От Орто Плутонии до пересадочной станции «Румелия» я первый раз вёл пепелац самостоятельно. И это был первый межпланетный космопорт, хоть как-то соответствующий моим представлениям о подобного рода объектах. Все остальные производили впечатление, скорее, военных баз или пристанищ космических пиратов. Здесь на чёрном искристом бархате пространства возлежало нечто, напоминающее инкрустированный драгоценными камнями фельдмаршальский жезл. Россыпи разноцветных огней опоясывали многочисленные секции станции, то цилиндрические, то гранёные, то шаровидные, из отсеков сквозь остекление пробивался золотистый свет. Космическое движение вокруг было не менее оживлённым, чем на Дворце Пряностей. Сенсоры «Горгульи» обнаружили около двадцати различных аппаратов. Когда мы приблизились, от станции как раз отваливал внушительных размеров контейнеровоз, состоящий из тягача и трёх связок контейнеров по четыре штуки, закреплённых над – или под – ним. Звонкий голос женщины-диспетчера в комлинке потребовал от всех остальных кораблей переждать его отправление. Когда контейнеровоз удалился на безопасное расстояние, диспетчер в порядке живой очереди начала раздавать разрешения на посадку и взлёт, называя номера ангаров. Дождавшись наших позывных, я довернул пепелац в направлении ангара, помеченного местной цифрой «3» и плавно дал тягу.

Осока взялась за управление только перед самым порталом, и то одними кончиками пальцев, придерживая, чтобы лучше чувствовать мои действия, как опытный инструктор, контролирующий посадку курсанта лётной школы.

– Не стесняйся маневрировать медленно, – приговаривала она. – Главное, чтобы аккуратно. Как там ты говоришь? «Быстро хорошо не бывает»? Вот не спеши. Плавно. Так, так, и выпускаем опоры. Молодчина!

У трапа нас поджидали три синекожих человека в форменной одежде. У того, что постарше, на голове была шапка, по форме похожая на клобук архиерея, только без покрывала. Наклонную шёлковую ленту на ней пересекала посередине золотая полоска, ниже, в треугольном вырезе над бровями красовалась какая-то сложная эмблема. Чиновник? Двое других, видимо, были солдатами или полицейскими: округлые головные уборы с кокардой в виде золотистой медузы, серо-синие комбинезоны, отделанные светло-серым кантом по воротнику, укороченные сапоги.

– Таможенный контроль, – солидно произнёс чиновник. – Предъявите!

Осока поднесла «рожки» своего планшета к планшету таможенника.

– Благодарю, – кивнул тот. – Почтовые контейнеры сгрузите здесь, их заберут в десять часов, – он указал на заштрихованную синими полосами площадку в углу стояночного пространства.

– Да-да, я помню ваши правила, – ответила Осока. – Алекс, мне придётся ждать почтальона, сходи пока, оплати стоянку. Справишься?

– Надеюсь, – я пожал плечами. – Где это у них?

– Тут схема такая: доходишь до конца ангара, по пандусу вверх, там кольцевой коридор. На внутренней стене магазины и там же контора, напротив входа в пятый ангар. Наш – третий, значит, идти надо направо. Держи деньги. Спасибо.

Глубина ангара оказалась под стать его ширине, метров триста, если не больше. Транспортные средства выезжали из него через ворота, пешеходы поднимались по двум пандусам вдоль перегородки на балкон, с которого, в свою очередь, можно было перейти в коридор. Контору я нашёл по большому светящемуся гербу, резко выделявшемуся среди прямоугольных вывесок местных магазинов. Назвать служащему ангар и стояночное место оказалось недостаточно, пожилой чиновник переспросил у меня ещё и регистрационный номер судна. Как хорошо, что Осока заранее позаботилась и заставила меня вызубрить пять букв и девять цифр, из которых он состоял! Обратно я шёл уже не спеша, попутно изучал нюансы здешней моды, в изобилии демонстрируемой дамами всех возрастов. Исключая комбинезоны, на «Румелии» женщины редко ходили просто в штанах. Чаще присутствовало сочетание брюк или юбки с более длинной верхней одеждой, не знаю, как точно её назвать, лёгкое пальто, что ли. Носили её так, чтобы она оставалась распахнутой, даже когда подпоясана широким декоративным ремнём, и открывала переднюю часть кофточки и юбки или брюк. Из-за голубоватой кожи панторанки предпочитали красно-синюю и серую гамму цветов. Рубашки и платья с орнаментом носили и без пальто. Они, вероятно, являлись национальной одеждой, поскольку женщин других рас, одетых в такие, я не приметил. Иностранки практически ничем не отличались от тех, кого я встречал на Сокорро или Суарби, только одеты были менее легко. Температура на станции показалась мне не вполне комфортной, думаю, около девятнадцати градусов, а из вентиляционных решёток веяло довольно зябким ветерком.

