Дэйнерис

Брат поднял платье, показывая ей.

– Смотри, какая красота. Прикоснись. Пощупай эту ткань.

Дэни прикоснулась к платью. Невероятно гладкая ткань, казалось, омывала ее пальцы подобно воде. Дэни не помнила, чтобы когда-нибудь носила столь мягкую одежду. Ткань пугала ее. Она отняла руку.

– Платье и в самом деле мое?

– Это подарок магистра Иллирио, – отвечал с улыбкой Визерис. Брат ее пребывал сегодня в хорошем настроении. – Ткань подчеркнет фиолетовый цвет твоих глаз. Кроме того, ты получишь золото и всякие камни. Иллирио обещал. Сегодня ты должна выглядеть как принцесса.

«Принцесса», – подумала Дэни. Она уже и забыла, что это такое. А может быть, никогда и не знала.

– Почему же он дает нам столь много? – спросила она. – Чего он хочет от нас? – Уже почти полгода они обитали в доме магистра, ели его еду, пользовались его слугами. Дэни уже исполнилось тринадцать, она прекрасно понимала, что в Вольном городе Пентосе у столь щедрых даров есть своя цена.

– Иллирио не дурак, – проговорил Визерис, тощий юноша с не знающими покоя руками и лихорадочным взглядом сиреневых глаз. – Магистр знает, что я не забуду друзей, когда сяду на престол.

Дэни ничего не сказала. Магистр Иллирио торговал пряностями, самоцветами, драконьей костью и другими, менее драгоценными вещами. У магистра были друзья во всех девяти Вольных городах, да и за ними, в Ваэс Дотрак и сказочных землях возле Нефритового моря. Говорили также, что не было у него друга, которого он с радостью не продал бы за подходящую цену. Дэни прислушивалась к разговорам на улицах и знала об этом, но предпочитала не подвергать сомнению действия брата, когда он сплетал паутину своих мечтаний. Проснувшийся гнев его бывал ужасен… Визерис всегда предупреждал ее: «Не буди дракона!»

Визерис повесил платье возле двери.

– Иллирио пришлет рабынь, чтобы ты искупалась. Постарайся, чтобы от тебя не пахло конюшней. У кхала Дрого тысяча лошадей, но сегодня он ищет другую кобылу. – Брат оглядел ее критическим взглядом. – Опять сгорбилась. Распрямись. – Он хлопнул Дэни ладонью по спине. – Пусть он увидит, что ты похожа на женщину. – Пальцы его мимоходом коснулись ее наливающейся груди и сжались на соске. – Ты не подведешь меня? Если что – хорошего не жди. Ты же ведь не хочешь разбудить дракона, верно? – Он жестоко ущипнул ее тело под грубой тканью. – Верно? – повторил он.

– Нет, – покорно ответила Дэни.

Брат улыбнулся:

– Хорошо. – Он прикоснулся к ее волосам едва ли не с симпатией. – Тогда тот, кто напишет историю моего правления, милая сестрица, отметит, что оно началось сегодня ночью.

Когда он ушел, Дэни направилась к окну и мечтательно поглядела на воды залива. Заходящее солнце вычерчивало черные силуэты квадратных кирпичных башен Пентоса. Дэни могла слышать пение красных жрецов, разжигавших молитвенные костры, и крики оборванных детей, носившихся по улицам за стенами поместья. На мгновение ей захотелось оказаться среди них – босой, запыхавшейся, в лохмотьях, без прошлого и будущего… только бы не присутствовать на пиру в доме кхала Дрого.

Где-то там, за закатом, за Узким морем, находилась земля зеленых холмов, цветущих равнин и широких стремительных рек; башни из темного камня вырастали между величественных голубых гор, рыцари в доспехах выезжали на битву под знаменами своих лордов. Дотракийцы звали эту землю Раэш Андали – землей андалов. В Вольных городах ее именовали Вестеросом и Закатными королевствами. Брат называл этот край проще.

– Наша земля, – говорил он. Слова эти он носил с собой словно молитву, которую надо повторять почаще, чтобы боги наверняка услышали ее. – Земля принадлежит нам по праву рождения, она отнята у нас предательством, но она наша, наша навсегда. Не кради у дракона. О нет, дракон не забудет.

