Глава 17

Зимейза находилась у черта на куличках — ни истории, ни географии, ни жителей; даже имя являлось аббревиатурой с переставленными буквами названий других мест «Индустриальная зона Мейрин-Сатини». Хоффман ехал между низкими строениями, которые не были ни офисными блоками, ни фабриками, а неким гибридом между ними. Что здесь происходило? Что производили? Невозможно дать ответы на эти вопросы. Скелетообразные руки кранов простирались над строительными площадками и парковками грузовиков, опустевших к вечеру. Они могли бы находиться в любой точке мира.

До аэропорта на восток было менее километра. Огни терминалов придавали бледное сияние темнеющему небу, затянутому низкими облаками. Всякий раз, когда над головой пролетал пассажирский самолет, казалось, что на берег обрушивается прибойная волна: за громоподобным крещендо, от которого трепетали нервы Хоффмана, следовал отлив; посадочные огни растворялись, точно обломки кораблекрушения в темноте, между перекладинами кранов и плоскими крышами.

Александр вел «БМВ» с величайшей осторожностью, приблизив лицо к ветровому стеклу. Повсюду шли дорожные работы, укладывали кабели; сначала закрыли одну полосу, потом другую, и ему приходилось выписывать зигзаги. Поворот на Рут-де-Клерваль находился справа, рядом с центром продажи запчастей для «Вольво», «Ниссана» и «Хонды». Хоффман показал, что собирается свернуть туда. Впереди слева он увидел бензозаправочную станцию, остановился возле насосов и вошел внутрь. Система скрытого видеонаблюдения показала, что он задержался между рядами, потом решительно направился к секции, торгующей канистрами: красный металл, хорошее качество, стоимость — тридцать пять франков. На видеозаписи его движения выглядели дергаными, как у марионетки. Александр купил пять канистр, заплатив наличными. Верхняя камера четко показала рану у него на макушке. Продавец описал его как человека, который заметно нервничал. Его лицо и одежда были покрыты слоем грязи и машинного масла, в волосах запеклась кровь.

— Почему здесь всюду ведутся дорожные работы? — спросил Хоффман, сделав жуткую попытку улыбнуться.

— Это продолжается уже несколько месяцев, месье. Они прокладывают стекловолоконный кабель.

Хоффман вышел на заправочный терминал с пятью канистрами. Ему пришлось дважды сходить с ними к ближайшему насосу. Затем он начал их поочередно наполнять. Других покупателей не было. Александр чувствовал себя ужасно уязвимым, стоя под ярким светом флуоресцентных ламп, видел, что продавец за ним наблюдает. Еще один самолет пошел на посадку у них над головами, заставив задрожать окружающий воздух, и Хоффману показалось, что его выворачивает наизнанку. Он закончил наполнять последнюю канистру, распахнул заднюю дверцу «БМВ» и принялся укладывать их одну за другой на сиденье, затем вернулся в магазин, заплатил наличными сто шестьдесят восемь франков за топливо и еще двадцать пять за фонарик, две зажигалки и три протирочные тряпки. Потом вышел из магазина, не оглядываясь.

Леклер быстро осмотрел тело, лежавшее на дне шахты лифта, и не обнаружил ничего интересного. Оно напомнило ему о самоубийстве, которое он однажды расследовал на железнодорожной станции Корнавин. Леклер спокойно относился к такого рода вещам. А вот неопознанные трупы, смотревшие на него так, словно они все еще дышат, казалось, с укором спрашивали его: «Где ты был, когда мы нуждались в тебе больше всего?»

В подвале он коротко поговорил с австрийским бизнесменом, чью машину украл Хоффман. Бизнесмен пребывал в ярости и, казалось, винил в случившемся Леклера даже больше, чем человека, совершившего преступление, — «Я плачу налоги и рассчитываю, что полиция меня защитит», — и инспектору пришлось выслушивать его с вежливым выражением лица. Номер автомобиля и его описание сообщили всем полицейским Женевы с высокими приоритетами. Людей эвакуировали из здания, которое обыскали. Ждали приезда бригады криминалистов. Мадам Хоффман нашли в ее доме в Колоньи и привезли в полицейский участок для допроса. Шефа полиции поставили в известность о том, что происходит: к счастью, он находился на официальном обеде в Цюрихе, что было большим облегчением. Леклер считал, что сделал все, что мог.

