Глава 36
Перед домом номер девяносто на улице Куин-Энн я заметил красную «Мазду Миата», причем ее правые колеса стояли на тротуаре. Когда я обошел автомобиль, дверь моего дома открылась, и я увидел Эллисон Сент-Пьер, которая оттуда выходила.
— Привет, — сказала она.
Она была в белых кроссовках «Рибок», плиссированной белой юбке и белой футболке, не скрывавшей бретельки лифчика. Из-под махровой ленты выбивалась челка. В широкой улыбке чувствовался алкоголь. Урок тенниса в загородном клубе.
Она держала в руках две бутылки пива «Шайнер бок». Одна уже опустела, другую она протянула мне.
— Потрясающая штука, — заявила Эллисон.
Она прислонилась к дверному проему так, что мне пришлось бы сплясать с ней мамбу, если бы я захотел пройти в дом.
Я остался стоять на крыльце.
— Попробую отгадать — мой хозяин тебя впустил.
Ее улыбка стала еще шире.
— Милый старый пердун. Он взял конверт со стойки и спросил, не знаю ли я что-нибудь о квартирной плате за этот месяц.
— Да, Гэри имеет слабость к блондинкам. На самом деле у него их две — плата за квартиру и блондинки. Возможно, если бы я чаще приглашал блондинок, он бы реже интересовался платой.
Эллисон приподняла брови.
— Стоит попробовать.
Затем она повернулась, словно ее спина была прикреплена на петлях к дверной ручке, и я подумал, что сейчас она упадет в коридор, но в последний момент Эллисон выставила ногу и оказалась внутри моего жилища.
— Ой, — сказала она.
Я сделал пару глотков «Шайнер бок» и лишь после этого последовал за ней.
Эллисон вытащила диск Джули Кирнс из магнитофона и поставила моего Джонни Джонсона, взяла старый номер «Техас мансли» с подоконника и бросила открытым на кофейном столике. Гладильная доска была отодвинута, на ней стоял телефон.
Эллисон села за кухонную стойку и положила на нее руки.
— Звонила особа по имени Кэрол. Я сказала, что тебя нет дома.
— Кэролайн, — поправил я. — Это просто замечательно, спасибо.
Она пожала плечами, дескать, всегда рада помочь.
Я поискал взглядом Роберта Джонсона, но он надежно спрятался. Может быть, под грязным бельем или в кладовой. В отличие от моего хозяина, Роберт Джонсон не любит блондинок.
— Ты уже послала Шекли открытку с пожеланием быстрейшего выздоровления? — спросил я.
Эллисон вела себя как счастливый пьяница, и ее броня была такой же толщины, как у линкора. Мой вопрос отскочил от нее, вызвав лишь легкое неудовольствие, никоим образом не повлиявшее на выбранный ею курс.
— Один из его адвокатов сегодня оставил мне сообщение. Что-то относительно медицинских счетов. — Она двигала правым «Рибоком» в такт музыке.
Назад, вперед, назад, вперед.
Я ждал.
— Не сомневаюсь, что ты не просто так появилась у меня дома. Может быть, скажешь, зачем пришла?
Эллисон закивала головой, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. Добравшись до моих глаз, она одобрительно улыбнулась.
— Ты хорошо выглядишь. Тебе следует почаще так одеваться.
Я покачал головой.
— Этот костюм напоминает мне о похоронах.
— Так вот где ты был сегодня утром?
— Почти угадала. Итак, зачем ты пришла? — повторил я свой вопрос.
Эллисон подняла руку над стойкой.
— Твой адрес есть в телефонной книге. Тебя вчера ударили, я чувствовала себя виноватой.
— Тебя замучила совесть?
Она усмехнулась.
— Я не такая ужасная, милый. Ты плохо меня знаешь.
— Те парни, которые хорошо тебя знают, получают серьезные увечья.
— Я же тебе говорила, Трес, что росла с четырьмя братьями.
— И сколько из них дожило до совершеннолетия?
Ее глаза заблестели, и я понял, что сегодня мне не удастся вывести ее из себя.
— Может быть, мне просто стало любопытно. Утром позвонил отец Миранды; интересовался, не со мной ли она провела ночь.
— Да?
Она ухмыльнулась.
— Да. Похоже, вчера она исчезла после вечеринки. Как и ты, кстати сказать.
Эллисон ждала ответа.
К счастью для меня, зазвонил телефон. Эллисон предложила взять трубку, но я поблагодарил ее и сказал, что справлюсь сам. Перенес телефон к дверному проему ванной комнаты — дальше не пускал провод — и снял трубку.
— ААЗК, — сказала Эрейни Манос.
— Это на греческом?
Следующее слово, которое она произнесла, было греческим, но вряд ли его стоит повторять.