Возле одного из небольших кафе – здесь это слово произносили чуть иначе, «кэф» – расположенных у внешней стороны коридора, ухо моё уловило знакомую речь. Я замедлил шаги. Разговаривали двое мужчин. Изъяснялись они примерно так же, как Осока в первый день нашего знакомства, а в русском переложении беседа звучала вот как:

– Ну, как генеральша? Всё бушует? – спрашивал один.

– Как обычно. Требовала сказать ей правду. Говорю – не верит.

– Да разве она что понимает в этом?

– Ладно, Базили. Уволить она нас не уволит, мы ей слишком нужны. А больше что она нам может сделать? Премии лишить? Так я за неделю больше нахалтурю. А грязным ходить тоже надоело!

– Точно! Дай пять! И вообще. Чего она в личную жизнь ко всем лезет? Как отдыхаем, что пьём, где моемся… Я, что, работу свою плохо выполняю? А после смены – уж извини-подвинься, дело моё!

Осока к моему возвращению успела не только сдать почту, но и переодеться в белоснежную тунику из ворсистой ткани и сверкающие металлом синие брючки-лосины. Когда я вошёл, она как раз перекладывала всякие мелочи из сумки своего повседневного ремня в другую, подвешенную к нарядному плетёному пояску.

– Успешно? – спросила она. – Спасибо большое. А теперь пойдём в гости к моей подруге.

– Слышал разговор двух мужичков, – стал рассказывать я по дороге, – наверно эти, бреганцы. Жалуются на какую-то ужасно строгую начальницу. Генеральшей называли. Лютует, говорят, в частную жизнь сотрудников вмешивается.

– Генеральшей? О, под это определение подходит только одна на всей станции, – улыбнулась Осока. – Сейчас я вас познакомлю.

Громадный, как зал небольшого кафе, лифт поднял нас на богато оформленный верхний этаж. В кольцевом коридоре на внешней, вогнутой стене тянулся длинный ряд дверей, окаймлённых мягкими валиками уплотнителей и снабжённых по контуру заклёпками, возможно, декоративными. Надписи на них сообщали, кто из администрации какой из кабинетов занимает. Осока уверенно приблизилась к самой дальней от лифта двери, за которой коридор обрывался глухой перегородкой.

– Сюда? – удивился я.

– Да, идём-идём.

Почти половину небольшой приёмной занимало длинное мягкое сиденье со спинкой, вмонтированное прямо в стену, напротив него за прозрачным барьером стоял, тускло блестя металлическим корпусом, человекоподобный дройд-секретарь. При виде нас он не задал ни единого вопроса, просто вытянулся по стойке смирно и проскрипел, что мы можем войти. Вслед за Осокой я вошёл в кабинет с большим прозрачным окном, глядящим прямо в космос. Вдоль одной из боковых стен тянулась светлая мебельная стенка из дерева или же под дерево, в углу блестел выпуклой стенкой прозрачный цилиндр с дверьми, очевидно, подъёмник. Другая стена представляла собой огромный пейзаж: покрытая сине-зелёной растительностью долина, окружённая горами, белые шапки снегов на пиках и кучевые облака в пронзительно-синем небе. Посередине кабинета стоял вполне привычный мне по обиталищам наших чиновников Т-образный стол, окружённый многочисленными стульями. Из-за него навстречу нам поднялась хрупкая женщина с голубоватой кожей и огромными печальными золотистыми глазами. Волосы нежно-розового цвета были уложены в два массивных шиньона по бокам головы. Бросившись к Осоке, она крепко обняла её.