Во второй раз за сегодняшний день ему пришлось подниматься наверх по лестнице. От усилий у него уже кружилась голова, левую руку покалывало. Инспектор понимал, что необходимо пройти обследование: жена постоянно его уговаривала это сделать. Неужели Хоффман убил не только немца в отеле, но и своего коллегу? На первый взгляд это казалось невозможным: очевидным образом отказал механизм безопасности лифта. Однако слишком много совпадений — один и тот же человек в течение нескольких часов находился на сцене двух убийств.

Добравшись до пятого этажа, инспектор остановился перевести дух. Двери в офисы хедж-фонда оставались открытыми; рядом на страже стоял молодой полицейский. Леклер кивнул ему, проходя мимо. В операционном зале настроение было ужасным — после гибели коллеги ничего другого и не следовало ждать, и люди находились почти в истерическом состоянии. Аналитики, которые прежде вели себя тихо, собрались в группы и что-то оживленно обсуждали. Англичанин Квери почти бегом устремился к нему. Цифры на экранах продолжали меняться.

— Есть новости об Алексе?

— Вроде бы он заставил водителя покинуть свою машину и украл ее. Сейчас мы его разыскиваем.

— Но в это невозможно поверить… — начал Квери.

— Прошу меня простить, месье, могу я осмотреть кабинет мистера Хоффмана?

Настроение Хьюго тут же изменилось.

— Не уверен. Возможно, нам следует пригласить нашего адвоката…

— Не сомневаюсь, что он посоветовал бы вам сотрудничать с нами в полной мере. — Леклеру стало интересно, что пытается скрыть финансист.

Квери тут же отступил.

— Да, конечно.

На полу кабинета все еще валялся мусор, над письменным столом зияла дыра. Леклер недоуменно посмотрел наверх.

— Когда это произошло?

Квери состроил смущенную гримасу, словно был вынужден сознаться в существовании безумного родственника.

— Около часа назад. Алекс вытащил детектор дыма.

— Почему?

— Он решил, что там находится камера слежения.

— И он оказался прав?

— Да.

— Кто ее установил?

— Наш консультант по вопросам безопасности, месье Жену.

— А кто отдал ему такое указание?

— Ну… — Квери не сумел найти пути к спасению. — Выяснилось, что это сделал Алекс.

— Хоффман шпионил сам за собой?

— Да, у нас создалось такое впечатление. Однако он не помнил, что отдавал такие указания.

— И где Жену сейчас?

— Полагаю, он беседовал с вашими людьми, когда было обнаружено тело Ганы. Кроме того, он отвечает за безопасность всего здания.

Инспектор сел за письменный стол и принялся выдвигать ящики.

— А разве не требуется ордер на обыск? — спросил Квери.

— Нет.

Леклер нашел книгу Дарвина и компакт-диск из радиологического отделения университетского госпиталя. На диване он заметил ноутбук, подошел к нему и открыл крышку. Посмотрел на фотографию Хоффмана, потом прочитал файл с его перепиской с мертвецом Карпом. Он был так поглощен чтением, что едва заметил появление Джулона.

— Прошу меня простить, Хьюго, полагаю, вам следует взглянуть на то, что происходит на рынках.

Квери нахмурился, наклонился к экрану и принялся переключать изображения. Началась настоящая лавина. ВИКС устремился к потолку, евро тонуло, инвесторы избавлялись от акций, приобретая золото и десятилетние казначейские облигации, объемы которых стремительно падали. Деньги уходили с рынка — в электронном виде шла торговля только фьючерсами Эс энд Пи, и в течение немногим более девяноста минут ликвидность упала с шести миллиардов долларов до двух с половиной.

«Ну вот оно», — подумал Квери.

— Инспектор, если вы здесь закончили, мне нужно возвращаться к работе. В Нью-Йорке начинается активная распродажа.

— А какой смысл? — спросил Джулон. — Мы больше ничего не контролируем.

Отчаяние в его голосе заставило Леклера поднять голову.