Быть может, дракон и помнил, но Дэни помнить не могла. Она никогда не видела земли, которую брат называл своей, – страну, оставшуюся за Узким морем. Он рассказывал ей про Утес Кастерли, Орлиное Гнездо, Хайгарден, Долину Аррен, Дорн, остров Ликов, но имена эти оставались для нее пустыми словами. Визерису было восемь, когда они бежали из Королевской Гавани, спасаясь от наступающей армии узурпатора, но Дэйнерис тогда еще лежала в материнском чреве.

И все же иногда Дэни представляла себе, как все было, – так часто брат рассказывал ей эти истории. Ночной побег к Драконьему Камню, черные паруса корабля, блестящие под луной, Рэйгар, бьющийся с узурпатором в кровавых водах Трезубца и погибающий ради любимой женщины. Захват Королевской Гавани теми, кого Визерис называл псами узурпатора, – лордами Ланнистером и Старком. Принцесса Элия Дорнийская, молящая о милосердии, когда наследника Рэйгара отрывают от ее груди и убивают у нее на глазах. Полированные черепа последних драконов, слепыми глазницами со стен тронного зала глядящие, как Цареубийца золотым мечом перерезает горло отца.

Дэйнерис родилась на Драконьем Камне девять лун спустя после бегства, в жуткую летнюю бурю, едва не уничтожившую островную твердыню. Говорили, что шторм был ужасен. Стоявший на якоре флот Таргариенов разбился о скалы. Волны выворотили из парапетов огромные каменные блоки и выкинули их в бурные волны Узкого моря. Мать умерла, рожая ее. Этого брат так и не простил Дэйнерис.

Она не помнила и Драконьего Камня. Потом они снова бежали, как раз перед тем, как брат узурпатора поставил паруса на своем заново отстроенном флоте. К тому времени у Таргариенов от Семи Королевств остался лишь Драконий Камень, древнее гнездо рода. Долго это положение не могло сохраниться. Гарнизон уже был готов продать детей узурпатору, но однажды ночью сир Уиллем Дарри с четверкой верных ему людей ворвался в детскую, выкрал их обоих вместе с кормилицей и под покровом темноты отплыл к безопасному Браавосу.

Она смутно помнила сира Уиллема, казавшегося ей огромным седым медведем, полуслепого, громкоголосого, выкрикивающего приказы с ложа. Слуги до ужаса боялись его, но с Дэни он всегда был ласков. Он называл ее крохотной принцессой, иногда своей госпожой, и его ладони были мягкими, как старая кожа. Впрочем, он никогда не покидал постели, запах хвори не оставлял его день и ночь – жаркий, влажный, болезненно сладкий. Так было, пока они жили в Браавосе, в большом доме с красной дверью. У Дэни там была собственная комната с лимонным деревом под окном. После того как сир Уиллем умер, слуги украли те небольшие деньги, которые оставались у них, и детей скоро выставили из большого дома. Дэни плакала, когда красная дверь навсегда закрылась за ними. После этого они скитались – из Браавоса в Мир, из Мира в Тирош, а потом в Квохор, Волантис и Лисс, не задерживаясь подолгу на одном месте. Брат твердил, что их преследуют нанятые узурпатором наемные убийцы, хотя Дэни так и не видела ни одного из них. Поначалу магистры, архонты и старейшины купцов с удовольствием принимали последних Таргариенов в свои дома и к столам, но годы шли, узурпатор продолжал восседать на Железном троне, и двери закрылись, заставив их жить скромнее. Им пришлось продать последние оставшиеся драгоценности, а теперь закончились и деньги, которые они выручили за корону матери. В переулках и питейных заведениях Пентоса ее брата звали королем-попрошайкой. Дэни не хотелось бы узнать, как они звали ее.

– Когда-нибудь мы все вернем, милая сестрица, – обещал ей Визерис. Иногда в эти моменты его руки начинали трястись. – Драгоценности и шелка, Драконий Камень и Королевскую Гавань, Железный трон и Семь Королевств, всё, что они отняли у нас, мы вернем обратно.

Визерис жил только ради этого дня, но все что хотела вернуть Дэйнерис – большой дом с красной дверью, лимонное дерево за ее окном, детство, которого она никогда не знала.