– Мой спутник Алекс. Рийо Чучи, директор этой космической станции и моя подруга, – представила нас Осока. – Сколько мы с тобой не виделись?

– По моим подсчётам, года три, – мягко улыбнулась «генеральша». – Присаживайтесь, друзья.

– Не могу поверить, что Вы и есть строгий директор, – признался я.

– Лишь по необходимости, – вздохнула Рийо.

– Алекс слышал, как тебя обсуждали два бреганских техника, – доверительно сообщила Осока, – и решил, что ты мегера какая-то.

– Должно быть, это Иан Кудра и Базили Вран. Гениальные механики. Но с тех пор, как я их взяла, живу, словно на вулкане. Ведут они себя… – Рийо покачала изящной головой. – После работы разводят водой этиловый спирт и употребляют с солёными водорослями. У них это называется куасти…

– Квасить, – подсказала более подкованная Осока.

– Да, возможно. Вообразите, какой аромат от них с утра. Часового однажды напоили, праздник у них был какой-то. Наружу без разрешения выходят: на свалке им, видите ли, что-то потребовалось. А пограничники их вылавливают и на меня рапорта пишут. Тут не так давно подрались с тремя мандалорианскими «черепами»…

– С тремя? И остались живы? – изумилась Осока.

– Отделали всех троих так, что один попал в лазарет!

– Однако…

– А позавчера вообще вопиющий случай. Вскрыли заброшенный технический отсек, обшили изнутри кусками необработанного дерева – где только они его достали? – и наполнили водяным паром. Подозреваю, хотели запереть там кого-то из своих недоброжелателей и поглумиться.

– Не понимаю, дерево для чего? – удивилась Осока.

– Приглушить крики жертвы, видимо. Стандартный фоноизол в атмосфере паров воды размок бы.

– А сами они что говорят? – сдерживая смех, спросил я.

– Несут чушь несусветную, – поморщилась Рийо. – Думают, я поверю.

– Ты-то чего ржёшь? – понизив голос, по-русски спросила меня Осока.

– Потому что это никакая не камера пыток, а обыкновенная парилка. Ну, баня. В ней моются.

– В атмосфере водяного пара? – глаза Осоки стали как у героини кавайного аниме.

– При умеренной температуре это даже приятно, уверяю тебя. Очень горячий – тот, да, на любителя…

– Жуть какая! – Осока перевела взгляд на хозяйку и пихнула меня локтем: – Между прочим, Чучи нас не понимает!

– Мой лееркаст с вашим наречием не справился, – кивнула та. – Узнавал отдельные слова, не более.

Осока пересказала подруге на базик нашу беседу.

– Они и в самом деле говорили про мытьё, – подтвердила директор. – Только я не поверила.

– Будете их наказывать? – поинтересовался я. В мозгу зрела превосходная идея.

– Не так строго, как хотела, но для порядка необходимо, – ответила Рийо.

– Отправьте их на штрафные работы. Пусть сделают на нашем судне капитальный ремонт, – предложил я. – Бесплатно.

– На нашем?? Да ни за что на свете! – взвилась Осока, незаметно для себя опять переходя на русский. Кто бы мог подумать, что каких-то две недели назад она знала только родственный, но отнюдь не тождественный ему язык!

– Напрасно беспокоишься, – без перевода поняла её Рийо. – Эти двое действительно гении. Всё вам сделают. Можешь гонять их в хвост и в чешую. Тем более, вы оба понимаете их родную речь… Подруженька, я тебя прошу! – взмолилась она, видя, что Осока не спешит соглашаться. – Устрой им воспитательную работу, как ты умеешь. А я тебе за это пришлю Блику Лофор.

– Ловлю на слове! – мгновенно отозвалась Осока.

– Значит, решено. Блика будет у тебя завтра утром, а этих двоих заберите прямо сейчас в первом ангаре, там у них «каморка» устроена. И жду вас к ужину. Кстати, в первом полюбуйся на нерфы пограничников, тебя позабавит.