— У нас возникли технические проблемы, — объяснил Квери и увидел, что на лице инспектора появилась подозрительность. Если полицейское расследование перекинется с нервного расстройства Хоффмана к проблемам компании, это станет настоящей катастрофой. Регулирующие органы нагрянут сюда уже завтра утром. — Тут не о чем беспокоиться, но я должен поговорить с нашими компьютерщиками…

Он начал вставать, но Леклер твердо сказал:

— Подождите, пожалуйста. — Он смотрел в операционный зал. До этого момента ему и в голову не приходило, что проблемы могли возникнуть у самой компании. Но теперь он видел их иначе. Заметил, что многие аналитики охвачены паникой, но сначала объяснял это исчезновением Хоффмана, потом смертью коллеги. Однако теперь он понял, что все гораздо серьезнее. — Какого рода технические проблемы?

Послышался стук в дверь, и появился полицейский.

— Мы нашли следы украденной машины.

Леклер резко повернулся к нему.

— Где?

— Только что звонил парень с бензозаправки в Зимейзе. Кто-то, подходящий под описание Хоффмана, купил сто литров горючего. Он уехал на черном «БМВ».

— Сто литров? Что он планирует сделать?

— Именно поэтому парень нам и позвонил. Он сказал, что топливо этот тип залил в канистры.

Дом сорок четыре на Рут-де-Клерваль стоял в конце длинной дороги, начинавшейся возле фабрики по переработке мусора и погрузочно-разгрузочных устройств и заканчивавшейся тупиком около железнодорожных путей. В сумраке бледное здание смутно выделялось на фоне деревьев: прямоугольное стальное сооружение в два или три этажа высотой — оценить точнее было трудно из-за отсутствия окон. Вдоль крыши шли фонари, в углах Хоффман заметил камеры наблюдения. Когда он проходил мимо, они поворачивались за ним. Маленькая подъездная дорога вела к металлическим воротам; за ними виднелась пустая парковка. Все здание окружала по периметру стальная ограда с тройным рядом колючей проволоки. Александр решил, что раньше здесь размещался склад или оптовая база, построенная по типовому проекту: тратить время на что-то другое просто не стали. Он подъехал к воротам. На уровне окна находились кнопочная консоль и домофон. Рядом мигал крошечный розовый глаз инфракрасной камеры.

Хоффман наклонился и позвонил. Ничего не произошло. Он посмотрел на здание; оно выглядело заброшенным. Александр попытался понять логику машины и набрал самое маленькое число, которое выражалось двумя способами в виде суммы двух кубов. Ворота сразу же начали открываться.

Хоффман медленно пересек парковку и поехал вдоль здания. В зеркало он видел, что камеры продолжают за ним следить. От запаха бензина на заднем сиденье его тошнило. Он свернул за угол и остановился у большой стальной двери, поднимающейся вверх — въезд для грузовиков. Видеокамера была направлена прямо на него.

Он выбрался из машины и подошел к двери. Как и офисы в хедж-фонде, она открывалась при помощи сканера распознавания лиц. Александр встал перед сканером. Стальная дверь мгновенно поднялась вверх, как театральный занавес, и Хоффман увидел пустой грузовой отсек. Он собрался вернуться к машине, и в этот момент увидел мигающий сине-красный свет со стороны железнодорожных путей и услышал стремительно приближающийся вой полицейской сирены.

Хоффман сел за руль, заехал в грузовой отсек, выключил двигатель и прислушался. Теперь он больше не слышал сирены и подумал, что они, скорее всего, не имеют к нему отношения. Однако решил закрыть за собой стальную дверь — на всякий случай. Но, когда он осмотрел панель управления, ему не удалось найти рубильник, включающий свет. Пришлось зубами сорвать пластиковою упаковку фонарика. Убедившись, что тот работает, Хоффман нажал кнопку опускания двери. Послышалось предупреждающее гудение; вспыхнула оранжевая лампочка. Темнота спускалась вместе со стальной дверью. Через десять секунд она со стуком ударилась о бетонный пол, окончательно отрезав дневной свет.

Президент фонда почувствовал себя одиноким в темноте, жертвой собственного воображения. Тишина не была полной; он различал какие-то звуки. Хоффман взял ломик с пассажирского сиденья «БМВ», левой рукой направил фонарик на голые стены и потолок, и обнаружил еще одну камеру наблюдения, злобно смотревшую на него сверху — во всяком случае, так ему показалось. Под камерой находился еще один сканер распознавания лиц. Хоффман взял ломик под мышку, направил луч фонарика на свое лицо и осторожно прижал ладонь к панели. В течение нескольких секунд ничего не происходило, а потом — с большой неохотой, как показалось Хоффману, — дверь открылась. Он увидел короткую деревянную лестницу, ведущую наверх, дальше начинался коридор.

