Буря продлилась не один день, а три. Ветер ревел так, что заглушал голос, и при внезапном желании сказать кому-нибудь что-то пришлось бы кричать в ухо. Волны вздымались так высоко, что горизонт сужался до расчерченного молниями пятна черного неба над самым кораблем. Океан даже не забавлялся хрупкой посудинкой, он не замечал ее, шевелился, переворачивался и в каждое мгновение мог раздавить, как высохшую шкурку стрекозы. Паруса были сняты загодя, все, что могло унести море, закреплено, все крышки, люки и отдушины – задраены, и все-таки «Белый» скрипел и разваливался. И развалился бы, несмотря на то что все три дня капитан Моллис, опускаясь от усталости в забытье, стоял, привязав сам себя к штурвалу. И развалился бы, несмотря на то что Игнис не оставил капитана, хотя вся команда, почти вывернутая наизнанку, стонала в трюме. Правда, Шупа унес Шиару, когда мальчишку едва не смыло волной в самом начале бури, но что мог сделать мальчишка? Но корабль не развалился, потому что рядом с Моллисом и Игнисом все три дня провела Бетула. В самом начале бури, когда ветер еще только примеривался к черным волнам, девчонка села у главной мачты и стала приматывать себя к ней поперек туловища раздобытой где-то веревкой.

– Ты что задумала?! – заорал еще бодрый в первые часы ненастья капитан.

– Хочу спасти твою шкуру, – вымолвила она так спокойно, что и Игнис, и Моллис поняли – девчонка не шутит. – К тому же, кажется, ураганчик будет чуть сильнее, чем я предполагала, а у меня все еще есть виды и на твой платок, капитан, и на новое платье.

И тут ветер навалился с полной силой, и главная мачта заскрипела так, как скрипят в старых лесах древние деревья перед тем, как расколоться и рухнуть в сырой мох.

– И что же ты собираешься делать?! – заорал Моллис, заорал так, как орут только очень смелые люди, которым приходится скрывать овладевший ими страх.

– Держать твой корабль, – ответила ему Бетула. – Не бойся, я не выхвачу из твоих рук штурвал. Я буду держать твой корабль целиком. Ведь он деревянный? Тогда это мое дело! И мне не привыкать ходить под себя. Что такое два-три дня? Ерунда. К тому же здесь чисто, море и умывает, и подмывает! Не так ли? А когда захочется облегчиться тебе, Моллис, я отвернусь. Обещаю!

И началось…

Может быть, Бетула говорила что-то еще, разобрать нельзя было ни слова. Даже то, что орал, а потом хрипел Моллис, нельзя было разобрать. Хотя что там было разбирать? Капитан орал от боли, когда было больно его кораблю, то есть орал почти безостановочно. Орал, когда переломился руль. Орал, когда заскрипела сначала первая мачта, а потом главная. Орал, когда начала трескаться обшивка судна и вода хлынула через щели в трюм. Хрипел, когда обрушилась часть кормовой надстройки. Орал, порой захлебываясь от перекатывающихся через капитанский мостик валов. Но руль, который обломился, продолжал удерживать волну. И передняя, и главная мачты так и не упали, хотя и скрипели нещадно. И вода перестала поступать в трюм, Игнис спускался к течи, и сам нашел там вместо воды какую-то жирную зеленую траву, и увидел вместо разошедшихся досок потеки смолы на стыках. И корма не рухнула окончательно, хотя и не держалась вовсе. А Бетула сидела, упершись пальцами в палубу, и только открывала рот, как выброшенная на берег рыба. И принц носил и носил ей воду, и она пила, а когда он смотрел на ее руки, ему казалось, что пальцы девушки стали корнями и вросли в палубу…

…Ураган закончился ранним утром четвертого дня. Завершился внезапно Вроде бы и буря еще неистовствовала, но ветер уже не шумел, только черные волны, которые светлели на глазах, продолжали раскачивать горизонт, а потом и они успокоились. И наступили тишина и покой. Лишь легкий ветерок продолжал тянуть мягко, но настойчиво. Тянуть туда, куда нужно. С юго-запада на северо-восток.

