Глава 4
Гай проследил глазами за ее молниеносным проходом по саду. Юбка «шамбре» стильно отмахала каждый шаг, проделанный дивными ногами. Но, несмотря на осадок в душе, он не смог удержаться от смеха, когда услышал ее ответ в адрес русского.
«Отваливай». Он расхохотался пуще прежнего. Он продолжал смеяться, подходя к бару за новой бутылкой «Хайнекена». Пиво было таким холодным, что зубы обожгло морозом.
– Столько радости, – послышался британский акцент, – и это после того, как их высочество так вас отвадили.
Гай взглянул на представительного джентльмена, склонившегося рядом над барной стойкой. Два пучка волос на лысой голове делали его похожим на рогатую сову. Глаза, под густыми бровями, синели, как орнамент на фарфоре.
Гай пожал плечами:
– Не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Мудрый подход. В особенности в наши дни, при том положении, какое стали занимать женщины.
Мужчина поднес к губам стакан с виски.
– С другой стороны, сразу было ясно, что к этой не подступишься.
– Слова знатока, как я погляжу.
– Да нет, я просто сидел в самолете позади нее да слушал, как какой-то слащавый француз источал в ее адрес лучшее, на что он был способен. А способен он был, надо сказать, и еще как. Но все было без толку.
Он покосился на Гая:
– Вы, случайно, не летели на том самолете из Бангкока?
Гай утвердительно кивнул. Господина этого он не помнил, еще бы! Он чуть не раздавил тогда от напряжения подлокотники кресла, и, пока летел, опрокидывал виски стакан за стаканом. Так он «дружил» с самолетами. Ничем не лучше оказался замечательный «Боинг-747» со своими потрясающими стюардессами-француженками – для Гая так и осталось настоящим чудом, что у самолета не отвалились крылья.
На другом конце сада запело русское трио. Песня выходила у каждого на свой лад, если только каждый не пел свою, но это определить уже было трудно.
– Кто бы мог подумать, – сказал англичанин, глядя в их сторону, – что за этим столом будут сидеть русские, а ведь на их месте, как сейчас помню, когда-то пили америкосы.
– Это когда же вы здесь были?
– С 68-го по 75-й. – Он протянул Гаю пухлую руку. – Додж Гамильтон из «Лондон пост».
– Гай Барнард – бывший призывник. – Он пожал собеседнику руку. – Репортер, значит? О чем же нынче репортаж?
– Мог бы быть репортаж, – Гамильтон сокрушенно посмотрел на стакан с виски, – да накрылся…
– Что накрылось? Интервью?
– Да нет, – Гамильтон с грустью посмотрел на свой стакан со скотчем, – сама идея. Я хотел назвать это «Сентиментальные записки», этакое путешествие в Сайгон, чтобы навестить друзей. Даже не друзей, а друга… – Он сделал глоток. – Но ее там уже не было.
– Ах, так это была женщина.
– Вот именно, женщина. Их – половина человечества! Но при этом, сколько их наблюдаю, иногда мне кажется, что они прилетели с Марса.
Он стукнул пустым стаканом о стол и жестом попросил добавки. Бармен неодобрительно пустил по стойке бутылку.
– Видишь ли, я задумал написать историю про разлуку и встречу сердец. Ну знаешь, то, что любят читать в газетах. Мой редактор просто писал кипятком от этой идеи.
Дерзким движением он наполнил стакан доверху.
– Как же, встретились сердца, щас! Я сегодня был у нее дома. Там по-прежнему живет ее брат, и из его рассказа я понял, что моя голубка умотала с другим голубком, сержантом. Он, видите ли, из Мемфиса.
Гай сочувственно покачал головой:
– И все-таки женщина имеет право на перемену чувств.
– Это через день-то после того, как я уехал??
На это возразить было нечего. И тем не менее Гай не осуждал ее. Он-то знал, что жизнь в Сайгоне – это страх и неопределенность. Никто не мог ручаться, что вот-вот не прольется кровь, все ждали только худшего. Гай уже видел на свежих снимках, в каком упадке находился город, ему была знакома паника на лицах местных жителей, в суматохе набивающихся в последние вертолеты. Нет, он не винил женщину за то, что она всеми правдами и неправдами пыталась выбраться отсюда.
– Можно написать и об этом, – заметил Гай, – рассказ приобретет другую окраску. Типа, история женщины, вырвавшейся из беспредела. И чего ей это стоило.
– У меня уже не лежит душа к этому, – Гамильтон с грустью поглядел вокруг, – да и вообще к этому городу. Как хорошо здесь было раньше! Запахи, звуки. Даже треск минометов. Но теперь Сайгон стал другим. Уже нет этого духа. Самое забавное, что отель этот совершенно не изменился. Точно так же, как сейчас, я стоял у этой вот стойки и слышал, как шептались ваши генералы: «Какого хрена мы тут делаем?» Мне кажется, они этого так толком и не узнали.
