В сообщениях Дардари из Лондона и Тролля из Кисмайо действительно обнаружился шифр, и он был взломан. Судя по всему, эти двое общались «в чистую», потому как штаб правительственных коммуникаций в Англии и Форт-Мид в Мэриленде с подозрением относятся к явно зашифрованным сообщениям.

Идущий через Интернет поток коммерческих и промышленных сообщений и информации так обилен, что подвергнуть его весь доскональному просмотру просто нереально. А потому явно подозрительную информацию оба центра перехвата распределяют по шкале приоритетности. Сомали сама по себе является высокоподозрительным местом, а потому из этой страны изучаются только сравнительно безобидные сообщения, не подвергаясь дешифровке с пристрастием. Пока трафик Лондон — Кисмайо обходился без досконального отслеживания. Теперь этому был положен конец.

Трафик, судя по всему, курсировал между находящимся в Лондоне начальником крупного пищевого производства и его управляющим в Сомали, где выращивалось сырье. Сообщения из Лондона представляли собой запросы о наличии и готовности тех или иных местных фруктов, овощей и специй (все как один местные), а также об их ценах. Сообщения из Кисмайо представляли собой вроде как ответы управляющего.

Ключ шифра содержался в перечне цен. Челтнем и Ариэль пришли к этому выводу почти одновременно. В перечне имелись несоответствия. Иногда расценки были откровенно завышены, иногда, наоборот, занижены. Они не стыковались с реальными рыночными ценами на данную продукцию в положенный сезон. Некоторые цифры соответствовали, другие же просто не вписывались. В последней категории цифры являлись буквами, буквы слагались в слова, а из слов состояли сообщения.

Месяцы обмена имэйлами между таунхаусом в престижном лондонском Уэст-Энде и складом в Кисмайо выявили, что Мустафа Дардари был на самом деле пособником Проповедника, его правой и левой рукой. Он был и финансистом, и осведомителем, советовал и предостерегал. Состоя в подписчиках технических публикаций о состоянии и эволюции западной борьбы с терроризмом, анализировал работу экспертных комиссий, связанных с этим вопросом. Он также получал технические публикации из Королевского Объединенного института оборонных исследований, а также из лондонского Института стратегических исследований и из их американских аналогов.

Судя по имэйлам своему другу, Дардари был частым гостем собирающихся на общественных началах круглых столов, особенно когда на них в качестве гостей приглашались видные госчиновники и особенно если в военном или правоохранительном чине. Словом, за его светски лоснящимся прозападным фасадом скрывался самый что ни на есть экстремист салафитского толка и поборник джихадизма — такой же, как и его друг из Сомали.

Ариэль выявил и еще кое-что. В текстах регулярно встречались опечатки, характер которых вряд ли был случаен. Очень мало непрофессионалов может печать продолжительные массивы текста, не задевая при этом не ту клавишу, отчего возникают опечатки в одну букву. В журналистике и издательском деле для их исправления существуют корректоры. Любители же, если значение слова остается ясно, как правило, машут на это рукой.

Тролль свои опечатки отслеживал, а вот Дардари — явно нет. Потому что опечатки у него были намеренными. За одну «отсылку» они случались раз или два, но их появление было ритмичным; не всегда в одном и том же месте, но всегда в той же последовательности с предыдущим посланием. Ариэль решил, что это «подсказки» — мелкие значки, отсутствие которых насторожит получателя, давая понять, что отправитель действует по принуждению или что компьютером пользуется враг.

Трафик не подтверждал двух крайне нужных Ловцу вещей. Сообщения адресовались «моему брату», но это могло быть просто приветствие между единоверцами-мусульманами. В них регулярно упоминался «наш друг», но ни разу Зульфикар Али Шах или Абу Аззам. И они никогда не подтверждали, что «наш друг» проживает не в Кисмайо, а на огороженной территории в сердце Марки.

Единственно, как можно было выйти на эти два доказательства и получить разрешение на фатальный удар, — достоверно, из надежного источника подтвердить местонахождение Проповедника или же выманить его на совершение такой ужасной ошибки, как передача проповеди в реальном времени из своего обиталища. Дрон в вышине над Маркой уловил бы это тотчас, а уж дальше — дело техники.

Для достижения первого нужен был кто-нибудь в согласованном головном уборе или бейсболке, кто остановился бы посреди двора, поднял голову и, скажем, кивнул. В Тампе увидели бы его лицо подобно тому, как на базе «Крич» поймали направленный в небо взгляд Анвара аль-Авлаки, когда его лицо заполонило весь экран подземного бункера в Неваде.

