Глава 30
Глубокой ночью в Москве, в корпункте одной из ведущих газет США за рабочим столом сидела Шерри Клайн, аккредитованная в советской столице еще полтора года назад. Если бы в этот кабинет заглянул Иван Румянцов, он бы без труда узнал в американской журналистке милую Кати, приятельницу его заместителя генерал-майора медицинской службы Станислава Исаевича Гейер-Генерозова, увиденную им на дне рождения Рогнеды Павловны Чаковской.
Еще после полудня Шерри взяла интервью у видного советского деятеля, давшего комментарий в связи с предстоящей встречей на высшем уровне в Женеве. Предпочитавшая работать в ночные часы, когда редакция пустовала, журналистка готовила материал, пытаясь не выдавать бумаге язвительные мысли по поводу советской политики.
Вдруг творческую тишину нарушил резкий телефонный звонок. Шерри вздрогнула; в столь позднее время в корпункт практически никогда не звонили. Подняв трубку, она вскоре поняла, что звонят из Штатов, где в это время было около восьми вечера.
– Шерри, это ты?
Слегка искажаемый мембраной и расстоянием голос показался Шерри смутно знакомым.
– Да, а кто говорит?
– Боже мой, Шерри, не могу поверить, что ты в такое время еще на работе, у вас же там ночь.
– Вильма, ты? – попыталась выяснить озадаченная журналистка, памятуя, что ее университетская приятельница Вильма еще ни разу не звонила ей в Москву.
–
Ну да, я, а кто же еще? Мне дали твой телефон, и я позвонила, хотя не надеялась тебя застать. Сколько же прошло лет… – Как твои дела, Вильма?
– Слушай, Шерри, – переходя к делу, загадочно сообщила собеседница, – я даже не знаю с чего начать. Это все очень сложно и даже страшно… – Что стряслось? – не выдержала журналистка.
– Понимаешь, это касается… ну, я думаю, ты поймешь кого я имею в виду… Это касается одного твоего близкого московского приятеля.
– Слушай, ты о ком? – все более недоумевая и раздражаясь, спросила Шерри Клайн.
У нее не было американских приятелей в Москве, тогда как «близким московским приятелем» мог быть только один – Станислав Гейер-Генерозов. Но откуда об этом человеке смогла узнать ее сокурсница по университету, с которой они давно не виделись? Пока понятно только одно: ее служебный телефон Вильма могла выяснить через коллег, ведь она сама работала в каком-то женском журнале, кажется, кто-то говорил Шерри, – в порножурнале.
Из Нью-Йорка тем временем неслись слова, ставившие ее в тупик.
– Послушай, Шерри, это долгая история, – когда и где мы познакомились с твоим другом, и зачем он мне. Ну, словом… я не могу связаться с ним сейчас, а он мне очень нужен. Я бы хотела, чтобы он позвонил мне, и чтобы ты коечто передала ему с моих слов… ну, от меня…
– Постой, Вильма, постой, мне кажется…
Ей хотелось предупредить, даже закричать в телефонную трубку: «Мне кажется, тебе не стоит говорить об этом по телефону и называть имя нашего приятеля…» Шерри бешено соображала, не зная, что предпринять: выслушать или остановить приятельницу. Ведь сотрудников корпункта уже не раз предупреждали, что русские кроты внедряются не только в связь посольств, но и пресс-служб, и корпунктов. Как дать об этом знать, не выдав себя и не подставив генерал-майора, не навредив ему? А тем временем Вильма продолжала:
– Можешь передать… можешь записать…
– Ну хорошо, пишу…
На другом конце провода Вильма тоже замолкла в растерянности, поймав себя на мысли, насколько откровенной она может быть по телефону.
– Записывай: я напала на след…
– …на след…
– Как бы это не сказать лишнего и чтобы тебе было понятней… – нелепо откровенничала Вильма, – тот телефонный номер с визитной карточки, которую мне дал твой московский друг, принадлежит нью-йоркской организации, которая активно осуждает действия СССР в Европе и на других континентах. Он должен это знать, Шерри. Передай ему, что я действительно боюсь за него, за его карьеру… Какая чушь! Это было похоже на явную провокацию… какая карточка, какой телефон, и что за организация, о которой не знает Станислав, но просит связаться с этими людьми мало знакомую ему Вильму? Да, он недавно был в США, впрочем, он не в первый раз посещает Американский континент. Кто же хочет его подставить? И при чем тут она, Шерри Клайн?!