В дверь негромко постучали.

– Войдите, – сказала Дэни, отворачиваясь от окна. Вошли слуги Иллирио, поклонились и приступили к делу. Это были рабы, подаренные одним из многочисленных друзей магистра среди дотракийцев. В Вольном городе Пентосе рабства не существовало, но тем не менее… Старуха, невысокая и серая, как мышь, не проронила ни слова, зато девушка старалась за обеих. Светловолосая, синеглазая, лет шестнадцати, она была фавориткой Иллирио и трещала не умолкая.

Они наполнили ванну горячей водой, доставленной из кухни, и надушили благоуханными маслами. Девушка стянула грубую льняную рубаху через голову Дэни и помогла ей забраться в ванну. Вода обожгла, но Дэйнерис не дернулась и не вскрикнула: она любила тепло, дававшее ей ощущение чистоты. К тому же брат часто говорил ей: «Таргариенам не бывает жарко. Мы принадлежим к дому Дракона. Огонь растворен в нашей крови».

Сохраняя молчание, старуха вымыла ее длинные серебристые волосы и аккуратной, ласковой рукой распутала космы. Тем временем девушка терла спину и ноги Дэйнерис и говорила, как ей повезло:

– Дрого такой богатый, что даже его рабы носят золотые ошейники. В кхаласаре его ездит сотня тысяч мужчин, а дворец в Ваэс Дотрак располагает двумя сотнями комнат – в которые ведут двери из литого серебра.

И так далее, и тому подобное. Какой этот кхал красивый, какой он высокий и свирепый, бесстрашный в битве, не знающий промаха лучник; наездник, лучше которого еще не видывал мир. Дэйнерис молчала. Она всегда предполагала, что выйдет замуж за Визериса, когда встанет взрослой. Век за веком Таргариены выдавали сестру за брата – начиная с Эйгона Завоевателя, взявшего в жены собственных сестер. Визерис тысячу раз говорил ей, что следует хранить чистоту крови, ведь в их жилах течет кровь королей, золотая кровь древней Валирии, кровь Дракона. Как Драконы не спаривались с полевыми зверями, так и Таргариены не смешивали свою кровь с менее благородной кровью. И все же Визерис замыслил продать ее чужаку, варвару.

Когда она помылась, рабыни помогли ей вылезти из воды и вытерли досуха. Девушка расчесывала ей волосы до тех пор, пока они не засияли, как расплавленное серебро, а старуха надушила ее тело цветочными ароматами дотракийских равнин: по капле на каждое запястье, позади ушей, на кончики грудей и, наконец, последнее холодное прикосновение – к губам, что между ее ног. Они надели на Дэйнерис вуаль, которую прислал магистр Иллирио, а потом облачили в платье; сливовый шелк подчеркивал фиолетовый цвет ее глаз. Девушка надела на ноги Дэни золоченые сандалии, а старуха закрепила в волосах тиару и застегнула на руках золотые браслеты, украшенные аметистами. Последним было ожерелье – тяжелое золотое колье, украшенное старинными валирийскими символами.

– Настоящая принцесса, – выдохнула девушка, когда они закончили. Дэни поглядела на свое отражение в зеркале, которое Иллирио предусмотрительно ей прислал. «Принцесса», – подумала она, но вспомнила слова девушки о том, что кхал Дрого настолько богат, что даже рабы его носят золотые ошейники. Она ощутила внезапный холод, озноб, и гусиная кожа выступила на ее обнаженных руках.

Брат ожидал ее в прохладе прихожей. Сидя на краю бассейна, он водил пальцами по воде. Визерис поднялся, заметив сестру, и критически оглядел ее.

– Стань здесь, – сказал он. – Повернись. Да, хорошо. Ты выглядишь…

– Царственной, – проговорил магистр Иллирио, появившийся под аркой входа. Он двигался с удивительной легкостью для столь массивного человека. Свободное одеяние из огненного шелка укрывало слои трясущегося жира. На каждом пальце поблескивали драгоценные камни, и слуга умастил его раздвоенную желтую бороду, доведя ее до золотого блеска.