Ну а насчет второго у Ловца по-прежнему имелся свой, пока не разыгранный козырь.

Контейнеровоз «Мальмё» вытеснился из Суэцкого канала в Красное море. Капитан Эклунд приветливо распрощался с египетским штурманом, который беспечно сиганул за борт, торопясь к обеду. Через час-другой он уже будет на другом грузовом судне, идущем на север.

«Мальмё», уже под командой своего капитана, взял курс на Баб-эль-Мандебский пролив, чтобы оттуда повернуть в сторону Аденского залива на востоке. Капитан Эклунд был в приподнятом настроении: график следования пока соблюдался скрупулезно.

Возвратившись с пристани в свою лачугу, Опал убедился, что вокруг ни души и за ним никто не наблюдает, и тогда достал из-под пола свой трансивер. Эти ежедневные проверки насчет возможного прихода сообщения были самыми рискованным антуражем его шпионской жизни здесь, внутри аш-шабабской твердыни.

Он взял прибор, подсоединил к заряженной батарее, надел наушники, взял ручку с блокнотом и стал записывать. Замедленное до обычного темпа голосовое сообщение он буквально за пару минут набросал на иврите.

Оно было коротким и сугубо по существу. «Поздравляем с отслеживанием пикапа до Марки и обратно. В следующий раз сразу за ним не езжай. Возвращайся на место и предупреди нас, что он движется на север. Затем спрячь прибор и следуй. Конец связи».

Тайваньский траулер плыл к востоку от сомалийского берега и остановлен не был. А зачем? Низколетящий патрульный самолет одного из морских контингентов, отвечающих за охрану судов от сомалийских пиратов, снизился для догляда и снова набрал высоту.

Тип судна не вызывал подозрений — глубоководный рыболовецкий траулер из Тайбея. Сам трал не был выпущен, но в этом нет ничего странного, если судно ищет более подходящий участок акватории. На самом деле с месяц назад траулер захватили пираты Аль-Африта, и информация об этом была на слуху. Но в ней судно фигурировало под своим именем, а у этого название было изменено. Китайский экипаж был вынужден под угрозой намалевать новое название по обе стороны носа и на корме.

Двое из тех китайцев — больше и не надо — стояли сейчас на мостике. Сомалийские пираты на это время спрятались. Патрульный самолет, осмотрев судно из бинокля, увидел за штурвалом двоих моряков азиатской внешности и ничего не заподозрил. Между тем пираты их предупредили: любая попытка позвать на помощь повлечет смертную кару.

Уловка была не нова, но ее всегда очень трудно было раскусить на расстоянии. Вообще, лодки сомалийских пиратов, выдающих себя за мирных рыбаков, при перехвате установить не составляло труда. Лукавые черные бестии принимались с жаром доказывать, что «калаши» при них исключительно для самообороны, однако гранатометы к этой категории уже не относились. Самой верной зацепкой всегда были легкие алюминиевые лестницы. Для рыбалки они вряд ли нужны, а вот для подъема на борт торговых судов годятся в самый раз.

В последнее время сомалийскому пиратству приходилось несладко. Оно получало удар за ударом, один сокрушительней другого. Суда покрупней и поценней обзаводились командами профессиональных охранников из бывших военных, вооруженных снайперскими винтовками и умеющими прекрасно ими пользоваться. Так защищали себя примерно восемьдесят процентов «торгашей». Из Джибути теперь вылетали в свои рейды беспилотники, способные охватывать до семидесяти тысяч квадратных километров акватории за день. А тут еще боевые корабли четырех международных флотилий, которым к тому же помогают своими разведданными вертолеты… Так что пиратов нынче захватывали все больше и после скорого суда без проволочек приговаривали к срокам и отправляли в международную тюрьму на Сейшелы. В общем, дни расцвета явно миновали.

Но одна хитрость по-прежнему работала безошибочно: так называемая плавбаза. Именно ею и являлся траулер, недавно переименованный в «Шань-Ли 08». На море такая база могла оставаться куда дольше, чем открытая лодка, а дальность ее перемещения была огромной. Абордажные лодки с мощными подвесными моторами хранились под палубой. Вид у судна был вполне себе мирный, но свои лодки пираты могли вытаскивать и спускать на воду за считаные минуты.

