Кама проснулась от боли. Всю ночь Сор вел девчонок по дороге на Бэдгалдингир, под утро забрал вправо, нашел узкую тропу в спящих зарослях акации, спрыгнул с лошади, передал повод Каме и велел подниматься к полуразрушенным каламским башням, что торчали на предваряющих отроги гор Балтуту увалах.

– А ты? – отчего-то испугалась Кама.

– Я за вами, – успокоил ее Сор. – Акация коварна, особенно теперь. Листья проклюнутся через пару недель, не раньше. Колючки! Ничего не должно за нами остаться, ни конского волоса, ни нитки. Поднимайтесь и ждите меня за крайней башней, да чтоб с дороги вас видно не было!

Едва выбравшись из зарослей, Кама спешилась и повела обеих лошадей под уздцы. Фламма держалась впереди, но даже за башней, которая и в самом деле укрывала путников от взгляда с равнины, не покинула седла. Лицо ее было бледным, веснушки казались россыпью серого песка. Сор появился через минуту, поймал бессмысленный взгляд Фламмы, огорченно покачал головой и подхватил ее лошадь под уздцы.

– Кама, держись за мной. Ни шага в сторону.

Принцесса оглянулась. Впервые за последние несколько дней она не чувствовала слежки. Или виной тому были амулеты, щедро надетые на ее запястья, лодыжки, шею? И все-таки опасность оставалась. А может быть, теперь все было для нее опасностью?

Между тем Сор начал спускаться с увалов к скалам, покрытым пятнами мха. Здесь, всего лишь в сотне лиг севернее течения реки Малиту, трава как будто и не собиралась зеленить холмы. Впрочем, скалам, возвышающимся за башнями, зелень не грозила. Лошади осторожно ступали по битому камню и мотали головами, словно возмущались бездорожьем. На дне ложбины, почти у скальной стены, беглецам пришось обходить уже огромные валуны. За одним из них, напоминающим вырубленный из скалы дом, обнаружилась все еще забитая снегом расщелина, по дну которой, собираясь утонуть в камнях, бежал ручей. Под снегом нашлась тропа, и хотя теснящиеся скалы порой обтирали сразу обе ноги окаменевшей Фламмы, лошади поднимались вверх довольно бодро. Через пару сотен шагов расщелина обратилась ущельем, а еще через четверть лиги угодник вытащил из седла Фламму и завел лошадей в пещеру, выдолбленную в известняке потоком воды да подправленную некогда человеком. Вода и теперь журчала в ее углу, а в противоположном были устроены лежаки, темнели закопченные камни для очага, ерошился хворост, а из глыбы сланца было устроено что-то вроде стола. Сор оставил лошадей возле слежавшейся копны прошлогоднего сена и скинул со спины мешок.

– Что это? – оглянулась Кама.

– Мой дом, – усмехнулся Сор, беря оцепеневшую спутницу за руку и тоже заводя ее в пещеру. – Ну, не мой, конечно. Но, случалось, был для меня домом. Давно. И не только для меня. Тут до Пустоши тайных дозорных стоянок под сотню, но об этом убежище нынешние дозорные не знают. Угодники останавливаются здесь. Их, правда, мало. Давно здесь никого не было, с весны, наверное. Но, думаю, они нас простят. И то, что мы пришли без дров, тоже. Нам-то хвороста хватит. Здесь можно разводить костер, дым поднимается по протокам ручья и гаснет в скалах. С дороги не видно.

– Зачем столько труда? – крутила головой Кама. – Неужели угодники специально долбили такой зал?

– Нет, конечно, – начал разводить огонь Сор. – Угодникам хватает и других забот. Это делали древние каламы. Здесь было что-то вроде обители. Ну, или храма, как сказали бы теперь. Даже ворота имелись, видишь, бронзовые петли торчат у входа? В таких местах собирались те, кто хотел уйти от обыденной жизни. Здесь у них была конюшня, может быть, и кухня. А если выбраться на скалы, то можно отыскать с десяток маленьких пещерок, келий, в которых каламы предавались размышлениям. Ну, вот как твоя подруга теперь.

