Глава 07
Незадолго до рассвета с военного аэродрома Сде Дов к северу от Тель-Авива взлетел винтовой «кинг эйр»; взяв курс на юго-восток, двухмоторник стал набирать высоту. Пролетев над Беэр-Шевой, он миновал бесполетную зону над АЭС в Димоне и покинул воздушное пространство Израиля южнее Эйлата.
На снежно-белом фюзеляже двухмоторника было выведено «Организация Объединенных Наций», а хвост украшали крупные литеры МПП — «Международная продовольственная программа». Любой, кто вздумал бы проверить регистрационный номер самолета, получил бы неопровержимое свидетельство, что данное воздушное судно принадлежит нефтяной компании, базирующейся на Каймановых островах и имеющей прочные связи с МПП. Хотя все это был сущий вздор.
Двухмоторник принадлежал «Метсаде» — особому подразделению «Моссад» — и содержался в том самом ангаре аэродрома Сде Дов, где когда-то стоял черный «спитфайер» Эзера Вейцмана, основателя ВВС Израиля.
К югу от залива Акаба «кинг эйр» лег на курс между землей Саудовской Аравии на востоке и египетско-суданским пограничьем на западе. Вдоль протяженности Красного моря он летел по международному воздушному пространству, пока не пересек береговую линию Сомалиленда, а затем и Сомали. Средствами перехвата ни одно из этих государств не располагало.
Белый самолет повторно пересек линию сомалийского побережья, омываемого к северу от Могадишо Индийским океаном, и сменил курс, держась параллельно берегу на юго-запад в полутора километрах над прибрежной полосой. Любой наблюдатель предположил бы, что это воздушный борт с какой-нибудь ближней базы гуманитарной помощи — ведь у самолета не было видно внешних топливных баков, а значит, дальность его полета сильно ограничена. Этот же наблюдатель не мог видеть того, что большую часть кабины и салона как раз и занимали два здоровенных бака с топливом.
Непосредственно к югу от Могадишо приготовил съемочное оборудование оператор и начал съемку после того, как самолет миновал Марку. От Марки открывался прекрасный вид на всю прибрежную полосу — три с лишним сотни километров белопесчаного пляжа вплоть до точки в семидесяти километрах к северу от Кисмайо.
Когда оператор прекратил съемку, «кинг эйр» стал повторно набирать высоту и лег на обратный курс, переключившись с внутренних баков на основной запас топлива. На нем он и возвратился домой. После двенадцати часов лёта борт, дотянув до аэропорта Эйлата, заправился и полетел в Сде Дов. Там его уже дожидался мотоциклист, который с отснятым материалом поспешил с аэродрома в отдел «Моссад», занимающийся фотоанализом.
Чего Бенни хотел — и получил, — это безошибочно четкая точка пересечения на прибрежной дороге, где можно будет встретиться с агентом Опалом для передачи свежей информации и необходимого оборудования. Точка должна была годиться и для подъезда по шоссе, и для подлета на быстрой надувной лодке с моря.
С появлением точки настала пора готовить сообщение Опалу.
Начальник тюрьмы Догерти безусловно заботился, чтобы его исправительное учреждение состояло на хорошем счету. И, конечно же, при учреждении была часовня. Но чтобы в ней венчалась его дочь, он по понятным причинам не хотел. Как отец невесты, он готов был заплатить за то, чтобы священный день бракосочетания оказался для нее памятным событием, а потому свадебную церемонию намечено было провести в католической церкви Святого Франциска Ксаверия, после чего в отеле «Кларендон» в центре Феникса должен был состояться банкет.
Упоминание о времени и месте свадьбы было помещено в колонке светской хроники «Феникс рипаблик», а потому неудивительно, что к появлению новобрачных у дверей церкви наряду с доброжелателями собралась изрядная толпа любопытных.
Никто не обратил внимания на присутствие в толпе смуглого юноши в длинных белых одеждах и с мечтательно отстраненным взором. Во всяком случае, до того момента, пока он сквозь принаряженную толпу не рванулся к отцу невесты, держа что-то в правой руке на манер, кто его знает, подарка. Но это был не подарок, а «кольт» сорок пятого калибра. Из него юноша четырежды выстрелил в Догерти, которого мощь выстрелов отбросила, словно тряпичную куклу. Он упал неподвижной кучей.
Как оно обычно бывает при сценах неподдельного, только что произошедшего ужаса, секунду-другую над толпой висела оторопелая тишина. Затем грянула реакция, тоже типичная: визг, крики, а в данном случае еще и выстрелы: огонь открыли двое дежурных полицейских. Нападающий тоже неподвижно упал. Остальная публика среди общего хаоса кидалась наземь. Билась в истерике миссис Догерти; плачущую невесту увели, а умолкший перезвон колоколов сменил вой полицейских сирен и «Скорой помощи». Паникующая толпа разбегалась во все стороны.
