Глава 5
Песнопения монахов
Многоквартирный дом Бена Хоудли стоял возле узкой, извилистой улочки, вливавшейся в Сой Суан Пхлу. В устье этой улочки разместилось множество прилавков с едой, за которыми стояли торговцы в засаленных передниках; салонов красоты, в окнах которых были выставлены выгоревшие на солнце потрепанные плакаты с изображением кинозвезд; и бункеров с металлическими решетками, напоминающих кустарные мастерские. Прошагав примерно пять минут, Кальвино углубился далеко в улочку. В сотне метров от дома Хоудли, в стороне от дороги стояла водонапорная башня. Это был гигантский гриб из листового металла, покрытый пятнами ржавчины, похожими на языки, змеящиеся по его бокам. Вдоль одной стороны тротуара тянулся забор. В нише забора устроился слепой продавец лотерейных билетов с деревянным лотком, висящим у него на шее. Его темные очки в тонкой металлической оправе отражали солнце. Двое катои в туго облегающих джинсах, сильно накрашенные, с подведенными глазами, благоухающие дешевыми духами, хихикая, склонились над билетами. Катои при рождении были снабжены всеми стандартными мужскими признаками, но в какой-то момент жизни сочли, что внутри них заперта женщина, жаждущая освобождения. Кальвино вспомнил кошмарный сон о баре «Доставлен мертвым в Бангкок», где владелец бара отрезал член Джеффа Логана и бросил его летучим лисицам. Кошмар для одного – это мечта для другого, подумал он. Он позволил одному из катои затащить себя в маленький закрытый закуток.
– Сделаем по-быстрому? – спросил тот. – Сосать и трахнуться. Можно.
– Еще одна выпускница факультета английской литературы, которой не повезло, да? – спросил Кальвино, не ожидая ответа.
У каждого своя теория, как отличить катои. Этого выдавали припудренные челюсти с развитыми суставами профессионала. Винсент подыграл ему.
– По-мой, я тебе нравлюся, – сказал катои.
Кальвино стоял перед торговцем и смотрел на лоток с билетами.
– Значит, ты живешь поблизости или приходишь, чтобы приносить жертвы этому грибу? – спросил он, глядя вверх на огромный гриб.
Слепой торговец сверкнул улыбкой Стиви Уандера и покачал головой. От него пахло чесноком и потом. Кальвино увидел отражение своей неуверенной физиономии в круглых очках и катои, окруживших его с двух сторон. Торговец стукнул своей металлический тростью по тротуару. На мгновение воцарилась потусторонняя тишина. Винсент сделал вид, что рассматривает билеты. Он заморгал, почитав дату окончания срока действия: розыгрыш этой лотереи проводился два месяца назад. Вот в чем, значит, обман, подумал он. Кальвино улыбнулся в темные очки торговца, стоившие сто долларов, надорвал один лотерейный билет аккуратно по линии перфорации и бросил на лоток купюру в двадцать батов. Тяжелый запах духов висел в воздухе, подобно ветерку, дующему над полигоном для токсичных отходов. Он двинулся прочь.
– Да, идем ко мне домой. Мы трахи-трах. – Другой катои схватил его за руку. – Я тебе сделаю хорошо. Ты довольный.
С большинством катои нельзя быть уверенным в том, совершил ли «он» путешествие через реку в госпиталь, который специализировался на операциях за десять тысяч батов, и вернулся как «она». Некоторые клиенты ловили кайф от этой неопределенности, а у еще не прооперированных трансвеститов был свой собственный культ.
– Представление начинается, – произнес Кальвино, увидев нож, сверкнувший в руке катои слева.