Команда вывалилась на палубу, начала расползаться по местам, ставить паруса, и не прошло и часа, как «Белый» уже летел над легкой зябью, и Шупа прилаживал к плечу хитрое устройство и направлял его на пробившееся сквозь облака солнце. И капитан Моллис осторожно открывал трюм, чтобы увидеть страшное или совсем наоборот. А Игнис сидел напротив Бетулы, распускал узлы на ее животе и одновременно пытался все еще напоить ее пресной водой. А она пила, следила за его пальцами, хихикала, когда он касался ее ребер, жмурилась, заостряя нос и превращая глаза в пучки стрелок.

– Ты думаешь, что она тебя помнит?

– О ком ты? – не мог понять Игнис.

Веревки на ее теле опали, но туловище оказалось перетянутым несколькими плетями лиан, хотя пальцы не вросли в палубу, нет. Но корни вокруг главной мачты горбились. И смола стекала по ней. Какой-то моряк на снастях уже поминал демонов, вывозившись в смоле. Игнис достал нож.

– Нет, – она прикоснулась ладонями к древесным петлям, и те ослабли и уползли.

– О чем ты? – повторил Игнис.

– О девочке, – она положила руку ему на руку, закрыла глаза, подняла лицо к небу. – Ее зовут… Ина? Гина? Регина? Она близка мне по крови… Прайдка по матери. Ведь так? Даже дочь королевы! Королевы Раппу? Ты не можешь выкинуть ее из головы… Нет, ты не пытаешься выкинуть ее. Как будто не думаешь о ней, но думаешь постоянно. Она живет в тебе. И если не дает о себе знать, ты забываешь о ней. Снаружи забываешь, а внутри думаешь только о ней… Думаешь, она любит тебя?

– У меня не было возможности спросить, – прохрипел Игнис. – Я хотел… собирался… но…

– Но провалился в топь… – наклонилась вперед Бетула.

– В топь? – не понял Игнис.

– В грязную, мертвую, вонючую топь, – прошелестела Бетула. – Сам ее накопил, придумал и провалился…

– Наверное, – пожал плечами Игнис. – Но… я справился.

– Может быть, – кивнула Бетула. – Но пока ты жив, не зарекайся. Ты будешь счищать эту грязь с себя всю жизнь, и тогда, когда даже запаха ее не останется. Это навсегда. И она захватит тебя, если ты остановишься хоть на день.

– Пусть, – согласился Игнис. – Буду счищать.

– Попробовал бы ты не согласиться, – хихикнула Бетула.

– Что это? – посеревший Моллис забрался на мостик и замер у корней, которые, как только теперь понял Игнис, не мачта выпустила из себя, а вырастил сам корабль, чтобы оплести и удержать мачту.

– Это корни, – предположил Игнис. – Или древесная лиана.

– И на передней мачте, – чуть ли не со слезой простонал Моллис. – И корма наполовину сплетена из таких корней, и руль! И доски, это главное, доски! Они целые!

– Целые? – не понял Игнис.

– Они срослись! – прохрипел Моллис. – Мои борта теперь – это две огромных, пусть и тонких доски! Одна справа, другая слева! Они соединены так, что этот корабль может не только плавать, он может воду перевозить! Ее можно просто наливать в трюм! И шпангоуты все в узлах! Они как руки! Что ты сделала с «Белым», девочка?

– Я оживила его, – зажмурилась Бетула. – Теперь он не просто сооружение из мертвых досок и бревен. Он живой. Он теплый, и он дышит. И все понимает. И любит тебя, капитан. И твоих моряков. И будет хранить тебе верность, пока ты будешь хранить ее. Только сберегай его от огня и чужих топоров. Тогда он сам станет затягивать свои раны и сам станет искать нужную тебе волну. Лишь одним я тебя огорчу. Никакая мерзость не задержится на твоем корабле. И даже если ты захочешь перевезти на нем поганого пленника, он задохнется. Увы!