Александр направил туда луч фонарика и разглядел в дальнем конце дверь. Теперь он слышал приглушенное гудение работающих процессоров. Низкий потолок, холодный воздух. «Наверное, под полом установлена вентиляция, как в компьютерном центре ЦЕРНа», — подумал Александр, осторожно двинулся к концу коридора, приложил ладонь к сенсору и распахнул дверь. На него сразу обрушился шум и огоньки множества работающих процессоров. Узкий луч фонарика высветил материнские платы на стальных полках по обеим стенам помещения, Хоффман ощутил хорошо знакомый сладковатый электрический запах жженой пыли.

Обслуживающая компания оставила свою наклейку в каждом ряду: при возникновении проблем звоните по этому номеру. Он медленно шел вдоль рядов, луч фонарика терялся в темноте. Интересно, кто еще имеет сюда доступ. Должно быть, компания, обеспечивающая безопасность, во главе с Жену; службы, отвечающие за уборку и эксплуатацию здания; компьютерные техники. Если все они получали инструкции и деньги по электронной почте, то все здесь могло функционировать независимо. Окончательная модель Гейтса корпоративной нервной системы. Он вспомнил, как в начальный период своего существования «Амазон» называл себя «реальной компанией в виртуальном мире». Может быть, здесь зародилось новое звено эволюционной цепочки: виртуальная компания в реальном мире.

Хоффман подошел к следующей двери и снова приложил ладонь к сенсору. Когда замки открылись, он остановился, чтобы осмотреть дверную раму. Как и предполагалось, стены были сборными. Когда Александр разглядывал здание снаружи, то представил себе, что оно состоит из одного большого зала; но теперь он понял, что здание разделено на ячейки: нечто подобное можно увидеть в колониях насекомых.

Он перешагнул порог, услышал движение сбоку, резко повернулся и увидел робота «Ай-би-эм Ти-Эс 3500», бросившегося к нему вдоль монорельса. Робот остановился, схватил диск и быстро вернулся обратно. Хоффман стоял и некоторое время за ним наблюдал, дожидаясь, когда пульс немного успокоится. Здесь шло непрерывное действие. Хоффман сделал несколько шагов и увидел еще четырех роботов, которые, стремительно перемещаясь, выполняли какую-то работу. В дальнем углу фонарик высветил ведущую наверх лестницу.

Соседняя комната оказалась меньше, здесь сходились все коммуникационные трубы. Хоффман направил луч фонарика на два черных магистральных кабеля толщиной с кулак, выходящих из закрытой металлической коробки и опускающихся, точно шишковатые корни, в траншею, которая шла вдоль пола к блоку переключателей. Обе стороны прохода защищала тяжелая металлическая решетка. Александр уже знал, что оптоволоконные трубы ГВА-1 и ГВА-2 проходят близко к Женевскому аэропорту по пути в Германию из Марселя в Южной Франции. Данные передаются и принимаются из Нью-Йорка с такой же скоростью, как движутся частицы в Большом адронном коллайдере — лишь немногим меньше скорости света. ВИКСАЛ подсоединился к самым быстрым коммуникациям в Европе.

Луч фонарика высветил другие кабели, идущие вдоль стены на высоте плеча, частично покрытые гальванизированным металлом; рядом находилась небольшая дверь, закрытая на засов. Хоффман вставил ломик в U-образный виток и использовал его в качестве рычага, чтобы сорвать соединительную скобу. Она отлетела с пронзительным скрипом, дверь распахнулась, и он увидел нечто вроде диспетчерской — электрические приборы, большая коробка с предохранителями размером с кладовку и пара коммутаторных рубильников. Сверху за ним наблюдала очередная видеокамера. Он быстро выключил оба рубильника. Несколько мгновений ничего не происходило, затем где-то в большом здании заработал дизельный генератор. Странное дело, тут же загорелось все освещение. С яростным криком Хоффман обрушил ломик на видеокамеру, прямо в глаз своему мучителю. Во все стороны полетели куски пластика. Хоффман принялся колотить по стене и остановился только после того, как понял, что его действия ничего не дают.

