Санса

Санса отправилась на турнир десницы в паланкине вместе с септой Мордейн и Джейн Пул. Занавески из желтого шелка, столь тонкого, что она могла видеть сквозь него, превращали в золото весь мир вокруг. За городскими стенами у реки возвели сотню павильонов, и простой люд собирался тысячами, чтобы посмотреть на турнир. От великолепия у Сансы захватило дух: сверкающие доспехи, огромные кони, убранные в золото и серебро, крики толпы, знамена, трепещущие на ветру… и сами рыцари, прежде всего – рыцари.

– Тут даже красивее, чем в песнях, – прошептала она, когда они отыскали места, обещанные ей отцом, – среди знатных лордов и леди. В тот день Санса была одета великолепно, зеленое платье подчеркивало темно-рыжий цвет ее волос; она знала, что на нее глядят и улыбаются.

Они смотрели, как выезжают на поле герои сотни песен, каждый следующий легендарней предыдущего. Вот показались семеро рыцарей Королевской гвардии. Все они, не считая Джейме Ланнистера, были в чешуйчатой броне молочного цвета, прикрытой плащами, белыми, как свежевыпавший снег. Плечи сира Джейме покрывал такой же белый плащ, но под ним он был с головы до ног закован в золотые доспехи, дополненные шлемом в виде головы льва и золотым мечом. Прогромыхал лавиной сир Грегор Клигейн, иначе Скачущая Гора. Санса вспомнила лорда Йона Ройса, гостившего в Винтерфелле два года назад.

– Его бронзовой броне тысячи и тысячи лет, на ней выгравированы магические руны, ограждающие его от всякого зла, – шепнула она Джейн.

Септа Мордейн показала на лорда Джейсона Маллистера, облаченного в индиго, украшенного чеканным серебром, с орлиными крыльями на шлеме. У Трезубца он зарубил троих знаменосцев Рэйгара. Потом девушки посмеялись над воинствующим жрецом Торосом из Мира, бритоголовым, в широком красном облачении, но септа рассказала им, что некогда он поднялся на стены Пайка с пылающим мечом в руке.

Других всадников Санса не знала. Межевые рыцари из Перстов, Хайгардена, Дорнийских гор, невоспетые вольные всадники, новоиспеченные оруженосцы, младшие сыновья знатных лордов, наследники малых домов. Эти молодые люди еще не совершили великих деяний, но Санса и Джейн сошлись на том, что наступит время и Семь Королевств отзовутся на звук их имен. Сир Бейлон Сванн, лорд Брайс Карон из Марок. Наследник Бронзового Джона сир Эндар Ройс вместе с младшим братом сиром Робаром; на их посеребренной стальной броне искрилась бронзовая филигрань с теми же древними рунами, которые охраняли отца. Близнецы сир Хорас и сир Хоббер, щиты которых украшала виноградная гроздь Редвинов – бордовая на синем. Патрек Маллистер, сын лорда Джейсона. Шестеро Фреев с Переправы: сир Джаред, сир Хостин, сир Денвелл, сир Эммон и сир Тео, сир Первин, сыновья и внуки старого лорда Уолдера Фрея, а с ними его незаконнорожденный сын Мартин Риверс.

Джейн Пул открыто призналась, что вид Джалабхара Ксо, принца, изгнанного с Летних островов, пугает ее: алые и зеленые перья плаща рассыпались по темной, как ночь, коже. Но потом она увидела молодого Берика Дондарриона, волосы которого были подобны красному золоту, а черный щит пересекала молния, и объявила, что готова выйти за него замуж прямо сейчас.

Пес тоже значился в списках, как и брат короля, красавец лорд Ренли, лорд Штормового Предела. Джори, Алин и Харвин выехали на поле от Винтерфелла и севера.

– Джори выглядит здесь оборванцем, – фыркнула септа Мордейн, когда он появился. Сансе оставалось только согласиться. Сине-серые латы Джори не были украшены ни эмблемой, ни узором; тонкий серый плащ, свисавший с его плеч, напоминал грязную тряпку. Тем не менее он хорошо показал себя, выбив из седла Хораса Редвина в первом поединке, а во втором – одного из Фреев. В третьем он трижды съезжался с вольным всадником по имени Лотор Брюн, облаченным в столь же простую броню, как и его собственная. Никто из них не упал, но Брюн крепче держал пику и точнее наносил удары, поэтому король присудил победу ему. Алин и Харвин добились меньшего: Харвина выбил из седла в первом же поединке сир Меррин из Королевской гвардии, Алин уступил сиру Бейлону Сванну.