Он засмеялся и сделал еще глоток скотча.
– Мемфис… зачем ей этот Мемфис?
Он стал бормотать себе под нос – этакий монолог личного содержания на тему того, что все беды в мире от женщин. И с этим Гай был почти согласен. Стоило лишь взглянуть на несчастную его жизнь, не избалованную любовью, и его сразу охватывало непреодолимое желание напиться в стельку.
Женщины. Все они одинаковы. И в то же время, каким-то непонятным образом, все разные. Он подумал про Вилли Мэйтленд. С виду непробиваемая, но он-то видел, что это была игра – под маской несгибаемости угадывалась беззащитность. Мать честная, да она была просто ребенком, пытающимся соответствовать героическому образу отца, и делала вид, что запросто обходится без мужчин, хотя на самом деле нуждалась в них. Она была горда, и это, конечно, вызывало уважение. Она оказалась достаточно умна, чтобы оттолкнуть его предложение. Ведь он сам не был уверен, что сможет выполнить это задание в одиночку. Ну и пусть его сожрут эти, из «Эриал груп». Сколько лет можно держать скелеты в шкафу? Может, настала пора вытащить их на свет? «Надо заниматься своим делом, – думал Гай, – лететь в Ханой, забрать оттуда останки солдат и привезти их на родину». И вычеркнуть из памяти Вилли Мэйтленд. И все же…
Он заказал еще одно пиво, и, пока пил его, в голове бурлили мысли. Он думал о том, как можно было помочь Вилли и насколько вообще она нуждалась в помощи. Стал бы он ей помогать, если бы сам хотел этого, а не потому, что был вынужден? «По зову сердца?» Это что-то новенькое.
Нет, он никогда не был бойскаутом. Все эти добродетельность и прилежание, облаченные в красивую форму, претили ему, казались почти чушью. И вот, пожалуйста, бойскаут Барнард. Всег-да готов! И ничего не просит взамен. Ну, разве что совсем немного. Не мог он остановить полет воображения и представлял, как приглашает ее к себе в номер, как раздевает ее, как она трепещет под ним. Он с трудом сглотнул, и рука сама потянулась за бутылкой.
– Верно говорю, – слышалось бормотание Гамильтона, – все беды от них.
– А? – Гай повернулся к нему. – От кого беды?
– Да от женщин же! Горя от них больше, чем пользы.
– Это ты в самую точку, старик, – Гай вздохнул и поднес к губам бутылку, – в самую точку.
«Мужчины. От них горя больше, чем пользы», – проносилось в голове у Вилли, пока она с яростью заводила будильник.
Продажный тип. Где был ее внутренний голос, когда он так бескорыстно предложил ей помощь?! Хороша помощь. Смеху подобно! Она вспомнила письма, которые присылали им с мамой разные благотворительные организации, навязывая за несколько тысяч долларов такую же вот никчемную услугу. Был такой «Фонд розыска ЦРУ», а при нем комитет «За живых», и под его началом – «Операция «Каштан» с отвратительным слоганом: «Вызволим их из пекла!» Сколько пострадавших семей рассталось с душевными силами и денежными сбережениями в пользу этих призраков.
Она разделась до майки-безрукавки и бухнулась на кровать. Выспаться хорошенько ей явно не светило. Матрас был весь в буграх, а подушка – словно из цемента. Это бы ничего, но как можно было расслабиться под звуки «музыки» из дискотеки, от которых дрожали стены? В восемь часов вечера первые удары электронных барабанов объявили начало танцевальной ночи в отеле «Рекс».
«Господи, – подумала она, – ну и чего стоит ваш коммунизм, если вы даже не можете запретить диско?»
Тут она подумала, что Гай наверняка сейчас слоняется внизу, в танцевальном зале, ищет развлечений. Иногда ей казалось, что и войну мужчины придумали для того, чтобы ускользнуть из дома и пуститься на поиски приключений.
«Да какое мне дело до него? Ну, ходит там внизу, глазеет на баб, недоносок. Да его надо просто забыть».
Однако она не могла не признать, было какое-то обаяние в его потертости. Ровные зубы, жгучая улыбка и глаза карие, как у волка. Одни только эти глаза могли лишить покоя любую женщину. «А видит бог, мне нужен покой!»
В дверь постучали. Она села на кровати и крикнула:
– Кто там?
– Обслуживание номеров.
– Это ошибка, я ничего не заказывала.
Ответа не последовало. Вздохнув, она накинула халат, прошлепала к двери и открыла ее. Улыбка Гая светилась из темноты.
– Ну что, – поинтересовался он, – ты подумала?
