Дом на Сосновой Террасе
К голубовато-белой, отливающей холодом стене было прикреплено переговорное устройство, и я позвонила в дом на Сосновой Террасе. Мне ответил тот же голос, что и по телефону. Звучал так же приятно, как и тогда, когда он назвался Джоном. Ничуть не взволнованно, как можно было бы ожидать. Пока мы говорили, послышалось тихое такое электронное гудение, и металлические ворота отворились внутрь. Мы закончили разговор, и я села в «Форд» и двинулась по извилистой дорожке между пальмовыми деревьями. Дом находился в самом ее конце.
Отец бросил маму, когда я была еще совсем маленькая, а потому его не помнила. Позже из отрывочных разговоров стало ясно, что никаким большим боссом он не является. Зато я хорошо помню, в какой нищете мы жили. Мама устроилась на работу, ходила убирать чужие дома. С такой работы не разбогатеешь, зато поимеешь представление, как живут другие люди. Несколько раз она рисковала увольнением — зная, что в доме никого не будет, брала меня с собой. Но я отчетливо запомнила лишь одно место — дом на Сосновой Террасе.
Когда я была маленькой, мама называла меня Принцессой. И еще как-то раз сказала, что я выйду замуж за принца, и буду жить в замке, в роскоши и богатстве. Но замуж я так и не вышла, работаю на богатых, и если бы выбирала себе замок, то выбрала бы именно этот дом. Я мечтала об этом доме. Фантазировала, как бы там жила, когда оставалась одна и делать ничего не хотелось. Жаждала там поселиться, когда была моложе, и действительно верила, что так оно и будет.
Дом был таким ослепительно-белым, что от него отражались лучи солнца. Длинный, низкий, современный, он примостился на краю уступа, с которого открывался такой захватывающий вид на Тихий океан, что глаз оторвать было невозможно. Неподалеку от входной двери был припаркован «Роллс-ройс Силвер Клауд». Чуть поодаль, на дорожке, стоял спортивный автомобиль, такой дорогой, что человеку с моим уровнем доходов даже представить было невозможно, сколько за него выложили. Я взглянула на свой «форд», вспомнила о своей крохотной однокомнатной квартирке, и внезапно почувствовала себя пришельцем с другой планеты.
То, что я увидела, когда дверь распахнулась, немного смутило меня. Дэниел Эмери Третий оказался красивейшим из мужчин, которых мне только доводилось видеть. Высокий, ростом шесть футов один или два дюйма, широкоплечий и загорелый — кожа отливала тем приятным золотисто-коричневым оттенком, что навевал мысли о тропических пляжах. На нем был тонкий желтый кашемировый свитер с V-образным вырезом и тесно облегающие белые джинсы. И никаких золотых цепочек, вульгарных колец с бриллиантами, ни единого новомодного ювелирного украшения. Иными словами, он идеально соответствовал этому дому мечты, и я подивилась, зачем это вдруг такому шикарному парню, живущему в таком роскошном доме, вдруг понадобилась девушка по вызову.
— Вы Таня? — спросил он, произнеся имя, которым я назвалась, когда звонила по объявлению в «Свингер Уикли».
— А вы, должно быть, Дэн, — ответила я, подпустив в голос сексуальности.
Он кивнул и снова оглядел меня с головы до пят. Уверена, ему понравилось то, что он увидел. Улыбка лишь подтвердила мою догадку.
— Вы определенно соответствуете описанию в объявлении.
— Удивлены?
— Немного. Почему-то думал, вы толстушка.
Я улыбнулась, давая понять, что оценила комплимент.
— Желаете что-нибудь выпить? — спросил он.
— Нет, спасибо, — ответила я, и начала ненавидеть себя за то, что собиралась сделать. — И еще нам лучше сразу исключить деловую часть, чтобы потом она уже не мешала удовольствию.
— Ах, да, конечно, деньги, — сказал Дэн. — Вы вроде бы говорили, тысяча наличными. Вот, пожалуйста.
Он протянул мне конверт, я быстро перебрала пальцами десять хрустящих стодолларовых банкнот.
— И еще одно, — сказала я. — Что вы хотите за эти деньги?
— Мне нужен секс, — немного растерянно ответил он.
— Какого рода секс? Обычный или оральный? С выкрутасами или без?
— Я так понял, вы делаете все, что попросит клиент, и за тысячу баксов можете остаться на ночь.
Он немного занервничал.
— Все верно. Ну, и еще, вы поняли, никаких грубостей.
— Это не в моем стиле. Итак, с деловой частью, насколько я понял, покончено?