Из Красного моря в Аденский залив капитан Эклунд шел строго по рекомендованному в международных лоциях Транзитному коридору, установленному для обеспечения максимальной защиты торговым судам, курсирующим в водах небезопасного Аденского залива.

Коридор тянется параллельно Аденскому и Оманскому побережьям на восток, от сорок пятой к пятьдесят третьей долготе. Эти восемь долготных зон проводят корабль мимо северного берега Пунтленда — начала пиратских гнездилищ — и выводят его далеко за пределы Африканского Рога. Судам, желающим обогнуть южную оконечность Индии, приходится бороздить много лишних миль, прежде чем им удается повернуть на юг для долгого перехода через Индийский океан. Но эта зона плотно патрулируется боевыми кораблями и обеспечивает им безопасность.

Капитан Эклунд педантично выдерживал заданный курс к пятьдесят третьей долготе и, лишь убедившись в полной безопасности контейнеровоза, сделал поворот на юго-восток в сторону Индии. Дроны и в самом деле способны охватывать сорок тысяч морских миль за день, но Индийский океан тянется на многие миллионы этих самых миль, и на этом циклопическом пространстве суда легко теряются. Корабли ВМФ НАТО и Евросоюза могут быстро стягиваться в пределах Коридора, но в океане они сами становятся скорлупками, отстоящими друг от друга на многие сотни миль. Прочно в Индийском океане «окопалась» лишь французская эскадра, именуемая «Эндьен».

Капитан «Мальмё» был уверен, что от сомалийского побережья контейнеровоз ушел так далеко на восток, что теперь до него не дотянутся не только пираты, но и бог весть вообще что и кто. Дни и даже ночи напоминали собою пекло или, точнее, сырую баню.

Почти все корабли, бороздящие здешние воды, еще у себя дома постарались сделать так, чтобы инженеры превратили их в плавучие крепости, где внутренняя защита обеспечивается стальными дверями, которые запираются изнутри, а помещения снабжены пищей, водой, спальными местами и туалетными принадлежностями, которых хватает на несколько дней. Сюда же входят системы изолирования двигателей от внешнего воздействия, а управление и руление судном осуществляется также изнутри. Наконец, наверху мачты существует фиксированный датчик, безостановочно подающий в эфир сигналы бедствия.

Защищенный в такой фортеции экипаж, если успевает запереться вовремя, может пребывать в уверенности насчет своего спасения, которое уже в пути. Пираты же хоть и шастают по кораблю, но не могут ни управлять им, ни угрожать экипажу. Хотя они безусловно будут пытаться вломиться. Экипажу остается лишь уповать на своевременное прибытие сторожевика или эсминца.

Случилось так, что в одну из ночей, когда «Мальмё» шел на юг мимо Лаккадивских островов, а экипаж безмятежно спал в своих каютах, никто не заметил, как за кормой в пене бурунов корабль настигают абордажные лодки, и не расслышал клацанье абордажных лестниц, по которым сомалийские пираты при свете луны взбирались на борт. Рулевой поднял тревогу, но было уже поздно. Темные ловкие фигуры с автоматами упруго сновали по палубе, лезли в судовую надстройку и на мостик. За какие-то пять минут «Мальмё» оказался захвачен.

Предзакатной порой ворота склада раскрылись, и из них выехал все тот же пикап. И повернул в том же направлении, что и раньше. Опал оседлал свой мотоциклет и доехал за ним до северной окраины Кисмайо. Там он проводил пикап взглядом и, убедившись, что тот едет по прибрежному шоссе в сторону Марки, возвратился к себе в лачугу и вынул из-под пола трансивер. Сообщение было уже готово, оставалось лишь сжать его в миллисекундный импульс «врывной» передачи. С подсоединением вынутой из зарядного устройства батареи он нажал кнопку отправки.

Импульс был принят в Офисе на постоянной вахте прослушки. Его дешифровал дежурный офицер и передал Бенни, который все еще сидел у себя за рабочим столом в одинаковой с Кисмайо часовой зоне. Тот отреагировал короткой инструкцией, тут же зашифрованной и переданной на якобы рыбацкий баркас в Салале, в сорока километрах от сомалийского берега.

Спустя несколько минут от борта баркаса отделилась быстроходная надувная лодка и заспешила к берегу. На ней находились восемь коммандос с капитаном во главе. Лишь когда под светом луны проглянули песчаные дюны, мотор пригасили до малых оборотов на случай, если вдруг на этом безлюдном участке песчаного берега сторонним звукам внимают чуткие уши.