– Подумала о чем? – Она отпрянула назад.
– О нас с тобой, о сотрудничестве.
От изумления она рассмеялась:
– У тебя либо со слухом плохо, либо это я плохо объяснила.
– Прошло уже два часа, и я прикинул, что, может быть, ты передумала.
– Я не передумаю никогда, спокойной ночи!
Она захлопнула дверь, толкнула задвижку и в смятении отступила на шаг.
Послышалось постукивание по окну. Она отдернула в сторону занавеску и увидела Гая, улыбающегося сквозь стекло.
– Только один вопрос, – обратился он к ней.
– Что еще?
– Это был окончательный ответ?
Она рывком задернула занавеску и встала, ожидая, откуда он появится теперь. С потолка свалится? Или выскочит из пола как черт из табакерки? Что это там зашуршало?
Приглядевшись, она увидела, как в комнату через щель под дверью просунули клочок бумаги.
Она схватила клочок и прочла нацарапанное: «Позвони мне, когда будет нужда».
«Ха!» – подумала она, разрывая бумагу на мелкие клочки и прокричала:
– Позвоню, после дождичка в четверг!
Ответа не было. Она знала, можно было даже не проверять, – он давно ушел.
Шантель окинула взглядом бутылку шампанского, банки с икрой и паштетом, коробку шоколадных конфет и, облизнувшись, спросила:
– Как ты смеешь являться после стольких лет?
Сианг едва заметно улыбнулся:
– Ты остыла к шампанскому? Какая жалость. Придется мне выпить все самому.
Он протянул руку к бутылке, не спеша открутил проволоку. Полет из Бангкока сделал свое дело – пробка выстрелила и золотистые пузыри разлились по земляному полу. Шантель тихонько всхлипнула. Она готова была упасть на колени и лакать драгоценную жидкость. Он наполнил один из двух узких бокалов, привезенных им аж из самого Бангкока. Ну не пить же, в самом деле, шампанское из чайных чашек? Он немного отхлебнул и удовлетворенно выдохнул:
– «Тайтингер». Бесподобно.
– «Тайтингер»? – прошептала она.
Он наполнил второй бокал и поставил его перед ней на расшатанный столик. Она не сводила глаз с бокала, с бегущих кверху пузырьков.
– Мне нужна твоя помощь, – произнес он.
Она протянула руку к бокалу, поднесла его к губам, пригубила содержимое бокала. Казалось, он видел, как пузырьки бегут у нее по языку и скользят внутрь. Пусть в целом она обветшала, но шея оставалась прекрасной и прямой как тростинка – заслуга матери-вьетнамки. Азиатская кровь в ней устояла перед прошедшими годами, чего нельзя было сказать о французской: лицо стало рябым, а вокруг глаз собрались морщинки. От осторожной пробы игристого вина она быстро перешла к его уничтожению. С жадностью она выцедила последнюю каплю из бокала и потянулась к бутылке за добавкой. Он перехватил бутылку:
– Ты слышишь, мне нужна твоя помощь!
Она вытерла щеку тыльной стороной ладони.
– Что за помощь?
– Ничего особенного.
– Ха, ты всегда так говоришь.
– Пистолет, автоматический. И несколько обойм к нему.
– А что, если у меня нет пистолета?
– Тогда достанешь.
Она покачала головой:
– Это тебе не прежние времена. Знаешь, что здесь творится? Непросто стало.
Речь ее прервалась, она опустила взгляд на руки, покрытые чуть заметной паутинкой.
– Сайгон стал адским местом.
– И в аду можно неплохо жить, я могу это устроить.
Она задумалась. Он читал ее мысли, глядя ей в глаза, словно в открытое окно. Она переводила взгляд с предмета на предмет из тех сокровищ, что он привез из Бангкока, потом сглотнула – во рту все еще приятно покалывало от шампанского. И наконец произнесла:
– Пистолет, говоришь? А зачем он тебе?
– Надо убрать кое-кого.
– Вьетнамца?
– Американца, вернее, американку.
Глаза ее сверкнули. Похоже, взыграло любопытство. А может быть, ревность.
Она гордо подняла подбородок:
– Твоя подружка?
Он отрицательно помотал головой.
– Зачем тогда тебе ее убивать?
Он пожал плечами:
– Это сделка. Заказчик хорошо заплатит, а я могу взять тебя в долю.
– Ну да, это как в прошлый раз, что ли? – выпалила она.
Он виновато покачал головой.
– Шантель, Шантель, – вздохнул он, – ты же знаешь, у меня не было выбора, это был последний самолет из Сайгона, и мне необходимо было на него попасть.
Он дотронулся до ее лица – оно уже не было таким шелковистым, как раньше. Все эта французская кровь: не по силам ей годы палящего солнца.
