17

– Жирная жопа, – прошептал Джей-Ди Рейд из секции тромбонов. – У Барри жирная жопа!

Ной оторвался от нот и украдкой покосился на своего соседа Барри Ноултона. Отчаянно стараясь не сбиться с ритма, бедолага крепко сжимал в руках саксофон; его лицо приобрело пунцовый оттенок, и он снова покрылся потом, как это всегда случалось, когда мальчик нервничал. Барри Ноултон потел в спортзале. Потел, когда спрягал глаголы на уроках французского. Потел, когда с ним заговаривала девчонка. Сначала он заливался краской, потом на его лбу и висках проступали капельки пота, и уже в следующее мгновение они начинали стекать по лицу Барри, словно расплавленное жарой мороженое по сахарному рожку.

– Твою мать, у него такая жирная жопа, что, если запустить в космос, у нас появится новая луна.

Капля пота скатилась по лицу Барри и упала на саксофон. Он так крепко сжимал инструмент, что у него побелели костяшки пальцев.

– Отвали от него, Джей-Ди, – обернувшись, сказал Ной.

– О-о! Теперь тощая жопа ревнует, ей тоже хочется внимания. У меня отсюда такой вид открывается! Толстая жопа и тощая жопа – отличная парочка!

– Я сказал, отвали!

Оркестр вдруг разом смолк, и в наступившей тишине произнесенное Ноем «отвали!» показалось чуть ли не криком.

– Ной, что у вас там происходит?

Обернувшись, Ной увидел, что господин Санборн нахмурился и смотрит в его сторону. Господин Санборн был отличным парнем, да что там говорить – любимым учителем Ноя, но этот человек никогда не замечал, что творится на уроках в его классе.

– Ной задирается, сэр, – доложил Джей-Ди.

– Что? Да это он сам задирается! – запротестовал Ной.

– Я так не думаю, – осклабился Джей-Ди.

– Он нам мешает! Лезет со своими идиотскими шутками!

Господин Санборн устало сложил руки на груди.

– Могу я спросить, что это за шутки?

– Он сказал… он сказал… – Ной осекся и посмотрел на Барри, который напрягся так, что казалось, вот-вот лопнет. – Он оскорбил нас.

Ко всеобщему изумлению, Барри вдруг резко толкнул ногой пюпитр; тот с грохотом рухнул на пол, и листки с нотами разлетелись в разные стороны.

– Он дразнил меня жирной жопой! Вот как он меня обзывал!

– Эй, это никакое не оскорбление, это правда! – возразил Джей-Ди.

Класс взорвался хохотом.

– Прекратите! – заорал Барри. – Хватит ржать надо мной!

– Барри, пожалуйста, успокойся.

Барри повернулся к господину Санборну.

– Вы никогда не принимаете никаких мер! Никто не принимает! Он измывается надо мной, а всем на это насрать!

– Барри, тебе нужно успокоиться. Пожалуйста, выйди в коридор и остынь.

Барри бросил свой саксофон на стул.

– Спасибо вам за все хорошее, господин Санборн, – сказал он и вышел из класса.

– Ой! Луна зашла, – прошептал Джей-Ди.

Ной все-таки не выдержал.

– Заткнись! – крикнул он. – Заткнись же наконец!

– Ной! – Господин Санборн постучал по пульту дирижерской палочкой.

– Это он виноват, а не Барри! Джей-Ди постоянно над ним издевается! Да и все остальные тоже! – Ной оглядел своих одноклассников. – Вы все, абсолютно все измываетесь над Барри!

Господин Санборн еще сильнее застучал палочкой.

– Все вы придурки!

Джей-Ди рассмеялся.

– Кто бы говорил!

Ной сорвался с места, его мышцы напряглись до предела: еще немного – и он набросится на Джея-Ди. «Я убью его!»

Чья-то рука схватила Ноя за плечо.

– Довольно! – рявкнул господин Санборн, оттаскивая мальчика в сторону. – Ной, я сам разберусь с Джеем-Ди! А ты выйди в коридор и успокойся.