Подруга так и стояла посередине пещеры, куда ее завели. Она ничего не сказала и тогда, когда Кама сняла с нее мешок и посадила на край лежака. И когда ее кормили горячей кашей. Ела, ничего не говоря, не чувствуя горячего, так что Каме пришлось дуть на ложку. Так и легла молча и закрыла глаза, потому что Сор Сойга сказал, что в пещере придется провести пару дней и лучше бы воспользоваться ими для отдыха. А потом, когда Кама и Сор стояли на скальном уступе и смотрели сверху, как лучи солнца гаснут во мгле, поднявшейся над Светлой Пустошью, вдруг завыла и забилась в рыданиях. Кама бросилась в пещеру, легла рядом, обняла Фламму, но та продолжала рыдать, пока слезы не кончились у нее в глазах. А ночью Кама проснулась от боли в ноге. Сор сидел у костра.

– Идите сюда, Ваше Высочество, – сказал он принцессе.

Кама, не сдержав стона, поморщилась. Ну, если наставник вспомнил, что она – высочество, значит, будет еще больнее.

– Странно, – покачал головой Сор, снимая с ноги льняной бинт. – Должна была заболеть через день. Но так даже лучше, значит, нога заживет раньше, чем я думал. А ведь ты продолжаешь меня удивлять, Кама.

Принцесса и сама с удивлением смотрела на собственную ногу. Ноющая боль жила в ране, в шве, который, как поняла она, именно Сор и наложил на ее ногу, но самого шва не было. Точнее, он был, волокна сухожилий, которыми дакит сшивал рану, торчали из плоти, но между ними не было шрама. Только полоска розовой кожи.

– Не понимаю, – потер виски дакит. – Хотел бы я, чтобы так все заживало на дакитах. Это неправильно, дорогая моя, я даже начинаю тревожиться. Вот что, возьми пока что себе за правило не снимать ни на минуту амулеты с ног и рук.

Кама оглянулась на лежак, на краю которого поблескивала снятая кольчуга. А ведь хотела и все эти шнуры распустить на руках и ногах.

– Даже когда будешь купаться, – продолжил Сор. – А сейчас потерпи, я выдерну нитку. Хотя собирался делать это через неделю.

Дакит смочил ногу Камы теплой водой, но сухожилия выдергивать ему не пришлось. Они просто смылись, оставляя после себя едва заметные точки.

– Ого-го, – посмотрел на Каму Сор. – Есть о чем подумать. Я, конечно, знал, что средство, переданное тебе Фелисом, некоторые считают чудодейственным, но в том-то и дело, что никакой магии в нем нет. А то, что происходит с твоей ногой, подвластно лишь немногим в Анкиде.

– Кому же? – спросила Кама, которая продолжала морщиться от боли в ноге.

– Особо сильным колдунам, – нахмурился Сор. – Таким, как Софус, у которых мум рождается в пальцах. Главам магических орденов, их помощникам, лучшим из лучших. Некоторым храмовникам, но там сила другого свойства. Некоторым из угодников. Пожалуй, что и все. И никого из перечисленных рядом с нами нет. Значит, горная смола и твой ужасный характер, принцесса, и стали причиной твоего столь быстрого исцеления. Вот их мы и будем благодарить.

– Но нога очень болит, – поморщилась Кама. – Может быть, прочитать заклинание от боли?

– Не смей, – предупредил Сор. – Пока ты не будешь уверена, что твое заклинание подобно шороху мыши, не смей. Но даже в этом случае должна помнить, что рядом может оказаться кошка. Не накрывай ногу, пусть подышит. Сейчас холодно, боль ослабнет.