Поединки продолжались весь день до сумерек, копыта огромных боевых коней терзали траву, и поле скоро сделалось похожим на выбитую пустошь. Дюжину раз Джейн и Санса дружно вскрикивали, когда всадники съезжались, в щепу разбивая пики, а простонародье криками подбадривало своего фаворита. Каждый раз, как кто-нибудь падал, Джейн закрывала глаза, словно испуганная девочка, но Санса была сработана из более крепкого материала. Знатной даме подобает уметь вести себя на турнирах. Даже септа Мордейн, одобрительно кивая, отметила ее сдержанность.

Цареубийца выступал блестяще. Он непринужденно, как на учениях, выбил из седла сира Эндара Ройса и лорда Брайса Карона из Марок. А потом с трудом вырвал победу у седовласого Барристана Селми, выигравшего первые две схватки у рыцарей, которые были на тридцать и сорок лет моложе его.

Сандор Клигейн и его огромный брат сир Грегор Гора тоже казались неудержимыми, они побеждали одного врага за другим самым жестоким образом. Самое ужасное случилось во время второго поединка сира Грегора, когда его пика дрогнула и ударила молодого рыцаря Долины под горжет с такой силой, что наконечник пробил горло насквозь. Убитый на месте юноша упал в каких-то десяти футах от Сансы. Острие пики сира Грегора обломилось и осталось в его шее, и кровь медленными толчками оставляла тело – все слабее с каждым ударом. На новых и блестящих доспехах играл свет, солнце сверкнуло зайчиком на его руке и ушло в облака. Плащ его, нежно-голубой, как небо в ясный летний день, и расшитый по краю полумесяцами, побурел, впитывая кровь, и луны одна за другой стали алыми.

Джейн Пул отчаянно разрыдалась, и септа Мордейн увела ее, чтобы та пришла в себя, но Санса сидела, сложив на коленях руки, и наблюдала за происходящим со странным интересом. Она еще не видела смерти. Санса подумала, что ей следовало бы заплакать, но слезы не шли. Наверное, она израсходовала весь свой запас на Леди и Брана. «Конечно, будь это Джори, сир Родрик или отец, я отреагировала бы иначе», – сказала она себе. Молодой рыцарь в голубом плаще ничего не значил для нее, так, какой-то незнакомец из Долины Аррен, чье имя она забыла сразу, как только услыхала его. Мир тоже забудет его, поняла Санса. Песен о нем не споют. Как жаль…

Когда тело унесли, на поле выбежал мальчишка с лопатой и набросал на место падения рыцаря грязи, чтобы скрыть кровь. И поединки возобновились.

Сир Бейлон Сванн тоже уступил Грегору, а лорд Ренли проиграл Псу. Ренли вылетел в воздух из седла буквально вверх ногами. Голова брата короля ударилась о землю с громким треском, и толпа охнула, однако это всего лишь отломился золотой рог с его шлема. Поднявшегося на ноги Ренли простонародье встретило радостными криками: народ любил симпатичного брата короля Роберта. С изящным поклоном он вручил отломанный отросток победителю. Пес фыркнул и забросил сломанный рог в толпу, где люди принялись толкаться и драться за кусок золота, пока не вмешался лорд Ренли и не восстановил порядок. К тому времени септа Мордейн возвратилась одна.

– Джейн почувствовала себя нехорошо, и ей пришлось помочь вернуться в замок, – объявила она. Санса почти забыла о Джейн.

Потом межевой рыцарь в клетчатом плаще опозорил себя, убив лошадь под Бериком Дондаррионом, и был объявлен выбывшим из борьбы. Лорд Берик перенес седло на другого скакуна, но только для того, чтобы быть выбитым из него Торосом из Мира. Сир Арон Сантагар и Лотор Брюн съезжались трижды, но безрезультатно. Потом сир Арон уступил лорду Джейсону Маллистеру, а Брюн – Робару, младшему сыну Джона Ройса. В конце концов на поле остались четверо: Пес и его чудовищный брат Грегор, Джейме Ланнистер Цареубийца и юный сир Лорас Тирелл, которого звали Рыцарем Цветов.