– Вот уж никогда не собирался возить на своем корабле поганых пленников, – недоуменно почесал кудрявый затылок Моллис. – Но как же так… Как ходить по этой палубе, помня, что она живая? Мне что, теперь нужно договариваться с кораблем? Я что, теперь уже не капитан его, а приятель?

– А разве капитан не может быть приятелем? – рассмеялась Бетула. – И почему приятелем? Другом! От тебя ничего не требуется, кроме твоей любви. Все остальное – прежнее. И посмотри, ни один из твоих моряков не мучается головной болью, значит, у тебя хорошая команда.

– Капитан! – взобрался на мостик изумленный Шупа. – Мы вовсе не там, где я думал.

– И где же мы? – не понял Моллис. – Вот я вижу на горизонте на востоке полосу берега. Определенно это горы Абанаскуппату! Насколько севернее Пилея нас унесло за эти три дня? На сто лиг? На двести?

– На две тысячи, – срывающимся голосом сообщил Шупа. – Мы на траверзе Ашамшу. Это горы Абанаскуппату, но это чекерский берег.

– О боги! Разве такое возможно? – выпучил глаза Моллис.

– Я не моряк, – заметил Игнис, – но скажи откровенно, капитан, а возможно выдержать вот такой шторм, какой выдержали мы?

– Никогда, – покосился на продолжающую сидеть у мачты Бетулу Моллис. – Нас бы раздавило уже в первый час. Но я не знаю, что было бы лучше для нас – погибнуть три дня назад или оказаться между Карией и Шкианой. Здесь когда-то Син освободил меня! Здесь и теперь сходятся морские пути самых отъявленных работорговцев! Я рассчитывал оказаться здесь позже, когда свеи уберутся на зимние стойбища!

– Успокойся, капитан, – потянулась Бетула. – Право, мне жаль несчастных рабов, но думаю, что на ближайшие дни, если не недели, это море очищено от работорговцев. Даже от тех, чьи корабли стояли у берега. Ну, разве только они прятались в глубоких фиордах. Но и они пострадали и не скоро придут в себя.

– Что это такое, чекерский берег? – спросил Игнис, вглядываясь в гористый горизонт. – Ведь берег, на котором Кария и Шкиана с противоположной стороны?

– Да, – буркнул Моллис. – Его не видно отсюда. Но чекерский берег ничем нас не обрадует тоже. Чекеры ленивее данаев, они никогда не возводили свои башни у каждой бухточки. Да и берег тут голый, безжизненный. Тысяча лиг голых безжизненных скал и всего один порт-крепость Ашамшу. Но поднимись на пяток лиг в горы, и ты столкнешься с дикими прайдскими племенами, хотя сами прайдские королевства севернее. А эти дикари не подчиняются никому!

– Они такие же дикари, как ты, капитан, – заметила Бетула и, наконец, стала подниматься на ноги. – Последние годы я находила приют именно у них. Но мою деревню сожгли. Думаю, что убили всех.

Она помрачнела и как будто завяла на глазах.

– И ты с твоей силой не могла противостоять работорговцам? – удивился Игнис.

– С моей силой? – не поняла Бетула. – Что может сделать площадный певец, если ему заткнут рот? Как он покажет силу своего голоса? Этими работорговцами правил тот человек с волчьей головой. Когда он был жив, он наводил ужас. До тех пор пока ужас не стал наводить его корабль. Этот воин пробрался в нашу деревню незамеченным, отыскал меня и оглушил. Я пришла в себя в клетке. Уже там я услышала похвальбу негодяев о том, что они учинили в моей деревне. Прочее вы знаете.

– Вот уж никогда не подумал, что даку служат степнякам! – крякнул Моллис. – Обычно они приходили с севера.

– Не знаю, – нахмурилась Бетула. – Мне показалось, что степняки служат даку. И таких, как мой похититель, в степи немало. Они говорили и об этом…

– Мой корабль, к счастью, в море, а не в степи, – заметил Моллис. – Вот только команды у меня нет. А в этих краях она нужнее, чем где бы то ни было.

– Не волнуйся, – успокоил капитана Игнис. – Я рвусь домой, но слово сдержу. Пока твоя команда не будет полна, я тебя не оставлю. Тем более что тот путь, о котором ты говорил, – граница между землями Монтануса и чекеров лиг на триста севернее. Ведь так?