Затем за дело взялась «система». Место происшествия опоясала полосатая лента, орудие убийства подобрали и сунули в полиэтиленовый пакет для вещдоков. Начали устанавливать личность убийцы. Вечером теленовости из Аризоны разнеслись по всей стране: это произошло снова. А на ноутбуке убийцы, изъятом из съемной квартирки-скворечника (работал он внизу в гараже, а обитал непосредственно над ним), обнаружилось море разливанное интернет-проповедей все того же фанатично блещущего глазами человека в маске. Назовем его Проповедник.
В США войсковая бригада киносъемки сокращенно именуется КАПО (Команда армейской подготовки и обучения). Квартирует она в Форт-Юстисе, штат Вирджиния, а в обычные ее предписания входит съемка учебных и документальных фильмов, которые разъясняют и расхваливают все аспекты армейской службы и быта. Так что начальник команды не колеблясь согласился встретиться с неким полковником Джеми Джексоном из штаба ОКСО в Форт-Брэгге, штат Северная Каролина.
Даже в войсковой структуре Ловец не видел резона раскрывать, что на самом деле он не кто иной, как полковник Кит Карсон из СОТП, штаб-квартира которой находится в том же штате, причем всего в нескольких милях. Аргумент простой: а зачем?
— Мне нужен небольшой фильм, — сказал он при встрече. — Но он будет проходить под грифом высокой секретности, так что конечный продукт будет доступен лишь крайне ограниченному кругу лиц.
Командир был впечатлен и даже чуточку заинтригован, но волнения не выказал. Своей съемочной группой он обоснованно гордился. Правда, столь странных просьб прежде не поступало, но это делало задание лишь еще более интересным. Так сказать, добавляло специй. А съемочное и звуковое оборудование имелось у него прямо на базе. Так что никаких досогласовок не требовалось.
— По длительности это будет даже не фильм, а скорее ролик, — пояснил визитер. — Всего одна сцена, без указания места. Даже более того: о месте съемок никто не должен догадываться. Оборудования нужен минимум: всего один камкордер со встроенным звуком. Потому как просмотр если и будет возможен, то только по Интернету. А значит, и состав съемочной группы должен быть минимальным, от силы человек шесть. Со всех возьмется подписка о неразглашении. Режиссером надо бы кого-нибудь из молодых, выросших на шпионских фильмах.
Желаемое Ловец получил в виде капитана Дэмиана Мэйсона. Начальник съемщиков, наоборот, желаемого не получил: хоть бы один ответ на свои многочисленные вопросы. А получил лишь звонок от трехзвездного генерала, лаконично сказавшего: в армии приказ командира — закон для подчиненного. Так что приказы полковника выполнять беспрекословно. Без всяких вопросов.
Дэмиан Мэйсон был молод, энергичен и действительно собаку съел на фильмах. Завзятым киноманом он был еще тогда, когда ходил пешком под стол у себя в пригороде Нью-Йорка. Отслужив в КАПО, Мэйсон всерьез думал отправиться на запад штурмовать Голливуд, чтобы снимать настоящие фильмы, с сюжетами и звездными актерами.
— Это будет учебный фильм, сэр? — уточнил он.
— Учебный не учебный, но по-своему показательный, — ответил полковник-морпех. — Скажите, существует ли в природе хоть один справочник, где указаны все актеры, какие только есть в стране?
— Вот это размах… Вы, наверное, имеете в виду справочник «Актеры кино»? Я думаю, это настольная книга во всех киностудиях, у любого директора по кастингу.
— А у вас на базе он есть?
— Вряд ли, сэр, — вздохнул Мэйсон. — Мы не приглашаем профессиональных актеров.
— Хочу вас поправить: теперь — да. Хотя бы одного. Ну, так как насчет справочника: добудете?
— А то. Приказ командира — закон для подчиненного.
Через два дня справочник прибыл по «Федексу» — толстенный фолиант, сплошь состоящий из лиц актеров и актрис всех мастей, размеров и типажей, от юниоров до ветеранов киноиндустрии.
Еще одна вещь, практикуемая полицией и разведками всего мира: сличение лиц — наука, помогающая детективам отслеживать беглых преступников, что пытаются изменить свою внешность. То, что когда-то было не более чем интуитивными полицейскими наработками, за счет компьютеризации оказалось скомпилировано в стройную систему. В США софтвер под названием «Эшелон» ныне помещен в электронный поисковик ФБР в Квантико, штат Мэриленд.
Суть этой программы в том, что с лица мгновенно снимаются, а затем архивируются сотни мельчайших замеров. Например, одни только уши подобны отпечаткам пальцев: у каждого индивида они свои, и никогда между собой не совпадают. Правда, их не всегда бывает видно из-под длинных волос. Примерно то же со зрачками: расстояние между ними, замеренное в микронах, может в долю секунды устранить любое ложное «совпадение» или, наоборот, его подтвердить. Не поддается «Эшелон» и обману матерых преступников, сделавших себе экстенсивную пластическую операцию. Угодивший в объективы дронов террорист за секунды идентифицируется именно как топовая мишень, а не какая-нибудь сумчатая шахидская особь со взрывчаткой. Это экономит дорогостоящий боезаряд.