Сир Лорас был младшим сыном Мейса Тирелла, лорда Хайгардена, Хранителя Юга. В свои шестнадцать лет он оказался на поле самым молодым среди рыцарей, но в то утро в первых же поединках выбил из седла поочередно троих королевских гвардейцев. Санса еще не видела такого красавца. Латы его были украшены причудливым узором, изображавшим букет из тысячи различных цветов, а снежно-белого жеребца покрывала попона, сплетенная из красных и белых роз. После каждой победы сир Лорас снимал шлем и медленно объезжал поле; увидев в толпе прекрасную деву, он вынимал из покрывала белую розу и бросал ей. В своем последнем поединке в тот день он съехался с молодым Ройсом. Древние руны сира Робара не смогли защитить его: сир Лорас с жутким грохотом расколол щит своего противника и выбил его из седла в грязь. Робар остался стонать на земле, а победитель отправился объезжать поле. Наконец кликнули носилки, и недвижимого Робара унесли в шатер. Но Санса этого не видела: она смотрела лишь на сира Лораса, и когда белый конь остановился перед ней, подумала, что сердце ее разорвется.

Остальным девушкам он дарил белые розы, но для нее выбрал красную.

– Милая леди, – проговорил юноша, – ни одна победа не может быть прекраснее вас. – Санса застенчиво приняла цветок, онемев от подобной галантности. Голову сира Лораса украшала копна каштановых кудрей, глаза светились, как расплавленное золото. Санса вдохнула слабый аромат цветка и еще долго сжимала его в руках, после того как сир Лорас удалился.

Когда Санса наконец подняла глаза, возле нее оказался невысокий мужчина с остроконечной бородкой и проседью в волосах; он показался ей ровесником отца.

– Наверное, вы одна из ее дочерей, – сказал он, улыбаясь одним только ртом, но не серо-зелеными глазами. – Вы похожи на Талли.

– Я Санса Старк, – ответила она со смущением.

Мужчина был облачен в тяжелый плащ с меховым воротником, застегнутым брошью в виде серебряного пересмешника, и держался с непринужденностью знатного лорда, но Сансе он был не знаком.

– Я не имею чести знать вас, милорд.

Септа Мордейн тут же вмешалась.

– Милое дитя, это лорд Бэйлиш, член малого королевского совета.

– Некогда ваша мать была моей королевой красоты, – дохнув на Сансу мятой, негромко проговорил мужчина. – У вас ее волосы. – Пальцы его вдруг прикоснулись к ее щеке, к темно-рыжему локону. А потом он резко повернулся и ушел.

К этому времени луна уже поднялась и толпа устала, поэтому король объявил, что последние три поединка состоятся на следующее утро перед общим турниром. Простолюдины начали расходиться по домам, обсуждая схватки минувшего дня и те, что предстояло увидеть утром, а придворные отправились на берег реки, где их ждал пир. Шесть громадных зубров жарились на кострах уже несколько часов; туши медленно поворачивались на деревянных вертелах, поварята старательно обмазывали их маслом и травами до тех пор, пока мясо не запеклось и не начало истекать соком. Возле павильонов поставили скамьи и разложили столы, уставили их сладкими травами, клубникой и свежевыпеченным хлебом.

Сансе и септе Мордейн отвели весьма почетные места слева от приподнятого помоста, на котором рядом с королевой восседал король. По правую руку от матери уселся принц Джоффри, и Санса ощутила, как напряглось ее горло. Принц не сказал ей ни слова после того жуткого события, а она не осмеливалась заговорить с ним. Вначале она решила, что ненавидит его за то, что случилось с Леди, но, выплакав все слезы, убедила себя в том, что не Джоффри виноват; причиной всему королева, ее-то и следует ненавидеть, ее и Арью. Если бы не Арья, ничего бы с ними вообще не случилось. Сегодня она просто не могла ненавидеть Джоффри: принц был слишком прекрасен. На темно-синем дублете блестел двойной ряд вышитых золотых львиных голов, лоб его украшала тонкая корона из золота и сапфиров. Его волосы блестели, словно металл. Санса глядела на него и трепетала; она боялась, что принц не обратит на нее внимания или, хуже того, в припадке ненависти выгонит ее, плачущую, из-за стола.

Но Джоффри только улыбнулся ей, поцеловал ее руку – красивый и любезный, как подобает принцу из песен, и сказал:

– Сир Лорас умеет понимать красоту, милая леди.

– Он был слишком добр ко мне, – пробормотала она, пытаясь оставаться скромной и спокойной, хотя душа ее пела. – Сир Лорас – истинный рыцарь. Как вы думаете, он победит завтра, милорд?