– Пусть Повелитель Света осыплет вас благословениями в самый удачный день вашей жизни, принцесса Дэйнерис, – проговорил магистр, взяв ее за руку. Он поклонился, на миг показав желтые зубы в золоте бороды. – Она просто мечта, ваша светлость, просто мечта, – сказал он брату. – Дрого будет покорён.

– Слишком уж худа, – отозвался Визерис. Волосы того же серебристого цвета, что и у сестры, у него были туго зачесаны назад и скреплены брошью из драконьей кости. Прическа подчеркивала жесткое и сухое лицо принца. Он опустил руку на рукоять меча, который Иллирио одолжил ему, и спросил:

– Вы уверены, что кхал Дрого любит таких молодых женщин?

– У нее уже была лунная кровь. Она созрела для кхала, – повторил ему Иллирио уже не в первый раз. – Поглядите на нее. Серебристо-золотые волосы, пурпурные глаза… в ней видна кровь старой Валирии, вне сомнения, вне сомнения… И знатность – дочь старого короля и сестра нового, она не может не увлечь нашего друга. – Когда он выпустил ее руку, Дэйнерис поняла, что дрожит.

– Может быть, – с сомнением отвечал Визерис. – У дикарей странные вкусы. Мальчики, лошади, овцы…

– Лучше не говорить об этом при кхале Дрого, – проговорил Иллирио.

Гнев блеснул в сиреневых глазах ее брата.

– Вы принимаете меня за дурака?

Магистр чуть поклонился.

– Я принимаю вас за короля. А королям несвойственна природная осторожность обычного человека. Прошу простить, если обидел вас. – Иллирио отвернулся и хлопнул в ладоши, призывая носильщиков.

На улицах Пентоса было уже совсем темно, когда они выехали в паланкине Иллирио, украшенном тонкой резьбой. Двое слуг впереди освещали дорогу причудливыми масляными фонарями из бледно-голубого стекла, дюжина сильных мужчин несла шесты на плечах. Было тепло, занавески лишь усиливали духоту. За крепким запахом духов Дэни ощущала вонь пухлой плоти Иллирио.

Брат, распростершийся на подушках возле нее, ничего не замечал. Мысли его были далеко, в стране за Узким морем.

– Нам не потребуется весь кхаласар, – сказал Визерис. Пальцы его играли рукоятью чужого клинка, хотя Дэни знала, что он никогда еще не использовал меч по назначению. – Десяти тысяч будет довольно. Я покорю Семь Королевств с десятью тысячами крикунов-дотракийцев. Страна выступит на стороне своего законного короля. Тирелл, Редвин, Дарри, Грейджой любят узурпатора не больше, чем я. Дорнийцы рвутся отомстить за Элию и ее детей. Простонародье тоже будет за нас. Они нуждаются в своем короле. – Он озабоченно посмотрел на Иллирио. – Так, я не ошибаюсь?

– Это ваш народ, и они любят вас, – дружелюбно отвечал магистр Иллирио. – В твердынях по всему королевству люди втайне поднимают тосты за ваше здоровье, женщины же вышивают на знаменах драконов и прячут их до того дня, когда вы возвратитесь из-за моря. – Он пожал плечами. – Так утверждают мои поверенные.

У Дэни не было поверенных, и она не могла узнать, что думают или делают за Узким морем, однако принцесса не верила ласковым словам Иллирио, как и не верила купцу вообще. Брат же ретиво кивал.

– Я сам убью узурпатора, – обещал он, юноша, еще не проливший ни капли крови, – как убил он моего брата Рэйгара. И Ланнистера тоже, Цареубийцу, за то, что он сделал с моим отцом.

– Достойный поступок, – проговорил магистр Иллирио, и Дэни заметила тень улыбки, скривившей его губы, но брат не видел ничего. Кивнув, Визерис отодвинул занавеску и принялся смотреть в ночь. Дэни поняла, что в мечтах он вновь сражается при Трезубце.

Девятибашенный дом кхала Дрого расположился возле залива, высокие кирпичные стены его заросли плющом. Как объяснил им Иллирио, дворец предоставили кхалу магистры Пентоса. Вольные города всегда были щедры с владыками кочевников.

– Не то чтобы мы боялись этих варваров, – повествовал Иллирио с улыбкой. – Повелитель Света защитит наш город от миллиона дотракийцев, так обещают красные жрецы… Но зачем рисковать, когда дружба обходится столь дешево?