Боль до конца не ушла и к утру. Кама спала плохо, даже, кажется, сквозь сон думала, что если так быстро зажила нога, значит, рана и не была столь опасна, и, выходит, Рубидус не хотел нанести ей серьезный вред? А утром она обнаружила, что ни Сора, ни Фламмы в пещере нет, зато у костра ее ожидал котелок с теплой водой и часть запеченного в углях горного сурка.

– Три погони, – сообщила уже умытой и поевшей принцессе появившаяся в пещере Фламма, стряхивая с куртки капли дождя.

– Как ты? – спросила Кама.

– Никак, – мрачно ответила Фламма. – Слезы коплю. Привыкаю. Мы с утра с Сором наблюдаем за дорогой. Погони устроены на совесть. Не свеи, ардуусские стражники. В каждой по два десятка воинов. Одна погоня прошла утром на Бэдгалдингир. Вторая точно на север, Сор говорит, что к переправе на Тимор. А последняя просто рыщет в округе. Только что обыскала руины башен, но в нашу сторону не пошла, отправилась на запад.

– Они решили искать тебя в Светлой Пустоши? – удивилась Кама.

– До Светлой Пустоши отсюда еще двести лиг, – сказал, заходя в пещеру, Сор. – Поэтому будем уходить. Сегодня ночью. Они могут пустить собак.

– Дождь же! – удивилась Кама. – Разве он не смывает запах?

– Смывает, – согласился Сор. – Но собаки бывают разными.

– В королевской псарне есть десяток калбов, – скорчила кислую гримасу Фламма. – Говорят, что им ни дождь, ни снег не помеха.

– Именно так, – кивнул Сор. – Как твоя нога?

– Меньше болеть не стала, – скрипнула зубами Кама. – Но я уже свыклась с болью.

– Вот и хорошо, – кивнул Сор и посмотрел на Фламму. – Хотя я бы не исключал, огненная, что погоня отправлена не только за тобой. И уж во всяком случае, если нас настигнут, наша участь будет не легче твоей.

– Нас настигнут? – побледнела Фламма.

– Кто я, чтобы точно ответить тебе на этот вопрос? – удивился Сор. – Посмотри на небо над Пустошью. Ответь мне, что там творится?

– Ты знаешь эти места? – спросила Кама.

– Да, – кивнул Сор. – Когда-то я начинал как дозорный. Очень давно. Сейчас уже дозоры не те, я бы и сам с ними столкнуться не хотел. Надеюсь, мы и не столкнемся. Но нам следует поторопиться. Мне нужно доставить тебя к отцу и матери. Они будут ждать тебя у второй фидентской переправы неделю. А если мы не успеем, встреча будет перенесена в крепость Ос. Без тебя ни отец, ни мать не двинутся дальше. Если ты задержишься – Ос станет столицей Лаписа на все дни, что тебя не будет. Вместо самого Лаписа. Отсюда до переправы даже напрямую две с половиной сотни лиг. До крепости Ос – три сотни. Без обоза и приключений – не меньше пяти дней пути. Или семи, если сразу отправляться в крепость Ос. В Ос отец приказал вести тебя по фидентскому берегу, а не по ардуусскому, еще не меньше двух дней. Так?

– Так, – кивнула Кама и посмотрела на побледневшую Фламму.

– С нами огненная, – вздохнул Сор. – Ей нужно на север. Отсюда до Тиморской переправы лиг сто пятьдесят. Мы могли бы найти ей надежную компанию там, но погоня прошла туда. И если где и будут ее искать, то прежде всего там.

– А где меня не будут искать? – чуть сиплым голосом спросила Фламма.

– Думаю, на второй дороге, – прищурился Сор. – На Аббуту. В сорока лигах от Аббуту, с этой стороны реки, стоит дозорная крепость Манус. Единственная крепость и единственный дозор Бэдгалдингира с этой стороны гор. Там можно найти надежных попутчиков.

– Насколько надежных? – нахмурилась Кама.