Со справочником под мышкой Ловец полетел на восток и задействовал тот самый поисковик, поставив ему задачу найти двойника предлагаемой фотографии — понятное дело, Проповедника. Без бороды: ею можно озадачиться потом.
Просканировав примерно тысячу мужских лиц, «Эшелон» остановился на одном, более-менее похожем на пакистанца Абу Аззама. Невольным двойником террориста оказался этнический латино по имени Тони Суарес. В резюме указывалось, что он снимался в таких-то и таких-то эпизодах и массовках, преимущественно как статист, а один раз даже сказал несколько слов в рекламном ролике жаровни для барбекю.
Ловец, довольный результатом, возвратился к себе в СОТП. Здесь его ждало сообщение от Ариэля. Кендрик-старший невзначай набрел на лавочку, торгующую заморскими продуктами, и принес в дом две баночки «Масала пиклз»: маринад и манговый чатни. Компьютер указал, что почти все плоды и специи выращены на плантациях долины Нижняя Юба.
И еще. Поиск по коммерческим базам данных выявил, что «Масала пиклз» — фирма очень даже преуспевающая; ее продукция успешно реализуется в Пакистане, на Ближнем Востоке, а также в Великобритании, где блюда со специями и соусы карри пользуются большой популярностью. И все это предприятие находится в единоличном владении мистера Мустафы Дардари, у которого, наряду с прочим, есть особняк в Карачи и таунхаус в Лондоне. Наконец, здесь же было помещено и увеличенное фото магната, переснятое, видимо, с рекламной брошюры.
Со снимка лучился улыбкой гладкий, дородный, чисто выбритый господин, отчего-то смутно знакомый. Из ящика стола Ловец вынул изначальную распечатку сделанного в Исламабаде снимка. Лист был согнут пополам, чтобы отсечь ненужную половинку. Сейчас она, как ни странно, понадобилась. Со снимка улыбался школяр пятнадцатилетней давности.
Будучи в своей семье единственным сыном, Ловец знал, что такая вот неразрывная школьная дружба, бывает, остается у людей на всю жизнь. Вспомнилось и предупреждение Ариэля о том, что кто-то по имэйлу общается с тем складом в Кисмайо. И что Тролль благодарит за какой-то там чек. Значит, у Проповедника есть друг на Западе.
Мэйсон пытливо разглядывал портрет Проповедника (он же Абу Аззам, а до этого Зульфикар Али Шах), присланный из лаборатории в скорректированном виде. А в другой руке у капитана находилось фото ничего не подозревающего Тони Суареса, безработного артиста-статиста, обитающего нынче в сквоте на Малибу-Бич.
— Думаю, что получится, — после долгой паузы вынес вердикт Мэйсон. — С гримом, причесоном, одежонкой, контактными линзами. Да еще если со сценарием порепетировать, суфляж пустить бегущей строкой… Все будет тип-топ. — Он постучал ногтем по фото Проповедника: — А этот парень, он с голосом или без?
— Да вроде как разговаривает, иногда.
— Вот как? — Мэйсон напрягся. — За голос ручаться не могу.
— Ничего, — успокоил Ловец. — Голосом я сам займусь.
Капитан Мэйсон — теперь уже просто мистер Мэйсон в элегантном цивильном костюме — вылетел с прессом баксов в Голливуд и обратно возвратился уже в компании мистера Суареса. Артиста поселили в комфорте сетевого отеля, всего в получасе езды от Форт-Юстиса. А чтобы гость не скучал, не бродил и не исчезал, сторожем к нему приставили отпадную блондинку в чине капрала, наказав ей сослужить стране службу: ближайшие сорок восемь часов не давать калифорнийскому гостю покидать пределы отеля и одновременно не давать ему забуриваться к себе в номер — во всяком случае, на весь этот срок.
Уж неизвестно, действительно ли мистер Суарес поверил, что его услуги требуются для съемок «арт-хауса» по заказу денежного ближневосточного клиента. Есть у фильма сюжет или нет, этого персонажа, похоже, не заботило нисколько. Он просто по-человечески наслаждался роскошью своего номера с баром, полным шампанского, суммой, которой не заработать и за несколько лет рекламы барбекю, ну и понятно, близким обществом блондинки, запросто способной тормозить своим видом транспортный поток. В этом же отеле капитан Мэйсон зарезервировал конференц-зал, упредив артиста, что послезавтра здесь состоятся кинопробы.
Съемочная группа прибыла на двух машинах без номеров и с фургончиком оборудования. В конференц-зале все окна оклеили черной бумагой на скотче, после чего установили примитивные декорации. Состояли они в основном из пришпиленного к стене полотнища, тоже черного, с изречениями из Корана, написанными арабской вязью. Полотнище было изготовлено в мастерской одного из павильонов Форт-Юстиса — точная копия задника, бессменно висящего на всех вещаниях Проповедника. А перед задником поставили простое деревянное кресло с подлокотниками.
