Бран

Казалось, что он падал годы и годы.

– Лети, – шептал ему голос во тьме.

Бран летать не умел, поэтому оставалось лишь падать. Мэйстер Лювин слепил из глины мальчишку и обжег его, чтобы тело сделалось твердым и хрупким. Одел в одежды Брана и сбросил с крыши. Бран вспомнил, как разбилась фигурка.

– Но я никогда не упаду, – сказал он падая.

Земля была так далеко, что Бран едва мог разглядеть ее сквозь туман, кружившийся вокруг, но он чувствовал, насколько быстро летит, и знал, что его ждет внизу. Даже во сне нельзя падать вечно. Он знал, что проснется за миг до того, как ударится о землю. Всегда просыпаешься за мгновенье до того, как удариться о землю.

– А если нет? – спросил голос.

Земля приближалась, оставаясь еще далеко, – в тысяче миль, но уже ближе, чем раньше. Здесь, во тьме, было холодно. Здесь не было звезд, не было солнца, лишь земля надвигалась, чтобы разбить его тело, и серый туман, и шепчущий голос. Ему захотелось плакать.

– Не плачь. Лети.

– Я не могу летать, – сказал Бран. – Не могу, не могу…

– Откуда ты знаешь? Разве ты пытался?

Голос был высоким и тонким. Бран огляделся, чтобы понять, откуда он доносится. Сопровождая его падение, кругами опускалась ворона, но Бран не мог до нее дотянуться.

– Помоги мне, – сказал Бран.

– Я пытаюсь, – отвечала ворона. – Скажи, а зерно у тебя есть?

Бран полез в карман, а тьма закружилась вокруг него. Он извлек руку, и золотые зернышки посыпались между пальцами в воздух. Они падали вместе с ним. Ворона уселась на его руку и начал есть.

– А ты и в самом деле ворона? – спросил Бран.

– А ты и в самом деле падаешь? – ответила она вопросом на вопрос.

– Это просто сон, – сказал Бран.

– Разве? – спросила ворона.

– Я проснусь, когда ударюсь о землю, – сказал Бран птице.

– Ты умрешь, когда ударишься о землю, – поправила его ворона, продолжая клевать зерно.

Бран поглядел вниз. Он теперь видел горы, белые снеговые вершины и серебряные нити рек в темных лесах. Он закрыл глаза и заплакал.

– А вот это не поможет, – сказала ворона. – Я же объяснила тебе: надо лететь, а не плакать. Ты считаешь, что это трудно? Но ведь я летаю. – Поднявшись в воздух, ворона облетела вокруг руки Брана.

– Но у тебя есть крылья, – возразил Бран.

– Возможно, они есть и у тебя.

Бран ощупал свои плечи в поисках перьев.

– Крылья бывают разными, – заметила ворона.

Бран поглядел на свои руки, на свои ноги. Он был таким тощим – лишь кожа, туго натянутая на кости. Неужели он всегда был таким? Он попытался вспомнить. Из серого тумана к нему выплыло, сияя, золотое лицо.

– Чего не сделаешь ради любви, – произнесло оно.

Бран вскрикнул. Ворона, каркнув, взмыла в воздух.

– Только не это! – закричала она. – Забудь об этом, сейчас тебе это не нужно, забудь, забудь. – Птица приземлилась на плечо Брана, клюнула его, и золотое сияющее лицо исчезло.

Бран падал быстрее, чем когда-либо. Серые туманы выли вокруг, а он несся к земле.

– Что ты делаешь со мной? – со слезами в голосе спросил он у вороны.

– Учу тебя летать.

– Я не могу летать.

– Ты уже летишь.

– Я падаю.

– Каждый полет начинается с падения, – сказала ворона. – Погляди вниз.

– Я боюсь…

– ПОГЛЯДИ ВНИЗ!

Когда Бран поглядел вниз, у него внутри все похолодело. Теперь земля неслась навстречу ему. Весь мир распростерся под ним, словно ковер, расшитый белой, бурой и зеленой нитями. Он видел все настолько отчетливо, что на мгновение забыл об испуге. Он видел всю страну и каждого в ней.

Он увидел Винтерфелл, каким видят замок орлы: высокие башни казались сверху приземистыми огрызками, а стены превратились в линии, прорисованные на земле. Бран увидел мэйстера Лювина на балконе, изучающего небо через полированную бронзовую трубу; ученый, хмурясь, делал заметки. Увидел своего брата Робба, подросшего и окрепшего по сравнению с тем, каким он помнил его; брат занимался во дворе фехтованием с настоящей сталью в руке. Он увидел Ходора – простодушного великана из конюшни – несшего наковальню в кузницу Миккена, взвалив ее на плечо с такой же легкостью, с какой другие взвалили бы стог сена. В сердце богорощи огромное чардрево размышляло над своим отражением в черной воде, листья его шелестели под холодным ветром. Ощутив, что Бран наблюдает за ним, оно подняло свои глаза от тихих вод и ответило ему понимающим взглядом.