– Зачем так далеко забирать к северу? – удивилась Бетула. – Тем более что королевские прайды заносчивы, недоверчивы и злы. Свеи и венты вынуждают их строить высокие башни и спать с мечами под боком. Их жрецы ни на час не выходят из священных рощ. Между тем дорога на восток есть и в окрестностях Ашамшу. И я знаю ее. Это мои места. Пусть и недолго, но я жила здесь. А за перевалом Галата. Там не убивают путников и не скручивают в рабство каждого незнакомца. Я готова показать этот путь.

– А ведь ты хотел избавиться от женщины на корабле! – оживился Игнис. – А мне нужно домой. Очень нужно.

– А команда? – вскричал Моллис.

– Капитан, – подал голос Шупа. – Ты же говорил как-то, что уже бывал в Ашамшу?

– И что? – выпучил глаза Моллис. – Там не торгуют рабами, чекеры не чужды разбою, но их вера не позволяет рабства, хотя они легко перепоручают грязное дело своим друзьям. Но в Ашамшу нет рынка рабов! Случалось, его устраивали прямо на галерах в море, но не в городе. А если бы и был? Я бы купил себе команду, но у меня нет на это монет и времени, чтобы испытать каждого. Да и не таким путем я собирал ее до сего дня.

– Там рынок моряков, – напомнил Шупа. – Ашамшу – вольный чекерский город. Да, рабства там нет, но там есть женщины, вино, колдовские травы, огромный рынок краденого, драгоценные камни, золото. Там тысячи моряков, которые спустили прежние заработки и готовы к следующим. Нужно только выбрать подходящих.

– Выбрать подходящих? – оторопел Моллис. – Среди убийц, насильников, воров и негодяев?

– Но ведь не все они такие? – сдвинул брови Шупа.

– И где то сито, которым я буду намывать золотой песок в вонючей и грязной реке? – заорал Моллис.

– Твой корабль, – сказал Игнис.

– Твой корабль! – просиял Шупа.

– Люби его, – улыбнулась Бетула.

…Именно пристань Ашамшу – города, который расположился на этом месте только из-за глубокой, защищенной скалами от буйства моря бухты и взбирался серыми коробками угрюмых домов на крутой берег, словно пытался оторваться от грязной пристани и убежать в более благословенные края, подтвердила, что «Белому» несказанно повезло или с капитаном, или с худой и нескладной попутчицей, или еще с чем-то. У пристани не было не только ни одного целого судна, вовсе не было никакого, хотя из воды торчали мачты и несколько ладей и даже данайских галер грудами обломков лежали на берегу между такими же разбитыми сараями. Да и в самом городе, судя по сорванным крышам и размытым селями улицам, эти три дня отметились не только шумом дождя и завыванием ветра. Но даже в окружении этого ужаса на двух башнях, охранявших вход в бухту Ашамшу, продолжали стоять чекерские мытари, а у самой пристани, среди недавнего разорения, шумел обычный базар. Мытари, впрочем, были разочарованы пустотой трюма «Белого», хотя тут же сочли зеленую траву, бултыхающуюся на его дне, дорогущей ханейской морской капустой, которую можно и есть, и применять как снадобье при лихорадке и цинге, и даже откармливать ею скот, который, судя по взысканному мытарями побору, неминуемо должен был покрыться после такой кормежки золотым руном. Однако уже на берегу оказалось, что в городе не все ладно с продовольствием, капусту торговцы из трюма выгребли, и если не принесли барыша Моллису, то уж точно вернули нежданно потраченные на мытарей монеты.