Ной стряхнул с плеча руку учителя. Ярость, которая вспыхнула в нем с такой опасной силой, все еще сотрясала его, но мальчику все-таки удалось взять себя в руки. Он бросил на Джея-Ди прощальный взгляд, в котором читалось: «Еще раз попадешься мне на пути, пеняй на себя», – и вышел из класса.

Он нашел Барри в раздевалке. Пыхтя и обливаясь потом, мальчик пытался открыть свой шкафчик, но никак не мог совладать с шифром замка. Отчаявшись, Барри с раздражением стукнул по шкафу кулаком, потом развернулся и уперся в него спиной, словно пытаясь раздавить тяжестью своего тела.

– Я убью его, – сказал он.

– Вместе убьем, – подхватил Ной.

– Я не шучу. – Барри взглянул на него, и Ной вдруг понял, что Ноултон действительно не шутит.

Прозвенел звонок, и урок кончился. Высыпав из классов, толпа учащихся наводнила коридоры. Ной стоял в раздевалке, глядя вслед Барри, – толпа тут же поглотила потеющего увальня. Он не заметил, что рядом стоит Амелия. Девочка коснулась его руки.

Вздрогнув от неожиданности, Ной посмотрел на нее.

– Я все знаю про тебя и Джея-Ди, – сказала она.

– Тогда, значит, знаешь и то, что меня выгнали из класса.

– Джей-Ди придурок. Еще никто не осмеливался выступить против него.

– Нуда, я тоже зря это сделал. – Ной ввел шифр замка и открыл дверцу своего шкафа. Она распахнулась с характерным щелчком. – Не стоило из-за него глотку драть.

– Стоило. Жаль, что не все такие смелые, как ты. – Она склонила голову, золотистые волосы рассыпались по щекам. Девочка отвернулась.

– Амелия!

Она посмотрела на него. Как часто в прошлом Ной украдкой бросал на нее взгляды, просто чтобы полюбоваться ее лицом. Как часто фантазировал о том, что прикасается к этому лицу, этим волосам. Целует ее. Возможности для этого были, но ему не хватало смелости взять и сделать это. И вот теперь Амелия смотрела на него с такой нежностью, что он уже не мог совладать с собой. Открытая дверца шкафа надежно маскировала их, защищая от посторонних глаз. Он взял девочку за руку и осторожно притянул к себе.

Она с удовольствием приблизилась, ее глаза были широко раскрыты, а щеки пылали. Их губы соприкоснулись всего лишь на мгновение, так осторожно, будто бы ничего и не произошло. Обменявшись взглядами, они поняли, что обоим не хватило этого краткого мига. Что оба хотят попробовать еще.

Их губы снова слились в поцелуе. Более осмысленном, глубоком, смелом. Он обнял ее, и на ощупь она оказалась такой же нежной, как он и представлял – словно благоухающий глянцевый шелк. Теперь и она обнимала его – рука Амелии обвивала его шею так, словно он уже целиком принадлежал ей.

Но вдруг дверца шкафа резко отлетела в сторону, и перед ними возникла чья-то фигура.

– Какая трогательная сцена, – насмешливо улыбнулся Джей-Ди.

Отпрыгнув в сторону, Амелия уставилась на своего сводного брата.

– Ах ты, дешевая потаскушка! – рявкнул Джей-Ди, толкнув девочку.

Амелия толкнула его в ответ.

– Не смей прикасаться ко мне!

– О! Ты предпочитаешь, чтобы тебя лапал Ной Эллиот?

– Ну все! – сжимая кулаки, Ной двинулся на Джея-Ди. И вдруг застыл на месте. Господин Санборн вышел из музыкального класса и остановился в коридоре, наблюдая за ними.

– Пойдем выйдем, – тихо предложил Джей-Ди; и глаза его засверкали. – На парковку. Прямо сейчас.