Последнюю фразу панторанки я не вполне понял. Нерфом в мире Осоки называлось домашнее животное наподобие зубра, но не держат же местные в ангаре скотину?

– Кто такая Блика? – поинтересовался я в коридоре по пути к ангару.

– Наша старинная знакомая, сварщица фо-фейанка. Мастерица, каких мало. Умеет восстановить всё, хоть конструкции, хоть трубы, хоть коммуникации. Посмотришь, как она работает, поразишься. Никто быстрее неё не может срастить волокна.

– Отлично! Может быть, покажет мне, как обращаться с вашим сварочным инструментом.

Ангар номер один отличался от остальных тем, что разномастные пепелацы стояли в нём только по одну сторону взлётки. С другой стороны ровным рядом выстроились кораблики с одинаковыми эмблемами: медуза с шестью щупальцами, наложенная на сиреневый круг. Корабли были двух типов. Приземистые малыши, состоящие из яйцевидной кабины, пары треугольных крыльев и двигательной установки, скорее всего, являлись истребителями, а стоящие ближе к порталу высокие и пузатые – транспортно-десантными аппаратами. Последние вызвали у меня ассоциацию с раздутым изнутри фюзеляжем боевого вертолёта, к которому сверху присобачили крылья от «Грача». Увидев торчащие из передней части, словно бычьи рога, стволы пушек, я догадался, что их-то директор и назвала «нерфами». На носу первого из трёх был мастерски выполнен рисунок девушки в бикини и босоножках, в кокетливой позе сидящей на серпе луны. Рядом красовалась надпись: «Принцесса тогрута».

– Ох, какой позор… – простонала Осока.

– Почему позор? – удивился я. – Посмотри, какая она хорошенькая.

– «Она» это я, только тринадцать лет назад! Узор на лице мой, неужели не видишь?

– М-м, ты ходила в таком ви… – я поперхнулся: локоть подруги впечатался мне под рёбра.

– Не говори глупостей, прошу тебя, – вежливо попросила Осока. – С того времени мой стиль почти не изменился.

– А лекки у тебя были значительно короче, – потирая ушибленное место, заметил я.

– Конечно, мне ведь тогда и пятнадцати не исполнилось. Эй, прай! – поманила она солдата в мундире и шапочке-бескозырке, охраняющего корабли пограничников.

– Слушаю, мэм, – откозырял тот.

– Мне нужны техники Кудра и Вран, подскажите, где их найти?

– Не могу сказать определённо, мэм. Они постоянно где-то что-то делают. Посмотрите у входа за разбитым кореллианцем, где их мастерская.

Неловко осевший на один бок дисковидный космолёт скрывал от посторонних небольшую, примерно четыре на три метра, выгородку в углу. К трубчатому каркасу были приварены листы обшивки, по швам залитые слегка потемневшей от времени розовой пеной. Ближе к капитальной стене в перегородку была врезана гермодверь, сейчас раскрытая настежь, и из глубины помещения доносилось позвякивание и голоса.

– Всё равно не фурычит, – говорил один. – Замени кристалл, видать, тоже накрылся.

– Не может быть, – возражал второй. – Ща, по новой соединения проверю. Во! Волокно неплотно вошло. А ты «кристалл».

– Прошу меня извинить, – постучала в перегородку Осока. – Кудра и Вран – это вы?

– Мы, – тоже на базик ответил один из голосов.

– Директор сказала, что вы выполните нам ремонт.

– Как же, как же, есть такой приказ. Что у вас за посудина?

На пороге появился высокий худой мужчина лет тридцати, одетый в комбинезон, наполовину спущенный верх которого был прихвачен к поясу ремешками, и что-то вроде грязно-серой толстовки. На шее его болтался какой-то незнакомый мне оптический прибор довольно сложной конструкции.

– Телгорн дэ-икс пять. Стоит в третьем ангаре, – сказала Осока.

Вслед за первым из помещения вышел второй техник, примерно моей комплекции, но ниже меня ростом, отчего казался увальнем. Он на ходу рассовывал по карманам комбинезона инструменты.

– Показывайте, – проговорил он.