– Настолько, чтобы выполнить порученную им работу за деньги и за страх, при мысли, что будет, если свирепому дакиту придет в голову расправиться с ними за недостаточное усердие, – улыбнулся Сор.

– Деньги у меня есть! – вытаращила глаза Фламма.

– Свирепый дакит тоже имеется, – прищурился Сор. – Но до Мануса по прямой двести лиг. С учетом, что мы не в степи, лошадок разогнать не сможем, вдобавок будем вынуждены таиться, пять дней пути туда, пять дней обратно. Фидентская переправа отпадает. Королевской семье Лаписа придется ждать дочь в крепости Ос лишних десять дней. Конечно, если мы сразу найдем попутчиков для Фламмы.

– Кама? – растерянно посмотрела на подругу Фламма.

– Я поняла, – Кама с гримасой потерла ногу, обернулась, посмотрела на лошадей, все-таки хороших лошадок сумел привести Сор, взглянула на кольчугу, вот ведь тяжесть, а на вид так легка, и наконец выпалила: – Сор Сойга! Я, принцесса Камаена Тотум, приказываю тебе доставить принцессу Фламму к границам Тимора и передать ее достойным спутникам. Ну, – Кама шмыгнула носом, – потом уже доставить меня в крепость Ос.

– Именно это я и хотел услышать, – склонил голову Сор. – А теперь спать. Ночь будет бессонной.

– Ты как? – прошептала Кама на ухо Фламме прежний вопрос, когда та замерла, закутавшись в одеяло.

– Коплю еще, – ответила та и добавила через пару секунд: – Чтобы уж реветь, так реветь.

Они вышли еще засветло. Покинули гостеприимную пещеру, миновали ущелье, выбрались к основанию башен. Увалы порадовали подсыхающим дерном. Запад испугал солнцем. Оно садилось во тьму, поднявшуюся над Светлой Пустошью, и казалось огнем свечи, который срывается с фитиля лампы за покрытым копотью стеклом. Сор даже придержал коня и долго прислушивался к стоявшему на западе сумраку, в котором, как показалось и Каме, кто-то протяжно и страшно стонал. Но солнце село, и тьма над Пустошью смешалась с обычной тьмой. Сор приказал держаться за ним и направил коня на север. Каждые пол-лиги он придерживал его и прислушивался к ночи. Но никто, кроме трех всадников, не нарушал тишину. Над головами путников сияло звездное небо, но левей, к западу, над Светлой Пустошью небо оставалось черным. И на востоке, за вершинами Митуту, небо тоже показалось Каме слишком черным. В какое-то мгновение ей почудилось, что чернота подступает с двух сторон, а между крыльями мрака по звездному мосту скачут трое героев, пока еще не представляя, какие испытания их ждут.

В середине ночи небо заволокло тучами, тьма сомкнулась и пошел дождь. Фламма, которая и так вполголоса сокрушалась, что не видит ни демона и полагается только на Сора и чутье собственной лошади, продрогла и теперь стучала зубами. Но Сор и не думал останавливаться, даже когда они оказались у перекрестка с часовней угодников, дверь с которой, впрочем, давно уже была сорвана. Хоженая дорога от нее шла на север, нехоженая на северо-запад. Сор повернул на нехоженую, и когда Каме начало казаться, что пропитавшая ее вода обращается в лед, дакит все-таки что-то узрел в темноте и снова свернул в сторону. После того, как по ее лицу дважды проехались колючие еловые ветви, Кама с удивлением поняла, что вокруг не кочковатое болото, а лес, хотя под копытами коня продолжалось чавканье. Затем чавканье сменилось шумом воды, все-таки запахло болотом, стало тише, хотя звук от шагов лошадей остался, но он словно разносился иначе. Вскоре Каме вовсе показалось, что они в какой-то пещере, еще через секунду – что вновь под открытым небом, затем прошли еще полчаса плеска воды, и наконец Сор остановил лошадь и после минутного прослушивания темноты объявил:

– Сейчас будет костер и отдых. Сегодня все завершилось как нельзя лучше.