Ферн Корнуоллис выскочила из здания школы и помчалась по сугробам к школьной парковке. Когда она наконец добралась до дерущихся мальчишек, ее новые кожаные лодочки промокли насквозь, а пальцы ног одеревенели. Но сейчас ей было не до этого. Она пролезла сквозь толпу зевак и схватила одного из драчунов за куртку. «Опять Ной Эллиот», – раздраженно подумала она, оттаскивая мальчика от Джея-Ди Рейда. Последний хрипел, как разъяренный бык; он угодил плечом прямо в грудь Ною, и тот, увлекая за собой Ферн, неуклюже упал на асфальт.

Директриса упала на спину, испачкав шерстяной пиджак пылью и грязью. Она с трудом поднялась на ноги, попутно подтягивая чулки. Неконтролируемая ярость пульсировала в ней, и она снова попыталась разнять драчунов, на этот раз схватив за воротник Джея-Ди. Она с такой силой рванула его на себя, что лицо мальчишки побагровело, и он закашлялся, но все равно продолжал размахивать кулаками, пытаясь задеть Ноя.

На выручку Ферн подоспели еще двое учителей; они схватили Джея-Ди за руки и оттащили в сторону.

– Держись подальше от моей сестры, Эллиот!

– Я никогда не трогал твою сестру! – кричал Ной в ответ.

– Да, только я видел совсем другое.

– Значит, ты слепой и тупой!

– Увижу еще раз вас вместе, убью обоих!

– Прекратите! Оба! – закричала Амелия, проталкиваясь сквозь толпу и вставая между мальчиками. – Ты такой идиот, Джей-Ди!

– Лучше уж идиот, чем школьная шлюха.

Амелия вспыхнула и покрылась ярким румянцем.

– Заткнись!

– Шлюха! – рявкнул Джей-Ди. – Шлюха, шлюха!

Высвободившись, Ной врезал кулаком в челюсть Джея-Ди. Громкий хруст кости прозвучал так же неожиданно, как ружейный выстрел в морозном воздухе.

Кровь брызнула на снег.

– Нужно срочно принимать меры, – заявила госпожа Любек, учительница истории. – Ферн, когда лес охватывает пожар, надо тушить его комплексно, нельзя размениваться на маленькие очажки пламени.

Ферн, одетая в чужой спортивный костюм, хлебнула горячего чаю. Она знала, что все сидящие за столом наблюдают за ней, ожидая какого-нибудь решения, но черт с ними, пусть подождут, решила она. Сначала нужно согреться, чтобы к ее обмороженным ступням, которые директриса укрыла полотенцем, снова вернулась чувствительность. От спортивного костюма пахло какими-то духами и дезодорантом. Так же как и от его владелицы, круглолицей мисс Будде, учительницы физкультуры. К тому же костюм был растянут и висел на бедрах. Стараясь, чтобы это было незаметно, Ферн тихонько вздрогнула, а потом обвела взглядом пятерых педагогов, которые сидели за столом. Через два часа у нее была назначена встреча с окружным школьным инспектором, которому Ферн должна была представить новый план действий. А для этого нужно было заручиться поддержкой коллег.

В комнате помимо нее сидели заместитель директора, двое учителей, завуч по воспитательной работе и окружной психолог, доктор Либерман. Последний был единственным мужчиной среди присутствующих, а потому сразу принял высокомерный вид, столь характерный для представителей сильного пола, когда они находятся в окружении женщин.

– Думаю, пора действовать жестче, – высказалась учительница английского и литературы. – Не бояться драконовских мер. Если для этого потребуются привлечение вооруженной охраны и исключение хулиганов, значит, так и будем делать.

– Я бы не стал прибегать к таким мерам, – вызывающе возразил доктор Либерман. – Впрочем, это только мое мнение.