Он уже был готов и спланировал свою реакцию: стряхнул висящего на своем локте катои и потянулся к тяжелой металлической трубе фальшивого продавца лотерейных билетов. Одним концом трубы ударил снизу вверх и справа в квадратную челюсть, и раздался оглушительный треск. Катои закричал и упал на колени. Кровь хлынула на его блузу и джинсы, он упал без чувств. Другим концом трубы Кальвино нанес удар по лицу «слепого» продавца. Дорогие солнечные очки разлетелись на тысячу кусочков. Продавец выхватил револьвер из потайного отделения под билетным лотком, но удар оглушил его, и пуля пролетела мимо. Его колени подогнулись, оружие выпало из руки, и он рухнул, вскинув руки, словно сдавался.
Другой катои с плачем и визгом повернулся, прыгнул на Кальвино и впился ногтями в лицо и шею. Винсент перебросил его через плечо. Катои вскочил на ноги; на этот раз он держал в руке нож. «Хватит быть милым», – прошептал себе Винсент и вытащил свой револьвер тридцать восьмого калибра. Его лицо и шею саднило от ногтей нападавшего. Кровь пропитала белый воротник его рубашки.
Катои оскалился и зашипел, лицо его исказила ненависть, потом он повернулся и бросился бежать. Пару секунд Кальвино гнался за ним. «Бросить или не бросить, вот в чем вопрос», – сказал он себе. У него была возможность хорошо прицелиться, но он не стал этого делать. Затем опустил револьвер, так как в прицеле оказался продавец мороженого на велосипеде. Какие-то ребятишки гнались за звонящим велосипедом, скользя в своих хлопающих резиновых шлепанцах. Кальвино отошел в тень. У него было всего несколько секунд, пока люди на тротуаре не заметили катои со сломанной челюстью, издающего стоны.
Винсент присел на корточки над изуродованными телами, сунул револьвер обратно в кобуру и толкнул носком туфли перевернутый лоток торговца. Из вырезанного в нем отделения для оружия на землю выпал фотоснимок. Он поднял его и увидел себя на старом снимке, сделанном однажды вечером в «Африканской Королеве». Бен Хоудли стоял на границе кадра; видна была его рука, обхватившая циветту.
Торговец лежал, слегка повернув голову, его нос был расплющен и сломан, в ране виднелась белая кость. Рот искривила уродливая маска сильной боли. Закрытые глаза за пустой оправой очков уже начали заплывать. Он был без сознания. Кальвино нащупал слабый пульс на шее торговца. Ногой он отбросил револьвер подальше от лежащего тела, потом аккуратно поднял его из грязи большим и указательным пальцем. Это был девятимиллиметровый «Стар Файерстар», легкий испанский импортный пистолет, который легко спрятать. Он проверил обойму: в нем находилось семь патронов «парабеллум» калибра 9 мм. Пуля того же калибра пробила голову Бена Хоудли.
Кальвино сунул «Файерстар» в карман своей куртки. Кто-то проделал большую работу, подумал он. Кто-то знал, что он посетит квартиру Бена Хоудли. Винсент вытер щеку и посмотрел на полоску крови на ладони. Фальшивый торговец лотерейными билетами начал кашлять, кровь и слюна текли по его щеке. Кальвино посмотрел на катои, который все еще лежал без сознания. Он рывком посадил торговца и сунул ему в лицо снимок. Похлопал дулом своего револьвера, как указкой, по призрачному изображению Бена на заднем плане.
– Ты прикончил его вчера ночью. Это правда?
– Не говорить английский, – прокашлял торговец.
– Я говорю по-тайски, задница. Ты понимаешь по-тайски? – спросил Кальвино.
Торговец содрогнулся, глаза его закатились под лоб. Он упал на спину. Кальвино понял, что мужик мертв. Труба загнала кость ему в мозг. Когда он поднял взгляд, катои на четвереньках полз к улице; правая сторона его лица висела, как флаг, болтающийся на ветру. Кальвино поправил галстук и снова пошел по улице к дому Бена Хоудли.
Это не обычная западня, подумал он. Обычно клиента заманивали в номер отеля, где его поджидала пара сообщников. В решающий момент, когда клиент обнаруживал, что у его ночной подружки нет нужного аппарата, банда бросалась на него. Клиент был не готов к битве. Эти катои спешили. Они работали с профессионалом, который был хорошо вооружен – и который сейчас лежал мертвым под огромным металлическим грибом.