— К сожалению, нет, — ответила я и показала ему свой жетон. Потом услышала, как захлопнулась крышка багажника — это мой напарник, Джек Гриппер, вышел из «форда». — Я полицейский, мистер Эмери, женщина-полицейский. Вы арестованы по статье «проституция».
Какая жалость, подумала тогда я. Встретила парня своей мечты, который живет в доме моей мечты. И вместо того, чтоб трахнуться с ним, арестовала его. Жизнь порой ужасно жестокая штука.
А потом вдруг — звонок по телефону.
— Офицер Эстебан? — начал он, точно таким же вежливым голосом как тогда, когда мы ехали в полицейский участок.
— Да?
— Это Дэн Эмери. Вы арестовывали меня по статье «проституция» три недели назад.
— Да. Помню.
— И я обошелся без адвоката. Знаете, вы просто приперли меня к стенке, застукали с поличным. Примерно двадцать минут назад слушания закончились, и я был признан виновным.
— Поздравляю. Надеюсь, судья был не слишком к вам строг.
— Штраф назначил небольшой, но сам процесс был крайне унизителен.
— Надеюсь, этого больше не повторится.
— Просто уверен в этом. Поэтому и звоню. Вообще-то хотел позвонить вам раньше, но решил подождать, пока не закончится рассмотрение моего дела. Иначе, боюсь, это будет выглядеть как подкуп.
— Что именно?
— Мое приглашение отобедать.
Пять лет службы в полиции не прошли для меня даром. Научили сохранять хладнокровие в любой самой сложной ситуации.
— Ну, не знаю… — начала я.
— Послушайте, вы, наверное, считаете меня каким-то испорченным развратным типом, раз я откликнулся на подобное непристойное объявление. Но поверьте, я не такой. Это была просто шутка. Честное слово. У меня не было проститутки со времен колледжа, и еще я никогда не пользовался услугами девушек по вызову. Я даже на эту газету не подписан. Просто случайно взял в парикмахерской, пока сидел в очереди на стрижку. Просто ради забавы. И честное слово, мне страшно стыдно. И потом, один раз меня уже наказали. Вы понятия не имеете, какой это позор для парня — признаться, что он платит за секс, в зале суда, битком набитом хихикающими людьми.
Я рассмеялась.
— Ну вот, уже хорошо, — заметил он. — Я вас рассмешил. А теперь давайте пари. Если не согласитесь пойти отобедать со мной, готов выложить тысячу. Ну, что скажете?
Я, разумеется, ответила «да», и с радостью согласилась пойти с ним на обед, пусть даже ресторан был слишком для меня элегантен, заставил почувствовать себя несколько неуверенно, к тому же половина блюд, перечисленных в меню, были мне вовсе незнакомы. Дэн оказался настоящим джентльменом с чувством юмора и без всяких там замашек и ухваток в стиле «мачо», к которым я привыкла, встречаясь с другими копами. Единственное, что беспокоило меня в тот первый наш вечер (я говорю здесь «беспокоило» лишь потому, что просто понадобилось употребить хоть какое-то слово, на самом деле тогда я как-то не задумывалась об этом), — так это его нежелание говорить о себе. Тут он проявлял настоящий артистизм, умело поворачивая беседу в другое русло, стоило только мне попытаться выяснить о нем хоть что-то. Но я обычно встречалась с парнями, желающими говорить только о себе, и потому мне это даже нравилось.
Я не переспала с Дэном ни после первого нашего свидания, ни после второго. Не хотела, чтоб он думал, что меня так легко затащить в постель. В третий раз он вместо ресторана пригласил меня к себе домой, и обещал сам приготовить потрясающий ужин. Ели мы на открытой террасе. Воздух казался таким нежным, шелковистым, вид на океан просто поражал воображение. И не переспать с ним после этого было бы просто глупо.
Следующие два месяца я прожила, словно в волшебной сказке. Мы почти не расставались, а если это случалось, я тосковала о нем каждую минуту. Сержант Гроувз никак не мог взять в толк, с чего это вдруг я стала с ним так мила. Ведь он прекрасно знал, как я огорчилась, когда он перевел меня из подразделения по борьбе с наркотиками в отдел нравов и заставил принять участие в отлове девушек по вызову, их сутенеров и клиентов. Тогда я орала о дискриминации по половому признаку, а он спросил, кого тогда еще можно использовать в качестве подставы в роли девушки по вызову. Получалось, что некого.
За эти два насыщенных событиями месяца мне удалось узнать о Дэне многое, и чем больше я узнавала, тем больше он мне нравился. Дэн был сиротой; родители его погибли в автокатастрофе на юге Франции, куда ездили в отпуск. Сам он тогда был второкурсником, учился в университете Южной Каролины. Жил отдельно от них в собственной квартире, и оставался там вплоть до окончания университета — и это несмотря на то, что унаследовал дом на Сосновой Террасе. Дэн говорил, что отношения с родителями у него были очень близкие, и что этот дом связан для него со многими дорогими сердцу воспоминаниями. Ему понадобилось немало времени, чтоб привыкнуть и начать жить здесь без горестных мыслей.