Едва лодка ткнулась носом в песок, капитан и его шестеро людей выпрыгнули на берег и побежали к дороге. Место было им уже знакомо: сухое русло вади под бетонным мостом и рощица казуарин. Один из людей трусцой пробежал триста метров по дороге в сторону Кисмайо и подыскал у обочины местечко, удачно сокрытое осокой; здесь он лег и уставил свой мощный бинокль ночного видения вдоль дороги на юг. Он был точно осведомлен насчет того, какую машину высматривать; знал даже ее номер. У него за спиной при дороге залегла вся группа захвата и стала ждать.

Капитан лежал, держа устройство связи, на котором в нужный момент должна была замерцать красная точка. Мимо проехало уже четыре машины, но нужной пока не было.

А вот, похоже, и она. В зеленом полусвете очков ночного видения коммандо, что залег ниже по дороге, перепутать ее не мог. Грязно-белый цвет в зелени очков смотрелся искаженно. Перед побитой решеткой была наварена защитная труба (судя по погнутости, свою службу она однажды уже сослужила). Передний номер соответствовал. Коммандо нажал на своем пульсаторе кнопку. Позади него капитан увидел у себя на устройстве мерцание огонька.

«Кадима», — прошипел он своим.

Все одновременно встали по обе стороны дороги, натягивая между собой широкую красно-белую ленту, похожую в темноте на опущенный шлагбаум. Капитан встал впереди. Неяркий фонарик у него светил в землю, а одна рука была властно поднята.

На коммандос сейчас был не камуфляж, а белые балахоны и головные уборы сомалийцев. В руках все держали «калаши». Ни один сомалиец не дерзнет проехать через кордон религиозной мутавы. Пикап зачихал мотором и стал замедлять ход.

Для охраны тайваньского капитана и его старпома пираты оставили двоих. Восемь остальных взобрались на «Мальмё». Один с грехом пополам изъяснялся на английском. Он был из гнезда пиратов в Гаракаде, и для него это была третья удачная ходка. Так что процедуру он знал — в отличие от капитана Эклунда, которого на этот счет лишь коротко проинструктировал в Гётеборге шведский морской офицер.

Эклунд знал, что у него есть время и возможность подать из своей каюты сигнал тревоги. Знал, что он будет транслироваться с верхушки мачты, упреждая тревожно внемлющий мир о захвате судна.

Двадцатичетырехлетний пиратский вожак по имени Джимали тоже это знал, но плевать хотел. Пускай зовут на выручку своих иноверцев, пусть хоть зазовутся. Поздно хватились. Вояки кафиров ни за что не пойдут на приступ из боязни вызвать резню. Вообще одержимость кафиров человечьей жизнью Джимали искренне презирал. Настоящий сомалиец, в отличие от них, не страшится ни боли, ни смерти.

На палубу согнали пятерых офицеров и пятерых матросов-филиппинцев. Капитану Эклунду пираты сказали, что, если на борту сейчас хоть кто-то прячется, за него, если найдут, в воду полетит один из офицеров.

— Больше никого нет, — произнес капитан. — Чего вам нужно?

Джимали рукой указал на своих людей.

— Еда, — сказал он. — Свинина нет.

Капитан велел коку-филиппинцу отправляться на камбуз и что-нибудь приготовить. Один из пиратов отправился с ним.

— Ты, — Джимали поманил к себе капитана. — Пойдем.

Они пошли на мостик.

— Ты править на Гаракад, ты жить.

Капитан сверился с картами, в частности с сомалийским побережьем, и разглядел там в двухстах километрах южнее Эйля какое-то поселение, еще одно гнездилище пиратов. Наметив примерный курс, он повернул штурвал.

Французский фрегат из «Эндьен» нашел их первым, вскоре после рассвета. Заняв место по левому борту на дистанции нескольких кабельтовых, он сбавил скорость, чтобы удерживать диспозицию. Высаживать своих моряков на «Мальмё» французский капитан не намеревался, и Джимали это знал. С крыла мостика он дерзко таращился через воду, словно вызывая трусливых иноверцев: ну, попробуйте!

А вдалеке от этой, казалось бы, безобидной морской сценки — французский фрегат эскортирует шведский контейнеровоз, а сзади на большом отдалении тащится тайваньский траулер, — эфир гудел лихорадочным обменом электронными сообщениями.