– Вильма, прошу тебя, обдумывай и взвешивай каждое свое слово, – шепотом, как заговорщица, произнесла Шерри.
– Слушай, Шерри, – также шепотом проговорили ей в ответ, – передай ему, что тут, в Нью-Йорке он общался с нехорошими парнями. Понимаешь? Я провела свое расследование, я даже проверяла их счета, и оказалось, что эта организация… ну так сказать, крыша американской разведки. Пусть он обязательно узнает об этом!
«Господи! – подумала Вильма. – Достаточно ли ясно я говорю, поймет ли она всю опасность ситуации для него?»
«Господи!», – ужаснулась Шерри, чувствуя, как по ее коже поползли мурашки.
– Вильма, хватит, я кладу трубку. Если он позвонит, я все ему передам. Нам больше говорить невозможно. Сорри.
Положив трубку, она долго и опустошенно смотрела в одну точку, ощущая, как бешено колотится сердце, как сковывает руки и ноги тягостный и непонятный страх. Журналистка с трудом поднялась, прислушиваясь к тихим звукам в помещении и коридорах опустевшего на ночь корпункта…
* * *
Блестевший черным лаком ЗИЛ-118 руководителя госбезопасности страны, Маршала Советского Союза Георгия Иосифовича Лазовского въехал в основные ворота здания, когда-то принадлежавшего Русскому страховому обществу, а ныне – силовому ведомству. Ворота отворили два солдата, одетые в серые мундиры с синими погонами. Прапорщик, взглянув на лобовое стекло и удостоверившись, кто сидит в автомобиле, отдал честь.
В это предрассветное время всесильный глава ведомства, получив информацию непосредственно от своего давнего друга и сослуживца генерал-майора Владимира Ефимовича Левинсона, немедленно направился на службу. Он поднялся не в свой кабинет на третьем этаже, а направился в специальное служебное помещение, находящееся в самом дальнем крыле корпуса.
Эксперты, получив чуть более часа назад запись телефонного разговора из Нью-Йорка с американским корпунктом в Москве, разгадали кто кроется под «близким другом» Шерри Клайн, и установили, что недавно этот «друг» возвратился из командировки, за время которой он посетил ряд стран Латинской Америки, побывал во Флориде, Нью-Йорке, где встречался со многими деловыми людьми.
Среди которых, естественно, оказались и надежные агенты органов безопасности советской страны, отслеживавшие каждый момент его пребывания за океаном. А тут этот прелюбопытный телефонный разговор!
Руководитель госбезопасности особо интересовался «другом», работавшим в аппарате секретаря ЦК Арсения Алексеевича Архимандритова. Совсем недавно возвратившись с закрытого заседания Политбюро ЦК партии, он провел оперативное совещание с особо доверенными своими работниками, и напомнил им о тщательном отслеживании движения Станислава Исаевича Гейер-Генерозова. Возможно, этот человек был тем ключиком, с помощью которого руководитель госбезопасности сможет подобраться к могущественному Архимандритову. Если действовать очень, очень и очень осторожно… чтобы не поплатиться не только карьерой, но и… своей жизнью! Кто ж не боится Сатаны?!
Докопавшись до сути беседы двух женщин, эксперты решили немедленно известить генерал-майора Левинсона, а тот – руководителя ведомства. Еще и потому, что только недавно эксперты завершили анализ цели пребывания и встреч «объекта» в США, и готовили докладную записку. Лазовский, в свою очередь, счел необходимым лично встретиться с одним из них, с высококлассным и доверенным экспертом Василием Алимяном.
У входа в секретное помещение Георгия Иосифовича встретил верный друг, начальник оперативного направления Владимир Ефимович Левинсон; вместе они вошли в комнату, где ожидал эксперт. За круглым столиком пустовали три стула, на четвертом сидел Алимян. Он встал лишь завидев Маршала Советского Союза, и, взглянув устало, ничего не сказал, а молча встал, вытянувшись и плотно приложив руки по швам для приветствия.
Удобно усевшись, руководитель госбезопасности приказал:
– Докладывайте, товарищ Алимян.
Бросив пристальный взгляд на генерал-майора и секунду размыслив, тот сообщил:
– Мы со своей экспертной группой провели анализ, сгруппировали все факты и сведения по интересующему вас объекту. Результаты оказались просто потрясающими. И все, на мой взгляд, оказывается намного сложнее и ужаснее.
Алимян сделал паузу, а заинтригованный, но не подавший виду Георгий Иосифович на одном дыхании вымолвил:
– Продолжайте.