Семейный адвокат помогал Дэну советами и выплачивал месячное содержание до тех пор, пока юноше не исполнился двадцать один год и он не вступил в права наследства. Дэн был достаточно богат, чтоб вовсе не работать, однако нанялся на службу в небольшую брокерскую фирму, которой руководил его старый приятель. И даже на какое-то время поверил в то, что вполне может зарабатывать себе на более чем приличное существование, не трогая денег, оставленных в наследство.
Я старалась как можно меньше рассказывать о Дэне и наших с ним отношениях, но утаить правду от напарника не так-то просто.
— Тот самый Дэн? — спросил как-то Джек Гриппер, не в силах скрыть своего удивления.
— Ага, — робко ответила я.
— Все дело в том доме, верно?
Как-то раз мы проезжали мимо дома по дороге к свидетелю, собираясь его опросить, и я рассказала Джеку о том, что еще ребенком впервые побывала в нем и что с тех пор он стал домом моей мечты. После ареста Дэна он спросил, уж не тот ли самый это дом, о котором я тогда рассказывала. И мне пришлось ответить: да, тот самый.
— Бог ты мой, Джек, почему бы тебе не назвать меня напрямую охотницей за чужим богатством?
— Ну, знаешь, я без причин в людей камни бросать не стану.
Гриппер действительно не привык выносить скоропалительных суждений. Думаю, эта черта развилась у него потому, что он слишком долго проработал копом и много чего повидал в этой жизни. После этого короткого разговора о Дэне и обо мне он никогда больше не касался этой темы. Да и я тоже.
Мы были в постели, когда Дэн впервые признался мне в любви. Я не стала развивать эту тему. Мне достаточно просто было быть с ним. Я не привыкла завышать свои требования. Я ведь уже говорила, что выросла в нищете и боролась за все, что у меня теперь есть. Моя маленькая квартирка — самое прекрасное жилище, которое у меня когда-либо было. Большинство моих парней жили ненамного лучше. Я начала строить свое гнездышко, но могла бы заниматься этим хоть до гробовой доски — и никогда не добилась бы такого же уровня жизни, как у Дэна.
Не хочется, чтобы вы думали, что деньги для меня — это всё, но деньги всегда важны, особенно когда растешь без них. Мне хотелось думать, что я влюблена, однако не уверена, что знаю, что это такое — любовь. Я не видела любви во взаимоотношениях матери с теми мужчинами, которых она время от времени приводила домой. Зато, работая на улицах, я видела немало женщин с разбитыми губами, а также мужчин с ножевыми ранениями, и понимала, что любовь рано или поздно заканчивается. И еще, встречаясь с мужчинами, я никогда не видела неба в алмазах, не слышала нежного перезвона колоколов. Даже с Дэном у меня этого не было. Но с ним было уютно, удобно, да и в постели он был хорош, и, наверное, я все же чувствовала, что он мне дорог и близок как никто.
Когда он сказал: «Нам надо серьезно поговорить», первой моей мыслью было — он решил меня бросить.
— Что ж, говори, — нарочито шутливым тоном заметила я.
Полная луна зависла над океаном, разгоняя ночную тьму. Дэн перевернулся на другой бок. Вид у него был обеспокоенный.
— Сколько мы уже вместе? Два месяца, да?
— Шестьдесят один день, двадцать часов, три минуты и один арест, — все также шутливо ответила я. — Но кто станет считать?
Дэн улыбнулся — всего на секунду. А потом помрачнел.
— Моя простодушная малышка, — вздохнув, пробормотал он.
— Да что случилось?
— Я люблю тебя. Но не знаю, можно ли тебе доверять.
Это меня сразу насторожило, и я села в постели.
— Что это значит — «не можешь мне доверять»? — сердито и обиженно воскликнула я.
— Сколько в тебе копа, Моника? И много ли я для тебя значу?
Я призадумалась. В основном, над второй частью вопроса, а не первой. Ведь он только что сказал, что любит меня. К чему тогда клонит? И я подумала о том, что могла бы жить здесь, водить «Роллс» и носить одежду, которую видела только на кинозвездах.
— Я тоже люблю тебя, Дэн. И во мне не настолько уж много копа, чтоб ты мне не доверял.
— Надеялся, что ты ответишь именно так. Послушай, я хочу быть честным с тобой. Встречаться с женщиной-копом — поначалу это был шок. Все равно, что позвонить девушке по вызову. Не уверен даже, что в этом поступке не просматривалось желания отомстить, хотя бы немного. Ну, затащить тебя в постель после того, как ты меня арестовала.