– Нет, – отвечал Джоффри. – С ним расправится или мой Пес, или, может быть, дядя Джейме. А через несколько лет, когда я вырасту и меня включат в списки, я превзойду их всех. – Джоффри поднял руку, подзывая слугу с бутылкой ледяного летнего вина, и налил в ее чашу. Санса беспокойно поглядела на септу Мордейн, но Джоффри приподнялся и наполнил чашу септы; так что она кивнула, вежливо поблагодарила его и не сказала больше ни слова.

Слуги наполняли чаши всю ночь, но потом Санса не сумела даже вспомнить вкуса вина. Ей и не нужно было вино. Ее пьянили чары этой ночи, голова кружилась от великолепия, красоты, о которой Санса мечтала всю жизнь, но на которую не осмеливалась надеяться. Перед павильоном короля сидели певцы, заполнявшие сумерки музыкой. Жонглер подкидывал в воздух горящие дубинки. Собственный шут короля, Лунатик – широколицый простак, – выплясывал на ходулях в шутовском костюме и без умолку вышучивал всех и каждого с такой откровенной жестокостью, что Санса усомнилась в его простоте. Даже септа Мордейн была беспомощна перед ним: шут завел песенку о верховном септоне, и она хохотала так, что выплеснула вино на платье.

Джоффри казался воплощенной любезностью. Он весь вечер разговаривал с Сансой, осыпал ее комплиментами, развлекал, делился дворцовыми сплетнями, объяснял выходки Лунатика. Санса была так очарована, что, забыв о своем воспитании, более не обращала внимания на септу Мордейн, сидевшую слева от нее.

Тем временем блюда приносили и уносили. Густой суп из ячменя и оленины, салаты из сладкотравья, шпината и слив, посыпанные толчеными орехами. Улитки под медом и чесноком. Санса еще никогда не ела улиток, но Джоффри показал ей, как надо извлекать моллюска из раковины, и сам подал ей первый сладкий кусочек. За этим последовала запеченная в глине форель, только что выловленная в реке, и принц помог Сансе разбить хрупкую корочку, под которой таилась волокнистая белая мякоть. Затем начались мясные блюда, и он опять позаботился о ней, отрезав от ноги зубра прекрасный кусок и с улыбкой положив на ее тарелку. Впрочем, судя по скованным движениям, правая рука еще беспокоила Джоффри, однако он не жаловался.

Потом пошли сласти: пирог с голубями, запеченные яблоки, благоухающие корицей, и лимонные пирожные под сахарной глазурью. Но к этому времени Санса уже настолько наелась, что сумела управиться только с двумя маленькими лимонными пирожными, невзирая на то что очень любила их. Она как раз подумывала, не взяться ли за третий, когда король начал кричать. Король Роберт говорил все громче с каждым блюдом. Время от времени Санса слышала, как он смеется или выкрикивает распоряжения, заглушая музыку, стук тарелок и утвари, но они сидели слишком далеко от него, чтобы она могла разобрать слова. Теперь Роберта слышали все.

– Нет! – прогрохотал он, заглушая все разговоры. Потрясенная Санса видела, что король поднялся на ноги, шатаясь и побагровев. В руке Роберт держал кубок с вином, хотя уже был пьян. – Не приказывай мне, женщина! – рявкнул он, обращаясь к королеве Серсее. – Король здесь я, понимаешь? Я здесь командую, и если я сказал, что буду завтра биться, значит буду! – Все смотрели в изумлении.

Санса заметила сира Барристана, Ренли, брата короля, и еще того невысокого человечка, который так странно говорил с ней и прикоснулся к ее волосам. Но никто не сделал попытки вмешаться. Лицо королевы превратилось в маску, став настолько бескровным, словно оно было вылеплено из снега. Серсея поднялась из-за стола и, собрав свои юбки, молча бросилась к выходу. Челядь направилась следом.

Джейме Ланнистер положил ладонь на плечо короля, но король оттолкнул его в сторону. Ланнистер споткнулся и упал. Король расхохотался.

– Тоже мне великий рыцарь! Я все еще могу втоптать тебя в грязь. Помни это, Цареубийца! – Он ударил в грудь украшенным драгоценными камнями кубком, расплескивая вино по атласной рубахе. – Дайте мне мой молот, и никто в королевстве не выстоит против меня!

Джейме Ланнистер поднялся и отряхнулся.

– Как вам угодно, ваша светлость, – ответил он напряженным голосом.

Лорд Ренли с улыбкой шагнул вперед:

– Ты пролил вино, Роберт. Позволь мне подать тебе новый кубок.