– Мы сделали детальный анализ всех записанных разговоров, и, думается, расшифровали смысл нахождения в Западном полушарии интересующего вас человека. Его пребывание там и встречи с некоторыми людьми помогли нам понять, что на юге Латинской Америки точно находится мощнейший засекреченный объект. К сожалению, не могу утверждать, какое он имеет назначение: военное, космическое или научно-исследовательское. Но о его назначении наверняка знает наш «подопечный». Могу сказать, что это высокопрофессиональный работник, хорошо знающий, что находится под колпаком и контролируется спецслужбами. Это было понятно по его поведению в США. – Так, хорошо.
– Ну еще вот что, товарищ маршал. Во время одной из встреч с высокопоставленным чиновником из Конгресса США «подопечный» передал бумаги, имеющие отношение к… нашему ведомству. Через своих людей мы получили фотокопии переданных документов, и установили, что это – документация из самого секретного подразделения нашего ведомства.
– Продолжайте, – голос маршала посуровел, а брови сдвинулись.
– Этой документацией занимаются только четверо: вы, товарищ маршал, генерал-майор Левинсон, я и шифровальщик. Кто из нас мог быть причастным к передаче ему документации, имеющей гриф «Особой государственной важности. Только для конкретных исполнителей», не установлено.
– Что докладывает наша агентура на объекте «Хибины»?
– Никаких новых сообщений не поступает.
Видя, что маршал потер переносицу и вот-вот что-то скажет, Алимян опередил:
– Мы постоянно перепроверяем наших агентов на объекте «Хибины», как и на других наиболее важных объектах внутри страны и за рубежом на предмет перевербовки их противником.
– Это хорошо. Теперь надо подумать, кто из нас, четверых… я подчеркиваю, товарищ Алимян, кто из нас, не исключая и меня, мог быть причастным к передаче секретной документации? Итак: кто из нас четверых, не исключая и меня, мог быть причастен к передаче секретной документации? Маршал Советского Союза решительно поднялся с кресла, подытоживая разговор:
– Даю вам 30 минут на размышление, после чего жду обоих у себя в кабинете.
И маршал, пройдя к себе и устроившись на огромном кожаном диване, стал ждать. Время тянулось медленно. Тогда он нажал кнопку, вызвав адъютанта. Тому достаточно было взгляда, чтобы понять желание начальника. Адъютант тут же подошел к бару, налил в высокий стакан шотландский виски с содовой и подал на серебряном подносе.
Но Георгий Иосифович Лазовский не прикоснулся к виски, грустно размышляя, что всегда, в любом деле мог он положиться на своего преданного друга Левинсона. И даже сейчас может положиться только на него… потому что после того, что произойдет в течение ближайших 30 минут, никто и никогда не сможет сказать, что причастных к передаче секретов его ведомства было четверо, и один из них – он, маршал Лазовский.
Нет, Маршал Советского Союза Георгий Иосифович Лазовский не слышал, как в стенах кабинета начальника направления генерала Левинсона, крытыми плитами карельской березы, прозвучал приглушенный пистолетный выстрел.
Он просто знал, что это произойдет.
Маршал поморщился, взял в руки фужер, и тут опять вошел адъютант:
– Товарищ Маршал Советского Союза, начальник направления генерал-майор Левинсон, когда мы после вашего приказания поднялись в его кабинет и остались наедине, вытащил пистолет и выстрелил себе в рот.
– Хорошо, – то ли оправдывая, то ли осуждая, ответил маршал, – он всегда был специалист по оральному сексу…
* * *
За три месяца до этих событий состоялось совещание у главы государства, на котором присутствовали члены Политбюро, в том числе и руководитель госбезопасности Лазовский.
На совещании, как всегда, много говорили о верности идеалам марксизма-ленинизма, о немеркнущих идеях коммунизма, о счастье советских людей. Все это было глупо и примитивно. Потому многие из сидевших старцев – членов Политбюро – безразлично думали о чем-то своем, или бессмысленно разглядывали пространство, или просто дремали, склонив апоплексические головы к иссохшим плечам и пуская слюни… Подобная болтовня, приведшая их к власти, им самим давным-давно наскучила. И пока из уст главного идеолога беспрерывным потоком лилась речь, нередко даже глава государства, сидевший в торце стола, закрывал набрякшие веки и издавал тихий храп.
Выйдя тогда после заседания, руководитель госбезопасности уже было направился к выходу, как увидел проходившего мимо секретаря ЦК Архимандритова.
