Глава вторая
Снежные тайны

Улыбки у Адары были наперечет, как потайные сокровища, и она всегда берегла их на зиму. Каждый год она с нетерпением ждала, когда же наступит ее день рождения, а с ним придут холода. Потому что зимой она становилась особенной.

Она узнала об этом, когда была еще совсем-совсем маленькой и играла с другими детьми в снегу. Адара никогда не страдала от холода так, как Джофф и Тери с их приятелями. Нередко девочка часами гуляла одна, когда все остальные давно уже убегали в тепло – по домам или к старой Лоре, которая всегда была рада налить детям горячего овощного супа. Адара же отправлялась в свое тайное место на дальней окраине полей, каждую зиму – новое, и строила там высокий белый замок: зачерпывала снег голыми ручонками и лепила из него башни и зубчатые стены вроде тех, что, по рассказам Хэла, красовались в королевской столице. Потом она обламывала сосульки с нижних ветвей деревьев и делала из них шпили на башнях и сторожевые посты вокруг замка. Нередко посреди зимы случалась короткая оттепель, а следом ударяли морозы, и тогда ее снежный замок за одну ночь превращался в ледяной – твердый и крепкий, не хуже настоящего. Адара тайком достраивала свой замок всю зиму, и никто ни разу не догадался, чем она занимается. Но в конце концов всегда наступала весна: очередная оттепель не сменялась морозами, и все укрепления и стены таяли и растекались, а Адара начинала считать дни до следующего дня рождения.

Зимние замки редко стояли пустыми. Каждый год с первыми заморозками выползали из своих нор ледяные ящерицы, а по полям принимались метаться, едва касаясь лапками снега, какие-то крохотные синие существа. Все дети играли с ледяными ящерицами, но в их неуклюжих и жестоких руках хрупкие тельца ломались, как сосульки. Даже Джофф, добрая душа, иногда забывался и держал ящерку слишком долго, разглядывая ее так и сяк, и от тепла его пальцев она нагревалась, начинала таять и в конце концов умирала.

Но у Адары руки были прохладные и нежные, так что она могла держать ящериц сколько угодно, и ничего им от этого не было, – только Джофф вечно обижался и сердито спрашивал, как ей это удается. Иногда она ложилась прямо в снег, и ящерки ползали по ней, забавно щекоча лицо легкими лапками. А иногда прятала одну под волосами и так и ходила, только всегда смотрела за тем, чтобы не занести ее случайно в натопленный дом. Собирая остатки еды после обеда, Адара относила их в тайное место, где строился и разрастался ее замок, и рассыпала там, приманивая жильцов. Так что каждую зиму в замке было не протолкнуться от королей и придворных – пушистых зверьков, рискнувших высунуть нос из леса, белых зимних птиц и ледяных ящериц, сотнями сползавшихся на угощение, холодных, проворных и толстеньких. Ящерицы Адаре нравились больше всех питомцев, которых держали ее домашние.

Но по-настоящему она любила только ледяного дракона.

Она не помнила, когда увидела его впервые. Казалось, он был в ее жизни всегда – как видение, проступавшее сквозь пелену зимы и рассекавшее стылый небосклон медленными, безмятежными взмахами голубых крыльев. Ледяные драконы уже в те времена стали редкостью, и, случись им показаться в небе, дети удивленно таращились и тыкали пальцами, а старики бормотали что-то себе под нос и покачивали головами. Все знали, что ледяные драконы – это к зиме, затяжной и суровой. В ночь, когда родилась Адара, кое-кто заметил одного такого на фоне луны. С тех пор он прилетал каждую зиму, и все эти зимы и впрямь были одна другой тяжелее, а весна с каждым годом приходила все позже. В конце концов люди начали жечь костры, молясь и надеясь, что огонь отпугнет дракона, и Адара всякий раз боялась, что это сработает.

Но костры не помогали. Ледяной дракон возвращался каждый год, и Адара знала, что он возвращается к ней.

Дракон был огромный, раза в полтора крупнее тех боевых драконов, покрытых зеленой чешуей, на которых летал Хэл со своими товарищами. Адара слыхала легенды о диких драконах размером с гору, но никогда таких не видела. Дракон Хэла был довольно большой, в пять раз больше лошади, но по сравнению с ледяным – все-таки маленький, да и вдобавок безобразный.

А ледяной дракон был кристально-белый, пронзительно белый до синевы, того оттенка, что холоден и тверд даже на вид. Все его тело покрывала изморозь, так что при каждом движении шкура покрывалась трещинами, как снежная корка под сапогом, и осыпалась хлопьями.

Глаза у дракона были ясные, глубокие и ледяные.

Огромные нетопырьи крылья, голубовато-белые с переливами, пропускали свет: сквозь них виднелись луна и звезды и даже облака, когда дракон вычерчивал круги в морозном небе.

Зубы у него были точь-в-точь как сосульки: зазубренные, неравной длины ледяные копья, выстроившиеся тройным частоколом на страже темно-синей пасти.

Когда дракон взмахивал крыльями, поднимался холодный ветер, поземка завивалась вихрями, и весь мир словно дрожал и ежился. Если в зимнюю пору дверь внезапно распахивалась под порывом ветра, хозяева торопились заложить ее на засов, приговаривая: «Видать, ледяной дракон пролетел».

А когда этот дракон раскрывал свою огромную пасть и делал выдох, то из глотки его вырывался не поток огня и не жгучая серная вонь, как у его меньших собратьев. Ледяной дракон на то и был ледяным, что дышал холодом.

Под его дыханием леденело все. Тепло иссякало. Огонь трепетал и гас. Деревья промерзали насквозь, до самой сердцевины своей медлительной и тайной души, и ветви их становились хрупкими и ломались под собственным весом. Звери и птицы синели, скулили и умирали, застывая с выкаченными глазами и обледеневшей шкурой.

Ледяной дракон дышал смертью – смертью, тишиной и холодом. Но Адара его не боялась. Она была дочерью зимы, а дракон – ее тайным сокровищем.

В небе она видала его тысячу раз. Но еще в четыре года она впервые увидела его на земле.

Адара строила свой снежный замок, когда он приземлился неподалеку, на окраине пустых заснеженных полей. Ледяные ящерицы так и прыснули во все стороны. Адара осталась стоять. Долгих десять ударов сердца дракон смотрел на нее, а потом захлопал крыльями, взмывая обратно в небо. Ветер засвистел у Адары в ушах, пробирая тело до костей, но в душе ее вспыхнула какая-то странная радость.

Позже, тою же зимой, дракон прилетел еще раз, и Адара впервые его потрогала. На ощупь он был очень холодный, но она все равно сняла рукавицы. Иначе было нельзя. Она немного боялась, что от ее пальцев ледяная шкура подтает, но все обошлось. Каким-то шестым чувством Адара понимала, что дракон еще чувствительнее к теплу, чем ледяные ящерки, но ведь и она, холодное дитя зимы, была не такая, как все. Она погладила заиндевевшее крыло и даже решилась коснуться его поцелуем, обжегшим губы. То была четвертая зима ее жизни – зима, когда Адара в первый раз прикоснулась к ледяному дракону.