– Обещаю, на этот раз я заплачу тебе.
Она подумала еще, глядя то на него, то на шампанское.
– Ну а что, если сразу достать не получится?
– Тогда придется как-то выкручиваться, но мне понадобится помощник. Такой, чтобы я мог ему доверять, чтобы не болтал.
Он помолчал.
– А что твой двоюродный брат, у него по-прежнему туго с деньгами?
Их взгляды встретились. Он улыбнулся ей, протяжно и многозначительно. Затем наполнил ее бокал.
– Икру открывай, – произнесла она.
– Мне нужна твоя помощь, – сказала Вилли.
Гай, ошеломленный и полусонный, стоял в проходе, щурясь от рассветного солнца.
Он был взъерошен, небрит, в полотенце на бедрах.
Она старалась смотреть ему в лицо, но взгляд неизбежно соскользывал ниже, на грудь, густо поросшую коричневыми вьющимися волосами, на узловатый шрам вверху живота.
Он в недоумении покачал головой:
– Вчера вечером нельзя было мне об этом сказать? Нужно было ждать до рассвета?
– Гай, уже восемь часов.
Он зевнул:
– Да ну?
– Ложился бы ты спать в человеческое время.
– А я когда, по-твоему, лег?
Он развязно прислонился к дверному косяку и широко улыбнулся.
– Может, я лег вовсе не для того, чтобы спать.
О боги! У него что там, женщина? Взгляд ее сам собой скользнул мимо него, в темноту комнаты. Постель в беспорядке, но пустая.
– А-а! Поймал тебя! – сказал он и рассмеялся.
– Все ясно, помощи от тебя ждать бесполезно. – Она повернулась и собралась уйти.
– Вилли, да стой же ты! – Он взял ее за локоть и повернул к себе. – Ты это серьезно, насчет помощи?
– Забудь. Я была дурой, что понадеялась.
– Не далее как вчера легче было дождаться второго пришествия, чем твоей просьбы о помощи, и вот на тебе, тут как тут. Что это вдруг?
Она не сразу ответила. В глаза так и лезло сползающее полотенце на его бедрах. Слава богу, он вовремя подхватил его и затянул потуже. Наконец, она покачала головой и вздохнула:
– Ты был прав. Все происходит так, как ты предсказывал. Чиновники отказываются разговаривать со мной, телефоны молчат, когда я звоню. Чуть только они видят меня в приемной, как тут же прячутся под столы.
– Может быть, тебе не хватает терпения? Подожди недельку.
– Еще неделю? Нет, не пойдет.
– Отчего же?
– Ты что, не слышал? На носу день рождения Хо Ши Мина.
Гай воздел взгляд в небо:
– Ах да, как же я забыл!
– Что же мне делать теперь?
Он задумался, стоя в проходе и расчесывая небритый подбородок, и, наконец, кивнул:
– Это надо обговорить.
Она сидела в его номере на краешке кровати, немного нервничая, пока он одевался в ванной. Судя по разворошенной постели, этот человек явно спал неспокойно. Простыня была скинута с кровати, подушки вдавлены в стенку изголовья. Ее взгляд остановился на тумбочке с папками. На верхней из них было выведено: «Задание «Фрайер Так». Рассекречено».
Любопытно. Она раскрыла папку.
– Так уж в этой стране заведено, – раздавался его голос из ванной, – если тебе надо попасть из точки А в точку Б, то ты делаешь сначала два шага налево, потом два шага направо, потом разворачиваешься и идешь спиной вперед.
– И что же мне теперь делать?
– Шагай в сторону, в одну, в другую.
Он вышел из ванной, одетый и гладко выбритый. Заметив на тумбочке раскрытую папку, он без лишней суеты закрыл ее.
– Виноват, но не для посторонних глаз, – сказал он и сгреб папки в дипломат. Затем он развернулся к ней и спросил: – Ну, рассказывай, что еще у тебя на уме?
– В каком смысле?
– У меня есть ощущение, что ты что-то недоговариваешь. На дворе восемь часов утра, неужто ты в такую рань уже успела схватиться с бюрократами? Что заставило тебя изменить мнение обо мне?
– О нет, мнения я не изменила, ты как был, так и остался охотником за головами.
Это было сказано с таким отвращением, что хотелось поморщиться.
– Да, но теперь ты не против составить мне компанию, что так вдруг?
Она опустила голову, глядя на колени, затем неохотно вытащила из сумочки сложенный листок.
– Вот это я нашла сегодня утром у себя под дверью.
Он развернул листок. Размашистым почерком на нем было написано: «Смерть янки!» Один вид двух этих слов снова привел ее в ярость. Пару минут назад она показала листок мистеру Айнху, и он лишь покачал головой в знак сожаления. Но Гай как-никак американец, уж он-то должен разделить ее негодование.