Он поглядел на восток и увидел галею, несущуюся по водам Челюстей. И мать, одиноко сидевшую в каюте. Она рассматривала окровавленный нож, лежавший перед ней на столе; гребцы налегали на весла, а сир Родрик привалился к поручням, содрогаясь всем телом. Впереди них собрался шторм, ревущую тьму прорезали молнии, но корабельщики почему-то не видели бурю.

Он поглядел на юг и увидел огромный сине-зеленый поток Трезубца. Увидел, как отец, лицо которого искажало горе, о чем-то просит короля. Увидел, как плачет Санса и не может никак заснуть. Увидел, как затаилась молчаливая Арья, скрывая свои секреты. Их окружали тени. Одна темная, словно пепел, с жуткой собачьей мордой. Другая была как солнце в золотой и прекрасной броне. Над всеми возвышался великан в доспехах, выкованных из камня, но когда он отвел забрало, под ним ничего не оказалось – лишь тьма и густая черная кровь.

Он поднял глаза и ясно увидел мир за Узким морем: Вольные города и зеленое Дотракийское море, и дальше – Ваэс Дотрак под горой, сказочные земли у Нефритового моря, Ашай, что у Края Теней, где до рассвета скрываются драконы.

Наконец он поглядел на север. Он увидел сверкающую, как синий кристалл, Стену и незаконнорожденного брата Джона, спящего в одиночестве на холодной постели; кожа его бледнела и становилась жесткой. Воспоминания о тепле ускользали от него. Он поглядел за Стену, за бесконечный лес, укутанный снегом, мимо замерзшего побережья, за огромные иссиня-белые ледяные реки и мертвые равнины, где ничего не могло расти или жить. Все дальше и дальше на север уходил его взгляд – к завесе света в конце мира, а потом и за эту завесу. Бран заглянул в самое сердце зимы, ужаснулся, испуганно вскрикнул, и щеки его обожгли слезы.

– Теперь ты знаешь, – проговорила ворона, опускаясь на его плечо. – Теперь ты знаешь, почему должен жить.

– Почему? – сказал Бран, ничего не понимая, но падая, падая, падая.

– Потому что зима близко.

Бран поглядел на ворону, сидящую на его плече, та посмотрела на него в ответ. У птицы оказалось три глаза, и третий наполняло жуткое знание. Бран поглядел вниз. Там не было ничего кроме снега, холода, смерти и морозной пустоши, где его поджидали иссиня-белые ледяные шпили. Они метили в него, точно копья. Бран увидел кости тысяч других спящих, насаженных на острия, и ужасно испугался.

– Может ли человек оставаться храбрым, если ему страшно? – услышал он свой голос, тихий и далекий.

А голос отца ответил ему:

– Только в такие моменты человек и может быть храбрым.

– Сейчас, Бран, – призывала ворона. – Выбирай. Лети или умри.

Смерть с воплем протянула к нему руку.

Бран раскинул свои руки и полетел. Незримые крылья впивали ветер; наполнившись, они подняли его вверх. Ужасные ледяные иглы исчезли внизу. Над головой открылось небо. Бран поднялся вверх. Это было великолепно. Мир под ним сделался маленьким.

– Я лечу! – выкрикнул он в восхищении.

– Я заметила, – сказала трехглазая ворона. Она взлетела, хлопая крыльями перед лицом Брана, замедляя его и ослепляя, и застыла в воздухе, ударяя перьями по щекам мальчика. Ворона сильно клюнула Брана в лоб, и тот почувствовал внезапную ослепляющую боль между глаз.

– Что ты делаешь? – закричал он.

Ворона открыла клюв и каркнула на него, пронзительно и с ужасом, а серый туман задрожал, закружился вокруг Брана и порвался, точно вуаль. Мальчик увидел, что ворона на самом деле женщина, служанка с длинными черными волосами, и он откуда-то ее знает, по Винтерфеллу, да, точно, теперь он ее вспомнил. А потом понял, что он в Винтерфелле, в кровати, высоко в какой-то холодной комнате башни. Черноволосая женщина выронила кувшин с водой и побежала вниз по лестнице с криком:

– Он очнулся, он очнулся, он очнулся!

Бран прикоснулся ко лбу между глазами. Место, куда его клюнула ворона, все еще горело, но там не было ничего – ни крови, ни раны. Почувствовав слабость и головокружение, он попытался выбраться из постели, но даже не двинулся.

Возле кровати что-то зашевелилось, и ему на ноги кто-то легонько присел. Бран ничего не почувствовал. Пара желтых глаз, сияющих, словно солнце, заглянула в его глаза. Окно было открыто, в комнате было холодно, однако тепло, которое источал волк, охватило его жаркой волной. Это его щенок, понял Бран… Но щенок ли? Теперь он сделался таким большим. Бран протянул дрожащую, как лист, руку, чтобы погладить его.

Когда его брат Робб ворвался в комнату, запыхавшись после бега по ступеням башни, лютоволк лизал лицо Брана. Невозмутимо поглядев вверх, Бран объявил:

– Его зовут Лето.