Наш пепелац техники осмотрели быстро. Посвистывали, качали головами.

– Довели машинку, ребята, – проворчал худощавый Базили Вран, обращаясь больше ко мне, чем к спутнице. – Разве можно столько времени на дройдов полагаться? Они ж на живую нитку всё латают. Дублирующих контуров почти совсем не осталось.

– Не огорчайтесь, – утешил пухленький Иан Кудра, – завтра с самого утра придём и будем ремонтировать.

– Нет-нет-нет, начинайте уж сегодня, – возразила Осока. – Знаю я вашего брата, «с утра» это в лучшем случае к обеду.

– Да что Вы, конец рабочего дня! – заупрямились техники.

– Только через час, – поправила девушка. – Сами говорите, работы много, а нам нужно, чтобы послезавтра к вечеру всё было готово.

– Послезавтра-а? – вытаращился на неё Иан. – Это дополнительные люди потребуются, сами не успеем.

– Будет вам Блика Лофор. Как вы выражаетесь, с самого утра. Давайте-давайте, не давите на жалость, вам ещё провинность загладить надо.

– Блин, ну вот почему как девчонка симпатичная, так обязательно стерва? – на родном языке сказал напарнику Базили.

– И ещё какая, кроме того, понимаю и говорю, – по-русски произнесла Осока.

– Ох, ё… – Иан прикрыл рот рукой. Достал инструмент и полез в нутро откинутой панели.

– Не знаю, за что и взяться, – поскрёб щупом пробника в затылке Базили. – Хорошо бы преобразователи заменить, да кладовщик сегодня не выдаст. Он уже и слинял, поди.

– Выдаст, договорюсь. А слинял – вызовем, не впервой, – Осока решительно направилась в рубку к стационарному комлинку.

– Вашу колымагу не чинить, модернизировать надо, – доверительно сказал мне Базили.

– Вот я тоже так думаю, – не стал спорить я. Собственно, это и было у меня на уме, когда я предложил взять именно таких, а не других механиков. Ведь, как известно, пепелац без гравицаппы может только так лететь, зато с гравицаппой – о-го-го…

– Может, поговоришь с ней? – попросил техник. – С генеральшей она, похоже, накоротке, пусть только пробьёт разрешение покопаться на внешней свалке. Кое-что и мы у себя в загашниках найдём.

– Попробую.

– И дайте нам денька два лишних. Конфетку сделаем, а не корабль.

– Рассчитываю на вас, ребята.

– Что-то мне подсказывает, что вы сговорились, – прищурилась Осока, когда я отыскал её в салоне «Горгульи».

– Чисто теоретически, – сказал я. – Без тебя ничего не получится.

– И что же от меня потребуется? Продаться в рабство к хаттам?

– Всего лишь уговорить госпожу Чучи дать разрешение на полёт в район свалки, – не реагируя на её своеобразный юмор, ответил я.

– Тоже неплохо. Видишь ли, Алекс, она категорически не одобряет всякие вылазки на свалку. Волнуется, что люди могут погибнуть. Там обстановка похуже, чем в поясе астероидов. Зажмёт обломками, и поминай, как звали.

– А как-то иначе получить узлы и агрегаты мы можем? Заказать у производителя хватит средств?

– Не хватит, поэтому лично я на твоей стороне. Вопрос, как объяснить это Чучи.

– Честно и откровенно.

– Не пойдёт. Она тебе не я. Это я больше умею саблей махать, а она с шестнадцати лет в политике и дипломатии. Тут надо очень-очень подумать, выстроить тактику разговора.

– Служба материального обеспечения, – послышалось из-за двери. – Извините?

– А вот и наши преобразователи, – обрадовалась Осока. – Пойдём принимать.

Сорок минут спустя перемазанные в мелкодисперсной пыли и каких-то по-производственному ароматных жидкостях техники ввалились в рубку.

– Хозяева, на сегодня всё, – доложил Базили. – Извиняйте, больше ничего не успеем.

– Ничего. И это немало, – отозвалась Осока. – Спасибо. Завтра жду вас ровно в девять утра. И чтоб мне ни в одном глазу! – добавила она. Техники переглянулись.