Капитан, который слегка успокоился, на время, пока Шиару сладит с пополнением запасов пресной воды, отправился прогуляться по городу, но о наборе команды говорить пока запретил. И его можно было понять: едва «Белый» бросил якорь, как на пристань высыпала толпа моряков, напоминающих скорее бродяг. Моллис над ними возвышался, как сторожевая башня над глиняным плетнем, а когда вернулся через час, оглушенный криком торговцев, то с досадой заметил, что не то что команду невозможно набрать из этого сброда, но даже гребцов на пару лодок, чтобы дерьмо вывозить в открытое море. Хотят наняться все, на берегу полтысячи человек, подходят еще, но половина из них либо готова дать палец под отруб, чтобы только выбраться из Ашамшу, либо ничего не смыслит в морском деле. А прочие либо горазды перерезать всю команду и захватить судно, либо ни на что не способны, потому как пропитаны местным вонючим пойлом или дымом до судорог.

– Заберут их, – досадовал Моллис. – И без меня заберут. Даже если поганые пираты не появятся тут в ближайшие месяцы, заберут. Или такие же степняки на корабле, вроде того, что вез Бетулу. Либо свеи. Свеи, правда, связывают доходяг и везут в Шкиану, там большой невольничий рынок, за мелкую монету их скупают вентские князьки, чтобы устраивать маленькие битвы с собственными соседями. А степняки бросают сотню-другую в трюм, запирают без воды и пищи и ждут. Через неделю-другую открывают, смотрят, кто перегрыз глотку другому, напитался человечиной и кровью, и опять закрывают. Пока не останется десяток или два. Вот этих уже везут, чтобы влить в свои самые страшные и черные сотни. Но мне не нужны те, кто готов грызть чужие глотки! Как тут выбрать?

– И они уже знают о наборе? – сдвинул брови Игнис.

– А то не видишь? – сплюнул Моллис. – Вон! Прыгают, ждут! Я сказал по дурости, что проверять буду всех, пока не найду нужных, но нужны мне только два с половиной десятка моряков. Честных моряков. Чистых и работящих. Способных держать в руках оружие, но без гнили в груди. Закашлялись сразу, как будто я о хворной гнили заикнулся. Хотя есть там несколько лиц, есть. Но не моряки. Уже готов брать кого попало, лишь бы на мерзавцев не напороться. Ладно, если что – средство от морской качки найдется. А как известно, самое лучше средство – качка без перерыва. Или привыкнешь, или сдохнешь. Ладно, красавица? Ты где там? Вот тебе платок с моей шеи. Вот платье, взял на рынке за пару серебряных монет. А вот эта одежка на каждый день. И спутнику твоему тоже кое-что взял. Не отпускать же вас как оборванцев.

– Счастья твоему кораблю, черный капитан! – повисла на шее у Моллиса Бетула и разве только не облизала ему щеки.

– Цыц, костлявая! – вытаращил он глаза. – Только переодеваться на палубе не вздумай, а то точно придется идти в бордель, чтобы воспоминания на мягкое да живое переиначить.

– Все-таки отпускаешь? – спросил Игнис, когда Бетула умчалась в рубку. – Команду-то еще не набрал.

– Надо отпускать, – признался Моллис. – И девку надо убрать с корабля, хоть и благодарен я ей, да и что тебя держать? Вот два ярлыка, выправил у мытарей. С ними хоть до Самсума, хоть куда. Побудешь немного чекером, ничего страшного. На палубе ты подзагорел, до нилота тебе далеко, а до чекера в самый раз. Только волосы не подрезай, завяжи хвост сзади лентой или косу, смотри сам. Не отличишь. Как тебе чекерское имя Асаш? Ну и что, что ты чекерского не знаешь, я вот скоро нилотский забуду. Родители твои с острова Сепу, а там ищи-свищи. Вырезали всех чекеров на Сепу давно уже. Там только лигурры да толика иури и ханеев. А ты…

– Я знаю чекерский, – высунула голову из рубки Бетула. – Да и что ярлык… Но спасибо!

– Чем могу, – хлопнул себя по ляжкам Моллис. – И монет отсыплю, на дорогу хватит. И со стражей договорился, проводят до дозора, что на окраине. Иначе ведь на части разорвет эта стая!

– Спасибо, – поклонился капитану Игнис. – Не забуду тебя, Моллис. Надеюсь, свидимся еще. Если что, королевство Лапис примет тебя всегда.