– Вы, конечно, сейчас к себе? – полюбопытствовал Арсений Алексеевич. – Да, Арсений Алексеевич, – вздохнул его коллега, – отдохнуть бы, съездить в Минводы, молодость вспомнить, на родине побывать. Да все недосуг.
– Оно и верно, не помешает, – утвердительно кивнул лощеный Арсений Алексеевич, потрогав алмазную запонку. И без всякого перехода зловеще добавил: – А то вот из всего бюджета, что отпускается вам, вы не меньше половины тратите на слежку за моими работниками. Не кажется ли вам, что пора на Политбюро поднять вопрос о целесообразности освоения финансов, направляемых на безопасность нашего государства?
– Что вы, что вы, Арсений Алексеевич, – неуверенно запротестовал маршал, – те суммы денег, которые вы имеете в виду, тратятся на то, чтобы… чтобы обезопасить каждого нашего с вами коллегу.
– Надеюсь, в вашей смете, – надменно пошутил Папа Сеня, – не предусмотрена моя личная безопасность?
– О нет-нет, что вы…
…Возвратившись к себе, маршал Лазовский отчего-то подумал, что Арсению Алексеевичу Архимандритову доподлинно известно о том, что когда недавно он тайно побывал на Кавказе, его посетил вначале доверенный посланник, а затем и сам Дэвид Бросман, с которым, как шептались в определенных кругах, Архимандритов имел личные дела.
А если Сатана знал об их тайной встрече, то наверняка знал, как Бросман хвалился, говоря, что у него есть свои люди, работающие в аппарате Архимандритова… А может, и нет?! Может, маршал зря перестраховывается и переживает?! Может, Арсений Алексеевич вовсе не знает об их встрече и секретной сделке?!
Тогда, услышав о своих людях, руководитель госбезопасности чуть не проявил наивную близорукость, едва сдерживаясь, чтоб не спросить у Бросмана: кто? А тот, словно прочитав его мысли, обнадеживающе и многозначительно сказал:
– Архимандритов иногда говорит, что нет такого человека, которого нельзя купить, а если это не удалось сделать, значит, пожадничали. У вас, главный жандарм Советского Союза, что, денег мало, или вы жадничаете?
Маршалу стало ясно, что тайный гость учит его, подсказывает что и как сделать; и, значит, если у руководителя госбезопасности появятся свои люди в аппарате Архимандритова, это сыграет на руку и Дэвиду Бросману, которого можно заполучить в союзники. А заполучив в союзники, получить и неограниченную власть в стране, сократив влияние Архимандритова. Опасная игра! Но, может, стоит попробовать?! – Эти мысли мучили Маршала Советского Союза Георгия Иосифовича Лазовского долгие дни и ночи.
Прощаясь, Дэвид Бросман тогда сказал:
– Мы с вами давно знаем друг друга. Но даже при разных подходах в политике и разных суммах денег, участвующих в наших с вами политических делах, я вам дам подсказку. Невзирая на возраст, американский гость ловко вскочил с кресла и с высоты своего огромного роста, глядя сверху вниз, четко произнес:
– Займитесь стариком Генерозовым, может, у вас что и получится.
Но руководитель госбезопасности, приняв совет, тогда же решил, что эта игра чрезвычайно опасна, и Гейер-Генерозова-старшего трогать не стоит, потому как тот сразу же проинформирует босса. Дружат они давно, с конца 20-х годов, обоих, можно сказать, выпестовал товарищ Сталин. Да, старика Генерозова цеплять небезопасно, ибо он – тень Архимандритова, и сам стал исчадием ада.
И тогда маршал остановил свой выбор на сыне генерала армии, на генерал-майоре Станиславе Исаевиче. И сделал коварный ход.
На Черепашьих островах, где находится надежный банк западной системы, Георгий Иосифович Лазовский – через давно завербованных экспертов этого банка и вице-президента банка, своего личного агента, – открыл счет на имя Станислава Гейер-Генерозова.
А затем организовал «случайное» свидание со Станиславом Исаевичем. Правда, предварительно, как говорят, следуя законам жанра, его люди свели Стаса с очаровательной корреспонденткой из американского корпункта Шерри Клайн, представлявшейся для русских товарищей чаще Катя, или Кати, уложив их в постель и на высочайшем профессиональном уровне засняв всю сцену сексуального соития.