По другую сторону зала столы, стулья и огни подсветки создавали две рабочих зоны, «костюмерную» и «гардеробную» (зачем все это, никто из снимающих понятия не имел).
Оператор установил на штативе камеру лицом к стулу, куда для настройки диапазона, фокуса и резкости сел один из его коллег. Звукооператор проверил «уровни». Заведующий телесуфлером установил под объективом камеры экран, чтобы взгляд актера при чтении был направлен прямо в объектив.
Благополучно доставленного мистера Суареса отвели в «костюмерную», где его с халатом и головным платком дожидалась солидного вида старший сержант (как и вся группа, в «гражданке»). Все эти восточные причиндалы отобрал из кучи реквизита Ловец; оставалось лишь сделать «тонкую доводку», с которой костюмерша, располагая фотоснимками Проповедника, справилась сама.
— Так мне что, по-арапски, что ли, разговаривать? — заупрямился поначалу Тони Суарес. — Мне про арапский никто не говорил!
— Никакого арабского, — заверил его мистер Мэйсон, который, оказывается, был здесь за режиссера. — Всего делов: зачесть несколько фраз. Четко произносить их даже необязательно. Надо просто вчитаться и проговорить вот это. Главное, чтобы совпадало движение губ.
Он протянул артисту листок с текстом на английском.
— Блин, да тут язык сломать можно. Галиматья какая-то.
Вперед выступил человек постарше, который все это время молча стоял у стены.
— А вы попробуйте сымитировать меня, — предложил он и произнес слова с несколько странноватым выговором.
Суарес попробовал. Как у этого спеца, у него, конечно, не получилось, но губы все-таки шевелились правильно; с дубляжом потянет. Тони Суарес занял место на стуле. Через час можно было приступать к съемке.
Опытный гример углубил артисту цвет кожи, и она стала смотреться более смуглой. Были наложены черная борода и усы. На голову лег шемаг. Преображение завершили контактные линзы, придавшие глазам Суареса завораживающий янтарный оттенок. Когда актер встал и обернулся, перед собой Ловец увидел Проповедника. Да, именно его.
Тони Суареса подвели к креслу, усадили. Фокусировку камеры, уровень звука и суфлирующий экран слегка подкорректировали. Предварительно актер с час провел на гримерном стуле, вникая в текст, который ему предстояло считывать с экрана. Слова он в целом запомнил, и хотя произношение было неважнецкое, запинаться он перестал. Что, собственно, и требовалось.
— Поехали, — командно махнул рукой Мэйсон. Когда-нибудь, даст бог, он будет адресовать эти слова Брэду Питту и Джорджу Клуни. А пока можно и статисту.
Суарес заговорил. Старший спец что-то сказал Мэйсону на ухо.
— Помрачнее, Тони, — указал Мэйсон, — и эдак, знаешь, поторжественней. Это же проповедь. Ты Великий визирь и выговариваешь султану за все его промахи, а он только слушает и кивает, потому что ты во всем прав. Ну-ка, давай еще раз, сначала. И почетче.
После восьми дублей Суарес спекся. Ловец скомандовал «стоп». Достаточно.
— Ну что, народ, шабаш, — махнул рукой Мэйсон. Ему нравилось это разбитное словцо.
Бригада не заставила себя ждать и быстро разобрала все немногое, что построила. Тони Суарес переоблачился в джинсы и майку — снова чисто выбритый, припахивающий дезодорантом. Костюмерную и гримерную утащили обратно в фургон. Туда же последовал свернутый задник. Окна очистили от скотча и черной бумаги.
За это время техник в предварительном режиме воспроизвел Ловцу пять сравнительно удачных дублей этой небольшой речи. Из них Ловец выбрал тот, что получше, а остальные велел стереть в своем присутствии.
Голос и акцент актера были чисто калифорнийскими. Ну да ничего: Ловец слышал одного британского пародиста, копировавшего голоса знаменитостей так, что публика в зале просто каталась. Можно будет завлечь его сюда на денек, хорошо заплатить. А техники ноль в ноль наложат артикуляцию.
Конференц-зал отошел обратно отелю. Тони Суарес неохотно выписался из своего раешника и был отвезен в аэропорт на ночной рейс в Лос-Анджелес. Бригада из Форт-Юстиса, которой до дома было не в пример ближе, возвратилась на базу уже к вечеру.
День выдался забавным, но ни о каком Проповеднике они слыхом не слышали, а потому понятия не имели о том, что же они такое отсняли. Знал об этом только Ловец. Он чувствовал, что с запуском в Интернет смонтированного материала в недрах джихадизма поднимется подлинный хаос.
Человек, сошедший с турецкого авиалайнера в аэропорту Могадишо, имел при себе датский паспорт и прочие бумаги на пяти языках — в том числе на сомалийском, — удостоверяющие, что он работает в «Фонде помощи детям». Но, несмотря на фамилию Йенсен и блондинистые волосы, резко выделяющие его на фоне бредущих рядом сомалийцев, был он вовсе не датчанин, а агент «Моссад» из отдела общего шпионажа. Накануне из аэропорта Бен Гурион он прилетел в кипрскую Ларнаку, а оттуда, сменив имя и национальность, вылетел в Стамбул.