Санса вздрогнула, когда Джоффри вдруг положил ладонь на ее руку.

– Становится поздновато, – сказал принц. На лице его застыло странное выражение, словно он больше не видел ее. – Нужно ли проводить вас до замка?

– Нет, – начала отвечать Санса. Она поискала глазами септу Мордейн и с изумлением обнаружила, что та спит, положив голову на стол, и мягко и весьма благовоспитанно прихрапывает.

– Я хотела сказать… да, спасибо, я буду очень признательна. Я устала, а дорога такая темная. Я буду рада защите.

Джоффри выкрикнул:

– Пес!

Сандор Клигейн словно соткался из тьмы – так быстро он появился. Он уже успел заменить доспехи красной шерстяной туникой, на груди которой была нашита кожаная собачья голова. В огне факелов его обожженное лицо поблескивало тускло-красным.

– Да, ваша светлость? – проговорил он.

– Отведи мою невесту в замок. Пригляди, чтобы с ней ничего не случилось, – отрывисто проговорил принц. И, не сказав ей даже слова на прощание, направился прочь.

Санса чувствовала на себе взгляд Пса.

– А ты уже решила, что Джоффри сам отправится провожать тебя? – Он расхохотался, смех его напоминал грызню собак на псарне. – На это рассчитывать нечего.

Он поставил ее, не сопротивляющуюся, на ноги.

– Пошли, не только тебе надо поспать. Я уже крепко выпил, а завтра мне, возможно, придется убить собственного брата. – Он вновь расхохотался.

С внезапным ужасом Санса толкнула септу Мордейн в плечо, надеясь разбудить ее, но та лишь громче всхрапнула. Король Роберт направился прочь, и половина скамей разом опустела. Пир закончился, а с ним и прекрасный сон.

Пес прихватил факел, чтобы освещать их путь. Санса следовала за ним. Почва была каменистой и неровной, из-за мерцающего света казалось, будто она двигается и перемещается под ее ногами. Санса шла, опустив глаза, старательно выбирая место, куда можно было ступить. Они проходили между павильонов, перед каждым из которых высилось знамя и висела броня; молчание становилось тяжелее с каждым шагом: Санса не могла выносить общество этого человека, настолько он пугал ее. Однако она была воспитанной девушкой. «Истинная леди не станет обращать внимание на его лицо», – сказала она себе.

– Вы выступили сегодня самым доблестным образом, сир Сандор, – заставила она себя пробормотать.

Сандор Клигейн огрызнулся:

– Избавь меня от своих пустых комплиментов, девочка, и от твоего «сира». Я не рыцарь. Я плюю на них и на их обеты. Вот мой брат – рыцарь. Ты видела, как он сегодня ездил?

– Да, – проговорила Санса затрепетав. – Он был…

– Таким доблестным? – договорил Пес.

Он смеется над ней, поняла Санса.

– Никто не смог противостоять ему, – гордясь собой, наконец проговорила она. Это не было ложью.

Сандор Клигейн внезапно остановился посреди темной пустоши. Ей пришлось остановиться рядом с ним.

– Септа хорошо тебя обучила. Ты похожа на одну из пташек, прилетевших с Летних островов, вот что. На хорошенькую говорливую птичку, повторяющую все хорошие слова, которым ее научили.

– Это нехорошо. – Санса ощутила, как сердце затрепетало в груди. – Вы пугаете меня. Я хочу уйти.

– Никто не может противостоять ему, – скрежетнул Пес. – Вот это правда. Никто не способен противостоять Грегору. А хорошо он сделал этого мальчишку, своего второго противника. Ты видела, правда? Дурак. Незачем ему было выезжать в такой компании. Ни денег, ни оруженосца, некому помочь надеть доспехи. Горжет не был закреплен должным образом. Ты думаешь, что Грегор не заметил этого? Или ты полагаешь, что пика сира Грегора дернулась вверх случайно? Хорошенькая разговорчивая девчушка, если ты в это веришь, то уж точно пустоголова, как птица. Пика Грегора бьет туда, куда ее направляет Грегор. Погляди на меня. Погляди на меня! – Сандор Клигейн протянул огромную руку, повернул ее лицо, взяв за подбородок. Опустившись на корточки перед ней, он поднес факел к своему лицу. – Смотри, вот тебе хорошенькое личико, смотри на здоровье. Ты ведь хочешь этого. Я видел, как ты все время отворачивалась на Королевском тракте. Плевать на это! Смотри!