Система автоматической идентификации «Мальмё» была запеленгована тотчас же. Ее мониторила британская служба морских торговых операций из Дубаи, а также американский Офис морских связей из Бахрейна. О происшествии получил уведомление десяток боевых кораблей НАТО и ЕЭС, но, как верно догадывался Джимали, нападать никто не нападал.

В Стокгольме была немедленно уведомлена корабельная компания Андерссона с ее круглосуточным дежурством. Штаб компании связался с «Мальмё». Джимали жестом указал капитану, что звонок принять можно, но только по громкой связи и на мостике, а говорить только на английском. Уже по тому, с какой неестественной медлительностью Эклунд чеканит фразы, в Стокгольме поняли, что вокруг него сейчас стоят вооруженные сомалийцы, а за каждым словом приходится следить.

Капитан Эклунд подтвердил, что «Мальмё» был захвачен среди ночи. Что вся команда цела и с ней хорошо обращаются. Раненых нет. Сейчас они по приказу идут к побережью Сомали.

Судовладелец Харри Андерссон в своем роскошном особняке среди окруженного стенами стокгольмского парка Остермальм был потревожен во время завтрака. Он заканчивал одеваться, когда к дому подкатил автомобиль, примчавший его прямо в операционный зал компании. Дежурный ночной оператор остался на смене. Он поведал все, что ему сумели сообщить оперативные службы и непосредственно капитан Эклунд.

Успех, а с ним и богатство пришли к Харри Андерссону, наряду с прочим, из-за его обладания двумя полезными талантами. Первый — это усваивать ситуацию с невероятной скоростью и, сделав это, принимать план действий, основанный на реальности, а не на фантазиях. Второй — это браться за дело, не откладывая его в долгий ящик.

Уйдя в свои мысли, он недвижно стоял посреди зала. Отвлекать его никто не решался. Его корабль оказался захвачен пиратами, впервые за все годы. Вооруженный штурм среди моря может обернуться кровопролитием, да на него никто и не отважится. А стало быть, «Мальмё» будет отведен к сомалийскому побережью и встанет там на якорь. Его первейший долг — вызволить из беды пятнадцать человек команды, что оказались схвачены. Затем попытаться вызволить корабль и по возможности груз. Отдельный вопрос — как спасти одного из членов команды, который ему не кто иной, как сын.

— Подайте машину к подъезду, — скомандовал Андерссон. — Вызовите Бьорна, где бы он ни находился; пускай готовит самолет к немедленному взлету. Летим в Нортхолт, Лондон. Для меня заказать люкс в «Конноте». Ханна, паспорт при вас? Тогда летите со мной.

Через несколько минут на заднем сиденье «Бентли», что несся в аэропорт Бромма, он по мобильному начал выстраивать свои ближайшие планы. Рядом сидела Ханна, его персональный ассистент.

Первым делом надо будет решить вопрос со страховкой. Страховался он в «Ллойдс», через Ассоциацию морских страховщиков-андеррайтеров. За ними сила и нажим, поскольку деньгами рискуют они. За это он им и выкатывал щедрые ежегодные дивиденды.

Прежде чем лететь, Андерссон узнал, что юрлицо, выбранное его андеррайтерами для переговоров (а такие случаи в их практике, безусловно, уже бывали), зовется «Чонси Рейнолдс» — фирма, в архиве которой фигурировал целый перечень успешных возвратов судов. Андерссон понимал, что в Лондоне он будет задолго до того, как его контейнеровоз достигнет берегов Сомали. Поэтому в порядке ожидания своего «лирджета», только что возвратившегося в воздушное пространство Швеции, он на шесть вечера назначил встречу со своими юристами. Ранний конец рабочего дня им нынче определенно не светил.

В то время как «лирджет» выполнял посадочную глиссаду в Нортхолте, в «Чонси Рейнолдс» готовились к встрече. Прежде всего связались с домом в Суррее, где жил тот самый переговорщик — ас своей странной профессии, полуушедший в отставку. Жена притащила его из сада, где он сейчас возился с ульями.

Свое ремесло он постиг, отточил и довел до совершенства в годы работы при столичной полиции, где подвизался переговорщиком по возвращению заложников. Звали этого на вид нерасторопного валлийца Гарет Эванс.

Тролль уже успел стать трупом, когда Опала на подъезде увидел и опознал наблюдатель у дороги (агента уже раз видели на берегу при встрече с Бенни). В руке у капитана снова замерцала красная точка, и дорожный пост мгновенно ожил.