Кальвино преградил путь истекающему кровью катои. Тот сел, смаргивая слезы.
– Мы никого не убивай. Фаранг убить – очень плохо для нас.
– Кто тебе заплатил, милашка? – Ответа не последовало. – Ты убила кхана Бена? Может быть, ты сядешь в тюрьму очень надолго.
– Мужчина платить мне пятьсот батов, чтобы я ему помогать, – сказал он. Жирные тени вокруг его глаз размазались, и он стал похож на енота. – Я не думай, что это плохо. Я говоряй правду.
Собралась небольшая толпа. Это возможно, подумал Винсент. Обычно катои в таком не участвовали.
– С тобой все будет в порядке, сестра, – сказал он.
Когда катои поднял глаза, далекая фигурка Кальвино уже сворачивала на подъездную дорожку к дому Бена Хоудли.
* * *
Жилой комплекс был оборудован обычными воротами, плавательным бассейном на возвышении и лифтами на верхние этажи. Кальвино почувствовал, что над этим местом нависло ощущение смерти. Обычно охранники в синих мундирах спали, а молодые безработные тайцы собирались небольшими группами, ели, сплетничали и дремали в клинообразных полосках тени на скамейках. От некоторых пахло растворителем. Только сейчас здесь не было ни души. Одинокий охранник в шапке с пластиковым козырьком, бодрствующий и не пьющий кофе, вежливо остановил Кальвино в обширном, пустом вестибюле. Он нервно посмотрел на царапины на лице вошедшего и пятна крови на его рубашке. Проверил удостоверение Винсента, потом посмотрел на него самого, как на привидение.
– Жена узнала о младшей жене, – объяснил Кальвино.
Охранник понимающе и с одобрением улыбнулся.
Он взмахом руки пригласил визитера пройти в ворота. В лифте Винсент стоял рядом с босоногим ремонтником, в расстегнутом вороте рубашки которого виднелись висящие на шее три амулета. Двери лифта открылись на пятом этаже. Идя по коридору к квартире номер 404, Кальвино слышал песнопения. Мрачные, монотонные голоса пели на пали. Издалека казалось, что полдюжины монахов поют в унисон. Повсюду витал запах горящих благовоний. Дыма было достаточно, чтобы запустить сигнал пожарной тревоги, если бы она здесь имелась. Это была попытка избавить дом от призрака Бена.
Сдать квартиру, в которой умер фаранг, было почти невозможно. А квартира с несчастливым номером 404 подтверждала плохую карму дома. Тайцы терпеть не могли несчастливых номеров, и они бы никогда не поселились в квартире с привидением, а фаранг, даже если он не верил в привидения, никогда не смог бы найти служанку, согласившуюся работать на него. Благословение монахов было одним из способов решить эту проблему. Поэтому привратник и пришел в такой восторг, когда пришли монахи. Хозяин дома быстро принял меры. Они начали свои обряды через двадцать четыре часа после того, как дух вступил в свои права квартиросъемщика. Это было похоже на объявление об очищении здания от привидения.
Двое полицейских в униформе цвета хаки, с револьверами на ремнях, как у ковбоев, были поставлены на пост у квартиры; их радио потрескивало от статических разрядов, перекрывая гудение песнопений. Они преградили путь Кальвино и не пускали его внутрь. Дверь была приоткрыта, и в щель Винсент видел монахов за работой. Один из копов сильно толкнул Кальвино к ограждению. Глубоко вдохнув и упершись в перила руками, он выпрямился и шагнул подальше от них; за перилами был обрыв глубиной в сорок футов. У него возникло четкое ощущение, что коп намеревался столкнуть его вниз – и был зол и разочарован, потерпев неудачу. Странная вариация традиционного тайского приветствия «куда идешь?».