Шерри даже не догадывалась, кто выступал в роли сводницы; более того, ей казалось, что они познакомились совершенно случайно, и симпатия их – искренняя. Тогда как на самом деле журналистка попалась, словно мышь в западню. Но пока не возникнет необходимость, ей не раскроют секретов, за которыми видна рука всесильных органов безопасности, чтобы доказательно представить, что она давно… агент советской спецслужбы, и ей ничего не остается, как только работать на них. Но время, чтобы открыто включить ее в работу, еще не подошло.
Проведя некоторое время в раздумьях в своем кабинете, маршал посмотрел на массивные наручные часы; приближался заветный час. И в самом деле, его ожидание было вознаграждено, когда в кабинет вошел верный адъютант и доложил:
– Товарищ маршал, гость в приемной.
– Зови!
Георгий Иосифович встал из-за стола, хотя это не приличествовало его положению и статусу гостю, но глава ведомства знал правила дьявольской игры в политической системе.
Протянув сразу две руки навстречу идущему Станиславу Исаевичу Гейер-Генерозову, он радушно промолвил:
– Станислав Исаевич, рад тебя видеть, рад, и сразу скажу: нам нужна твоя помощь. Он положил руку на грудь и с глубоким чувством, пафосно, и даже не без влаги в глазах, продолжил:
– Я в твои годы был только комсомольским активистом, да не где-нибудь в столицах, а ты… молод, умен, с генеральскими погонами и уже сделал такие феноменальные открытия в космической сфере! Да нынешние космонавты должны преклоняться перед тобой, поверь мне на слово!
Выкормыш партии; преданный сын железного Феликса, маршал загорелся в предвкушении горячего поединка. Теперь перед ним сидел воспитанник не менее жестокого и праведного, чем он сам, коммуниста Гейер-Генерозова-старшего, с которым нужно было сыграть партию. Партию игры, в которой только три хода: «Деньги – баба – идеи марксизма-ленинизма».
Усадив гостя в роскошное кресло, Георгий Иосифович, ширя рот улыбкой, как заправский голливудский актер, предложил:
– Слава, коньяк, водки, виски, что желаешь? Тот попытался приподняться:
– Товарищ маршал…
– Никаких маршалов, тем более ты без формы, – предупредительно осадил его Лазовский, открывая сейф. Он достал из стального чрева обшитую шелком папку с золотым тиснением какой-то непонятной для гостя монограммы, вынул оттуда листы толстой бумаги.
– Слава, ты осуществляешь самые уникальные операции в мире. Они стоят очень, очень дорого, – словно поверяя тайну, продолжил маршал. – Мы провели ряд интересных мероприятий… не буду посвящать тебя, где и каких, ты ведь и сам работаешь в интересном месте, и знаешь, что заработать деньги можно везде и всюду, в любой точке планеты. Но не всем это удается… и это правильно. Так вот, мы провели ряд мероприятий, заработали хорошие деньги… а если что, я с Арсением Алексеевичем сам улажу, – протягивая бумаги, заверил маршал, – считай, что это знак потепления наших взаимоотношений. Мы решили оказать тебе, как ученому, посильную помощь. Ты можешь построить на эти деньги лаборатории, институты… все, что пожелаешь.
Генерал-майор Гейер-Генерозов взглянул на сумму, проставленную в банковских документах. Такой суммы с умопомрачительным количеством нулей на свое имя он еще не видел, а вот адрес престижного и надежного банка хорошо знал.
Он забрал бумаги, но ничего не сказал и не выразил эмоций. Это не понравилось руководителю госбезопасности.
– Слава, ты молодой человек и мне кажется, недостаточно воспитан, видимо, сказывается, что у тебя с Исаем Львовичем нет родной крови. За такую сумму надо бы поблагодарить, хотя б из вежливости. Тем более что когда ты будешь осуществлять свои операции… – Он сделал паузу и, подчеркивая каждое слово, продолжил: – Мы бы хотели рассчитывать на них. Скажем, у нас могут быть общие дела… Нет-нет, я не прошу тебя говорить то, что у вас сугубо конфиденциально для нужд Арсения Алексеевича… нет-нет. Словно гипнотизер, мягко произнося предложения и слова, маршал на глазах размякшего генерал-майора из какой-то очередной папки в сафьяновом переплете вынул аккуратную подшивку документов.
– Ознакомься. А я сделаю звоночек жене, что задержусь на работе.