Выключив фонарик, он вернулся обратно. В дальнем конце приблизил лицо к сенсору, стараясь сохранять спокойное выражение, и дверь в соседнюю комнату открылась. Там оказалось огромное пустое пространство с высоким потолком, электронными часами, показывающими время в разных часовых поясах, и большими телевизионными экранами — копия операционного зала в Лез-О-Вив. Здесь же имелась панель управления с шестью экранами и мониторами, подключенными к внешним камерам наблюдения. А перед экранами, вместо аналитиков, находились ряды материнских плат, работающих на полную мощность, судя по быстро мелькающим огонькам дисплеев.

«Должно быть, это кора головного мозга», — подумал Александр.

Некоторое время он стоял, пораженно глядя по сторонам. Было что-то трогательное в этой сцене — так родитель смотрит на первые шаги своего ребенка, выходящего в большой мир. ВИКСАЛ был механическим и не обладал сознанием и эмоциями, у него не имелось других целей, кроме эгоистического стремления к самосохранению и накапливанию денег; однако если предоставить его самому себе, то в соответствии с логикой Дарвина он будет стремиться к расширению до тех пор, пока не станет доминировать над всей землей. Тем не менее Хоффман был ошеломлен самим фактом его существования. Он даже простил ему все несчастья, через которые из-за него прошел: в конечном счете ВИКСАЛ делал все это в исследовательских целях. Машина могла быть подвергнута моральному осуждению не в большей степени, чем акула. Она вела себя как хедж-фонд. На некоторое время Хоффман даже забыл, что пришел, чтобы ее уничтожить.

Склонившись над экраном, он изучал торговлю, которую вел ВИКСАЛ. Сделки свершались с невероятной быстротой — миллионы акций находились в его распоряжении доли секунды, — стратегия, носившая название «снайпинг» или «сниффинг»: заказ и мгновенный отказ от него, проверка рынка в поисках скрытых ликвидностей. Но никогда прежде Хоффман не видел, чтобы такое делалось в столь колоссальных масштабах. В этом не могло быть прибыли, и Хоффман не понял, какие цели преследует ВИКСАЛ.

Затем на экране появился знак тревоги.

Такой же сигнал возник одновременно во всех операционных залах мира — в половине девятого вечера в Женеве, в половине третьего в Нью-Йорке и в половине второго в Чикаго.

«ЧБО в половине второго объявила Самопомощь против нью-йоркской фондовой биржи, которая находится вне ЛНСП. И с ним невозможно связаться. Все остальные системы Чикагской биржи опционов работают нормально».

Спецтермины маскировали масштаб возникшей проблемы, делая ее не такой страшной, как и положено жаргону. Но Хоффман прекрасно понимал, что это значит. «Самопомощь» равносильна предупреждению для всех, что нью-йоркская фондовая биржа переживает системный сбой — настолько серьезный, что ее блокируют для исполнения Комиссии по ценным бумагам, даже если она и предоставляет более выгодные цены для инвесторов, чем Чикаго.

Это объявление имело два мгновенных следствия. Чикагская биржа должна была вмешаться и предоставить ликвидность, которую прежде давала нью-йоркская биржа — в тот самый момент, когда ощущалась большая ее нехватка. Ну а во-вторых, это еще больше способствовало возникновению паники на и без того переживающем не лучшие времена рынке.

Когда Хоффман увидел тревожное сообщение, он не сразу связал его с ВИКСАЛом. Но когда он отвел взгляд от экрана, его внимание привлекли мерцающие огоньки работающих процессоров; и тогда Хоффман почти физически почувствовал феноменальную скорость приказов, которые они отдавали; а когда вспомнил огромные, уже нехеджированные ставки ВИКСАЛа, ему стало очевидно, что машина работает на падение рынка — и Александр окончательно понял замысел алгоритма.

Он поискал на консоли пульт управления для телевизоров. Бизнес-каналы начали меняться, шли живые включения — в наступающих сумерках демонстранты вступили в схватку с полицией на большой городской площади. Горели груды мусора, где-то что-то взрывалось, голос за кадром рассказывал о беспорядках. На «Си-эн-би-си» появилась бегущая строка: ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ: СРАЗУ ПОСЛЕ ОДОБРЕНИЯ ЗАКОНА ЖЕСТКОЙ ЭКОНОМИИ НА УЛИЦЫ АФИН ВЫШЛИ ПРОТЕСТУЮЩИЕ ЖИТЕЛИ.