Кажется, полицейский, который его толкнул, собирался сделать еще одну попытку перебросить его через перила. Он смерил Кальвино взглядом крутого копа, ясно говорившим: «Кем это ты себя возомнил, черт возьми?» Винсент нервно улыбнулся, стараясь не принимать всерьез то, что этот коп готовился предпринять вторую попытку мимоходом лишить его жизни. В Таиланде всегда надо улыбаться, несмотря ни на что. Он нашарил визитную карточку и бросил ее. Карточка улеглась у ног полицейского с нашивками сержанта на воротнике. Тот проигнорировал карточку – похоже, знал, кто такой Кальвино.
– Приходилось резаться во время бритья? Я ужасно порезался сегодня утром. Знаете, как это бывает: выпьешь слишком много, а на следующее утро такое вот происходит. Не можешь побриться, руки дрожат, – быстро заговорил Кальвино, его болтовня заставила полицейского замереть.
Из квартиры Хоудли доносился тошнотворно сладкий запах дешевых благовоний. Пахло так, будто кто-то кремировал того катои, который набросился на него недавно.
Полицейский снова сильно толкнул его ладонями. Кальвино отскочил от перил.
– В чем дело? Вам не приходилось резаться во время бритья? Я сказал что-то не так?
– Вам здесь нехорошо, – ответил тот, опять толкая Кальвино. – Лучше уходите немедленно.
Не улыбаясь, он двинулся вперед, готовый сделать еще одну попытку. Винсент поднял брови, стоя у перил.
– Вниз лететь далеко. Это испортит мой костюм, – сказал он, глядя на полицейских, окружавших его.
Сержант стоял в знакомой позе кикбоксера. Целью этой позы было сбить с толку неожиданной атакой. Кальвино не знал, чего ждать: удара кулаком, ногой или выстрела. Жителям Бруклина знакомо это ощущение мгновенно возникшей неприязни к чужаку, вторгшемуся на их территорию, сказал он себе. Человек – животное, которое охраняет свою территорию; только оно водит машину, носит одежду и смертоносное оружие. Не имеет значения, что Кальвино не набросился на него и не сделал ничего, что вызвало бы его подозрения. В счет идет только то, что этот коп его не знает или не хочет знать, а самое главное – не боится причинить ему вред.
– Взгляните на это письмо, – сказал Винсент.
Это был талисман, гарантирующий безопасность. Кальвино старался выглядеть уверенно, как человек, утверждающий свой авторитет. Полицейский долю секунды помедлил, потом, не взглянув на письмо, смял его в комок и бросил вниз одним быстрым движением кисти. Оно пролетело четыре этажа и упало на бетонный двор внизу.
– Какое письмо? – спросил он.
Вот и все, чем помогли важные друзья, подумал Кальвино. Ничто не дает полную защиту от дурака; иногда налетаешь на кого-нибудь, кто просто хочет тебя прикончить. Он прислушался к монотонному пению монахов в квартире Бена. Сержант шагнул вперед, держа руку на револьвере, словно собирался выхватить его.
– У тебя проблема, Винсент? – Это был Пратт, появившийся у входа в квартиру. Он видел все, что произошло.
Сержант вытянулся по стойке «смирно», его шея застыла, глаза остекленели, будто кто-то ударил его сзади по голове.
– Это Таиланд. Проблема? Нет никакой проблемы, – ответил Кальвино.
Пратт пристально посмотрел на сержанта.
– Думаю, вам следует принести снизу письмо кхану Винсенту.
– Есть, сэр! – рявкнул сержант и исчез.
Полковник прищурился, рассматривая изодранную, окровавленную одежду и лицо Кальвино, которое выглядело так, будто на него напали крысы.
– Что с тобой случилось? – Глаза Пратта гневно сверкнули в сторону полицейских в коридоре.
– Нет, эти ребята – паиньки. Но я действительно попал в переделку рядом с тем большим грибом дальше по улице.
Пратт смотрел непонимающим взглядом.
– Ты имеешь в виду водонапорную башню?