Я пыталась что-то сказать, но он зажал мне ладонью рот.
— Нет, погоди. Дай сначала выговориться. Это не так-то просто. Именно так все оно и начиналось, но теперь все по-другому. И когда я сказал, что люблю тебя, то не покривил душой ни на йоту. Просто не уверен, что ты захочешь остаться со мной после того, что я тебе расскажу.
Он помолчал, потом спросил:
— Скажи, тебе нравится этот дом, машины, мой стиль жизни и все прочее?
— Но я встречаюсь с тобой вовсе не из-за этого, — обиженным тоном заметила я.
— Я этого и не утверждаю. Скажи, а тебе любопытно знать, как я могу позволить себе все это?
— Но ты же сам говорил, что с работой у тебя полный порядок, ну и о наследстве тоже. И потом это вообще не мое дело.
— Так ты и правда понятия не имеешь, во сколько мне обходится вести такой образ жизни?
— Куда это ты гнешь? — спросила я и вдруг почему-то забеспокоилась.
— Ну, а если ты узнаешь обо мне что-то плохое?.. Что я, скажем, не слишком честен? Что тогда будет?
— С нами? — смущенно спросила я.
— Ты же коп. Ты меня сдашь?
Я смотрела на него и думала о нас. Я ведь уже говорила, что вовсе не была уверена в том, что люблю этого человека. Но он мне нравился, и этого было достаточно.
— Я своих друзей не сдаю.
— Тогда скажу тебе то, что должен сказать, а там ты сама решишь, как поступить. Я не был абсолютно честен в том, что касается моего финансового положения. — Дэн смотрел смущенно и растеряно, такого выражения лица я у него прежде никогда не видела. Даже когда арестовывала его. — Я всегда думал, что родители мои — люди богатые, считал, что унаследую все их имущество и состояние, а потому даже в школе учился спустя рукава. Просто был сообразительным парнем с высоким уровнем ай-кью, и в колледже только и знал, что шляться по вечеринкам, а потому не приобрел должных практических знаний.
И вот вскоре после смерти родителей меня постигло жестокое разочарование. Выяснилось, что все мое имущество составляют этот дом, летний коттедж, трастовый фонд да немного акций. Тоже не пустяк, но выяснилось, что предки вовсе не были так уж богаты.
Мне и в голову не приходило, что я должен платить налоги, содержать этот дом в порядке, нести другие расходы — всем этим занимались родители и не имели привычки обсуждать это с детьми. Адвокат, занимавшийся нашими наследственными делами, посвятил меня во все эти финансовые тонкости. Какое-то время удалось держаться, но затем пришлось продать летний домик. Потом я использовал свой трастовый фонд и распродал б о льшую часть акций — это помогло поддерживать тот же уровень жизни. Я уже упоминал, никаких деловых способностей и навыков у меня не было.
— Ну, а как же работа в брокерской конторе? — спросила я.
— О, там все нормально, и я вполне справляюсь, но заработка хватает лишь на уплату налогов и содержание этого дома.
— Так почему бы тебе его не продать?
Дэн посмотрел мне прямо в глаза.
— А ты бы продала на моем месте? Если уж человеку достался такой дом, как этот, неужели он не сделает все, что в его силах, чтобы его сохранить?
Я промолчала. Да и что тут сказать? Сама бы я уж точно из кожи лезла вон, чтоб сохранить этот дом, будь он моим.
Дэн грустно улыбнулся. Потом дотронулся до моей щеки. Тепло его прикосновения было столь приятно, что я пожалела, когда он убрал руку.
— Я знал, ты поймешь. Наверное, поэтому и полюбил тебя. Мы такие разные, но в главных вещах совпадаем.
— Но если ты зарабатываешь недостаточно, чтоб позволить себе… все это, если не унаследовал состояния, чтоб все это сохранить… — начала я.
Дэн отвел взгляд.
— Не стоит оправдывать меня, Моника. Я занялся торговлей.
— Наркотики? — совершенно потрясенная, спросила я.
Он кивнул.
— В основном, кокаин. Не героин. На это бы я никогда не пошел. Ну, иногда еще марихуана. Я очень осторожен. Особенно в выборе покупателей. Часть из них — мои друзья, есть и постоянные клиенты. Пожалуй, это единственное, что я научился делать самостоятельно и вполне успешно.
Я встала с постели, подошла к окну. Я не знала, что и сказать.
— Зачем ты рассказываешь мне все это? — спросила я. — Ты хоть имеешь представление, в какое положение меня ставишь?