— Нет, дорогой, я говорю о том, чего ты никогда от меня не слышал. Американская ассоциация звукозаписывающих компаний. Они начинают действовать, когда нарушается закон об авторских правах. У них есть отделение в Хьюстоне. И все дела в Западном Техасе они ведут через Сэмюеля Барреру.
Я посмотрел через комнату на Эллисон, которая одарила меня улыбкой, продолжая двигать ногой в такт мелодии Джонни Джонсона.
— Это замечательно, — сказал я Эрейни. — Рад, что все обошлось.
— У тебя гости? — немного помолчав, спросила Эрейни.
— Угу.
— Тогда только слушай. За последние несколько лет Шекли вызывали в суд полдюжины раз, ему предъявляли иски известные исполнители, которые с ним работали. Они утверждали, что он продавал их записи на синдицирование, но они ничего не получали.
— Я слышал об этом.
— Кроме того, они заявляют, что пиратские диски с их выступлениями распространяются в Европе. При этом качество очень высокое. Мои друзья говорят, что Шекли давно этим занимается и получает дополнительную прибыль. Он знает немецкий, часто бывает в Германии и, вероятно, использует свои поездки для заключения сделок, но никто не может ничего доказать. Дело в том, что записи делались для синдицирования, значит, их могли копировать и передавать радиостанции по всей стране; для этого требуется лишь соответствующее оборудование.
Я улыбнулся Эллисон и одними губами произнес: «Больной друг».
— Думаю, это тебя не убьет, так, небольшие неудобства.
Эрейни немного помолчала.
— Не похоже, чтобы из-за этого убивали, милый. Ты прав. С другой стороны, о каких суммах идет речь? И что за человек мистер Шекли? Ты понимаешь, что все это означает?
— Боюсь, у меня есть кое-какие мысли. Но почему они ничего не заметили раньше?
— Я слышала, что Шекли старается все делать очень аккуратно. Он не импортирует записи обратно в США, что принесло бы ему серьезные доходы, но зато гораздо опаснее. Он остается на европейском рынке, используя только записи выступлений. А потому не является целью первой величины.
— Я понял.
— И еще раз, дорогой, от меня ты ничего не слышал.
— Палата номер двенадцать. Хорошо.
— Если ты сможешь этим воспользоваться, чтобы слегка прижать яйца Баррере…
— Я так и сделаю. И тебе того же.
Я повесил трубку. Эллисон посмотрела на меня.
— Хороший диагноз?
— Ты не против, если я переоденусь?
Она поджала губы и кивнула.
— Давай.
Я вытащил из шкафа футболку и джинсы и вошел в ванную комнату. Роберт Джонсон тут же выглянул из-за занавески.
— Пока еще нет, — сказал я ему.
Его голова скрылась за ванной.
Я как раз успел снять выходную рубашку, когда в ванную комнату вошла Эллисон и коснулась пальцем шрама у меня на спине, над почкой. Я лишь с большим трудом удержался от рефлекторного удара локтем назад.
— Что это? — спросила она.
— Ты не могла бы так больше не делать?
Эллисон, словно не слыша моей просьбы, снова ткнула пальцем в шрам, будто он ее завораживал. Ее дыхание перемещалось вдоль моего плеча, как мочалка.
— Пулевое ранение?
Я повернулся к ней лицом, но комнатка была слишком тесной, чтобы отступить назад и не сесть на край раковины.
— Кончик меча. Мой sifu немного увлекся.
— Sifu?
— Учитель. Человек, который учил меня тайцзи.
Она рассмеялась.
— Твой собственный учитель тебя ранил? Значит, он был не слишком хорош.
— Он был очень хорош. Проблема состояла в том, что он переоценил мои возможности.
— У тебя есть еще один шрам — он длиннее.
Она смотрела на мою грудь, на шрам, оставшийся после удара балийским ножом, который нанес мне торговец гашишем в Сан-Франциско, в районе Тендерлойн. Я натянул футболку.
Эллисон надулась.
— Шоу закончилось?
Я махнул рукой, чтобы она вышла, и закрыл дверь перед ее носом.
Роберт Джонсон посмотрел на меня, когда я натягивал джинсы. Он выглядел таким же недовольным, как и я.
— Может быть, атакуем ее одновременно? — предложил я. — Обойдем с флангов?
Его голова снова исчезла. Вот тебе и мужская солидарность.
Когда я вернулся в гостиную, Эллисон открыла еще одну бутылку пива и устроилась на футоне.
— Это место напоминает мне мою старую квартиру в Нэшвилле, — сказала она, разглядывая покрытую пятнами сырости штукатурку на потолке. — Господи, это было ужасно.
— Благодарю.
Она недоуменно посмотрела на меня.
— Я просто хотела сказать, что здесь все очень маленькое. Тогда у меня совсем не было денег. Знаешь, теперь я иногда вспоминаю те времена с ностальгией.