Дальше было долгое и томительное ожидание рейса на Сомали в транзитном зале бизнес-класса, с промежуточной остановкой в Джибути. Но ничего не поделаешь: «Турецкие авиалинии» были по-прежнему единственным авиаперевозчиком, совершающим рейсы в Могадишо.
Было всего восемь утра, а бетонка под ногами уже дышала жаром. С полсотни пассажиров тянулось к залу прилетов; на пути сомалийцы из экономкласса оттирали троицу, вышедшую из «бизнеса». Датчанин, впрочем, не спешил: все равно еще стоять в очереди на паспортный контроль.
Визы у приезжего, разумеется, не было: она покупается по прибытии (он это уже знал, поскольку бывал здесь раньше). Чиновник на контроле изучил штампики предыдущего прилета и вылета, а также сверился с «черным списком». Фамилии Йенсен в нем не значилось.
В стеклянную амбразуру окошечка датчанин сунул пятидесятидолларовую купюру.
— За визу, — буркнул он на английском. Купюру чиновник подтянул к себе и тут в паспорте обнаружил еще одну, такого же достоинства.
— А это детишкам, — пояснил датчанин.
Чиновник сосредоточенно, без улыбки кивнул и проставил визу, мельком глянул справку насчет прививки от желтой лихорадки, сложил паспорт и с кивком вернул его владельцу. Детишки — это святое, какой разговор. Благодарим за подношение. Вообще приятно иметь дело с европейцем, который знаком с правилами.
Снаружи стояли два ветхих таксомотора. Датчанин со своей небольшой сумкой залез в первый и сказал:
— Отель «Мир», пожалуйста.
Таксист направил свою чихающую легковушку к воротам огороженной зоны аэропорта, которую охраняли угандийские солдаты.
Аэропорт — центр военной базы Африканского Союза, внутренней зоны анклава Могадишо, что стоит в окружении колючей проволоки, мешков с песком и взрывостойких стен, которые снаружи патрулируют бронетранспортеры. Внутри этой крепости находится еще одна — лагерь Бэнкрофт, где живут «беленькие»: несколько сотен работников всевозможных фирм, агентств по оказанию помощи, корреспондентов-международников, а также бывших наемников, работающих теперь телохранителями у «жирных котов».
У американцев здесь своя собственная территория — можно сказать, анклав в анклаве — у дальнего конца взлетной полосы. Там заодно располагается их посольство и какие-то ангары, о содержимом которых они умалчивают, а также школа профподготовки для молодых сомалийцев, которых янки по окончании учебы рассчитывают выпустить обратно в неспокойные дебри Сомали и использовать по возможности в качестве своих агентов. Расчет, надо сказать, достаточно наивный в глазах тех, кто прожил в Сомали достаточно долго и знает, к чему приводят все эти заигрывания с воинственными местными племенами. История показывает, что ничего хорошего из этого не выходит.
Мимо окна едущей машины проплывали и другие мелкие поселки: ООН, ЕЭС, старших функционеров Африканского Союза, и даже убого-помпезное посольство Британии, в свое время с лицемерной страстью настаивавшее, что строится здесь вовсе не для шпионажа и не для содействия ЦРУ. А для чего же, спрашивается?
Оставаться на территории Бэнкрофта «датчанин» Йенсен не решался: там он, неровен час, мог повстречать какого-нибудь настоящего датчанина или всамделишного работника «Фонда помощи детям». Поэтому он направлялся в один отель за взрывоустойчивыми стенами, где белый человек также может проживать в относительной безопасности.
Такси одолело последние охраняемые ворота (опять полосатые — белые с красным — шлагбаумы, опять угандийцы) и выехало на двухкилометровый отрезок дороги до центра Могадишо. Для датчанина эта поездка была не первой; тем не менее по-прежнему изумление вызывали те горы обломков и мусора, в которые за двадцать лет гражданской войны успел превратиться этот некогда изысканный африканский город.
На одном малозаметном ответвлении машина сделала поворот. Здесь прикормленный уличный оборванец отодвинул моток колючей проволоки, за которым с тяжелым скрипом отъехала вбок створка стальных трехметровых ворот. Камер и коммуникаций не было; за происходящим кто-то наблюдал сквозь дырку изнутри.
Рассчитавшись с таксистом, Датчанин зарегистрировался и прошел в свой номер — небольшой, по-спартански обставленный, с матовыми стеклами (чтобы не разглядели даже постояльцы) и наглухо задернутыми шторами (от жары). Здесь он разделся, блаженно постоял под хилым, чуть теплым душем и, с грехом пополам помывшись, энергично растер себя полотенцем. Пошатался голышом по номеру, переоделся. В прикиде из дешевых сандалет, мятых джинсов и длинной рубахи без пуговиц он мало чем отличался от простого сомалийца. Антураж дополняли наброшенный на одно плечо рюкзачок и облегающие лицо темные очки. Руки от израильского солнца были смугловаты. Европеец в нем угадывался лишь по цвету лица и блондинистым волосам.