— Да, понимаю, я создал для тебя моральную дилемму, зато проблем у нас больше не будет. Я люблю тебя и понимаю, что просто не смогу встречаться с тобой и дальше, если не раскрою тебе свою душу. И к твоей работе в полиции отношусь с уважением. Мне не хотелось бы тебя компрометировать.
Я обернулась, взглянула на него.
— Так вот, ты уже скомпрометировал. И после всех этих признаний я должна тебя арестовать.
— Тебе не придется этого делать, Моника. Я уже говорил, что между нами не должно быть секретов. И причина, по которой я только что рассказал все это, одна. Я хочу остановиться. Я должен сделать выбор между тобой и наркотиками, и мне кажется, он ясен. Вот только не знаю, как ты к этому отнесешься. Ну, если, конечно, хочешь остаться со мной.
— Но почему это я должна возражать, если ты решил завязать с наркотой?
— Ты не понимаешь. Если я завяжу с этим, — тут он обвел рукой комнату, — всему настанет конец. И этому дому, и машинам, и ресторанам, и… И вообще всему.
— О чем ты?
— Да все о том же. Без кокаина я не смогу позволить себе вести тот же образ жизни. А с кокаином я завязываю.
— Из-за меня?
— В основном, да, но есть еще одна весьма важная причина. Если б я был религиозен, то решил бы: вот она, рука Бога, направляет меня, — Дэн улыбнулся. — Я понял, что люблю тебя, вскоре после нашей первой встречи; понял, что мне надо прекращать торговать наркотой, если я хочу тебя удержать. Но я не знал, и до сих пор не понимаю, как завязать со всем этим. Люди, с которыми я работаю, очень опасны. Боюсь, что если скажу им, что выхожу из игры, они очень рассердятся… прямо не знаю, что и сделают со мной. Ну, а если вдруг узнают, что я встречаюсь с копом, а выяснить им это раз плюнуть… У этих парней хорошие связи. И я… я очень боюсь, что они могут расправиться с тобой или будут угрожать расправой, если я скажу, что выхожу из игры.
— Господи, Дэн! — воскликнула я, не на шутку разволновавшись, поскольку понимала − всё, что он говорит, правда. Среди торговцев наркотой часто попадаются такие парни, которым ничего не стоит убить полицейского.
— Все будет хорошо, Моника. Ты, главное, не волнуйся. — Он рассмеялся. — Бог все видит, — добавил с улыбкой. — За неделю до нашей с тобой встречи посадили одного моего поставщика. Ну, а потом, сразу после того, как ты меня арестовала, Управление по борьбе с наркотиками засадило главу картеля, на которого он работал.
— Кто он?
— Альберто Перес. — Я слышала об этой операции. Перес был крупной фигурой в наркобизнесе. — Его взяли в Майами, при нем оказалась партия кокаина на миллионы долларов, ну и почти всех остальных членов картеля тоже арестовали. Так что — финита ля комедия.
— А твой поставщик тебя не выдаст?
— Да, я тоже об этом думал, и очень беспокоился. И когда мы начали встречаться, со дня на день ждал ареста. Но никто за мной так и не пришел, и я понял почему. Я для них слишком мелкая сошка. И федералам просто не хочется тратить время на людишек моего уровня. Ты и сама это прекрасно знаешь. Кроме того, к этому времени я распродал весь свой товар. Должен был получить от них еще одну партию, но ее конфисковали. Так что я чист. И нет никаких улик и вещдоков, говорящих о том, что я занимался наркотой, даже если бы они за мной и пришли. Вот уже два месяца, как нет ни грамма. С тех самых пор, как взяли моего поставщика. Так что, думаю, тут мне ничего не грозит.
Я снова повернулась лицом к океану, но не видела его. Я размышляла о том, насколько могу доверять Дэну и хочу ли остаться с ним.
— Ну, и что же ты собираешься делать? — спросила я после паузы.
— Придется распродать б о льшую часть имущества. За дом можно получить очень приличную сумму. Ну, и машины тоже придется продать. Посоветуюсь, конечно, со своим юристом. Думаю, прожить будет можно, если бережно относиться к деньгам. Но с тем, прежним образом жизни будет покончено навсегда.
Дом! Сама мысль об этом была мне невыносима. Быть так близко к образу жизни, о котором мечтала на протяжении стольких лет, — и вот теперь все это исчезает. Дэн говорил что-то еще, но я его не слушала. Я была страшно огорчена, но обладала одной очень ценной чертой характера. Умела отринуть все эмоции, когда приходилось принимать серьезное решение. Оно обычно появляется неожиданно, как коп из-за угла. И решение пришло. Я поняла, как можно спасти дом, но прежде, чем говорить об этом Дэну, хотела еще раз все хорошенько обдумать. Слишком уж много стояло на кону. И вот я улеглась обратно в постель, крепко обняла его и поцеловала.
