С тех пор, как Бокию доложили, что на бывшего в канун революции командующим Черноморским флотом вице-адмирала А. В. Колчака Орденом была сделана ставка, Глеб Иванович пытливо следил за перипетиями его жизни. Колчак нужен был Бокию прежде всего как ученый, сделавший уникальные открытия. Но Колчак нужен был Бокию еще и потому, что Александром Васильевичем долгое время играли силы центра международного еврейства, а, значит, отдавали должное его уму и талантам… Ну как не заполучить такого человека, как не обыграть соперников? ТАКИЕ ФИГУРЫ ПРОСТО ТАК В ПУЧИНЕ ИСТОРИИ НЕ ИСЧЕЗАЮТ!

Орден возложил на Колчака миссию по воссозданию Русского государства в пределах Сибири и Дальнего Востока. Без Москвы, без Петрограда, без европейской части бывшей империи, где власть оказалась в руках евреев. Чтобы в этом усмотреть почерк Ордена, нужно самому быть семи пядей во лбу и служить тем же хозяевам. Для Глеба Ивановича знакомый почерк был очевиден. Они приводят к власти евреев во главе с Ульяновым-Бланком. Но они знают о сложившемся приоритетном мнении элиты русского государства, что с потерей европейской части России страна еще не погибла, и надо только бороться за свое Отечество, укрепившись в Сибири и Дальнем Востоке, на воистину святой земле, пока она еще не стала великой русской могилой… И Орден спешит опередить события и решения, уже вызревшие у большинства русских: на пост диктатора, предводителя этой большей и важнейшей части России выдвигают вице-адмирала А. В. Колчака, окруженного и окружаемого нужными Ордену людьми. Кандидатура ловко подсунута… И кто поспорит: Колчак — патриот, глубокий знаток истории государства Российского, радеющий за каждую пядь земли…

Когда вице-адмирал, будучи в Америке, проходил курс на фальшивого правителя, ему предоставили сфальсифицированный план электрификации Сибири и Дальнего Востока, предъявив при этом сфальсифицированные документы на золотой запас, хранившийся в Нижнем Новгороде, который предусматривался в Российской империи как расходная смета для строительства гидроэлектростанций и инфраструктур этих энергетических объектов. Отчего же документы сфальсифицированы, коль понятно, что Ордену с подачи его резидентуры в России был известен разработанный план по освоению территории Сибири и Дальнего Востока? Этот вопрос показался бы Глебу Ивановичу Бокию ребяческим, смешным; ответ очевиден, и он, получив соответствующие документы, даже не ломал голову, поскольку цель очевидна: сбить с толку игрока, являющегося одновременно и соратником и противником; сбить с толку, но направлять ответные шаги и отслеживать предпринимаемые действия…

Итак, с целью дезориентации Колчака, которому якобы вручается жезл правителя постромановской России, ему предъявляют план электрификации Сибири и Дальнего Востока. План не настоящий, но вместе с тем он недалек от истинного — такова игра разведок всего мира: заглоти, игрок, фальшивку!

Знал Бокий, что никакого отношения к разработке этого уникального плана не имел С. Ю. Витте, ни как министр финансов, ни как председатель правительства. Хотя бы в силу того, что с самого начала его государственной (статской) службы он был окружен агентами-масонами, которые и диктовали ему свои условия по разрушению российских программ созидания. Как министр финансов, а впоследствии глава кабинета, он координировал деятельность ученых — разработчиков тех или иных планов империи. Однако большевики припишут своему помощнику заслуги, чтобы — на всякий случай, при любой власти — сработал принцип: «никто не забыт» из своих…

Патриот Родины, исследователь богатейшей природы северных регионов и Ледовитого океана, Александр Васильевич Колчак не мог остаться равнодушным к тому, что ему было предложено попытаться сохранить… Он не выказал каких-либо эмоций, даже когда после затянувшейся паузы окружавшие его участники секретных переговоров заявили, что целости золотого запаса угрожает оказавшийся на пути Сибирской магистрали Чехословацкий корпус, стремящийся захватить имперское золото, чтобы переправить его в свою казну. Мог ли Колчак это допустить? Нет, нет и нет!

До сознания А. В. Колчака, подогревая страсти, было доведено, что на русское золото могут покушаться не только чехи, но и китайцы. Если последним достоверно станет известно о золоте, то не исключено, что даже головорезы-китайцы большевистской Красной Армии, возглавляемые Уборевичем, вместе со своим командармом из литовских евреев поспешат на дележку. Тогда адмирал высказал мысль, а не получится ли так, что чехи и китайцы столкнутся лбами и перебьют друг друга? Даже предусмотрительные во многих делах аналитики Ордена попали впросак. Колчак увидел замешательство своих зарубежных советников и, может быть, впервые поверил в свои силы, поверил в то, что сможет переиграть всех этих самоуверенных мракобесов.