– Костер и отдых? – недоуменно оглянулась Кама. Она даже Фламму не видела и угадывала ее только по стуку зубов.

– Точно.

Кама услышала, что Сор спрыгнул с лошади, но словно не на песок, не в грязь, а перелез на дерево или ограду.

– Приучайся если уж и не видеть в темноте, то хотя бы чувствовать. Мы свернули с тропы вправо, дошли до ручья, по нему вернулись к тропе и пересекли ее под старым бревенчатым мостом, потому как дорога в этом месте пересекает глубокий овраг. Но овраг только кажется заросшим, на его дне чистый песок и ручей. И вот еще пара лиг, и мы на стоянке дозоров. Впрочем, я говорю о старых дозорах, нынешние, судя по запахам, о ней и знать не знают.

И словно в подтверждение слов дакита, щелкнуло огниво, в ладонях Сора затлел огонек, затем ожил, зашевелился, лизнул поданный ему корм, полез по завиткам коры и вскоре превратился в маленький костерок. Осветил устроенный у крутого склона оврага полудом. На четырех огромных валунах – бревенчатый настил, на нем – опять на камнях – костер. Выше – навес, крытый широкими пластами коры. Между навесом и настилом все, что надо усталому путнику – дрова, сено, лежаки, закопченный котел, и даже две глинки – одна с диким медом, другая с солью. Но все старое, покрытое паутиной, пылью, залепленное прошлогодними листьями.

– Дальше к северу таких стоянок не будет, – предупредил Сор.

– Лучше бы я умерла в Ардуусе, – простучала зубами Фламма, стягивая мокрую одежду и нисколько не беспокоясь о собственной наготе. – Я бы сейчас съела чего-нибудь горячего и выпила чего-нибудь крепкого.

– Сейчас, – усмехнулся Сор, подхватывая уздцы лошади Фламмы. – Но сначала я все-таки займусь лошадьми, а то придется нам до Мануса топать пешком.

Вскоре и Фламма, и Кама сидели у костра, укутанные в теплые сухие одеяла, которые отыскались в подсумках Сора, ели вкусную дакитскую кашу и запивали ее разведенным водой с медом тиморским квачем. Фламма, все-таки вспомнившая о неловкости, с помощью квача почти справилась с нею:

– Сор! А скажи мне, правда ли, что ты в родственных связях с королевой Лаписа?

– Как сказать… – Сор отхлебнул глоток напитка, шумно выдохнул, потом кивнул. – Очень давно, четыре поколения назад, у одного дакита из Униглагских гор родились два сына. Обоих он отправил в далекую западную страну, которая называлась сначала Фаонтс, а потом Даккитой. Отправил учиться воинскому ремеслу, потому как там собирались лучшие мастера. Сыновья подросли и решили остаться в Фаонтсе. Один из них влюбился в дакитку, с которой и соединил свою судьбу. Вот так я и появился на свет. А второй влюбился в лаэтку. И она, не морщись, Фламма, ответила ему взаимностью. Так случается. У них родился сын, а еще через десять лет – девочка. Мои двоюродный брат и двоюродная сестра.

– Фискелла! – воскликнула Фламма. – Королева Фискелла!

– Нет! – рассмеялся Сор. – Другая девочка. Эта девочка росла, росла, а когда выросла, влюбилась в высокого парня. Высокого и сильного. Только он, единственный из ее сверстников, был сильнее ее. Она и стала его женой. Оказалось, что один его дед был этлу, а это великая редкость, потому как этлу живут замкнуто. Но этот этлу был потомком королей Фаонтса. Вот у них и родилась Фискелла. Так что она моя племянница.