Он протянул ей записку обратно:
– Ну и что?
– Ну и что? – Она вытаращила на него глаза. – Мне суют записки с пожеланием смерти, вьетнамские власти, все как один, испаряются при одном упоминании моего имени, этот Айнх чуть ли не приказывает идти с ним на осмотр лакокрасочной фабрики, а ты говоришь только «ну и что»?
Сочувственно кряхтя, он уселся рядом с ней. «Чего это он так близко подсел», – подумала она, пытаясь унять дрожь в своей ноге от соприкосновения с его. Было непросто сидеть прямо, под его весом матрас прогнулся, и ее тянуло в его сторону.
– Начнем с того, что это не обязательно воспринимать как личную угрозу. Скорее это поступок политического характера.
– Скажите пожалуйста, какая мелочь, – приторным голоском сказала она.
– А экскурсия на фабрику – это как поход к зубному: тебе не хочется, но остальные считают, что надо. Что до министерства иностранных дел, прими они тебя – все равно ничего путного от этих бюрократов не узнала бы. Кстати о бюрократах, где твоя нянька?
– Ты имеешь в виду мистера Айнха? – Она вздохнула. – Ждет меня в вестибюле.
– Тебе надо от него отделаться.
– Да я-то с радостью бы…
– Он будет нам мешать.
Вставая, Гай взял ее за руку и потянул вверх.
– Там, куда мы направляемся, он будет мешать.
– И куда же это мы направляемся? – потребовала она разъяснений, выходя за ним из номера.
– Повидать одного друга, хочется надеяться.
– В том смысле, что нас он может и не захотеть повидать?
– В том смысле, что я не до конца уверен, что это друг.
– Замечательно… – простонала она, когда они вошли в лифт.
В вестибюле они увидели Айнха, сидящего за приемной стойкой, как в засаде перед нападением.
– Мисс Мэйтленд, – позвал он, – прошу вас, поспешите, у нас очень загруженный график сегодня.
Вилли взглянула на Гая, но тот лишь пожал плечами и отвернулся в сторону. Черт бы его побрал! Он и не думал ее выручать.
– Мистер Айнх, – сказала она, – насчет фабрики…
– О-о, она вам очень понравится! Только там не принимают доллары, так что если вы хотите обменять, то я могу…
– Боюсь, мне хочется… – сказала она неубедительно.
Айнх в недоумении моргнул.
– Вы нездоровы?
– Да, вы знаете, я… – тут она заметила, что Гай качает головой, – то есть нет, я хотела сказать…
– Она хотела сказать, что я сам покажу ей город. Такая, знаете ли, – он мигнул Айнху, – частная прогулка.
– Ч-час-стная?
Краснея, Айнх поглядел на Вилли:
– А как же моя экскурсия? Ведь все давно устроено! Авто, виды, праздничный обед!
– У меня есть идея, старик, – сказал Гай, заговорщически наклоняясь к нему, – а что, если тебе самому себе устроить экскурсию?
– Я уже был на ней, – ответил он хмуро.
– Отлично, но то-то была работа, а теперь ты можешь устроить себе выходной, себе и своему шоферу. Сами будете любоваться видами Сайгона, ну а потом тебя ждет обед миссис Мэйтленд. В конце-то концов, за все же заплачено!
На лице Айнха вдруг появилась заинтересованность.
– Оплаченный обед?..
– И пиво, – Гай опустил ему в нагрудный карман немного денег, захлопнул клапан кармана, – я угощаю.
Он взял Вилли под локоть и повел ее через вестибюль.
– Но, мисс Мэйтленд! – угрожающе прокричал Айнх.
– Э-эх, ну и оторветесь же вы, ребята, – Гай вложил в свой голос побольше зависти, – машина с кондиционером, бесплатный обед и полная свобода!
Айнх проследовал за ними наружу. В лицо им ударила такая завеса духоты, что Вилли даже охнула.
– Мисс Мэйтленд, – настаивал он, – это совершенно не соответствует моему распорядку!
Гай обернулся и, дружески похлопав его по плечу, сказал:
– Вот как раз это нас и устраивает, мистер Айнх.
Они оставили бедолагу стоять на лестнице и смотреть им вслед.
– Как ты думаешь, что он теперь сделает? – шепотом спросила Вилли.
– Я думаю, – ответил Гай, ведя ее по запруженному тротуару, – ему придется по вкусу бесплатный обед.
Она взглянула назад и увидела, что мистер Айнх действительно скрылся в дверях отеля. А также она заметила, что за ними шли по пятам. Уличный постреленок, лет двенадцати, не больше, нагнал их и принялся плясать на горячей мостовой.
– Лиен-хо? – прощебетал мальчишка, блестя темными глазами на грязном лице.