Как только Глебу Ивановичу стало известно, что жизни Колчака угрожает смертельная опасность, а его преданная агентура высказала мысль, предоставив косвенные факты, что Колчак не без согласия Ордена стал диктатором Сибири (в подтверждение чего говорила и его поездка в США в качестве руководителя некоей миссии в 1917 г., уже после свержения Императора), Бокий принимает смелое и неординарное решение: спасти вице-адмирала.

Что конкретно им руководило? Амбициозность или желание кому-то насолить? Желание выйти на первые роли? Что?! Позывов могло быть множество, но Бокий должен был просчитать многоплановую комбинацию…

Рассчитывая обыграть всевозможных политических соперников (из Ордена и ЦК партии), Бокий планировал обставить и чекистов, и партийных функционеров.

И прежде всего он хотел доказать своему антиподу, которого на дух не переносил, — Лейбе Давидовичу Троцкому, что ему известно (пусть думает: сам ли он догадался, или дошло по секретным каналам), что расстрел Императорской семьи на Урале — в ночь на 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге, в доме инженера Н. Н. Ипатьева, — не более чем инсценировка Троцкого.

Нет, видать, недаром, когда Колчак в 1919 г. создал комиссию по расследованию убийства царской семьи, шел откровенный саботаж этого печального мероприятия, — анализировал Глеб Иванович, — нет, недаром был приставлен к Колчаку заведующим фотолабораторией английский фотокорреспондент Р. Вильтон, запечатлевший место захоронения царской семьи в пригороде Екатеринбурга (станет при Советах г. Свердловск). (Ничего удивительного, что найденные в наше время здесь останки повезут «идентифицировать» именно в Великобританию, как ничего странного, что Патриарх Всея Руси Алексий II не явится на помпезное и разрекламированное мероприятие — отпевать найденный и якобы «идентифицированный» прах… — Авт.)

Но даже если Бокию было доподлинно неизвестно, погибла ли царская семья или двойники, он допускал, что Государь Император Николай II жив и находится в руках у Троцкого, взявшего тем самым карт-бланш у Ордена и у назначенного Орденом председателя Совнаркома В. И. Ульянова-Бланка. Но тогда чем он сам хуже Бланка, хуже Троцкого?! Или его слепого орудия Янкеля Свердлова, отдавшего официальный приказ ВЦИК о расстреле Романовых в Екатеринбурге? Когда происходят такие значимые события, он не может стоять в стороне, его голова полна столь значимых задумок, что куда там всем этим Троцким, Свердловым, Бланкам, Тухачевским, вместе взятым…

Но… но если все не так, как ему представляется? Если и в самом деле Император расстрелян, как и его родственники? Ну что ж, тогда он переиграет этого недоучку Дзержинского, выдающего себя за поляка, этого «рыцаря революции, железного Феликса», как его называет Ульянов-Бланк! Он посрамит его, вырвав у него из рук Верховного правителя Колчака! О, он и не такие тяжелейшие партии проводил… ему не впервой забирать у недоумков их жертвы из золотого фонда русской науки… Как забавно выхватить человека из лап неминучей смерти, вызволить, пригреть, сделать помощником, товарищем, почти другом… Универсальная милостыня! — какое зломыслие и коварство, свидетельствующее о гениальности, избранности, масштабности его самости, его личности…

И когда Глеб Иванович Бокий вырвет Колчака из рук чекистских палачей, у него отпадет желание оповещать Совнарком и ЦК партии о том, что пленник находится в его Спецотделе.

Внутренний голос правильно говорит, что такой важный козырь не выставляют откровенно напоказ, остерегать настырных врагов в ОГПУ, ЦК и в Совнаркоме.

Бокий рассуждал и просчитывал. Бокий выверял каждый шаг, каждые полшага, четверть… Для многих он недосягаем. Конечно, он не станет афишировать, что адмирал у него. К тому же это придает уверенности в работе и в делах — ту уверенность, которую до сего Глеб Иванович не ощущал, вернее, ощущал не всегда или не в полной мере. Фигура пленника тогда, в 20-е годы XX века, была столь значительна, что оделяла магической силой обладающего им. А когда человек не обладает чувством уверенности, эффективность его работы колеблется в минусе до 90 %! И, значит, прокол, ошибка, просчет — постоянный спутник твоих дел. Но тогда эта свора озверевших псов, заполучивших власть в Русском государстве, накинется на него, чтобы растерзать; уж он-то хорошо знает своих иудейских соплеменников, знает, что пощады ему не будет ни при каких обстоятельствах. Так почему же он должен щадить этих недоносков? И он не щадил, он всех, кроме одаренных людей, считал мразями, будь то гой или еврей, и свои же его за то ненавидели лютой ненавистью. А Глеб Иванович порой даже восторгался своей сложной и многотрудной работой; и сейчас, осознавая, что в его руках находится несостоявшийся Верховный правитель, чуть ли не монарх России, он чувствовал свою безграничную окрыленность.