— Я люблю тебя, Дэн, — сказала я. — И хочу быть с тобой. Все будет хорошо. Мы оба будем в порядке. Будем работать, вкалывать изо всех сил. Все не так уж и плохо. Я сама проработала так б о льшую часть жизни. Сам увидишь. И все у нас будет просто прекрасно.
Дэн опустил голову мне на плечо.
— Ты не представляешь, что это для меня значит! Я так боялся, что ты уйдешь от меня, стоит только узнать, какой я никчемный жалкий обманщик!
— Ничего ты не обманщик, и не никчемный. Просто заторчал на этом своем привычном образе жизни, как твои клиенты торчат на коксе. Но только никакой ломки у тебя не будет, ты другой человек. И заживем мы с тобой просто распрекрасно, ну, когда ты распродашь все это барахло. А это всего лишь барахло, — добавила я, думая совсем иначе.
Я все еще работала подсадной уткой, девочкой по вызову, Джонс давал мне все новые и новые задания, и мы с Дэном не виделись целую неделю. Надо сказать, работа эта мне совсем не нравилась. Заставляла чувствовать себя какой-то грязной. Большинство из арестованных нами придурков никогда прежде не имели проблем с законом. Они выглядели жалко, когда я размахивала у них перед носом своим жетоном. И еще я ощущала бесполезность всего этого занятия. Проституцию не побороть — ни за что и никогда. Ведь это старейшая профессия в мире. Всегда была, есть и будет. Примерно то же я думала и о наркотиках. Люди всегда будут гоняться и жаждать чего-то, что заставит их почувствовать себя лучше, хотя бы ненадолго, всегда будут покупать кокс или что покруче, даже зная, что это незаконно. Я считала, что власти должны легализовать наркотики и проституцию и сосредоточить все усилия на борьбе с убийцами, мошенниками и вооруженными грабителями. Но законотворцы плевать хотели на все эти мои соображения, а потому б о льшую часть недели после нашего серьезного разговора с Дэном я провела, разодетая, как дорогая шлюха. В свободное время я занималась проверкой Дэна. Он был мне не безразличен, но я не такая наивная, как можно подумать. Он солгал мне о своем преуспеянии еще в самом начале, и мне хотелось знать, не солгал ли он в чем-то другом. Я использовала самый обычный источник информации, Интернет, и посмотрела, что есть на него во Всемирной паутине. Он действительно оказался видным членом общества, и с биографией, рассказанной мне, тоже все совпадало. Затем я проверила дом, машины и все остальное его имущество. Тут тоже все сходилось с тем, о чем он мне поведал. И, наконец, используя свой компьютер, я простучала его по нашим полицейским базам данных, доступ к которым могли получить только копы. И узнала лишь, что он на втором курсе колледжа за какие-то мелкие правонарушения был включен в программу надзора за неблагополучными подростками. В целом все сошлось, и я была рада, что Дэн меня не обманывал. А потому я организовала встречу со знакомыми мне людьми.
Свою идею я поведала Дэну за обедом в недорогом мексиканском ресторанчике, что находился неподалеку от моего дома. Дэн пошутил на эту тему, заметив, что я, видно, твердо вознамерилась вовлечь его в новую жизнь, но мне действительно нравилось это местечко, нравилось, что сюда можно было прийти в джинсах и не волноваться о том, что половина названий блюд в меню тебе незнакома.
За обедом я рассказывала о своей работе в полиции, рассказала Дэну несколько забавных и страшных историй из жизни полицейских. И завела серьезный разговор лишь после того, как мы вернулись в дом на Сосновой Террасе.
— Ну, как продвигаются дела? — спросила я.
— Какие дела?
— Ну, с продажей дома, «роллс-ройса»…
Он сразу помрачнел.
— Я переговорил с несколькими риэлторами, хотел прикинуть, сколько можно выручить. «Роллс» и «ламборгини» уйдут на следующей неделе.
— А может, и нет, — сказала я.
— Это почему?
Я ощутила, что стою на краю пропасти, через которую надо перепрыгнуть. Я не знала, как будет реагировать Дэн на мое предложение, не знала, останемся ли мы вместе после того, что скажу.
— Есть способ сохранить дом, и все остальное тоже.
— Что-то я никак не врублюсь…
— Могу связать тебя с кое-какими нужными людьми.
— И все равно, не понимаю.
— Ты не единственный, у кого есть секреты, — нервно заметила я. — Я тут тоже поработала, сделала несколько вещей, которых не следовало делать.
Дэн смотрел на меня, разинув рот.