– А правда, что в крови у Патины Тотум течет кровь рефаимов? – вытаращила глаза Фламма. – Однажды она была в Ардуусе, так она на голову выше даже моего отца! Почти как дочь Флавуса Белуа – Субула!

– Патина Тотум очень серьезная женщина, – нахмурил брови, подмигнув Каме, Сор. – Уж точно серьезнее дочери короля Эбаббара. Но, насколько я знаю, рефаимы почти никогда не создают семей с простыми людьми. Дети, которые у них рождаются, не могут иметь собственных детей. Да и сами рефаимы редко имеют больше двух детей. Поэтому рефаимов мало. Но они выше этлу. Хотя и медлительны.

– А еще! – торопилась все узнать Фламма. – Вот Кама очень красивая. Ты, подруга, уши заткни пока, заткни. Я когда ее первый раз увидела, еще маленькой, у меня дух захватило от ее красоты. И даже теперь я на нее смотреть не могу, словно от солнца зажмуриваюсь. Но ведь она чуть-чуть дакитка. Скулы, разрез глаз, все от дакита, а сама не дакитка. Почему, когда дакит берет в жены человека или человек берет в жены дакитку, я слышала, бывает такое, всегда рождается человек?

– Не знаю, – задумался Сор. – Могу только рассказать тебе древнее предание.

– Рассказывай! – воскликнула Фламма.

– Рассказывай! – попросила Кама. – Я слышала его множество раз, но с радостью услышу еще.

– Хорошо, – прикрыл глаза Сор. – Только не с самого начала. Нужно отдохнуть, у нас долгий путь. Поэтому коротко и только о дакитской крови. Или о дакитской крови и еще чуть-чуть. Сейчас…

Дакит подобрал под себя ноги, выпрямился, положил ладони на колени, чуть-чуть запрокинул голову назад, потом выдохнул и заговорил:

– Ни этлу, ни даку, ни дакиты, ни виры, а именно атеры, лаэты и руфы – не дети этой земли. Каламы – дети, тирсены – дети. Араманы – дети! Даже свеи, анты, венты, иури, дины и прочие – все они дети этой земли, а мы нет.

– Сор, – прошептала Кама. – Скажи.

– Да, – не открывая глаз, улыбнулся Сор. – На этом месте предания маленькая Камаена Тотум всегда спрашивала, почему же, если виры не дети этой земли, а какие-нибудь араманы – дети этой земли, почему же они могут создавать семьи и рожать детей?

– Да! – воскликнула Фламма. – Почему?

– Не знаю, – рассмеялся Сор. – Ты хочешь, чтобы я объяснил причуды творения? Объяснил загадку творца, у которого даже нет отдельного храма, только маленький зиккурат в Бараггале? А ведь это он создал и Землю, и Солнце, и Луну, и множество других земель, и людей, и богов, и даже гнусных мурсов! А ты знаешь, что от союза демона и человека тоже может родиться ребенок?

– Например! – оторопела Фламма.

– У меня нет таких примеров, – пожал плечами Сор. – Но я слышал о бродягах, которые ходили по земле столетиями. О колдунах, над которыми была не властна старость. Если ребенок дакита обретает его гибкость, быстроту и долголетие. Если ребенок этлу обретает его силу. То почему ребенок демона не может обрести его вечность? Или хотя бы ее часть?

Тишина воцарилась в овраге. Только костер потрескивал чуть слышно. Да лошади всхрапывали у сена.

– Те, кто способен славить творца, те, кто считает себя его детьми, даже тот же Энки, как семена, – продолжил Сор. – Творец разбрасывал их по разным землям, и нет ничего удивительного, что в разных землях расцветают похожие цветы. И даже могут опылять друг друга.

– А как же рефаимы? – воскликнула Фламма.

– А никак, – развел руками Сор. – У дикой кошки и волка тоже не бывает ни щенков, ни котят, тебя это не удивляет?

– Нет, – растерянно пожала плечами Фламма.