Они зашагали было дальше, но он пустился за ними, не умолкая ни на секунду.
Рубашка на нем вся была изодрана, а стопы ног покрыты несмываемыми коричневыми пятнами. Он обратился к Гаю:
– Лиен-хо?
– Нет, не русский, – ответил Гай, – американский.
Паренек расплылся в улыбке и, выбросив вперед испачканную руку, воскликнул:
– Привет, папочка!
Гай послушно пожал ее:
– Да-да, мне тоже приятно.
– Папочка – много денег?
– Прости, мало денег – папочка.
Мальчишка засмеялся такой искрометной «шутке». Гай и Вилли продолжили идти, а он запрыгал дальше рядом с ними, отпугивая других сорванцов. Все же образовалась целая вереница из лохмотьев, шествующая через уличную толкотню. Мелькая сотнями колес, сновали велосипеды, на тротуаре у скромных своих богатств сидели на корточках торговцы всякой всячиной.
Мальчишка потянул Гая за локоть:
– Эй, папочка, сигарета имеешь?
– Нет.
– Ну папочка же! А я за то прогонять попрошаек.
– Да, ну ладно.
Гай выудил пачку «Мальборо» из кармана рубашки и протянул ему одну сигарету.
– Ты что делаешь, Гай, – возмутилась Вилли, – он же ребенок.
– Да он и не собирается ее курить, выменяет на что-нибудь другое, еду например. Вон, смотри.
Он кивнул в сторону парнишки, который деловито заворачивал свою добычу в грязную тряпку.
– Поэтому я всегда беру с собой несколько блоков, когда сюда еду, могут пригодиться, если нужна какая-то услуга.
Он обернулся и нахмурился, глядя на один из указателей.
– Кстати об услугах.
Он поманил парнишку.
– Тебя как зовут?
Тот пожал плечами.
– Ну как-то же тебя люди зовут?
– Другой американский сказал, что я похожий на Оливер.
Гай рассмеялся:
– Должно быть, Оливер Твист. Ну что ж, Оливер, есть для тебя работа, поможешь?
– Само собой, папочка!
– Мне нужна улица под названием рю де Вуаль, так она называлась раньше, и на карте ее уже нет. Знаешь, где такая находится?
– Рю де Вуаль, рю де Вуаль… – мальчик потер руками лицо, – я думаю, это называет теперь Бинх-Тан. Зачем ты хочешь туда? Нет магазинов, нечего смотреть.
Гай достал купюру в тысячу донгов.
– Веди нас туда.
Мальчик схватил купюру.
– О'кей, папочка, жди. Точно жди!
И он зашагал по улице, а на углу обернулся и снова крикнул в подтверждение:
– Жди точно!
Через минуту он появился в сопровождении двух колясок на педалях.
– Я достал самый лучший, они очень быстрый, – сказал Оливер.
Гай и Вилли недоверчиво поглядели на водителей. Один из них беззубо улыбался, а другой пыхтел как паровоз. Гай покачал головой, пробормотав:
– Откуда он только выкопал эти древности?
Оливер с гордостью указал на двух стариков и произнес, улыбаясь:
– Это мои дяди!
Голос из-за двери был непреклонен:
– Уходите.
– Мистер Жерар? – спросил Гай.
Ответа не последовало, но мужчина явно не отходил от двери. Вилли как будто чувствовала, как он стоит, склонившись, с той стороны. Гай взялся за выступавший на двери, словно медная бородавка, молоточек в виде какого-то фантастического лица, то ли льва с рогами, то ли козла с клыками, и постучал им несколько раз.
– Мистер Жерар!
Снова тишина.
– Это очень важно, нам нужно с вами поговорить.
– Я сказал, уходите.
Вилли пробубнила:
– Может быть, он действительно просто не хочет с нами разговаривать?
– Придется.
Гай снова постучал:
– Меня зовут Гай Барнард, я друг Тоби Вульфа.
Клацнула щеколда. Блеклый глаз смотрел на них сквозь проем в двери, разглядывая Гая, потом Вилли. Затем человек за дверью прошипел:
– Тоби Вульф – остолоп.
– Однако Тоби Вульф сказал, что это в последний раз.
Глаз моргнул, и дверь приотворилась еще на полдюйма, показав в проеме маленького лысого человека, похожего на краба.
– Ну что, – проворчал он, – так и будете стоять?
Внутри жилища было темно как в пещере, из-за плотно задернутых занавесок на окнах. Гай и Вилли шли по узкому коридору за крабоподобным французом, силуэт которого был едва различим в темноте, но Вилли слышала, как он семенил впереди по деревянному полу.
Просторное помещение, в которое они вошли, было, по-видимому, гостиной. Лучи света пробивались сквозь видавшие виды занавески. Вокруг, едва различимая в кромешной темноте, громоздилась мебель.