Просматривая документы, Стас понял, что влип; что этот руководитель органов госбезопасности заглотил его, умного, претенциозного и наивного; и осознал, что на него с того самого момента, как переступил порог кабинета, воздействуют приборами электромагнитного излучения. Понял наверняка, потому что знал точно, что в кабинетах руководителей подобного ранга установлено торсионное оружие, затормаживающее мышление и сосредотачивающее внимание человека на той точке зрения, которая ему в данный момент навязывается. И там, где он сам работал, «в интересном месте», – как выразился маршал, – давно и с успехом применяли это излучение.
Оружие сработало; с ним все именно так и происходило, а он не мог побороть воздействие, понимая, в конце концов, почему хозяин кабинета осмелел и даже отчитывает его за невоспитанность.
Против своей воли он произнес:
– Георгий Иосифович, в ближайшее время я должен быть в командировке в Западном полушарии. У меня будет много интересных встреч с очень полезными людьми. Полагаю, что могу быть вам полезен.
Осознавая, что с ним происходит, Станислав Исаевич понимал и другое: что все его слова, жесты, мимика скрытно фиксируются с многих точек, и что его присутствие в этом кабинете – и есть согласие на сотрудничество.
…Уже отбывая в своей «Волге» домой, в роскошный особняк в огромном элитном квартале Березового бора, Станислав Исаевич, постепенно приходил в себя. Но мысль о том, что, может, следовало бы доложить обо всем своему руководству и начать вести двойную игру, так и не пришла ему в голову. Отчего? Да оттого, что в мире давно есть научно-исследовательские центры, где изобретают особо варварские средства, способные воздействовать на мозг человека так изощренно, так чудовищно, что простому обывателю это и представить невозможно. Точно так под воздействие этих варварских средств попал доктор медицинских наук, доктор технических наук, эксперт в медицине и эксперт в космосе генерал-майор медицинской службы Станислав Исаевич Гейер-Генерозов.
Он стал волей сложившихся и не от него зависимых обстоятельств личным агентом советского руководителя госбезопасности. И это он, Станислав Исаевич, передал по назначению в Америке документы «Особой государственной важности. Только для конкретных исполнителей», тайно врученные ему маршалом Лазовским.
…В ту ночь, когда в загородном доме руководителя госбезопасности раздался звонок от генерал-майора Левинсона, которого в свою очередь поставил в известность Василий Алимян, позвонив из оперативной комнаты госбезопасности, произошли давно ожидаемые события.
Маршал, ждавший в ближайшие дни звонка, спокойно приехал в свое ведомство; на многое из доклада эксперта он мог бы ответить уверенно: «Я знаю».
От входной двери он направился к комнате экспертов, возле дверей которой его ожидал друг и помощник генерал-майор Левинсон, с ходу доложивший:
– Товарищ маршал, наша ловушка по резидентурам Архимандритова в Западном полушарии сработала! Георгий Иосифович, крепче обычного пожимая тому руку, твердо подытожил:
– Ну что ж, мы уже с тобой давно попрощались. Твое время, Володя, пришло.
И с этой минуты маршал Лазовский и генерал Левинсон словно отрешились друг от друга, а их уставшие лица посерели и осунулись.
Маршал отрешенно слушал доклад эксперта Василия Алимяна, заведомо зная практически все, что тот скажет. И рядом, рука об руку, сидел один из его самых близких друзей и помощников, с которым они шли по жизни более 30 лет… шли, чтобы попрощаться здесь, у дверей этой засекреченной комнаты.
Алимян подтвердил, что передача документов противнику состоялась; а фраза «кто из нас четверых, не исключая и меня, мог быть причастен к передаче секретной документации?» была кодовой информацией, которая поступила на специальное устройство в коре головного мозга, вмонтированное в голову Левинсона. Крохотное, микроскопическое устройство было введено в кровь с помощью инъекции шприцем и методом магнитного притяжения «перетянуто» в мозг и закреплено там. Обычная, почти обыденная операция, о которой многие из верховной власти даже не подозревали…
Как только маршал сказал ключевые слова, в сознании генерала окончательно созрела мысль о самоубийстве. Он вошел в свой кабинет вместе с Василием Алимяном и, попросив того подождать, в его присутствии написал короткую записку, снимавшую подозрение с остальных причастных: «Будьте вы прокляты, это я сдал вас американцам»; после чего хладнокровно выстрелил себе в рот.
Когда руководитель госбезопасности понял, что время пошло, и его друг Володя Левинсон застрелился, он запустил пустой стакан в пространство полутемного кабинета и осушил бутылку дорогого виски.