Откуда ни возьмись перед Опалом в мутном свете мотоциклетной фары возникли вооруженные фигуры в долгополых одеяниях, одна из них с фонариком. Как все тайные агенты в глубоком тылу врага, которым в случае разоблачения светит абсолютно незавидный конец, Опал на секунду струхнул. В порядке ли его бумаги? Сработает ли легенда насчет поиска работы в Марке? Чего вообще нужно мутаве на этой глухой дороге среди ночи?

Человек с фонариком, приблизившись, пытливо вгляделся Опалу в лицо. В эту секунду из-за облака вышла луна, предвестница грядущего муссона, осветив в считаных сантиметрах друг от друга два темных лица — одно смуглое от природы, другое перемазанное черным кремом для ночного боя.

— Шалом, Опал, — сказал капитан на иврите. — Давай сойдем с дороги. А то вдруг проедет кто.

Весь блокпост ретировался в кусты и траву, прихватив с собой мотоциклет. По дороге на Марку протарахтел грузовичок. Вслед за этим капитан показал Опалу место аварии.

Судя по всему, у пикапа Тролля лопнуло правое переднее колесо. В сплющенном протекторе все еще торчал толстый гвоздь, вбитый человеческой рукой. Потерявшую управление машину при этом, очевидно, резко кинуло вбок — как назло, прямо посередине бетонного моста. Она на скорости слетела через край и круто, как в гангстерских фильмах, врезалась в уступчатый берег сухого русла. Сила удара бросила водителя на лобовое стекло, и он нанизался на рулевую колонку с такой силой, что ему расплющило грудную клетку и расшибло голову. Случайный проезжий вынул беднягу из кабины и бережно уложил подле. Сейчас мертвец окаменело глазел с земли на мохнатые веточки казуарин, над которыми в вышине печалилась белая луна.

— Ну, что, давай поговорим, — сказал капитан и стал инструктировать Опала. Инструкция в точности соответствовала присланному сообщению Бенни. Можно сказать, слово в слово. После этого капитан выдал Опалу стопку бумаг и бейсболку (в темноте не разобрать, но, кажется, красную).

— Это умирающий передал тебе перед кончиной. Ты помогал ему как мог, но надежды уже не было: травмы, несовместимые с жизнью. Вопросы есть?

Опал покачал головой. Легенда была усвоена. Бумаги он сунул себе под жилет, оберегающий от задувающего с океана прохладного ветра.

— Ну, что, нам пора обратно в море, — твердо пожимая ему руку, сказал капитан «Сайерет Маткаль». — Удачи тебе, друг. Мазел тов.

С пыли были проворно удалены все отпечатки, кроме тех, что оставил Опал. После этого лодка отчалила, унося небольшой отряд коммандос к ждущему в темном океане рыбацкому баркасу. Опал вывел свой мотоциклет обратно на дорогу и продолжил путь на север.

Все собравшиеся в офисе «Чонси Рейнолдс» имели недюжинный опыт в том, что десятилетие такого явления, как пиратство, стало частью некоего взаимно согласованного ритуала. Под «пиратами» подразумевались предводители пунтлендских кланов, действующих на акватории восьмисот миль вдоль побережья от Бусасо до Марига, что чуть выше по берегу от Могадишо.

Пиратством они, по их словам, занимались ради денег, только и всего. Оправданием звучало, что, дескать, когда-то в их родные воды, где они мирно рыбачили и тем зарабатывали себе на жизнь, понаехали целые рыбопромышленные флоты из Кореи с Тайванем и давай потрошить их угодья. А жить-то, спрашивается, на что? Вот они, к добру или к худу, и взялись пиратствовать, что, между прочим, приносит им теперь доход куда больший, чем какие-нибудь тунцы.

Началось все с нападений и захватов торговых судов, идущих мимо вблизи от берега. Со временем и наработкой опыта сфера действия расширялась все дальше на юг и на восток. Поначалу захваты были небольшими, переговоры — неуклюжими, а чемоданы с долларами сбрасывались из какого-нибудь прилетевшего со стороны Кении легкомоторного самолета в согласованном месте, обычно прямо на море.

Но на этом побережье не верит никто и никому. Законов чести между этими ворами и грабителями не существует. Корабли, захваченные одной пиратской стаей, угонялись другой прямо во время стоянки на якоре. Враждующие кланы грызлись за дрейфующие по волнам чемоданы наличности. В конце концов утвердилось что-то вроде единообразной процедуры.