Паланкин остановился у ворот, и один из стражников безо всякой учтивости отодвинул занавески. Дотракиец этот, меднокожий, темноглазый и безбородый, в остроконечном бронзовом шлеме Безупречных, холодно на них посмотрел. Магистр Иллирио буркнул ему что-то на грубом дотракийском языке, страж ответил подобными словами и пропустил их через ворота. Дэни заметила, как рука ее брата стиснула рукоятку одолженного меча. Он был тоже испуган, как и она.

– Наглый евнух, – пробормотал Визерис, пока паланкин, дергаясь, поднимался к дворцу.

Магистр Иллирио отвечал медовыми речами:

– Сегодня на пиру будет много важных людей. У таких людей есть враги. Кхал должен защитить своих гостей, и главные среди них вы с сестрой, ваша светлость. Вне сомнения, узурпатор готов хорошо заплатить за вашу голову.

– О да, – мрачно ответил Визерис. – Он уже пытался это сделать, Иллирио. Не сомневайтесь в этом. Его наемные убийцы повсюду преследуют нас. Я последний дракон, и он не может заснуть спокойно, пока не отнимет у меня жизнь.

Паланкин замедлил ход и остановился. Занавеси отодвинули, и раб предложил руку, чтобы помочь Дэйнерис выйти. Она отметила, что ошейник его сделан из обычной бронзы. Брат последовал за ней, не отнимая руки от рукояти меча. Иллирио смог подняться на ноги только с помощью двух сильных людей.

Внутри дворца воздух насквозь пропах благовониями, щепогнем, сладким лимоном и корицей. Гостей провели по прихожей, где мозаика из цветного стекла изображала гибель Валирии. В черных железных фонарях, развешанных на стене, горело масло. Под аркой из переплетенных каменных листьев евнух нараспев объявил об их приходе.

– Визерис из дома Таргариенов, третий носитель своего имени, – провозгласил он тонким и сладким голосом, – король андалов, ройнаров и первых людей, владыка Семи Королевств и Хранитель государства. Его сестра, Дэйнерис Бурерожденная, принцесса Драконьего Камня. Его достопочтенный хозяин Иллирио Мопатис, магистр Вольного города Пентос.

Миновав евнуха, они вошли во двор, окруженный заросшей плющом колоннадой. Лунный свет разрисовывал листья оттенками кости и серебра, вокруг расхаживали гости. Среди них было много дотракийских конных владык, рослых мужей с красно-коричневой кожей; вислые усы перехвачены металлическими кольцами, черные волосы намаслены, расчесаны и увешаны колокольчиками. Были тут и наемники из Пентоса, Мира и Тироша; красный жрец толще самого Иллирио; косматые жители Порт-Иббена и князья с Летних островов, кожа которых показалась ей темнее эбенового дерева. Дэйнерис оглядела собравшихся с удивлением и с внезапным ужасом поняла, что, кроме нее, женщин здесь нет.

Иллирио шепнул им:

– Вот эти трое – кровные всадники Дрого. Возле столба стоит кхал Моро с сыном Рхогоро. Тот зеленобородый – брат архонта Тироша, а позади него – сир Джорах Мормонт.

Последнее имя заинтересовало Дэйнерис:

– Это рыцарь?

– Никак не менее. – Иллирио улыбнулся сквозь бороду. – Помазанный семью елеями самим верховным септоном.

– А что он делает здесь? – выпалила она.

– Узурпатор хотел его казнить, – объяснил Иллирио. – Из-за какой-то пустячной ссоры. Сир Джорах продал каких-то браконьеров тирошийскому работорговцу, вместо того чтобы передать их Ночному Дозору. Абсурдный закон. Человек должен иметь право поступить с такими людьми, как ему угодно.

– Мне бы хотелось переговорить с сиром Джорахом Мормонтом, прежде чем ночь закончится, – проговорил ее брат. Дэни обнаружила, что и сама смотрит с любопытством на рыцаря. Человек пожилой, лысеющий и уже миновавший сорокалетие, он сохранил силу и крепость. Вместо шелка и хлопка на нем были кожа и шерсть. Темно-зеленую тунику украшало изображение черного медведя, стоящего на задних лапах.