– Полный пэ… – вздохнул Иан. – Похоже, сбрызнуть сегодня отменяется.

К ужину у своей приятельницы Осока решила переодеться более торжественно. Увидев её, я проглотил язык. Платье. Ярко-алое, без плеч, сверху предельно облегающее, на бёдрах более свободное, а где-то в районе колен постепенно становящееся прозрачным. Дополняли его жёлтого металла браслеты-наручи от запястья до самого локтя, представляющие собой полупрозрачное «металлическое кружево» из переплетённых тонких завитушек. В том же стиле были выполнены полые цилиндрические каблуки золотых босоножек.

– Воды… – прошептал я. И не без удовольствия увидел, как смутилась польщённая Осока.

– Хватит придуриваться, собирайся, – сказала она.

– Ничего, что у меня нет фрака?

– Ладно уж. Чистая рубашка тоже подойдёт.

– Чистая… Ну, ты, хозяйка, и задачки ставишь… – проворчал я.

Вечером в коридорах «Румелии» стало ещё более оживлённо, в этом плане она ничем не отличалась от земных городов. Кончилась смена, и весь персонал отправился проводить свободное время: кто поужинать в кантине, кто «принять на грудь» чего-нибудь посущественнее. Спешили домой с продуктовыми сумками на репульсорной тяге матери семейств, гуляли компании молодёжи и влюблённые парочки. Ждать межъярусного лифта нам пришлось довольно долго, и слишком большим он мне уже не показался, как не кажется просторным набитый в час пик вагон метро. В верхней части станции толпы не было, выходившие из лифта существа как-то незаметно рассасывались по многочисленным коридорам. Осока свернула за угол… и резко остановилась. Лицо её выражало крайнюю степень брезгливости.

– Смотри и запоминай, – тихо сказала она.

Прохожие в коридоре жались к стенам, расступаясь, а по самой середине шествовала оригинальная процессия. Четверо рослых солдат в белых, блестящих, словно эмалированная кастрюля, глухих бронекостюмах, с короткими ружьями наперевес, образовывали каре, в центре которого, заложив руки за спину, важно вышагивал военный в сером мундире и странного вида пилотке с козырьком. Клапаны у неё располагались не с боков, что было бы привычно и логично, а впереди и сзади, из-за чего головной убор приобретал сходство с детским бумажным корабликом или шапкой, сложенной из газеты. При этом сам военный забавным мне не показался. Надменное лицо, тонкая ниточка усов на верхней губе, взгляд поверх голов, для чего военному приходилось задирать вверх подбородок, поскольку ростом он был почти на голову ниже своих охранников. Трудно сказать, что у меня вызвало большее отторжение: этот напыщенный индюк или костюмы солдат, шлемы которых по форме напоминали ненавистные русскому человеку каски гитлеровских вояк. Вдобавок, матовые каплевидные очки-глазницы и решётка переговорного устройства придавали маске зверское выражение. Постарались дизайнеры, нечего сказать.

– Господин имперский представитель и, имперские м-м… стормтруп, – прокомментировала Осока.

– Штурмовики, – подсказал я. – Похожи. И такой лицемерно-белый цвет брони…

– Подозреваю, лицемерие тут ни при чём, такая поверхность хорошо рассеивает плазму.

– И демаскирует на поле боя.

– Что да, то да, целиться в них одно удовольствие.

– Раз здесь есть их представитель, значит, у Панторы с ними дипломатические отношения? – спросил я.

– Нечто вроде. Сам-то он считает себя наместником Императора, а станцию – частью имперских владений. Отчётов требует, распоряжения издаёт. Местные кивают, «да, да», и поступают по-своему. Конечно, нашлись и такие, кто откровенно ходит у него в холуях, но, к счастью, их немного. На планете ситуация несколько хуже, там имперский гарнизон, реальная сила.

– Буду теперь знать, как выглядят наши враги.

– Наши? – шевельнула бровью Осока. – К тебе-то у них, вроде, претензий быть не должно. Или я чего-то не знаю?

– У них нет, зато у меня уже есть. Не нравятся они мне.