– Не зарекайся, – вздохнул Моллис. – Ты думаешь, откуда тут столько отбросов? Война за горами, пока не захлестнула, но захлестнет. Огромное войско на севере твоей Анкиды. Свеи, венты, анты. Самые крепкие и самые разбойные народы. Ну, если со степняками не мерить. Но когда два пса одного зайца грызут, зайцу их клыки сравнивать не резон.

– Так что же, – нахмурился Игнис, – атерские королевства – зайцы?

– Да хоть кабаны, – сплюнул Моллис. – Не мне разбираться. Но свидеться буду рад. Да ты не спеши пока, рано утром пойдешь. Нечего на себя глаз тянуть. Сейчас начнется развлечение. А вот и Бетула!

– Ну как?

Девчонка закружилась на палубе, и простенькое, белесое платье вздулось колоколом вокруг ее ног.

– Лучше не бывает, – буркнул Моллис, подошел, поправил платок на тонкой шее, – вот, учись вязать морской узел, по нему каждый моряк определит, что ты в море бывала. Ладно, жил бы я на суше, взял бы тебя в дочки. Как подумаю, страшно становится, вот бы у меня в огороде все перло!

– От дождя зависит, – сделала серьезное лицо Бетула. – Жирна ли земля? Не вымораживается ли она за зиму?

– Во как? – удивился Моллис. – А я думал, что все само собой происходит!

– Без семечка – ни ростка, ни стебля, ни листа, ни плода, – пропела Бетула. – Без капли крови – ни радости, ни горести, ни песни, ни слезы.

– Так, значит, – кивнул Моллис, обернулся к борту, под которым стоял в лодке Шиару и рявкнул: – Долго ждать?! Давай! Загружай по десятку, и на борт. И чтоб ни меча, ни ножа, ничего с собой не было! Только предупреди, за вторым десятком пойдешь сразу, а те, кто мне не по нраву будет, вплавь до берега доберутся. Невелика беда, если кто и утонет, не можешь плавать, не суйся. Да тут и всего до пристани две сотни шагов. А вы ребятки, – капитан повернулся к команде, что высыпала на палубу целиком, – оружие в руки, да смотрите, чтобы беды не вышло. Друзей-то среди волков и гадов отыскивать придется.

…Лодка ходила от пристани к кораблю и обратно чуть ли не до темноты, перевозя по десятку за раз. Команда выстроилась вдоль палубы, Шиару запускал из лодки наверх у кормы по одному бедолаге, тот карабкался на борт и отправлялся к носу, где его ждали Моллис, Игнис и Бетула. До них не добирался почти никто. Многих начинало корчить еще на подходе к «Белому», многие сразу отказывались подниматься, а уж тех, кто поднялся, на борту чаще всего скручивало судорогами и заставляло сразу или через десяток шагов прыгать за борт. Дошло до того, что толпа на берегу стала что-то гудеть о колдовстве, на что Моллис рявкнул, что тем, на ком нет невинной крови, тому выворачиваться нечего, но на Бетулу покосился. А что, если и пиратов от «Белого» будет за двести-триста шагов на тошноту проворачивать, как тогда монету зарабатывать?

Купаться хотелось не всем, поэтому толпа на берегу сократилась наполовину, хотя купание продолжалось до темноты. И все же набрать двадцать пять человек удалось. Правда, среди них было с десяток крепких пареньков из галатских и иных загорных краев, которые и море-то увидели впервые в Ашамшу, но и десятка полтора бывалых моряков тоже прибыло. Каждому дошедшему Моллис бросал старый нахоритский меч и предлагал скрестить его с Игнисом. Почти у каждого Игнис выбивал меч за два или три удара, но никого, кто не был способен обучиться фехтованию, не нашел. Правда, Бетула еще сказала свое слово. Посоветовала оставить двоих морячков, которых вывернуло на полпути, но за борт они не спрыгнули. И отказала пятерым крепким, наголо обритым тирсенам, которые и по палубе без дрожи прошли, и против Игниса каждый сумел продержаться почти по минуте.