– Сядьте, сядьте, – скомандовал Жерар.
Гай и Вилли направились было в сторону дивана, но Жерар проворчал:
– Да не там же! Вы что, не видите? Это же подлинная «королева Анна»! Вон там садитесь. – Он указал на два массивных стула розового дерева, а сам уселся в парчовое кресло у окна. Скрестив руки и нацелив острые коленки на незваных гостей, он походил на недовольную груду костей.
– Что же Тоби понадобилось от меня на этот раз? – вызывающе спросил он.
– Он сказал, что вы могли бы рассказать нам кое-что.
Жерар фыркнул:
– Я давно отошел от дел.
– Но раньше-то вы были при делах.
– А теперь нет – слишком ставки высоки.
Вилли внимательно осмотрелась и разглядела в потемках приглушенное сияние слоновой кости, поблескивание старинного дорогого фарфора. Она вдруг поняла, что они попали в настоящую сокровищницу антиквариата. Даже сам дом был антикварным – старая добрая постройка во французском колониальном духе, вся увитая виноградом. По закону этот дом принадлежал государству, и было интересно узнать, что же такого сделал француз, чтобы стать владельцем такого достояния.
– Прошли годы с тех пор, как я оставил компанию, и теперь не могу ничем быть вам полезен.
– Как знать, – возразил Гай, – ведь мы здесь как раз по делу прошлых лет, по делу, связанному с войной.
Француз рассмеялся:
– Да население этой страны постоянно с кем-то воюет! Какая же из войн вас интересует? С китайцами, французами, с красными кхмерами?
– Вам виднее, какая война, – усмехнулся Гай.
Жерар откинулся в кресле.
– Та война давно закончилась.
– Не для всех, – чуть с вызом произнесла Вилли.
Француз повернулся к ней. Она чуствовала, что он изучает ее, пытаясь понять, что за птица перед ним.
Ей это не очень понравилось, и она в ответ уставилась на него.
– Кто она такая и какое имеет к этому отношение? – потребовал Жерар разъяснения.
– Она здесь по делу об отце, он числится без вести пропавшим с 1970 года.
– Мое дело было импорт, и я ничего не знаю ни о каких солдатах.
– Мой отец не был солдатом, он был летчиком в «Эйр Америка».
– Дикий Билл Мэйтленд, – добавил Гай.
Внезапно в комнате повисла гробовая тишина.
После долгой паузы Жерар тихо повторил:
– «Эйр Америка».
Вилли кивнула:
– Вы его помните?
Узловатые пальцы француза забарабанили по подлокотнику кресла.
– Они лишь помогали мне вести бизнес, эти летчики. Периодически занимались доставкой для меня, за плату.
– Занимались доставкой?
– Медикаментов, – подсказал Гай.
Жерар раздраженно хлопнул рукой по креслу.
– Бросьте, мистер Барнард, мы оба прекрасно знаем, о чем идет речь! Да, опиум.
– Я не скрываю этого. Случилась война, возникла возможность заработать, вот я и заработал. А «Эйр Америка» оказалась надежнее всех. Летчики не совали нос в мои дела, и они заслужили свой хлеб, я платил им золотом.
Снова воцарилась тишина. Вилли как могла собралась с силами, чтобы задать следующий вопрос.
– А мой отец? Он был среди тех, кому вы платили золотом?
Алан Жерар пожал плечами:
– А что, в это трудно поверить?
Она почему-то не удивилась, но при этом представила, что сказали бы все те старые друзья семьи, которые считали отца героем.
– Он был одним из лучших, – заявил Жерар.
Она посмотрела на него.
– Лучших? – Ей захотелось рассмеяться. – В чем же? В доставке наркотиков?
– В летном деле. Это было его призвание.
– Призвание моего отца было в том, чтобы делать что хочешь, без оглядки на других.
– И все же, – настойчиво произнес Жерар, – он был одним из лучших.
– В тот день, когда самолет упал, ваш товар был на борту?
Француз не ответил. Он заелозил в кресле, потом поднялся и, подойдя к окну, стал придирчиво поправлять занавески.
– Жерар? – не отставал от него Гай.
Жерар обернулся и посмотрел на них.
– Что вам нужно здесь? Что вы пытаетесь разнюхать?
– Мне нужно знать, что с ним случилось, – сказала Вилли.
Жерар снова повернулся к окну и стал смотреть через проем в занавесках.
– Отправляйтесь-ка домой, мисс Мэйтленд. Пока вам не открылись вещи, о которых вам бы знать не хотелось.
– Какие вещи?
– Весьма неприятные.
– Он был моим отцом, и я имею право!..