«Вы видите, как полицейские разгоняют демонстрантов, пущены в ход дубинки…» — говорила женщина-комментатор.

А в нижней части экрана высвечивался Доу, упавший до 260.

Материнские платы неумолимо продолжали работать. Хоффман направился в грузовой отсек.

В этот момент шумный кортеж, состоящий из восьми патрульных машин женевского департамента полиции, свернул на пустынную улицу Рут-де-Клерваль и притормозил возле здания склада. Распахнулась дюжина дверей. Леклер находился в первой машине вместе с Квери. Жену приехал во второй, Габриэль — в четвертой.

Когда инспектор выбрался с заднего сиденья и осмотрелся, у него возникло ощущение, что он видит крепость. Высокий металлический забор, колючая проволока, камеры наблюдения, ничейная земля парковки, да и сами стальные стены сооружения вздымались в меркнувшем свете, словно серебристый за́мок. Его высота составляла никак не меньше пятнадцати метров. За спиной Леклера из машин выходили полицейские, некоторые надели кевларовые жилеты, другие несли щиты, защищающие от взрывов — все были готовы к самому худшему. Жан-Филипп понимал, что, если они не будут соблюдать осторожность, все закончится очень плохо.

— Он не вооружен, — сказал инспектор, проходя мимо полицейских с рацией в руках. — Помните, оружия у него нет.

— Сто литров бензина, — ответил один из полицейских. — Это оружие.

— Ничего подобного. Вы, четверо, заблокируйте другую сторону. Никто не должен пытаться проникнуть внутрь без моего приказа, никто не должен стрелять — все меня поняли?

Леклер подошел к машине, в которой приехала Габриэль. Дверца была распахнута; женщина оставалась на заднем сиденье и все еще находилась в шоковом состоянии.

«А ведь худшее ей еще предстоит», — подумал инспектор.

Пока патрульная машина мчалась по улицам Женевы, он продолжал читать в ноутбуке переписку Хоффмана с мертвым немцем. Интересно, что подумает Габриэль, когда узнает, что ее муж пригласил этого человека, чтобы он на них напал?

— Мадам, — сказал он. — Я знаю, все это стало настоящим испытанием для вас, но вы не против… — Леклер протянул ей руку.

Она удивленно посмотрела на него, взяла протянутую ладонь и сильно сжала его руку, словно инспектор не просто помогал ей выйти из машины, а был единственным шансом выбраться из полосы ревущего прибоя.

Когда холодный вечерний воздух коснулся ее лица, Габриэль немного пришла в себя и удивленно заморгала, глядя на собравшихся полицейских.

— И все они здесь из-за Алекса? — спросила она.

— Я сожалею. Стандартная процедура для подобных ситуаций. Вы мне поможете?

— Да, конечно, все, что потребуется.

Он отвел ее в переднюю часть колонны, где Квери стоял рядом с Жену. Глава безопасности компании только что не встал по стойке «смирно», когда они подошли.

«Какой отвратительный тип», — подумал Леклер. Тем не менее он постарался вести себя вежливо — стиль в общении, которого он всегда придерживался.

— Морис, — сказал Леклер, — насколько я понимаю, вам известно это место. С чем нам придется иметь дело?

— Три этажа, разделенные деревянными каркасами. — Жену был готов выскочить из штанов, чтобы помочь; к утру он будет отрицать даже знакомство с Хоффманом. — Фальшивые двери, фальшивые потолки. Это сборное сооружение, каждый модуль заполнен компьютерным оборудованием за исключением центральной управляющей части. Когда я в последний раз сюда заезжал, помещения были заполнены едва ли наполовину.

— Верхний этаж?

— Пуст.

— Доступ?

— Три входа. Один — большой грузовой терминал. С крыши вниз ведет внутренняя пожарная лестница.

— Как открываются двери?

— Здесь четырехзначный код; внутри сканер распознавания лиц.

— Есть еще ворота, кроме этих?

— Нет.

— А нельзя ли вырубить электричество?

Жену покачал головой.

— На первом этаже стоят дизельные генераторы, в них топлива на сорок восемь часов.

— Система безопасности?

— Тревожная сигнализация. Все автоматизировано. Персонал отсутствует.