Кальвино кивнул с усталой улыбкой и приподнял бровь:
– Кажется, с одним торговцем лотерейными билетами и парой катои произошла небольшая неприятность.
– Лучше войди внутрь. – Пратт приказал одному из полицейских послать людей на улицу и посмотреть на «неприятность».
Винсент вошел в квартиру Бена следом за Праттом. Монахи хором монотонно распевали в спальне. Над каждой дверью они оставили послания для духа Бена – треугольники, нарисованные смесью пудры и святой воды. Квартиру заполнял тяжелый аромат горящих курительных палочек и благовоний. Кальвино прижал к носу платок, потом отнял его и осмотрел сгусток крови.
– Кто тебя избил? – спросил Пратт.
Винсент сложил носовой платок и тяжело опустился на диван.
– Главное – не «кто», а «почему», Пратт.
Он вынул «Файерстар» и их с Беном фотографию в баре «Африканская Королева». И положил на кофейный столик Бена.
– Парень с лотерейными билетами попытался использовать вот это. – Поднял снимок, затем откинулся на спинку дивана, поднял голову к потолку, крепко зажмурился и потер глаза. – Кто-то знал, где меня найти.
Пискнула полицейская рация Пратта, и он стал слушать. Затем обменялся с кем-то несколькими быстрыми фразами на тайском языке, рассмотрел снимок и сунул его в карман.
– Торговец лотерейными билетами мертв.
– Там еще было два катои, один из них со сломанной челюстью; но пройдет еще некоторое время, пока они будут в состоянии говорить.
Девять монахов в тогах гуськом прошли мимо кофейного столика. Они уже не пели. Их процессия двигалась по гостиной, набитой электроникой: блестящее черное стерео, проигрыватель для дисков, видеомагнитофон, телевизор и сотни видеопленок – обычный набор вещей местных фарангов, некоторые были куплены здесь, а некоторые контрабандой привезены из Сингапура и Гонконга. Пратт подождал, пока монахи снова возобновят ритуальные песнопения.
– Что произошло у двери в квартиру?
Кальвино пожал плечами.
– У меня возникло явственное впечатление, что твой сержант пытался перебросить меня через ограждение. Кто знает? Возможно, нападение пары катои и слепого торговца лотерейными билетами исказили мой угол зрения.
– Ты бы пошел в госпиталь. – Царапины на лице Кальвино превратились в красные, вспухшие рубцы.
До того, как ушел последний монах, Винсент прошел в спальню Бена. Балконная дверь была приоткрыта, чтобы проветрить комнату, но дым от курительных палочек и благовоний густым серым туманом висел над кроватью королевских размеров. Простыни сняли, обнажив матрас. Личные вещи Бена были разбросаны повсюду; в углу грязные носки, футболки и трусы. На туалетном столике было полно бутылочек с кремами, шампунем, репеллентами против насекомых и гелями, упаковок презервативов и маленьких пластиковых пакетиков с таблетками. С правой стороны у Бена была устроена импровизированная офисная зона с письменным столом. Там висела книжная полка с романами, словарем, двумя томами книги по тайской культуре, книгами по естественной истории, бабочкам и молям, садоводству, цветам и текстилю и дюжиной компьютерных пособий. Кальвино посмотрел названия пособий. Компьютер «Эппл» был все еще включен, и узор на экране напоминал торнадо в бутылке.
Хоудли никогда не производил на него впечатления любителя садоводства. Но, с другой стороны, Винсент никогда не мог понять, почему взрослый человек проводит бо́льшую часть периода бодрствования, уставившись в компьютер.
В проеме балконной двери появилось лицо.
– Они уже ушли?
Вопрос задал человек лет тридцати-сорока, который курил сигарету на балконе. Кальвино определил его выговор как северо-калифорнийский. Он носил гавайку, джинсы и очки в тонкой серебристой оправе, а также лишних двадцать пять фунтов на талии. Он уставился на Винсента, приоткрыв рот от удивления.
– Что случилось с вашим лицом?