— Старое доброе время, — сказал я. — Твоя жизнь до того, как ты вышла замуж за деньги.
Она выпила еще пива.
— Не нужно меня напрягать, Трес. Ты знаешь, как любили шутить в Фалфурриасе?
— Фалфурриас. Так ты там родилась?
Эллисон с кислым видом кивнула.
— Мы шутили, что в колледж надо ходить только для того, чтобы получить «миссис». — Она постучала большим пальцем по обручальному кольцу. — Я обошлась без аттестата.
Она сжала бутылку всеми десятью пальцами и села с ногами на футон. Я посмотрел на пиво, прикидывая, сколько мне нужно выпить, чтобы догнать Эллисон.
— Когда мне было восемнадцать, я работала летом секретаршей у Эла Гарланда в конторе по продаже автомобилей.
Она со значением посмотрела на меня, словно я просто обязан знать Эла Гарланда, который, вероятно, считался большой шишкой в Фалфурриасе. Я покачал головой, разочаровав Эллисон своим невежеством.
— По выходным я пыталась петь в клубах в Корпус-Кристи. И очень скоро Эл заявил, что готов бросить ради меня жену и финансировать мою будущую музыкальную карьеру. Мы начали ездить с ним по выходным в Нэшвилл, где он показывал мне, какой он богатый и влиятельный. Тысяч десять потратил на докторов для бумажника.
— Докторов для бумажника?
Она усмехнулась.
— Парни из Нэшвилла, которые за милю чуют запах денег из провинциальных городков. Они обещали Элу все: записи, продвижение, связи. Однако ничего не происходило, если не считать того, что я регулярно демонстрировала Элу свою благодарность. Наверное, это была любовь — некоторое время. Потом он решил, что я слишком дорого ему обхожусь. Или его жене кто-то все рассказал. Я так и не узнала истинной причины. В результате я осталась в Нэшвилле с пятьюдесятью долларами и парочкой классных ночных рубашек. Глупо, правда?
Я ничего не ответил. Эллисон выпила еще пива.
— Знаешь, в чем состоит плохая часть? Когда я набралась мужества рассказать эту историю в Нэшвилле, мне попался Лес Сент-Пьер. Он только посмеялся. Такое случается по сто раз каждый месяц, сказал он, и все происходит очень похоже. Ужасное несчастье моей жизни оказалось обычной историей. Потом Лес пообещал мне сделать все правильно, и я снова повела себя как дура. Я медленно учусь на своих ошибках.
— Ты не должна мне это рассказывать.
Она пожала плечами.
— Мне все равно.
Ее последняя фраза прозвучала так, словно она произносила ее столько раз, что уже почти в нее поверила.
— Что произошло с агентством? — спросил я. — Почему Лес решил выбросить тебя из бизнеса?
Эллисон пожала плечами.
— Лес не хотел, чтобы кто-то спускал его с небес на землю, если он слишком увлекался какой-то идеей. Он не знал, когда следует остановиться. В большинстве случаев все заканчивалось хорошо. Но не всегда.
— Например?
Она решительно покачала головой.
— Не имеет значения. Не сейчас.
— А если он так и не вернется?
— Тогда агентство достанется мне.
— Ты говоришь очень уверенно. Ты считаешь, что сумеешь удержать его на плаву без Леса?
— Я знаю, тут важна репутация Леса. Конечно, будет трудно, но только в том случае, если я захочу оставить агентство себе. Имя стоит денег, и я могу его продать конкурентам в Нэшвилле. Кроме того, у нас есть контракты на ряд хитов, которые продолжают приносить деньги. Лес был совсем неглупым человеком.
— Складывается впечатление, что ты ждешь этого с нетерпением.
Эллисон пожала плечами, и по ее губам промелькнула быстрая улыбка.
— А ты бы вел себя иначе?
— Значит, тебе известно, как обстоят его дела.
— Да, и очень неплохо.
— Ты что-нибудь знаешь о хижине на озере Медина?
Лицо Эллисон стало почти трезвым, и в глазах появилось удивленное выражение. Я рассказал ей о наследстве, полученном Лесом в результате судебного решения.
— Первый раз слышу.
Однако я видел, что Эллисон что-то тревожит, как будто ее давно смущала какая-то деталь и теперь она начала понимать ее значение. Я смотрел на нее, безмолвно уговаривая рассказать мне о своих подозрениях. Некоторое время она колебалась, но в конце концов отвернулась.
— У тебя есть план, милый?
— Я собираюсь туда съездить и проверить, что там находится.
Я пожалел о своем ответе, как только прозвучало последнее слово.
Эллисон с трудом поднялась на ноги, приподняла бутылку, чтобы проверить, сколько пива еще осталось, и улыбнулась мне.
— Ты поведешь машину, а я буду твоим штурманом.
И она взялась за дело, начав с поиска двери.