— Как открыть ворота?

— Такой же код, как на дверях.

— Очень хорошо. Тогда вперед.

Инспектор смотрел, как Жену набирает код. Ворота не открылись. Помрачневший Жену попробовал еще пару раз — с тем же результатом. На его лице появилось недоумение.

— Клянусь, это правильный код.

Леклер потрогал прутья решетки. Они даже не шелохнулись. Вероятно, ворота выдержали бы даже прямой удар разогнавшегося грузовика.

— Может быть, Алекс также не сумел попасть внутрь, и его здесь нет, — предположил Квери.

— Не исключено, но более вероятно, что он изменил код. — Человек с фантазиями о смерти в запертом здании с сотней литров бензина! — Леклер повернулся к своему водителю: — Позвони пожарным, чтобы привезли с собой режущие инструменты. И на всякий случай нужно вызвать машину «Скорой помощи». Мадам Хоффман, вы можете поговорить с мужем и попросить его не совершать отчаянных поступков?

— Я попытаюсь. — Габриэль нажала кнопку переговорного устройства. — Алекс? — тихо позвала она. — Алекс…

Она держала палец на металлической кнопке, нажимая ее снова и снова, надеясь, что он ответит.

Хоффман закончил заливать бензином помещение с компьютерами, залы с роботами и кабелями, когда услышал сигнал на контрольной панели. В каждой руке у него было по канистре. Руки болели от тяжести. Бензин пролился на ботинки и джинсы. Становилось заметно теплее — каким-то образом ему удалось отключить систему вентиляции. Он сильно вспотел.

Бегущая строка «Си-эн-би-эс» показывала: «ДОУ ОПУСТИЛСЯ БОЛЕЕ ЧЕМ НА 300 ПУНКТОВ».

Хоффман поставил канистры возле консоли и посмотрел в мониторы камер слежения. Щелкая мышью, он сумел увидеть всю картину — полицейские, Квери, Леклер, Жену и Габриэль, чье лицо заполнило весь монитор. Она выглядела потрясенной.

«Должно быть, ей уже сообщили самое худшее», — подумал он.

Его палец несколько секунд оставался возле кнопки.

— Габи…

На ее лице появилось облегчение, и Хоффману это показалось странным.

— Слава богу, Алекс. Мы все так о тебе тревожимся. Что там у тебя происходит?

Александр огляделся по сторонам. Как бы он хотел найти слова, чтобы все описать.

— Это невероятно.

— Правда, Алекс? Могу спорить, что так и есть. — Габриэль замолчала, посмотрела в сторону, и ее голос стал тише, теперь она говорила так, словно они остались вдвоем. — Послушай, я бы хотела войти и поговорить с тобой, увидеть все собственными глазами. Если это возможно.

— Я бы и сам хотел, чтобы ты оказалась здесь. Однако боюсь, это невозможно.

— Приду только я. Обещаю тебе. Все остальные останутся снаружи.

— Ты так говоришь, Габи, но не думаю, что они с тобой согласятся. Боюсь, произошло слишком много недоразумений.

— Подожди минутку, Алекс, — сказала она, и ее лицо исчезло с экрана.

Теперь Хоффман видел лишь бок полицейской машины, потом услышал, как начался спор, однако Габриэль приложила руку к микрофону, и он ничего не мог разобрать. Александр перевел взгляд на телевизионные экраны.

«ДОУ УПАЛ БОЛЕЕ ЧЕМ НА 400 ПУНКТОВ» — сообщала бегущая строка «Си-эн-би-эс».

— Сожалею, Габи, но мне нужно идти.

— Подожди! — закричала она.

На экране внезапно появилось лицо Леклера.

— Доктор Хоффман, это я. Откройте ворота и впустите вашу жену. Вам нужно с ней поговорить. Обещаю, мои люди не будут входить.

Александр колебался. Странно, но полицейский был прав. Ему требовалось поговорить с Габриэль. Или хотя бы показать — пусть она все увидит, прежде чем он уничтожит свое творение. Это поможет ей все понять гораздо лучше, чем любые его слова.

На экране телевизора появилось новое сообщение:

«НАСДАК ОБЪЯВИЛ САМОПОМОЩЬ ПРОТИВ НЙФБ в 14.36.59».

Хоффман нажал кнопку, чтобы впустить Габи.