– Право? – Жерар улыбнулся. – Там шла война, и он прекрасно знал, на что шел. Он просто стал одним из многих не вернувшихся домой, вот и все.
– Но я хочу знать, каким образом… Я хочу знать, что он делал в Лаосе.
– А есть ли вообще на свете кто-то, кто знает, что в этом Лаосе происходило на самом деле?
Он обошел комнату, трепетной рукой собственника касаясь своих сокровищ.
– Вы и представить себе не можете, какие там творились дела. Этакая подпольная война, которую мы вели. Про Лаос вслух не говорили, однако все там были: русские, китайцы, американцы, французы. Друзья и враги – все в одну кучу, у одной стойки в вонючих барах Вьентьяна. Все – бойцы первый сорт, и все собрались там, чтобы заработать себе на кусок хлеба.
Он посмотрел на Вилли.
– Я до сих пор не понимаю характера той войны.
– Но вы знаете больше других, – сказал Гай, – вы работали бок о бок с разведкой.
– Я не видел всей картины происходящего.
– Тоби Вульф утверждает, что вы участвовали в расследовании крушения самолета.
– Лишь отчасти.
– Кто же тогда непосредственно этим занимался?
– Американский полковник по имени Кистнер.
Вилли удивленно на него посмотрела:
– Джозеф Кистнер?
– Который теперь генерал, – тихим голосом заметил Гай.
Жерар кивнул:
– Он называл себя военным атташе.
– Наверное, имеется в виду, что он на самом деле работал на ЦРУ.
– Что угодно имеется в виду. Я вел переговоры на французской стороне, но до меня доходили лишь крупицы сведений. Так, видите ли, работал полковник: информация была настоящим оружием в его руках, поэтому он редко делился ею.
– Что вам известно о крушении?
Жерар пожал плечами:
– Оно прошло как «рядовая потеря». По вине вражеского огня. Поиски устроили по требованию коллег-летчиков, но выживших не нашли. Через день полковник Кистнер распорядился отправить обломки самолета на переплавку. Мне неизвестно, был ли этот приказ исполнен.
Вилли покачала головой:
– Переплавка?
– Так у них называют ликвидацию, – пояснил Гай, – если упавший самолет участвовал в секретной операции, его останки ликвидируют, чтобы замести следы.
– Но мой отец не участвовал в секретной операции. Это была плановая доставка.
– Все они назывались плановыми доставками, – заверил Жерар.
– В накладной к грузу указаны авиазапчасти, – возразил Гай, – из-за них не стали бы уничтожать останки. Что на самом деле было на борту самолета?
Жерар не отвечал.
– Там был пассажир, у них на борту был пассажир.
Жерар стрельнул глазами в ее сторону.
– Откуда вам это известно?
– От Луиса Валдеса, грузчика на самолете отца. Он выпрыгнул из падающего самолета.
– Вы говорили с этим Валдесом?
– Только коротко и по телефону, как только он был отпущен из лагеря для военнопленных.
– Так он… жив и теперь?
Она помотала головой:
– Он застрелился на следующий день после возвращения в Штаты.
Жерар снова заходил по комнате и снова перетрогал всю мебель. Он напоминал Вилли жадного гнома, перебирающего руками свои сокровища.
– Кто был тот пассажир, Жерар? – спросил Гай.
Жерар взял в руки лакированную шкатулку и тут же вернул ее на место.
– Он был военный? Разведчик? Кто?
Жерар замер.
– Это был фантом, мистер Барнард.
– То есть вы не знаете его имени?
– О, у него было много имен, много лиц, как это всегда бывает с фантомами. Одни говорили, что он был генералом, другие – принцем, третьи – наркобароном.
Отвернувшись, он стал смотреть через щель в занавесках, его скрюченный силуэт вырисовывался в проеме окна.
– Кто бы он ни был, кому-то он сильно мешал, кому-то наверху.
«Кому-то наверху». Вилли подумала о том, какая могла произойти заварушка там, во Вьентьяне в 1970-м году. Она перебрала в уме ЦРУ, контрразведку, «Эйр Америка». Кому из этих игроков мог перейти дорогу один-единственный, инкогнито-Лао?
– Как вы думаете, мистер Жерар, кто это мог быть?
Человек у окна пожал плечами:
– Какая теперь разница? Он давно мертв, да и все остальные с того самолета.
– Может быть, что не все. Мой отец…
– Вашего отца за двадцать лет ни разу не видели, и я бы на вашем месте держался от всего этого как можно дальше.
– Но что, если он жив?
– Если он жив, вполне возможно, он предпочел бы не быть найденным.
Жерар обернулся и теперь смотрел на нее, выражение его лица тонуло в темноте на фоне яркого пучка света из окна.
– У человека, за голову которого объявлена награда, есть все основания оставаться среди мертвых.