– А то, что от осла и лошади рождается мул, который не может иметь жеребят, тоже? – продолжил Сор.

– Лучше вернемся к преданию, – взъерошила рыжие волосы Фламма.

– Вернемся, – снова закрыл глаза Сор. – Очень давно в черном небе, которое обретает свой подлинный цвет только ночью, летел огромный железный дом. Он был так велик, что от одной его стены до другой можно было идти несколько дней. В этом доме летело и жило множество людей, которые искали новую землю после того, как их земля… испортилась.

– Как так испортилась? – не поняла Фламма.

– Как Светлая Пустошь, – сказал Сор. – Но не страшным пятном, а вся. Когда жить в ней стало невозможно, все, кто уцелел, сели в огромный дом и улетели.

– А откуда он взялся? – не унималась Фламма.

– Ну… – задумался Сор. – Я не могу тебе рассказать эту историю с самого начала. Во-первых, я и сам хотел бы ее услышать. Во-вторых, я пересказываю то, что слышал от других. Так что просто слушай. Об огромном доме, впрочем, скажу. Считай его… огромной баркой. Ну, представь, что бывают барки, которые могут летать по небу.

– Ага, – расширила глаза Фламма.

– Ну и вот, такую барку или такой дом пригнали в ту землю семь демонов. Или семь ангелов. То есть тех же демонов, но…

– Но с белыми крыльями, – подала голос Кама. – Это сказка, Фламма. Дома не летают! И барки по небу не плавают. Во что бы их гребцы окунали весла?

– Конечно, сказка, – согласился Сор. – Тем более что у демонов не бывает крыльев. Они им не нужны. Если только попугать кого. Да и то… И так, в железном доме летели люди, семь демонов, запасы семян и кое-какие звери, которых демоны выловили на этой же испорченной земле, потому что в новой земле, которую они обещали найти людям, зверья и растений могло не оказаться вовсе. Но был в этом доме среди людей один, который ничем не выделялся, но все же казался особенным. Почему-то его все любили. Он называл себя Одиумом. И вот этот Одиум, в силу ли своего ума, или потому что он тоже был демоном или даже богом, который притворялся человеком, постепенно взял власть в том доме. Очаровал или подчинил себе демонов. Ослепил своим величием людей. И стал править и людьми, и демонами. И восседая на высоком троне, который был окружен множеством огней и светящихся узоров, он стал готовиться к тому, что завоюет ту землю, в которую прилетит этот дом. Что ему было нужно для этого?

– Войско! – выдохнула Фламма.

– Наверное, – согласился Сор. – Но у него были только люди. И он стал думать, как сделать из них войско. Для начала он их разделил. В одних комнатах поселил тех, у кого были черные волосы, в других тех – у кого светлые, в третьих тех, у кого рыжие. И назвал их атерами, лаэтами и руфами. И закрыл друг от друга. Потом взял тех, кого отобрал и среди светлых, и среди черных, и среди рыжих. И тем, которые были и так сильны от природы, он влил кровь семи демонов. И из них получились этлу.

– Сильные, но добрые! – воскликнула Фламма. – Поэтому они и закрылись в своем царстве Бланс, что все пользуются их добротой! Что же получается, эти семь злых демонов были добрыми?

– Разве я сказал, что они были злыми? – удивился Сор. – Если уж они привели к той испорченной земле свой огромный дом, то никак не были злыми. А уж что с ними стало… Но продолжим. Остальных отобранных людей Одиум усыпил. И каждому влил четыре капли своей крови. И они превратились в даку.

– Даку страшные, – прошептала Фламма.

– Очень красивые! – не согласилась Кама.