– Аллергия на благовония, – ответил Кальвино, махнув рукой в сторону задымленной комнаты.
Толстяк сморщил нос, нюхая дым.
– Да, я их тоже терпеть не могу. – Он сунул окурок сигареты в горлышко пустой бутылки. – Дым чертовски портит компьютер.
– Дэнни, это Винсент. Он тоже из Штатов. – Вошел Пратт и закрыл за собой дверь. – Он ведет расследование по поручению семьи Хоудли. – Полковник умолчал о связи Кальвино с токсикоманом.
– Так откуда вы знаете Хоудли? – спросил Кальвино.
Дэнни уже снова сидел за компьютером, стуча по клавиатуре левой рукой, а правой двигая мышь, и смотрел на выскакивающие и исчезающие экранные меню.
– Все знали Бена. Он был президентом нашего компьютерного клуба. И вел колонку для «Пост». Я продавал программное обеспечение. И если у меня возникали проблемы, я ему звонил.
– Кхан Дэнни предложил нам помочь разобраться с компьютерными файлами Дэнни, – объяснил Пратт.
– И что нашли? – спросил Кальвино, глядя через плечо Дэнни.
По экрану бежали имена и цифры.
Дэнни оглянулся через плечо на Пратта и закатил глаза.
– Что теперь? – спросил полковник.
Он начал списывать имена, адреса и номера телефонов.
– Вам нужна копия? – спросил Дэнни.
– Конечно, нам нужна копия, – ответил Кальвино.
Дэнни опять повернулся к компьютеру и пару раз щелкнул мышкой; заработал принтер. Дэнни закурил следующую сигарету. У него был самодовольный вид. Его поза выдавала опытного пользователя. Что еще можно желать в жизни, кроме как сидеть перед машиной и записывать имена друзей, родственников и любого встреченного человека, плюс составлять список всего того, что планируешь сделать в следующем году?
Кальвино поймал взгляд Пратта. Тот смотрел, как Винсент демонстрирует свою теорию. Он сжал руку в кулак, выставил указательный палец и медленно приложил его кончик к затылку Дэнни, а затем произнес:
– Бум!
Дэнни подпрыгнул, его сердце забилось в глотке.
– Под таким углом дуло револьвера было прижато к основанию черепа, – сказал Кальвино. – Я осматривал тело перед тем, как прийти сюда. Убийца был правша, рост по крайней мере пять футов и семь или восемь дюймов.
Дэнни содрогнулся; казалось, все его тело сжалось. Он стал похож на маленького, испуганного ребенка.
– Это очень страшно. Пожалуйста, больше так не делайте. Ужасное ощущение.
– Может, Лек и уносился под облака после своего растворителя, но росту в нем никогда не будет больше пяти футов и четырех дюймов, – сказал Винсент.
Он ждал реакции Пратта, который просматривал распечатку компьютера. Но полковник думал о другом. Он сейчас думал только об одном: кто устроил Кальвино западню по дороге к дому Бена Хоудли? Это вызывало у него ощущение легкой тошноты. Хорошо бы, если он с Мани и детьми оказался где-то далеко от Таиланда. Отдых на пляже, на юге… Ничего, кроме солнца, песка и прохладных напитков в высоких стаканах, которые подают улыбающиеся женщины…
– Этот парень слишком короткий, Пратт, – прибавил Кальвино.
Его голос рывком вернул полковника с пляжа.
– Возможно, он на чем-нибудь стоял, – высказал предположение Дэнни.
Кальвино сердито взглянул на него.
– Ты что, умник?
– Может, так и было, – тихо произнес Пратт. Он бросил взгляд на маленькую табуретку для ног. – Он на чем-то стоял.
Винсент ничего не ответил. Он понимал, что у Пратта есть сомнения, иначе Дэнни не сидел бы за компьютером. В то же время, поскольку девятнадцатилетний токсикоман уже сидел за решеткой – парень, который признался в преступлении, – Пратт был в неловком положении. Если признание фальшивое, значит, кому-то – возможно, другу и, несомненно, коллеге – грозят серьезные неприятности. Это означает потерю лица; может быть, понижение в должности и сильную неприязнь, которая вызовет огненную бурю мщения.