Экипаж захваченного корабля на берег как таковой не снимался. Вместо того чтобы напрягаться и подтягивать судно к причалу, его ставили на якорь в паре миль от берега. Все то время, пока тянулись переговоры между «главами» — судовладельцем и предводителем клана, — команда ютилась на борту в едва переносимых условиях, но при этом с дюжиной охранников.

С западной стороны переговорами занимались определенные компании юристов и страховщиков, изрядно в этом деле поднаторевших. Грамотные переговорщики выросли и среди пиратов (не обязательно, кстати, сомалийцев); у каждого клана они были свои и вели разговор от имени своих главарей. Теперь все это осуществлялось с помощью современных технологий — компьютеров и айфонов. Деньги, и те скидывали теперь не наподобие бомб с вышины. У пиратов появились анонимные банковские счета, откуда средства по факту зачисления незамедлительно исчезали.

По прошествии времени переговорщики с обеих сторон стали друг друга знать; при этом каждого заботило лишь выполнение своей работы. Однако все козыри в игре были в руках у сомалийцев.

Для страховщика задержка поставки значит потерю груза. Для судовладельца судно, не находящееся в работе, означает убытки при эксплуатации. Добавьте сюда бедственное положение членов команды и их отчаявшихся семей, и сразу начнет напрашиваться вывод: договариваться надо без промедлений. Сомалийские пираты это знали, притом располагали неограниченным запасом времени. Так что у них имелся главный козырь шантажа: время. Некоторые суда стояли у побережья на якоре целые годы.

Гарет Эванс за свою карьеру вызволил в общей сложности десять судов и партий грузов различной стоимости. Пунтленд и его подобную лабиринту трибалистскую структуру он за это время изучил с тонкостью, достойной докторской диссертации. Заслышав, что «Мальмё» направляется к Гаракаду, он уже заранее имел представление, какое именно племя контролирует этот участок побережья и из скольких кланов оно состоит. Из них несколько пользовались услугами одного и того же переговорщика — гладкого, вполне цивильного сомалийца, окончившего в свое время американский университет на Среднем Западе. Звали того переговорщика Али Абди.

Все это было обстоятельно поведано Харри Андерссону. Над Лондоном сгущались летние сумерки, а за полсвета отсюда шел на запад к Гаракаду подневольный «Мальмё». Гладь полированного стола конференц-зала была заставлена готовыми блюдами из ближнего ресторана, а «чайная леди» миссис Балстроуд, задержавшаяся в офисе сверх положенного, едва успевала подавать поднос за подносом чая и кофе.

Для Гарета Эванса помещение служило еще и своего рода диспетчерским пунктом. Если в Сомали назначат нового переговорщика, капитану Эклунду из Стокгольма скажут, какой именно лондонский номер набрать для того, чтобы маховик завертелся.

Вникнув в детали насчет контейнеровоза и его груза из глянцевых, только что с конвейера, шикарных авто, Гарет Эванс про себя прикинул: сделка встанет миллионов в пять, не меньше. При этом он знал: первая выставленная пиратами планка выкупа будет непомерно задранной. Более того, соглашаться на нее с готовностью крайне чревато: сумма тут же удвоится. В убыток себе будет и требовать от грабителей быстроты: это тоже поднимет цену. Что до попавшего в переделку экипажа, то нечего было ротозейничать. Продрыхли момент абордажа — теперь будьте добры набраться терпения и ждать. Никуда не денешься.

По рассказам вернувшихся из пиратского плена моряков, на протяжении недель караульщики-сомалийцы, в основном не отягченные образованием дети племен с окрестных гор, превращают некогда щеголеватые суда в воняющую нужником помойку. Гальюны на корабле игнорируются; нужды, малые и большие, справляются где и когда приспичит. Остальное доделывает жара. Дизтопливо для генераторов, а значит, и для кондиционеров, постепенно заканчивается. Продукты с отключением холодильников сгнивают, вынуждая экипаж переходить на остатки жратвы с сомалийского стола, в основном козлячью требуху (животных забивают тут же на палубе). Вынужденное безделье разбавляют единственно рыбалка, настольные игры, картёж и чтение, которые, впрочем, тоже со временем приедаются. И тогда наступает смертная тоска.

В десять вечера посиделки закончились. Идя на полном ходу (вероятно, так оно и будет), в бухту Гаракада «Мальмё» войдет примерно в полдень по лондонскому времени. Вскоре после этого станет известно, кто захватил судно и кто от имени пиратов будет вести переговоры. Тогда по мере необходимости к делу приступит Гарет Эванс, и начнутся шведские игры сомалийского двора.