– Убийственно красивые, – прошептал Сор. – Царственно страшные. Совершенные. Почти как демоны. Но у каждого – четыре капли крови Одиума. Если семью создают два даку, то у каждого их ребенка будет четыре капли поганой крови. И все они будут даку. Если даку берет в жены человека – то у них рождаются дакиты. И у каждого будет две капли поганой крови. В семье даку и дакита – у каждого будет две капли поганой крови. В семье дакитов – у каждого будет две капли поганой крови. И у их детей будет две капли поганой крови. И никогда в семье дакитов не родится даку. В семье дакита и человека рождаются только люди. И сколько бы детей ни было – у каждого будет одна капля поганой крови. Но это будут только люди. Люди, в которых есть одна капля поганой крови, рожают только людей. И у некоторых их детей будет капля поганой крови, у некоторых нет.

– Игнис и Кама, – прошептала Фламма.

– Игнис и Кама, – согласился Сор. – Прибавь еще силу этлу. Она досталась обоим, что редкость. Сила или рост этлу передаются, как цвет волос. Могут передаться, а могут и нет.

– И это все? – разочарованно спросила Фламма.

– Фламма, – поморщилась Кама. – Неужели тебе не рассказывали эти сказки?

– Нет, – вздохнула Фламма. – Конечно, я слышала что-то. О том, что в небе показались семь звезд. И что звезды полетели в разные стороны и сожгли древние города, в которых жили боги. И Бараггал в том числе. А бледная большая звезда упала на севере, и мир перевернулся и на тысячу лет покрылся льдом. А потом все началось снова…

– А потом все началось снова, – прошептал Сор, снова закрыв глаза. – Но там, между долиной Миам и Нуам. На востоке, который для этой земли тысячи лет назад был севером. В мертвой пустыне, которая тысячи лет назад была морем. Там есть впадина. Вмятина в земле, внутри которой могло бы поместиться целое королевство. Она называется Мерифри. В ее центре есть город, который многие считают мертвым. Его имя Иалпиргах. В этом городе имеется храм. Он построен среди стальных холмов и ущелий. И эти холмы и ущелья – это останки железного дома, который прилетел на эту землю. А Храм называется Храмом Света.

– Почему? – прошептала Фламма.

– Потому что на земле этого Одиума стали звать Лучезарным! – зевнула Кама. – Отстань от Сора, ты что, не видишь, он уснул! Фламма, это сказки для маленьких!

– Как хорошо быть маленькой, – прошептала Фламма, глядя на Сора, который и вправду как будто уснул сидя. – И как жаль, что мне все это не рассказывали.

– Еще расскажут, – вытянулась на куче старого лапника Кама. – Там еще много чего есть.

– Но почему же, если он был таким мудрым и всесильным, этот Лучезарный, почему же он сотворил такое? – Фламма махнула рукой в сторону Светлой Пустоши. – Или правда то, что я слышала от Софуса, будто эту гадость не Лучезарный сладил, а Энки? И что глупо винить убитую у порога кошку за то, что порог воняет дохлятиной? Винить надо того, кто ее убил.

– Ты думаешь, что говоришь? – зло подняла голову Кама. – Какую кошку? Ту, которая сама шла убивать хозяина дома? А знаешь, что мне рассказывал старый дакит, покойный отец Сора, который уже давно приезжал из Даккиты? Он сказал, что семь демонов-ангелов прилетели на железном доме в ту землю потому, что этот Лучезарный ее уже сожрал. И они спасали тех, кто еще оставался в живых. Но он проник в железный дом, как на чистую собаку проникает одна маленькая беременная блоха и делает эту собаку блохастой. И на эту землю Лучезарный летел, чтобы и ее сожрать. И если бы не Энки…

– Что, если бы не Энки? – спросила Фламма, потому что Кама вдруг замолчала.

Кама не ответила. Вместо ответа послышалось ее усталое сопенье. Спал сидя Сор. Всхрапывали лошади. Шуршал по навесу легкий дождь.

– Непонятно, – поежилась Фламма, подбрасывая хворост в костер. – Так сказка это или не сказка? И если сказка, то что за Светлая Пустошь тут совсем рядом? Тоже сказка?