В компьютерной записной книжке Бена было не меньше пятисот имен. Дэнни открыл его ежедневник на дате дня убийства. Там было несколько записей в виде календаря. «Бар «Принц Йоркский» – встреча с Тик в полночь. Составить финансовый отчет компьютерного клуба. Зайти в банк и на почту. Закончить колонку, завтра – последний срок. Договориться насчет стрелы и платформы».
Кальвино произнес вслух последнее предложение и посмотрел на Пратта.
– Что это значит – «стрела и платформа»? – спросил тот.
– Жаргон английских иммигрантов, означает сексуальное белье и трах.
Дэнни поднял глаза от компьютера и улыбнулся.
– Бен любил потрахаться, это да, – сказал он, глядя из-под пары толстых стекол очков.
Дэнни двинул мышку, щелкнул пару раз и вызвал список телефонных номеров и адресов, в том числе и Тик. Затем открыл банковский файл, который представлял состояние финансов Бена, в том числе номера счетов и местонахождение банковских книг и балансовых отчетов. Все выглядело обычным. Там была колонка цифр так называемого компьютерного клуба.
– У него есть описание базы данных. Хотите взглянуть? – спросил Дэнни, не отрывая взгляда от экрана.
– Что у него есть на Тик? – спросил Кальвино.
– Какой Тик? У него тут восемнадцать Тик. И двенадцать Леков.
– И сотня Ноев. Давайте посмотрим на Тик из «Принца Йоркского», – предложил Кальвино. – Есть что-нибудь насчет стрелы и платформы?
Через несколько секунд персональные данные Тик появились на мониторе.
– Девятнадцать лет. Родилась в Корате. Около двух лет работает в барах. Начала работать в баре «Африканская Королева», ушла оттуда через шесть месяцев. Потом перешла в «Сой Ковбой» и торговала собой в баре «Заступница». Сейчас звезда «Принца Йоркского» на Вашингтон-сквер. Почти не говорит по-английски. Берет триста батов за короткое время или пятьсот батов за ночь. В стоимость входит и минет. Женщин тоже обслуживает. Утверждает, что однажды обслужила пятерых мужчин в «Отеле 86». Ищет дружка, который вывел бы ее из этой игры. Хорошее тело, нормальное лицо. Первоклассная грудь.
Пратт не выказывал никаких чувств. Но Кальвино понял по глазам, что ему ненавистно это компьютерное досье на секс-партнерш. У полковника вызывал отвращение бизнес, превращающий женщин в блюда из меню забегаловок, обслуживающий самые низменные инстинкты, предлагающий плоть для удовлетворения самой извращенной мужской фантазии. Сексуальное помешательство таких злачных мест, как «Патпонг» и «Сой Ковбой», приводило его в такое состояние, что руки начинали дрожать от неукротимой ярости. У Пратта к тому же была дочь. У Бена Хоудли была мать, разве не так? Женщина, которая прилетит и будет оплакивать его на похоронах в воскресенье. Это наследство аппетитов, описанное так откровенно и небрежно, вызывало у Пратта тошноту. Он посмотрел на исцарапанное, поврежденное лицо Кальвино.
– Что ты об этом думаешь, Винсент?
– Он любил девушек. И он вел записи. Это не характеризует его как милого человека. Он приехал сюда ради этого цирка. Но ничто из этого не подсказывает нам, какой клоун его убил.
В Бангкоке не было ничего странного в том, что мужчина, не имевший успеха у женщин на Западе, дает полный отчет о своих сексуальных предпочтениях в отношении юных тайских девочек, которых снимал в барах. Такие мужчины обретают власть над женщиной впервые в жизни и мерят себя ценой, за которую другие соглашаются на унижение. Это был журнал человека, ведущего кампанию сексуального мщения, наносящего ответные удары по фантомным целям и злобно гордящегося своей временной победой, словно она возместила ему потерянную часть души, вернула ее или возродила. Винсент вспомнил лицо Бена на фото: глаза красные, как у дьявола, презрительная улыбка, а позади него подсвеченный аквариум с одной-единственной бойцовой рыбкой.