– Мы уже проводили усиленные консультации, – сказала Ферн. – И занятия по разрешению конфликтных ситуаций. Практиковали временное отстранение от учебы, содержание под арестом, уговаривали, умоляли. Мы даже убрали из школьного меню десерты, чтобы сократить потребление сахара. Но дети совершенно неуправляемы, и я не знаю, кто в этом виноват. Знаю только, что мои учителя уже бессильны бороться с этим, и я готова обратиться в правоохранительные органы. – Она бросила взгляд на своего заместителя. – А где же комиссар Келли? Он разве не присоединится к нам?

– Я оставила сообщение диспетчеру. Сегодня утром комиссар Келли задерживается.

– Должно быть, всему виной ночные проверки на дорогах, – саркастически заметила госпожа Любек.

Ферн повернулась в ее сторону.

– Что?

– Я слышала об этом в «Монаганз». Динозавры активно обсуждают это.

– И что же они говорят? – Вопрос Ферн прозвучал излишне резко, она сама не ожидала этого. Директриса с трудом взяла себя в руки, чувствуя, что щеки предательски вспыхнули.

– О, прошлой ночью комиссар Келли и эта доктор Эллиот слишком долго прогревали машину. Я хочу сказать, конечно, этот бедняга заслуживает передышки после стольких лет… – Увидев выражение лица Ферн, госпожа Любек прикусила язык.

– Послушайте, может, мы все-таки вернемся к нашим насущным проблемам? – вмешался Либерман.

– Да. Разумеется, – прошептала Ферн. «Это всего лишь сплетни. Линкольн открыто встал на защиту женщины, и город тут же решил, что они спят вместе».

Совсем недавно городские сплетники считали новой пассией Линкольна саму Ферн. Ложные слухи поползли потому, что директриса и начальник полиции на протяжении долгого времени вместе работали над программой ОППН . Она заставила себя забыть о Клэр Эллиот и направила свое раздражение на Либермана, который явно пытался захватить бразды правления в свои руки.

– Грубая сила не работает в этой возрастной группе, – вещал он. – На подростковой стадии развития личности дети восстают как раз против власти. Жесткие меры, которыми вы пытаетесь установить эту власть, не принесут положительных результатов.

– Мне неважно, как они воспримут эти меры, – возразила Ферн. – Моя задача – предотвратить убийства.

– Тогда пригрозите, что они лишатся чего-то важного. Спорта или экскурсий. Вот, например, тот бал, который запланирован. Для них ведь это важное событие, верно?

– Мы уже дважды отменяли танцы по случаю праздника урожая, – заметила Ферн. – Первый раз в связи с гибелью госпожи Горацио, а потом – из-за участившихся драк.

– Но не кажется ли вам, что полезно припасти для них что-то позитивное? Морковку за хорошее поведение. Я бы не стал отменять бал. Какие еще стимулы можно придумать?

– Как насчет страха смерти? – пробормотала англичанка.

– Нам нужно положительное подкрепление, – возразил Либерман. – Нам нужно что-то хорошее. Позитив. Позитив.

– Бал может обернуться катастрофой, – высказалась Ферн. – Две сотни детей в одном спортзале. Достаточно одной драки, и мы получим оголтелую, орущую толпу.

– Значит, надо заранее отсеять самых буйных. Это я и имею в виду, говоря о положительном подкреплении. Тот, кто нарушает правила поведения, автоматически не допускается на праздник. – Он сделал паузу. – Вот, скажем, те два мальчика, что дрались сегодня.

– Ной Эллиот и Джей-Ди Рейд.

– Начните с них. Это послужит примером для остальных.

– Я отстранила их от учебы до конца недели, – сообщила Ферн. – Сейчас за ними приедут их родители.

– Я бы на вашем месте немедленно довел до сведения всей школы, что эти мальчики не допущены на праздник и такая же участь впредь ждет всех нарушителей порядка. Сделайте из них антигероев. Пусть на их примере все видят, чего делать нельзя.

Молчание затянулось; все смотрели на Ферн, ожидая ее решения. Она так устала отвечать за все, устала отбиваться от обвинений в свой адрес. Но вот появился доктор Либерман, который учит ее, что делать, и она даже обрадовалась тому, что можно ему подчиниться. Переложить ответственность на кого-то другого.