Датчанин знал здесь одно место, где можно взять напрокат мотороллер или мопед. Вызванное в отель «Мир» такси (уже другое) как раз туда его и доставило. Пока ехали, из рюкзачка он вынул шемаг и прикрыл им свои светлые локоны, занавесив тканью лицо, а свободный конец подоткнул под ворот рубахи. В этом не было ничего странного или подозрительного: арабские платки на улицах здесь не в диковинку. Люди часто носят их для защиты от постоянной пыли и вьющихся снопиков колючего песка.
В пункте проката Датчанин облюбовал себе рахитичный «Пьяджо» белого цвета. Прокатчик знал этого иностранца по предыдущим визитам и относился к нему приветливо: всегда стопроцентная предоплата в долларах, мопед возвращается строго вовремя и в целости, да еще и унылой возни с бумагами иностранец не любит: всегда улыбчиво машет рукой — мол, и так сойдет.
Влившись в поток из ослиных повозок, раздрызганных грузовичков и мопедов с мотороллерами, над которыми кое-где надменно возвышались неторопливые верблюды с погонщиками, Датчанин смотрелся как вполне себе сомалиец, едущий по своим делам. Поток машинно-гужевого транспорта медлительно тек по рассекающему центр Могадишо шоссе Мака-аль-Мукарама.
Проплыла мимо сияюще-белая мечеть Исбахайсига, на удивление не пострадавшая от боевых действий. Через дорогу от нее виднелось нечто прямо противоположное величавости оплота веры: лагерь беженцев Даравиша, со времени прошлого визита Датчанина никуда не переехавший и нисколько не изменившийся. Все такое же море убогих лачуг, где ютились свыше десяти тысяч голодных напуганных беженцев. Все такая же антисанитария, нехватка еды и отсутствие работы и надежды; дети здесь играли среди луж мочи. В самом деле «проклятьем заклейменные», как писал когда-то про эти земли и их обитателей Франц Фанон. А ведь Даравиша — всего один из восемнадцати подобных очагов отчаянья и нищеты на территории анклава. Западные агентства гуманитарной помощи пытались что-то делать, ну да куда там.
Датчанин глянул на свои дешевые часы. Всё по графику, без задержек. Встречи у них неизменно в полдень. Человек, к которому он приехал, должен мелькать на своем всегдашнем месте. Если его там нет (а девяносто девять процентов времени обстоит именно так), то связной как ни в чем не бывало катит мимо. Если же он там, то они обменяются условными сигналами.
Мопед завез Датчанина в полуразрушенный итальянский квартал. Для белого шастать здесь без вооруженного эскорта — верх глупости. Убить не убьют, но как пить дать похитят. За европейца или американца можно взять выкуп до двух миллионов долларов. Однако в сандалетах, рубахе и шемаге сомалийца израильский агент мог разгуливать здесь вполне свободно. Главное — не увлекаться.
Каждое утро в маленькую, похожую на подкову бухту напротив отеля «Уруба» свозится рыба. Приливная волна Индийского океана вместе с пеной выбрасывает на берег рыбацкие лодчонки, и рыбачившие всю ночь тощие черные человечки, улыбчиво скаля белоснежные зубы, выволакивают из своих суденышек корзины радужных сардин, золотистых каранксов, туши тунцов и акул и тащат все это изобилие под навес рыбного рынка в надежде, что их улов раскупят.
От бухточки рынок отстоит всего на двести метров и представляет собой воняющие рыбой — свежей и не очень — тридцатиметровые торговые ряды без намека на освещение или холодильное оборудование. Агент Датчанина, господин Камаль Дуале, ходил здесь на рынке в начальниках. Условия работы требовали от него каждый день в районе полудня наведываться сюда из конторы и приглядывать за тем, как идет товар.
В основном покупатель уже сошел, но еще не весь. Те, кто при деньгах, покупают рыбу, пока она свежая; на сорокаградусной жаре товар вскоре начинает давать запах. И вот тогда сделки заключаются быстро, и начинается покупательский клев.
Господин Дуале если и удивился, увидев в толпе посланца своего хозяина, то не подал виду. Он лишь лениво прошелся по нему взглядом, а затем чуть заметно кивнул. Человек на «Пьяджо» в ответ тоже склонил голову, а затем приложил правую руку к груди. Расставил пальцы, сомкнул, снова расставил. Еще два мелких кивка, и мопед укатил. Свидание было назначено: место всегдашнее, время десять утра.
Назавтра Датчанин поднялся к завтраку в восемь. Ему повезло: давали яйца. Он взял два, а к ним хлеб и чай. Есть имело смысл понемногу и с оглядкой, во избежание дальнейшей отсидки на унитазе.