– А на меня у него есть досье? – спросил он.
Дэнни набрал имя, и на экране появилось досье Винсента Кальвино. «Коренной американец. Около сорока лет, родился в Нью-Йорке. Рост шесть футов два дюйма, вес примерно 175 фунтов. Женщинам нравится подбородок с ямочкой и пышная шевелюра. Живет в Таиланде лет восемь. Адвокат, лишенный права практиковать. Имеет связи в полиции. Жесткий, циничный, уставший от жизни тип, который слишком много пьет. Но никогда не выглядит пьяным. Бывшая жена выбивает из него алименты. Честен, с гипертрофированным чувством юмора. Никогда не встречался с женщиной, которая ему не нравится».
– Кажется, он лучше всего разбирался в характере людей, – заметил Пратт. Характеризуя Кальвино, Бен проявил честность, объективность и придерживался фактов.
Дэнни хихикнул и злорадно улыбнулся; он был похож на первокурсника колледжа, который только что проглотил свою первую золотую рыбку.
– Эй, тут есть кое-что еще. Скрытый файл, – объявил он.
Пратт и Кальвино чуть не столкнулись лбами, глядя на экран. Винсент читал вслух через плечо толстяка.
– «Название файла: «Червь». Нет никого важнее земляного червя. Слепой, медлительный, глупый, он живет, питается и совокупляется в темноте. У него нет разума, так сказал Дебил. Мир червя лишен света, рассудка и знаний. А я говорю Дебилу: «Да, в том, что ты говоришь, есть малая доля правды. Но ты недооцениваешь Червя, и в этом его преимущество. Потому что, в конце концов, если копнуть достаточно глубоко и копать долго, ты обнаружишь, что последний укус остается за Червем. В могиле, пока ты ночью спишь, Червь ест и ест, пока не останутся одни лишь голые кости». И где тогда Дебил? Его свет, его разум и его знание? И сейчас я иду в твой сад ночью в полнолуние и питаюсь тем, что было зарыто, и чего Дебил никогда не найдет».
– Что это значит, черт возьми? – спросил Дэнни. Он указал на строчку с датой и временем в левом углу, которые указывали, что файл был открыт в утро смерти Бена.
– Советы садоводу, – ответил Кальвино, снова поглядев на книжную полку. – Кто знает?.. Но мне нужна распечатка. – Он перевел взгляд на Пратта, тот кивнул, и через несколько секунд принтер зажужжал и распечатал файл. Полковник посмотрел на распечатку и отдал ее Винсенту, с которого на бумагу падали капли пота. Сегодня утром ему снилось реалити-сексшоу с участием угря, а проснувшись, он увидел направленное в лицо дуло собственного револьвера. А теперь перечитывал странный файл, который Бен Хоудли написал о Черве.
– Фаранг сумасшедший, – улыбнулся Пратт. Это было распространенное тайское выражение, подводящее итог необъяснимому поведению иностранцев.
– В его затылке явно была не червоточина, – сказал Кальвино, сложил распечатку и сунул ее в карман.
Через несколько минут Дэнни обнаружил несколько туристических агентств в другой директории. Пратт записал их названия и адреса. Винсент смотрел, как он пишет, и заметил, что одно из агентств расположено в Чанг Май. Жена Пратта, Мани, была из Чанг Май. Красивый старый город, имеющий репутацию родины самых прекрасных женщин в королевстве. Пратт обещал своему семейству путешествие в Чанг Май, но этот план положили на полку из-за множества дел на работе.
– Не откладывай поездку в Чанг Май, – посоветовал Кальвино, оборачиваясь и глядя на Пратта. – Когда-нибудь это случится с нами. Завтра не наступает вечно.