Глеб Иванович ввел в практику похищение иных известных людей — аристократов, ученых, военных деятелей, специалистов и экспертов бывшей империи; чаще всего его сотрудники похищали нужный объект в самый последний момент, когда приговоренного к смерти подготавливали либо вели к месту казни. В этом был особый шик профессионализма сотрудников Спецотдела!

Разумеется, при этом Спецотдел и лично Бокий переходили дорогу НКВД и ВЧК — ОГПУ Расчетливый риск оправдывался всегда: руководители советских карательных ведомств, потеряв свою жертву, в целях самосохранения не афишировали факт исчезновения человека. В некоторых случаях о случившемся докладывали руководству страны, находили «свидетелей» казни, создавали миф с помощью Агитпропа, закладывая в архивы фальшивки. Впрочем, высочайшим профессионалом в создании мифов и легенд, подкрепленных документально, был сам Глеб Иванович Бокий.

На этой тонкой и смертельной игре Бокий создавал себе образ таинственного, всесильного беса, способного сокрушить всех и вся.

…Конечно, он не знал наверняка, что монарх-помазанник находится в руках Льва Троцкого. Но не знал и того, что Троцкий не ощущает себя таким окрыленным, как он, имеющий в плену адмирала, еще недавно предназначенного на роль правителя. Ох, если бы Глеб Иванович знал, как шатко чувствует себя Лев Давидович, как непросто ему с этой ужасной ношей в лице Николая II, запертого в Сухуми. Не знал Глеб Иванович, как гложет Льва Давидовича тот факт, что из его еще недавно прочных рядов бегут самые надежные опричники; в заслугу не ставится даже факт создания им Красной армии и того, что он стоял у истоков всемогущего, как стали говорить позже, ЧК. Да и бегут-то куда: к этому недоучке Ульянову-Бланку; о, как же Троцкий его ненавидел. Это потом, будучи за границей, Троцкий узнает, что в канун государственного переворота Ульянов-Бланк, комментируя выступление Троцкого в газете, обозвал его «иудушкой Троцким»; значит, еще тогда, в дни революционного апофеоза, Ульянов-Бланк тоже ненавидел лидера революции. Они вели себя как взбесившиеся скорпионы, как ядовитые пауки; они обличали и презирали друг друга. Но при этом не забывали упражняться в массовых убийствах русских людей, выслуживаясь перед сокрытыми в тени и оттого почти обезличенными хозяевами из Ордена.

Троцкий, создавший на обломках плехановской резидентуры свою резидентуру и уверовавший что власть в России отныне в его и только в его жестоких руках, вдруг ощутил, как эта вожделенная власть ускользает…

Захлебываясь фатальной ненавистью к Ульянову-Бланку, Троцкий не заметит реальной опасности, находившейся какое-то время в тени. Он ее обнаружит в тот момент, когда узнает, что его подопечный, его царственный пленник, заточенный в Сухуми, станет достоянием семинариста Джугашвили, который — то ли скрывая от многих, что он сын грузинского еврея, то ли не являясь им на самом деле — назовет себя Сталиным. Но то будет через 1,5 года после тех событий, когда в результате тщательно продуманной и осуществленной операции сотрудники Глеба Ивановича вырвут из рук иркутских чекистов Александра Васильевича Колчака.

И с этого момента открывается новая, доселе никому не известная страница жизни адмирала Русского флота и уникального русского ученого.

Тогда же в Орден полетит информация, что Спецотдел, возглавляемый Бокием, с целью предотвращения убийства русского ученого, адмирала Колчака, предпринял попытку спасти его, но попытка не удалась… и вместе со своим премьером, генералом В. Н. Пепеляевым, А. В. Колчак был расстрелян и сброшен в прорубь реки Ангары, унесшей их тела в сторону Ледовитого океана.

Ответ из Ордена придет незамедлительно: ««Призрак океана» завершил свой путь в океане. Да воздастся вам за труды».

Прочитав информацию, Глеб Иванович удовлетворенно хмыкнул. Первая партия прошла без сбоев, вторая — тоже… Само собой разумеющееся, он повременит с уничтожением информации из Ордена.

Г. И. Бокий, чувствуя, как накатывают усталость и счастливое изнеможение, вызвал машину и направился в один из своих подмосковных особняков. Там он приказал сотруднику пригласить отобедать объект, прозванный за океаном трагично и точно «Призраком океана».