– Хорошо. Бал состоится, – заключила она.

Раздался стук в дверь. Когда в комнату вошел Линкольн, сердце Ферн забилось быстрее. Вместе с начальником полиции в помещение ворвался характерный зимний запах. Сегодня он был без формы, в джинсах и старой охотничьей куртке, а в его волосах застряло несколько сверкающих снежинок. Он выглядел усталым, но утомление лишь усиливало его мужскую привлекательность. И она в который раз подумала: «Тебе нужна хорошая женщина, которая бы холила тебя и лелеяла».

– Извините за опоздание, – сказал он. – Я только что вернулся в город.

– Собственно, мы уже заканчиваем, – сообщила Ферн. – Но нам необходимо переговорить, если у вас есть время. – Директриса поднялась из-за стола и смутилась от его удивленного взгляда, которым он окинул ее убогий наряд. – Мне пришлось вмешаться в очередную драку, и меня в результате толкнули на землю, – объяснила она. И поправила куртку. – Экстренная смена декораций. Цвет, правда, не мой.

– Вы не пострадали?

– Нет. Хотя больно расставаться с хорошими итальянскими туфлями.

Линкольн улыбнулся, словно подтверждая, что даже в столь непритязательном виде Ферн остается обаятельной и остроумной и что он это ценит.

– Тогда я подожду вас в приемной, – пообещал он, выходя.

Она не могла просто встать, выйти и догнать его. Нужно было красиво обставить свой уход. Освободилась она минут через пять и, когда вышла, обнаружила, что Линкольн в приемной уже не один. С ним была Клэр Эллиот.

Казалось, они даже не заметили появления Ферн, так были поглощены друг другом. Их руки не соприкасались, но Ферн заметила в лице Линкольна столько силы и одухотворенности, сколько никогда не замечала. Он как будто очнулся от долгой зимней спячки и снова ожил.

Боль, которую она испытала в это мгновение, была почти физической. Она сделала шаг навстречу, но вдруг поняла, что ей нечего сказать. «Что он нашел в ней и не нашел во мне?» – задумалась она, глядя на Клэр. Все эти годы Ферн наблюдала за тем, как рушится брак Линкольна, и надеялась, что время станет ее союзником. Образ Дорин поблекнет, и освободившееся место займет она. И вот появилась приезжая, совершенно обычная женщина в грубых зимних сапогах и коричневом свитере, которая взяла и обошла ее. «Ты здесь лишняя, – злобно подумала Ферн, когда Клэр повернулась к ней. – И всегда будешь лишней».

– Мне позвонила Мэри Дилаханти, – объяснила Клэр. – Я так понимаю, Ной опять подрался.

– Ваш сын отстранен от учебы, – сурово произнесла Ферн, отбросив всякие церемонии. Ей очень хотелось причинить боль этой женщине, и она обрадовалась, увидев, как поморщилась Клэр.

– Что случилось?

– Он подрался из-за девочки. Очевидно, Ной стал распускать руки, и брат девочки вступился за свою сестру.

– Я не могу поверить. Мой сын никогда не упоминал ни о какой девочке…

– Сегодня проблема общения с детьми особенно актуальна, тем более если родители слишком заняты работой. – Ферн хотелось задеть ее за живое, и ей это явно удалось, потому что Клэр покраснела, ощущая свою вину.

Госпожа Корнуоллис хорошо знала, как поддеть любого родителя, знала уязвимые места – самобичевание и бесконечное чувство ответственности.

– Ферн, – одернул ее Линкольн. В его голосе звучал упрек.

Директриса повернулась к нему и вдруг устыдилась собственного поведения. Она вышла из себя, дала волю чувствам, показала себя с самой худшей стороны, в то время как Клэр досталась роль невинной жертвы.

Уже более мягким тоном она продолжила:

– Ваш сын находится под школьным арестом. Можете забрать его домой.

– Когда ему можно будет вернуться в школу?