— Ты что же, хочешь сказать…
— Не собираюсь быть копом всю свою жизнь. Навидалась, как живут полицейские и что они вытворяют. Мне хотелось бы стать нормальным человеком, Дэн. До того, как начались эти операции с девушками по вызову, я работала в отделе по борьбе с наркотиками. И примерно год назад участвовала в задержании крупного наркодельца, Питера Прайда.
— Ты участвовала в этой операции?
Я кивнула.
— Но Прайда отпустили.
— Да, верно. Хочешь знать, почему?
Дэн не ответил.
— Исчезли главные вещественные доказательства, а я открыла свой счет в швейцарском банке. Не столь уж и огромная сумма, но на старость пригодится.
— Но разве копов за это не преследуют? Помню, я читал…
Я кивнула.
— Был там один момент, который мне страшно не нравился. Бобби Марино. Правда, сама я там не при чем. Прайд ненавидел его, вот и подставил. Теперь это уже неважно, и ничего не изменишь. Но я могу познакомить тебя с Прайдом. Ну, что скажешь?
Дэн нервно облизал пересохшие губы.
— Не знаю… Эти ребята, с которыми я имел дело… Плохие ребята, но Прайд — убийца.
— Они все убийцы, Дэн. Только Прайд — убийца, способный хорошо платить. Вот уже целый год я даю ему наводки, предупреждаю, когда надо. Он хорошо ко мне относится. Тебе все это необходимо, — заметила я и указала рукой на дом и окрестности. — А ты нужен мне. Ну, что скажешь?
— Мне надо подумать. Потому как это будет игра по новым правилам.
Дэн позвонил мне через неделю, и мы встретились за ленчем. И пока ждали, когда официантка принесет заказ, он взял меня за руку и сказал:
— Я все обдумал, ну, насчет Прайда. И согласен.
— О, Дэн! — радостно воскликнула я, просто не найдя других слов. Он улыбнулся и еще крепче сжал мне руку. Я была счастлива.
— Но только при одном условии.
— Каком?
— С этого момента ты выбываешь из игры.
Я начала было возражать, но он мне не дал.
— Нет, это не обсуждается. Мало радости, когда тебя арестуют, даже за такой пустяк, как проституция. И мне даже страшно подумать, что будет, если они узнают, чем занимается коп, и арестуют тебя.
— Но я уже большая девочка, Дэн.
— Не спорю, но настаиваю на этом своем условии. С этого момента беру на себя все риски, иначе дом будет выставлен на продажу, как и планировалось.
Сергей Карякин состоял в русской мафии, а это означало, что он не только убивал младенцев ради забавы, но и пожирал их. Единственное место, где фигурировало это имя — Сергей, или просто Карякин, — был полицейский протокол, даже следовало уточнение: «Также известен как Питер Прайд». Сергей очень любил Америку и называл ее «страной неограниченных криминальных возможностей». Наверное, поэтому и придумал себе такой английский псевдоним; ему казалось, что он звучит как имя звезды кино или рока. Тот факт, что собой он был столь же безобразен, как и его преступления, а также не мог, не фальшивя, спеть ни одной ноты, ничуть его не смущал.
Обычно Питер очень тщательно страховался, занимаясь наркотиками и секс-рабами — с них и кормился, то был его кусок хлеба с маслом, — но два года тому назад допустил ошибку, и ему светил нешуточный срок, если бы ключевые вещественные доказательства вдруг таинственным образом не исчезли из хранилища при полицейском управлении. В ту пору у меня возникли проблемы с азартными играми, и кто-то рассказал об этом адвокату Питера. И вот однажды вечером ко мне явился очень вежливый джентльмен, так и не назвавший своего имени, и сделал предложение, от которого было сложно отказаться. В течение недели все мои игровые долги были выплачены, а затем решены проблемы и самого Питера. Я резко завязала с азартными играми, но осталась в списке Питера, вовремя сообщала ему о предстоящих рейдах полиции по его заведениям, о доносчиках и информаторах среди его приближенных… ну, когда, конечно, выдавалась такая возможность.
Моя встреча с Прайдом состоялась глубокой ночью в заброшенной промышленной зоне. Ни он, ни я не могли допустить, чтобы нас видели вместе. Поначалу Питер категорически отказывался принимать Дэна в свою организацию. Даже несмотря на то, что его схватили сразу же после ареста Альберто Переса, он подозревал, что Дэн вполне мог попасть в поле зрения Управления по борьбе с наркотиками. Я поспешила его успокоить, сказала, что произвела разведку, и, насколько мне известно, Управление вовсе не знает о существовании Дэна. Затем поведала о клиентуре Дэна из высших слоев общества, о тех возможностях, которые открывались перед Прайдом в плане расширения рынка сбыта.