Мопед стоял у стены на внутреннем дворе. В половине десятого он затарахтел мотором. Стальная створка ворот отъехала, и Датчанин направился в сторону, противоположную той, откуда прибыл: ко въезду на территорию лагеря Африканского Союза. На приближении к бетонным блокам КПП он стянул с головы шемаг, так что стали видны блондинистые волосы.
Из своего бетонного убежища показался солдат-угандиец с винтовкой. Не успел он взять ее наперевес, как светловолосый мопедист заложил вираж и, приветственно вскинув руку, выкрикнул:
— Джамбо!
При звуке своего родного суахили винтовку угандиец опустил. Еще один сумасшедший мзунгу. Обрыдло здесь все, скорей бы домой. Но тут хорошо платят, и уже скоро денег накопится на скот и на жену. Мзунгу между тем свернул на парковку возле кафе «Виллидж», что у въезда на территорию, заглушил мопед и, поставив его на подножку, вошел внутрь.
Учетчик с рынка сидел у столика за кофе. Датчанин, подойдя к стойке, тоже взял чашечку, мысленно вздохнув по густому, насыщенному ароматом кофе у себя в тель-авивском офисе.
Обмен, как всегда, состоялся в туалете кафе. Датчанин достал доллары — валюту, всегда вожделенную даже во враждебных землях. Толщину пачечки сомалиец оценил благостно замаслившимся взором. Кое-что из нее (понятное дело, в никому не нужных сомалийских шиллингах) отщипнется рыбаку, который утром отправится с весточкой на юг, в Кисмайо. Доллары Дуале оставит себе, приберегая и скапливая их до того дня, когда можно будет сделать из этой проклятущей страны ноги.
А вот и передача: алюминиевый цилиндрик вроде того, в каком хранят сигары. Только этот прочнее, увесистей и сделан под заказ. Цилиндрик Дуале заботливо спрятал в тайничок у себя в поясе.
У себя в конторе Дуале держал тайно поставленный израильтянами генератор — примитивный, работающий на керосине самого что ни на есть сомнительного качества, но тем не менее дающий электричество, которого хватало на кондиционер и морозильную камеру. Так что на всем рынке Дуале был единственным, у кого всегда водилась свежая рыба.
Сейчас среди нее возлежал метровой длины королевский горбыль, пойманный утром, а теперь каменный, замерзший в шпалу. Вечером шпалу с цилиндриком, вделанным глубоко во внутренности, примет его гонец-рыбак и отплывет с ней на юг. По пути он будет рыбачить и к пристани в Кисмайо причалит дня через два. Там рыбу, уже не вполне свежую, он продаст одному учетчику с рынка и скажет, что это «от друга». Какого друга, зачем — это не его, гонца, дело. В самом деле, он лишь бедный сомалиец, растящий четверых сыновей, которые когда-нибудь, даст-то бог, сменят отца на его старенькой рыбацкой посудине.
Затем двое посетителей порознь возвратились, допили кофе каждый за своим столиком и так же по отдельности разошлись. У себя дома (он жил при конторе) господин Дуале запихал цилиндрик рыбине в нутро, в самую глубь. Тем временем блондинистый гость, обмотав голову шемагом, возвратился на мопеде в пункт проката. Здесь он сдал «Пьяджо», забрал неизрасходованную часть депозита, а прокатчик из дружеского чувства подкинул его до отеля. С попутками и такси сегодня как-то не клеилось, а терять хорошего, хотя и нерегулярного клиента не хотелось.
Датчанину оставалось лишь дождаться утра и улететь восьмичасовым рейсом «Турецких авиалиний». Время он убил за чтением английской книжки у себя в номере, после чего поужинал тушенкой из верблюжатины и улегся почивать.
Уже в сумерках рыбак положил обернутую влажной мешковиной рыбину в закуток у себя на лодке. При этом хвост он ей на всякий случай надсек, чтобы не спутать с остальным будущим уловом. Наутро он вышел в море, где, повернув на юг, благополучно раскинул снасти.
Тем же утром в девять часов, после обычного сумбура посадки на самолет, Датчанин в иллюминатор наблюдал, как вниз по наклонной уходят здания и укрепления лагеря Бэнкрофт. А вдали под взбухшим от ветра треугольным парусом шла на юг рыбацкая плоскодонка, в эти минуты как раз минуя Марку. Авиалайнер взял курс на север, дозаправился в Джибути и в середине дня приземлился в Стамбуле.
Датчанин из «Фонда помощи детям», пройдя транзитные процедуры, сумел попасть на последний рейс в Ларнаку. Там в гостиничном номере он в очередной раз сменил имя, паспорт и билет и назавтра первым же рейсом вылетел обратно в Тель-Авив.
— Ну что, проблемы были? — осведомился майор, известный как Бенни. Это он послал Датчанина со свежими инструкциями к Опалу.
— Никаких. Все гладко, — ответил Датчанин, теперь снова ставший Моше.