Покои директора станции располагались под административным ярусом и имели точь-в-точь такие же размеры, как её служебный кабинет. Вот куда, оказывается, вёл прозрачный стакан-подъёмник! За продольной перегородкой размещалось дополнительное небольшое помещение, наверное, спальня. Кухней Рийо служила ниша в одной из стен, камердинером – всё тот же дройд-секретарь. Я представил, как на её месте устроился бы какой-нибудь наш чиновник, ну, скажем, мой начальник отдела: отгородил бы целый сектор, завёл бассейн, тропический садик, картины, статуи, благо места на станции хватало. А уж штат механической прислуги был бы чело… в смысле, единиц десять минимум.

Сама хозяйка в свинцово-серой с чёрными узорами металлизированной блузке и широкой сиреневой юбке, расшитой золотой канителью, была не менее хороша, чем Осока. Оба цвета великолепно сочетались с голубоватой кожей женщины, а светлые туфли перекликались с оттенком волос.

– Сударыня, Вы обворожительны, – произнёс я.

– Благодарю, – наклонила голову Рийо. И добавила: – Пожалуйста, уса ту.

– Переходи на «ты», – подсказала по-русски Осока.

– С радостью, – сказал я.

Рийо усадила нас по одну сторону стола, сама села напротив. Ели не спеша, как и положено в таких случаях, где главная задача не усладить желудок, а насладиться общением. Впрочем, я больше помалкивал: не настолько хорошо я усвоил язык. Девушки поначалу щебетали на отвлечённые темы: о новостях, общих знакомых, обменивались сплетнями. Потом Осока как бы невзначай начала интересоваться ценами на оборудование, запасные части. Рийо прекрасно ориентировалась в этих вопросах и поначалу, ничего не подозревая, просвещала её, что почём. Та охала и ужасалась, как всё стало дорого. Через какое-то время я почувствовал, что наша хозяйка насторожилась, и незаметно потеребил снизу локоть Осоки, предупреждая её. Но было поздно. «Генеральша», внимательно посмотрев на нас золотыми глазищами, сказала:

– Так. На свалку хотите попасть?

– Туда, – не видя смысла в дальнейших обходных манёврах, кивнул я.

– Братцы-акробатцы уговорили? – Рийо, видимо, не знала зверя под названием кролик и употребила местный идиоматический эквивалент.

– Рийо, ты пойми, мы не располагаем такой суммой, чтобы купить даже использованные агрегаты у торговцев, – сказала Осока. – Сама же сейчас называла цены.

– Помоги нам, Рийо Чучи, ты наша единственная надежда! – подхватил я.

– Все так говорят, – поморщила носик панторанка. – Честно, друзья мои, даже не знаю. Сами вы нужное оборудование год будете искать. Следовательно, придётся брать этих двоих. А они попутно разворотят полсвалки. И станция окажется доверху набита всяким хламом, который «однажды может понадобиться». Только-только пять тонн железок в космос выбросили, а теперь всё сызнова?

– Не беспокойся, я их вежливо попрошу, чтобы брали только то, что можно сбыть, – слово «вежливо» Осока произнесла, сопроводив его хищным оскалом вместо улыбки.

– Тогда всего четверть станции будет набита, – вздохнула Рийо. – И, главное, они действительно всё это продадут или сменяют, но насколько быстро?

– А летим с нами? – предложила моя подруга.

– Действительно, – поддержал я, – под твоим укоризненным взглядом они будут смирными.

– Дамский угодник, – проворчала Осока себе под нос, но так, чтобы я слышал.

– По всей видимости, другого выхода у меня не остаётся, – сдалась панторанка. – Вылетаем завтра в час дня. И не надо меня благодарить.

Утром следующего дня к девяти утра в ангар приехал один Базили. Зато на тяжело нагруженной платформе. Пока мы с ним разгружали перед «Горгульей» груду железок различного размера, Осока молча наблюдала, потом поинтересовалась, где напарник. Базили объяснил, что Иан ждёт засоню-кладовщика, чтобы выписать кристаллы памяти.

– А всё это тогда откуда? – удивилась Осока.

– С разбитых кораблей, думаю, – сказал я.

