунколосс. — Она лишь на мгновение. Книги следовало бы изготовлять из стали, с буквами из алмазов, чтобы они вместе с этой планетой рухнули на Солнце и расплавились — ничего вечного не существует. А в искусстве и подавно. Не в том дело, сколько теплится огонек в творении писателя, когда сам автор уже покойник, дело в том, как ярко оно пылает, пока он еще жив.

— Похоже на девиз того, кто пишет ради славы, — бросил я. — Того, кому важно лишь, сколько денег он заработает при жизни.

— Я не про успех говорю, — возразил Гомунколосс. — Какая разница, как продается книга и сколько людей способны понять замысел и насладиться стилем писателя. Это не имеет значения, поскольку зависит от слишком многих случайностей и несправедливостей, чтобы быть мерилом. Я говорю о другом: дело в том, как ярко пылает в тебе Орм, пока ты пишешь.

— Ты веришь в Орм? — осторожно спросил я.

— Я ни во что не верю, — мрачно ответил он. — Я знаю, что Орм существует, вот и все.

Я порылся в карманах плаща.

— В тебе он, вероятно, горел чертовски ярко, когда ты писал вот это, — я показал ему рукопись. — Это самое совершенное, что я когда-либо видел. Вот это на века.

Перегнувшись через стол, Тень-Король навис надо мной, так что я почувствовал на лице его отдающее плесневеющими книгами дыхание. Он глядел бесконечно печально и руку держал опасно близко к огоньку свечи. Кончик указательного пальца затрещал и обуглился.

— Ты понятия не имеешь, как быстро что-то может кануть в Лету, — прошептал он.

На кончике его пальца затанцевал крохотный язычок пламени, потянулась тонкая струйка дыма.

Взяв со стола стакан, я вылил воду ему на руку, и, шипя, огонь погас.

Тень-Король вскинулся, будто хотел броситься на меня, но лишь поглядел с угрозой, а после расхохотался — так он меня еще никогда не пугал. А после, к огромному моему удивлению, опустился на четвереньки и по-обезьяньи бросился прочь из зала. Но с такой скоростью, что у любой обезьяны все волосы в шкуре встали бы дыбом.