Из Офиса Саймону Джордану, начальнику представительства в Вашингтоне, прибыл зашифрованный имэйл, в результате чего Джордан снова повстречался с американцем, известным как Ловец. Американец для встречи предпочитал фастфуды и бары, но всякий раз осмотрительно их чередовал. На этот раз встретиться условились в Джорджтауне, в баре «Времена года».
Лето было в разгаре, так что сели снаружи под навесом. Вокруг за коктейлями посиживала всякая публика неопределенного возраста, только, в отличие от этих двоих мужчин в неброском закутке, более беспечная и раздобревшая.
— Я слышал, что ваш друг на юге теперь полностью введен в курс дела, — сказал Саймон Джордан. — А потому должен вас спросить: чего именно вы от него ждете?
Замысел Ловца он выслушал с напряженным вниманием, задумчиво помешивая соломинкой коктейль с колой. Насчет того, как сидящий рядом бывший морпех думает поступить с Проповедником, у него не было ни сомнений, ни вопросов: можно поспорить, что это будет явно не отпуск на Карибах.
— Если наш человек сможет вам таким образом помочь, — произнес он наконец, — но при этом получится, что он попадет под удар дрона вместе с объектом охоты, то это самым серьезным образом скажется на дальнейшем сотрудничестве между нашими службами. Причем надолго.
— Такой вариант попросту исключается, — поднял глаза Ловец.
— Я просто хочу, чтобы у нас в этом вопросе была ясность. Она у нас есть?
— Кристальная. Как лед в вашем стакане. Удар ракетой не раньше, чем Опал окажется на безопасном расстоянии. Проще говоря, за много миль.
— Отлично. Тогда я прослежу за тем, чтобы инструкции были даны.
— Куда-куда ты собрался? — переспросил Грэй Фокс.
— В Лондон, не дальше. Заткнуть Проповеднику глотку они там настроены не меньше нашего. А между тем у него в Лондоне проживает своего рода резидент. Мне надо быть ближе к центру событий. С Проповедником мы, похоже, движемся в сторону завершения. Я об этом упомянул Конраду Армитеджу. Он дает добро и обещает со своей стороны полную поддержку. Стоит лишь сделать звонок.
— Сделай. Только и нас не забывай. А то ведь мне перед Адмиралом отчитываться.
На рыбацкой пристани в Кисмайо темнокожий молодой человек с планшеткой пристально вглядывался в лица прибывающих с моря рыбаков. Город, потерянный правительственными силами в ходе кровопролитных боев, в 2012 году прибрал к рукам «Аш-Шааб». «Революционная бдительность» исламских фанатиков была поистине маниакальной. Их религиозная полиция сновала везде и всюду, выбивая из населения безропотное подчинение и покорность. Одержимость «шпионами с севера» пронизывала здесь всех и вся. Даже острая на язык рыбачья вольница, обычно бойко и беспечно сгружавшая на причал свой улов, нынче делала это с пугливой тихостью.
Темнокожий молодой человек заприметил знакомое лицо, которого не видел здесь уже несколько недель кряду. Занеся над планшеткой ручкой для описи улова, он подошел к приезжему рыбаку.
— Аллауагбар, — поприветствовал он, демонстрируя лояльность режиму. — Что у тебя тут?
— Иншалла, — отозвался рыбак. — Да так, всякая мелочь. Из нормальной рыбы всего несколько горбылей.
Он указал на одного, что покрупней. Рыбина уже утратила свой серебристый блеск, и хвост у нее был надсечен.
— Это вам от друга, — скороговоркой сыпанул рыбак.
Опал жестом показал, что допускает улов к продаже. Помогая перегружать рыбу на плиты причала, горбыля с помеченным хвостом он сунул в дерюжный мешок. Безнаказанно изъять себе к ужину рыбу допускалось даже в Кисмайо. Особенно если ты работник пристани.
Добравшись до своей прибрежной лачуги, Опал осмотрительно вынул алюминиевый цилиндрик и открутил крышечку. Там лежало два свернутых рулончика, один из долларов, другой с инструкциями. Последние надлежало запомнить и сжечь. Доллары (тысяча стодолларовыми бумажками) нашли место в тайнике под земляным полом, а несложные инструкции уместились в голове.
«Опал.
На доллары приобретешь надежный скутер или мопед, а также доп. канистры с бензином; их держать у сиденья. Предстоят разъезды.
У прибрежного шоссе в сторону Марки предстоит встреча с глазу на глаз; карта с точным указанием места прилагается.
Приобрети хороший радиоприемник со шкалой, которая ловит „Коль Исраэль“. Там на Восьмом канале по воскресеньям, понедельникам и четвергам с 23:30 идет ток-шоу „Яншуфим“ („Ночные совы“). Перед началом передачи всегда звучит прогноз погоды.
Слова для тебя в погодной сводке: „Завтра над Ашкелоном пройдет небольшой дождь“. Это сигнал к действию. Когда его услышишь, жди до следующего дня и выезжай с сумерками. К месту встречи прибудешь к рассвету. Контактное лицо будет там со свежей денежной суммой, аппаратурой и инструкциями.
Удачи».