– Конечно! – ухмыльнулся Базили. – Тут что успеешь снять до порезки, то и используешь. На складе этого ничего нет, только у барыг.

– По-моему, ваш кладовщик ворует, – заметил я.

– Новый-то нет, просто растёха, ничего у снабженцев выбить не умеет, – махнул рукой бреганец. – Вот предыдущий, тот крал без зазрения совести. Генеральша его под суд отдала, как только поймала.

– Вран опять на жизнь жалуется? – раздался за нашими спинами весёлый женский голос. Я обернулся. Так вот она какая, фо-фейанка! Лохматая синяя шерсть торчит во все стороны из-под серого полукомбинезона, пара рук упёрта в бока, другая сложена на груди, лицо-мордочка озорно ухмыляется. Сомнений не было: Блика Лофор и бармен по имени Гаргану с астероидной станции в системе Льяник принадлежали к одному виду. Бросив на пол короб с инструментами, Блика обняла всеми четырьмя руками Осоку, а затем и меня, будто тоже тысячу лет знакома и сто лет не виделась. При этом её мягкое остроконечное ухо, похожее на ухо немецкой овчарки, ткнулось мне прямо в нос. От Блики пахло не шерстью, как можно было ожидать, а сладковатым и одновременно чуть острым ароматом духов.

Вскоре пришёл Иан, сгибаясь под тяжестью потрёпанного контейнера без крышки, наполненного на две трети упаковками всякой мелочи. И работа закипела. Особенно после того, как Осока объявила, что через три часа нужно быть готовыми к вылету на свалку.

– О!! – хором сказали оба бреганца. – Тогда мы сейчас всё-всё разберём и составим список…

Блика же, вскрыв панели, за которыми проходили коммуникации, разобрала многочисленные пучки оборванных световодов и приступила к ремонту. Четыре её руки двигались абсолютно скоординировано, непонятно было, как она успевает следить за ними. В то время как две руки держали концы жил, третья сваривала их инструментом, а четвёртая уже выбирала из пучка следующий световод. При этом Блика успевала делать ещё одно дело, вернее, два – разговаривать со мной и Осокой, одновременно расспрашивая мою подругу и рассказывая всевозможные байки мне. Общительность у неё выплёскивалась через край. Умолкала фо-фейанка лишь ненадолго, выслушивая очередной ответ. Снаружи постукивали и позвякивали чем-то бреганцы, пару раз у них упало нечто тяжёлое. Осока хотела пойти посмотреть, но Блика удержала её свободной рукой. И переключилась с других историй на похождения своих коллег. От перечисления названий и моделей кораблей, которые тем довелось отремонтировать, у меня в голове все смешалось, а вот для Осоки это был явно не пустой звук. Девушка успокоилась, уселась рядом со мной поудобнее и больше уже не порывалась устроить техникам контрольный визит.

Внезапно звуки за бортом разом смолкли. Мы услышали лёгкие шаги по трапу, сопровождаемые негромкими металлическими щелчками.

– Добрый день, друзья мои, – на пороге стояла Рийо, затянутая в герметичный костюм, прозрачный колпак шлема она держала подмышкой. – Вообще-то, пора вылетать!

– Ах, Рийо, привет, – улыбнулась Осока. – Блика нас немного…

– Заболтала, – засмеялась фо-фейанка. – Простите, есть грех. Вы летите-летите, я поработаю ещё.

– Да, поработай, сделай одолжение, – в рубку заглянул Иан. – Простите, госпожа директор, я пройду? Вот схема, пожалуйста, привари там снаружи шарниры и кронштейны. Мы всё разложили на палубе.

– Сделаю, летите, – махнула одной из рук Блика.

– Она, что, с нами собралась? – тихо спросил коллегу Базили, пока мы шли следом за Рийо в первый ангар.

– К гадалке не ходи, – отозвался тот себе под нос. – Будет над душой висеть, шаг влево, шаг вправо побег, прыжок на месте провокация.

– Хреново.

– Красивый язык этот словиоски, – невинным тоном произнесла Рийо. – Наверное, выучу на досуге…

– Не дай бог. Тогда я точно из рогатки застрелюсь, – пробормотал Иан.