Примерно через неделю Дэн и я встретились с Питером на заброшенном складе в три часа ночи. Встреча закончилась тем, что Прайд согласился выдать Дэну килограмм кокаина для распространения. Если все пройдет хорошо, обещал дать больше. На обратном пути к дому на Сосновой террасе я была так возбуждена, что напрочь позабыла о том, что не спала почти целые сутки. Едва мы с Дэном вошли в дом, как я начала срывать с него одежду. Даже не помню, как мы затем оказались в спальне.
На следующее утро я чувствовала себя такой разбитой, что едва удалось разлепить веки. Но все же встала, умылась и поехала в полицейский участок, где меня ждала на столе записка с просьбой немедленно явиться к сержанту Гроувзу. Гроувз был красивым чернокожим мужчиной с коротко подстриженными усиками и строгими сдержанными манерами. Он крайне редко улыбался, и весь напрягся и помрачнел, как только я вошла к нему в кабинет. Там, помимо самого сержанта, сидели Джек Гриппер и какие-то не знакомые мне мужчина и женщина.
— Дверь за собой закрой, Моника, — приказал Гроувз. Я повиновалась, он жестом пригласил меня присесть в единственное не занятое кресло. — А ты по уши в дерьме.
На столе у него стоил проигрыватель ди-ви-ди. Он надавил на кнопку, и я услышала, как рассказываю Дэну о том, как помогла выпутаться из неприятностей Питеру Прайду. Сердце у меня сжалась. Тот разговор происходил в спальне, в доме на Сосновой Террасе. Мне хотелось спросить, почему они его записали, но я была слишком напугана и не могла вымолвить и слова.
— Этого признания достаточно, чтоб засадить тебя за решетку, — сказал Гроувз.
В горле у меня стало сухо, как в пустыне Сахара. Я понимала, что без адвоката не следует ничего говорить, но все же не удержалась и спросила:
— Что вам надо?
— Нам нужен Прайд, — ответила женщина.
Я пребывала в шоковом состоянии, но мозг продолжал функционировать, подсказывал разные выходы из ситуации.
— Вы не сможете использовать запись. Она означает, что дом был начинен жучками.
— Можем, если поставили жучок с разрешения владельца этого дома, — сказала она, и в глазах у меня потемнело.
Дэна арестовали через день после того, как попался его поставщик. Джек Гриппер выезжал вместе со мной на задержание, и помнил, как я рассказывала ему о доме на Сосновой Террасе. Бобби Марино обвинили в краже вещдоков в деле Прайда, и он сел, но затем подозреваемой стала я — это когда информатор из организации Прайда поведал полиции, будто слышал, что улики были украдены женщиной. Одна из подсказок, которую я дала Прайду, была подставой. Сержант Гроувз говорил о месте и времени рейда только мне, никому больше. И когда в доме, где собирались взять преступников с поличным, не оказалось ни души, все поняли, что виновата я. После этого Гриппер перевел меня на работу в отдел нравов, и Дэну было велено позвонить мне и вызвать на дом как проститутку. Ну, а уж затем природа взяла свое.
Когда выяснилось, что Дэн меня предал, я испытала целую гамму чувств — шок, затем гнев, потом горечь. После того, как меня арестовали, я видела Дэна всего лишь раз, когда полиция готовились расставить ловушку для Питера Прайда, из которой он уже никогда бы не выпутался. Он извинился передо мной, сказал, что страшно сожалеет, что действительно любил меня, просто у него не было выбора. Я не верила, что он любил меня, но если даже и так, понимала, что он забудет обо мне в ту же секунду, как только у него появится другая женщина. Женщина, которой, в отличие от меня, не грозит семилетний тюремный срок — это как минимум.
Из камеры, которую я делю с сорокадвухлетней Шейлой Кросби, осужденной за казнокрадство, не видно ровным счетом ничего, но стоит крепко закрыть глаза, и перед моими глазами предстает вид на океан из спальни Дэна. Иногда я представляю себе, как выхожу из тюрьмы, и он встречает меня, ждет в «роллсе». И мы с ним едем в дом на Сосновой Террасе, и я принимаю душ, чтобы смыть всю эту тюремную грязь и вонь. А после душа мы с Дэном занимаемся любовью. И когда Дэн засыпает, я выхожу на террасу и наблюдаю за приближением шторма, начавшегося где-то вдалеке, на просторах Тихого океана. Зрелище это грандиозное, потрясающее. Но вот буря стихает, и я тоже становлюсь тихой и умиротворенной, как Тихий океан после шторма. И я замужем за прекрасным принцем, я богата, я живу в замке на Сосновой Террасе.