Пальцы держали ее челюсть, словно железный капкан. Он не отрывал глаз, пьяных, гневных. Ей пришлось посмотреть.

Правая сторона лица его казалась изможденной: острые скулы, серый глаз под тяжелым лбом, нос большой и изогнутый, жидкие темные волосы. Клигейн отращивал их и зачесывал набок, потому что на другой стороне его лица они не росли.

Левой половины лица не было. Ухо отгорело, осталась лишь дырка. Глаз еще видел, но его окружал змеиный клубок шрамов, обожженную жесткую черную плоть покрывали рытвины и глубокие трещины, в которых, когда Сандор шевелился, поблескивало что-то красное и влажное. Снизу на челюсти съежившаяся плоть открывала кусочек кости.

Санса заплакала. Выпустив ее, Клигейн загасил факел в грязи.

– Для этого у тебя нет хорошеньких слов, девочка? Для этого твоя септа не знает никаких комплиментов? – Ответа не последовало, он продолжил: – Многие думают, что это случилось в какой-то битве… во время осады, в горящей башне; говорят, что у моего врага был в руках факел. Один дурак даже спросил, не дохнул ли на меня дракон.

На этот раз смех его был мягок, но в нем слышалась горечь.

– Но я скажу тебе, как это было, девочка, – прохрипел он – голос в ночи, тень, подвинувшаяся так близко, что она ощутила запах выпитого вина. – Я был моложе тебя, мне было тогда семь, а может, даже и шесть. В деревне возле стен крепости моего отца один резчик по дереву устроил свою лавку и, чтобы добиться поддержки, послал нам подарки. Старик делал восхитительные игрушки. Я не помню, что получил тогда, но мне больше понравился подарок Грегора – разрисованный деревянный рыцарь, каждый сустав его двигался и был закреплен веревочкой, поэтому он мог сражаться. Грегор был на пять лет старше меня и перерос эту игрушку. Он уже стал оруженосцем, мускулистый как бык и почти шести футов ростом. Поэтому я взял его рыцаря, но кража не принесла мне счастья – я держался настороже, и все-таки он поймал меня. В его комнате была жаровня. Грегор не сказал даже слова, просто взял меня под мышки, уткнул лицом в горящие угли и держал так, невзирая на все мои вопли. Ты видела, какой он сильный. И уже тогда вырвать меня у него сумели только трое взрослых мужчин. Септоны говорят о семи преисподних. Что они знают? Только те, кто был обожжен, знают, что такое истинная преисподняя.

Отец сказал всем, что постель моя загорелась, а наш мэйстер лечил меня мазями. Мазями! Грегор тоже получил свою мазь. Четыре года спустя его помазали семью елеями, он принес свои рыцарские обеты, и Рэйгар Таргариен, ударив его по плечу, сказал: «Поднимись, сир Грегор!»

Скрежещущий голос умолк. Сандор безмолвно сидел перед ней на корточках, громадный черный силуэт растворился в ночи, прячась от ее глаз. Санса слышала неровное дыхание Сандора, она поняла, что ей жаль его, страх почему-то исчез. Молчание затянулось, оно продолжалось так долго, что она вновь начала бояться, но теперь уже за него, а не за себя. Она нащупала рукой его огромное плечо.

– Он не истинный рыцарь, – шепнула она.

Пес откинул голову назад и взревел. Санса отступила назад, но он поймал ее за руку.

– Ты права! – прорычал он. – Да, птичка, он не истинный рыцарь.

Весь остаток пути до города Сандор Клигейн промолчал. Он довел ее до места, где ждали повозки, приказал вознице отвезти их в Красный замок и уселся с ней рядом. Они в молчании въехали через Королевские ворота и направились вверх по освещенным факелами городским улицам. Через заднюю калитку он провел Сансу в замок… обожженное лицо дергалось, в глазах пряталась задумчивость. Он держался на шаг позади нее, пока она поднималась по лестнице в башню. Сандор проводил Сансу до коридора, ведущего в ее опочивальню.

– Благодарю вас, милорд, – кротко проговорила Санса.

Пес поймал ее руку и наклонился поближе.

– То, о чем я рассказал тебе сегодня, – проговорил он еще более грубо, чем обычно. – Если ты когда-нибудь скажешь Джоффри… своей сестре или отцу… любому из них…

– Не скажу, – прошептала Санса. – Обещаю.

Этого было мало.

– Если скажешь кому-нибудь, – закончил он, – я убью тебя.