Дэйнерис все еще глядела на этого странного человека, родившегося на ее родине, которую она никогда не знала, когда магистр Иллирио положил влажную ладонь на ее плечо.

– А вон там, милая принцесса, – прошептал он, – там стоит сам кхал собственной персоной. – Дэни хотелось убежать и спрятаться, но брат глядел на нее, и, не угодив ему, она, конечно, разбудила бы дракона. С тревогой она обернулась и поглядела на человека, который, как надеялся Визерис, попросит ее руки, прежде чем закончится ночь.

«Рабыня не слишком уж ошибалась», – подумала она. Кхал Дрого был на целую голову выше самого высокого из мужчин в этом зале, но вместе с тем двигался легко и изящно, словно пантера в зверинце Иллирио. Кхал оказался моложе, чем она думала, вряд ли старше тридцати лет. Кожа Дрого отливала полированной бронзой, густые усы украшали золотые кольца.

– Я должен лично поприветствовать кхала, – проговорил магистр Иллирио. – Подождите здесь, я приведу его.

Когда Иллирио, переваливаясь, направился к кхалу, брат взял Дэни за руку, его пальцы сжались так сильно, что ей стало больно.

– Видишь его косу, милая сестрица?

Коса Дрого, черная как ночь и тяжелая от ароматных масел, была увешана крошечными колокольчиками, позвякивавшими, когда он двигался. Коса эта опускалась ниже пояса, ниже ягодиц кхала, доставая концом бедер.

– Видишь, какая длинная? – спросил Визерис. – Когда дотракиец терпит поражение в поединке, он отрезает свою косу в знак унижения, чтобы мир знал о его позоре. Кхал Дрого никогда не проигрывал поединка. Он вновь рожденный Эйгон Лорд-Дракон, и ты будешь его королевой.

Дэни поглядела на кхала Дрого. Лицо его показалось ей жестоким и жестким, глаза – холодными и темными, словно оникс. Брат иногда причинял ей боль, когда она будила дракона, но Визерис никогда не пугал ее так, как этот человек.

– Я не хочу быть его королевой, – проговорила она тоненьким голоском. – Пожалуйста, пожалуйста, Визерис, я не хочу, я хочу домой.

– Домой? – отвечал он негромко, но так, чтобы она могла слышать ярость в его тоне. – И как же мы попадем домой, милая сестрица? Родной дом у нас отобрали. – Визерис увлек сестру в тень подальше от посторонних глаз, и пальцы впились в ее кожу. – И как же мы вернемся домой? – повторил он, имея в виду Королевскую Гавань, Драконий Камень и ту страну, которую они потеряли.

Дэни, конечно, имела в виду лишь их покои у Иллирио, а не истинный дом, но брат не хотел и слушать об этом. У него здесь не было дома. И тот большой дом с красной дверью не являлся ему родным. Пальцы Визериса впились в ее руку, он ждал ответа.

– Не знаю, – наконец дрожащим голосом проговорила она. Слезы закипали в глазах Дэни.

– А я знаю, – отвечал он резко. – Мы направимся домой во главе войска, милая сестрица. Во главе войска кхала Дрого, вот так мы вернемся домой. И если для этого тебе нужно выйти за него замуж и лечь с ним в постель, значит, ты сделаешь это. – Он улыбнулся. – Я бы позволил всему его кхаласару оттрахать тебя, моя милая сестрица, всем сорока тысячам мужчин и их жеребцам, если бы таким образом смог получить для себя войско. Радуйся, что тебя ждет только Дрого. Со временем он, может быть, тебе даже понравится. А теперь просуши глаза. Иллирио ведет его сюда, и кхал не должен видеть твоих слез.

Дэни повернулась и увидела, что магистр Иллирио, сладко улыбаясь, с поклонами уже подводит кхала Дрого к месту, где они стояли. Она смахнула неупавшие слезы тыльной стороной ладони.

– Улыбнись, – нервно шепнул Визерис, положив руку на рукоять меча. – И стой прямо. Пусть он увидит, что у тебя есть грудь. Боги знают, что она и так невелика.

Дэйнерис улыбнулась и стала прямо.