Марка дремала в тяжелом мареве послеполуденного зноя, когда Опал, отыскав то огороженное забором подворье, загрохотал в ворота. На дворе явно не спали. За воротами тут же послышались возбужденные голоса; кто-то изнутри уже бежал отворять, добродушно бурча, как это обычно бывает на припозднившегося, но желанного гостя. Щелкнул засов на массивных тесовых воротах, и наружу выглянуло лицо — явно не сомалиец; араб, быть может. Глаза обвели улицу, но знакомого пикапа там не нашли. Тогда его взгляд остановился на Опале.

— Чего тебе? — буркнул он, теперь уже злобно: ходят тут всякие.

— У меня бумаги к шейху, — сообщил Опал на арабском.

— Какие еще бумаги? — Голос был по-прежнему враждебным, но теперь к нему примешивалось любопытство.

— Не знаю, — ответил Опал. — Человек на дороге просил меня так сказать.

По ту сторону ворот загудела напряженная перекличка. Первое лицо потеснилось, уступая место другому. Не сомалиец и не араб, но на арабском говорит. Может, пакистанец?

— Откуда ты и что за бумаги?

Опал, сунув руку, вынул из-под жилета малость потрепанный запечатанный пакет.

— Я сам не из Марки. Ехал сюда и на дороге увидел человека в разбитом пикапе. Авария. Он попросил меня передать вам вот это и сказал, как сюда добраться. Это все, что мне известно.

Пакет он попытался просунуть в зазор между створками.

— Стой, погоди! — выкрикнул голос, и створки ворот начали раздвигаться. За ними стояли трое с косматыми разбойничьими бородами. Опала ухватили и затащили внутрь. Наружу выскочил мальчик-подросток и, схватив, закатил на подворье мотоциклет. Ворота сомкнулись. Опала держали двое. На него надвинулся тот вроде как пакистанец. Оглядев пакет, он с присвистом втянул зубами воздух.

— Где ты это взял, собака? Что ты сделал с нашим другом?

Опал разыграл из себя перепуганного никтошку, что в принципе было несложно.

— Говорю же, господин, тот человек в пикапе… Его, боюсь, нет теперь в живых…

Договорить удалось лишь до этих слов. Тяжелая, сплеча, оплеуха свалила его наземь. Вокруг раздавались смятенные возгласы на языке, который Опалу был незнаком, даром что он, помимо родного иврита, владел английским, сомалийским и арабским. Шесть рук, разом схватив, куда-то его поволокли — в какую-то сараюху, пристроенную к стене изнутри. Там его бросили, а снаружи задвинули засов. Окружившая темень пахла затхлостью. Ну, что, теперь обратной дороги нет, надо держаться. Опал опустился на груду старых мешков и уткнул голову в ладони — жест, повсеместно означающий признанное поражение.

Те трое богатырей возвратились не раньше чем через полчаса. Теперь с ними был кто-то четвертый — явно сомалиец, и при этом с вежливым благовоспитанным голосом (сразу видно человека с образованием). Он поманил к себе Опала, на что тот, моргая от яркого света, покорно подошел.

— Идем, — позвал сомалиец. — Шейх желает тебя видеть.

В плотном эскорте бородачей Опал вошел в главное строение, окна которого выходили на ворота. В прихожей подозрительного бродягу как следует обшарили. Потрепанный бумажник выудили и подали сомалийцу, который долго и пристально изучал лежащие внутри бумаженции; особенно матовую фотку, сличая ее с лицом нежданного гостя. Затем сомалиец кивнул и, припрятав бумажник, повернулся и пошел. Эскорт, подталкивая Опала со спины, двинулся следом.

Вошли в просторную, добротно обставленную гостиную, где под потолком вращал лопастями большой вентилятор. Письменный стол был завален бумагами и писчими принадлежностями. Спиной к двери в кресле-качалке сидел человек. Подойдя к нему, сомалиец что-то деликатно пошептал ему на ухо (Опал готов был поклясться, что он перешел на арабский). Сидящему сомалиец протянул бумажник со всей его начинкой.

От Опала не укрылось, что пакет на столе вскрыт и несколько листов из него отложены в сторону. Сидящий развернулся вместе с креслом, поднял от бумажника взгляд и, оглаживая смоляную бороду, вперился в гостя своими янтарными глазами.