– Эти двое вымазаны, но нутро у них не испорчено, – прищурилась Бетула. – Не пожалеешь, капитан. Битая собака, если она не забита да умна, полезнее той, что не бита, да дура. А вот этих пятерых отвози на берег в лодке да выстави лучников, чтобы они Шиару горло не перерезали.

– Что ж корабль-то твой нутро их не обнажил? – удивился Моллис.

– А ты думаешь, что корабль будет за тебя паруса ставить, со звездами сверяться, мечом махать против негодяев? – подняла брови Бетула. – Ты чего ищешь в нем? Помощника или раба? Эти пятеро, будь в них хоть что-то от того, что мать им дала при рождении, лопнули бы сейчас от рвоты. Нечему в них выворачиваться, нечему казниться. Они вроде того волчьеголового изнутри. Он ведь тоже не мучился на страшном корабле. Орал от счастья! Выл, как сытый волк, пока стрела его не сразила…

…Так или иначе, а к вечеру двадцать пять молодцев смотрели на два десятка своих будущих братьев, и Моллис, который приглядывался и к тем и к другим, заметно повеселел. Хотя на берегу еще долго слышался гул, а некоторые из отринутых даже пытались забросать судно камнями.

– Не великая надежда на чекерскую стражу, – заметил Игнис, когда Моллис приказал отойти к мытарским башням и удвоил охрану.

– По окраине пройдем, – прищурилась Бетула, которая успела скинуть платье, и теперь в портах, потертых башмаках да куртке еще сильнее была похожа на прайдского мальчишку. – У башни высадимся, по мытарской тропе выйдем к городу, но в город не пойдем. Дорожка-то вон она. Мимо базара, мимо помойки так и выводит к окраинному дозору. Только идти нужно теперь, и не позже. Пока еще в борделях шумят да на улицах дерутся. А стража пусть ждет нас с утра. Я бы не доверяла здешним стражникам. Когда торговать нечем, торгуют всем.

– Хорошо, – поморщился Моллис. – Эх, детка. Будь ты потяжелее и потолще раз в десять, да черной на лицо и задницу, бросил бы я это дело и вернулся в свои края, чтобы слепить с тобой десяток ребятишек. Но колдовать бы тебе запретил!

– А дышать? – наклонила голову Бетула и тут же не удержалась, захихикала тонко и радостно.

– Что скажешь? – забросил на плечо дорожный мешок Игнис, когда тьма закутала бухту и Шиару вместе с Шупой в лодке были готовы оттолкнуться от корабля, чтобы доставить путников к началу их нового пути.

– Ничего, – буркнул Моллис. – Я так раньше Сина спрашивал, когда он уходил: чего скажешь? А он всегда отвечал: а что говорить, если и так видно?

– Жаль его, – вздохнул Игнис. – Когда я был с ним в Тире, он встретил там приятеля, который принес ему слух, что где-то у трех древних храмов за рекой Элену найден осколок одной из упавших звезд. Очень его это известие зацепило. Даже не знаю почему. А ведь я думал, что доплыву с тобой до тех краев.

– Не теперь, – развел руками Моллис. – Это уже у моря Хал, чтобы я туда поплыл, надо такой буре года три бушевать, а так-то лучше голяком раздеться, сырым мясом обвешаться да в волчью стаю на прогулку. Да и что тебе с того осколка? Мало ли их было? Вся-то и разница, что венты на том осколке с ума сошли да одного из своих вождей выше других подняли. А Сина понять можно… Он ведь из тех мест.

– Родился там? – не понял Игнис.

– Нет, – покачал головой Моллис. – Когда глубоко в собственной памяти зарывался, то три горы-храма помнил, сам говорил. И каменного льва с людской рожей – помнил. А глубже ничего, будто и нет ничего глубже. Да только что с тех его воспоминаний? Где он теперь?

– Нам пора, – ущипнула за локоть Игниса Бетула, и принц стал спускаться в лодку.

– Девку береги, – наклонился через борт Моллис. – Если узнаю, что обидел, да встречу – поджарю и съем!

– Непременно! – согласился Игнис.

– Старайся, – перед тем как Шиару оттолкнулся от борта, погладила тиковые доски Бетула.