– Я еще не решила. Поговорю с учителями и выслушаю их рекомендации. Наказание должно быть достаточно суровым, чтобы впредь ему было неповадно. – Она многозначительно посмотрела на Клэр. – У него ведь уже были неприятности, верно?

– Только та история со скейтбордом…

– Нет, я имею в виду то, что было раньше. В Балтиморе.

Клэр потрясенно взглянула на директрису. «Выходит, я не ошиблась, – с удовлетворением подумала Ферн. – Мальчик всегда был проблемным».

– Мой сын, – с тихим вызовом произнесла Клэр, – не хулиган.

– И тем не менее у него были неприятности с законом.

– Откуда вам это известно?

– Я получила вырезки из балтиморской газеты.

– Кто их прислал?

– Я не знаю. И к делу это не относится.

– Еще как относится! Кто-то пытается погубить мою репутацию, выжить меня из города. Теперь начали охоту и за моим сыном.

– Но ведь газеты не врут, верно? Он действительно угнал машину.

– Это случилось сразу после смерти его отца. Вы можете себе представить, каково двенадцатилетнему мальчику стать свидетелем смерти своего отца? Какая это травма для него. Ной до сих пор не оправился от удара. Да, он все еще злится. Все еще скорбит. Но я его знаю и говорю вам: мой сын не мерзавец.

Ферн не стала возражать. Бессмысленно спорить с разъяренной матерью. Для нее совершенно очевидно, что доктор Эллиот ослеплена любовью к сыну.

– А кто второй мальчик? – поинтересовался Линкольн.

– Разве это имеет значение? – удивилась Ферн. – Ной должен отвечать за свое поведение.

– Но ты сказала, что драку затеял другой мальчик.

– Да, чтобы защитить свою сестру.

– Ас девочкой ты говорила? Она подтвердила, что нуждалась в защите?

– Мне не нужны никакие подтверждения. Я видела, как дрались два мальчика. Выбежала, чтобы разнять их, и меня повалили на землю. То, что произошло, было отвратительно. Жестоко. Даже не могу поверить, что ты сочувствуешь мальчишке, который напал на меня…

– Напал?

– Физический контакт был. Я упала.

– Ты намерена предъявить обвинение?

Она открыла рот, чтобы сказать «да», но в последний момент остановилась. Предъявить обвинение – значит предъявлять доказательства в суде. И что она скажет под присягой? Она видела ярость на лице Ноя, знала, что ему хотелось ударить ее. То, что он так и не поднял на нее руку, – это детали; дело ведь в том, что он намеревался так поступить, выражение его глаз было жестоким. Но видел ли это кто-нибудь еще?

– Нет, я не хочу предъявлять обвинение, – сказала она. И великодушно добавила: – Я дам ему возможность исправиться.

– Я уверен, Ферн, Ной будет тебе благодарен за это, – заверил он.

А она печально подумала: «Не его благодарность мне нужна. А твоя».

– Может, все-таки поговорим? – спросила Клэр.

Вместо ответа Ной съежился, словно амеба, и придвинулся к пассажирской дверце.

– Рано или поздно, дорогой, нам придется поговорить об этом.

– А зачем?

– Затем, что тебя отстранили от учебы. И теперь мы даже не знаем, когда тебе разрешат, если вообще разрешат, вернуться в школу.

– Ну, не вернусь в школу, и что с того? Я все равно там ничему не научился. – Он отвернулся и уставился в окно, давая понять, что разговор окончен.

Клэр молча вела машину, ее взгляд хоть и был устремлен на дорогу, но она едва ли замечала, что там происходит. У нее перед глазами всплыл образ ее пятилетнего сына – мальчик свернулся калачиком на диване и был слишком расстроен, чтобы рассказать, как его в тот день дразнили в школе. Он никогда не отличался словоохотливостью, подумала она. Всегда замыкался в себе, окружая себя стеной молчания, и с годами эта стена стала еще более толстой и непробиваемой.

– Я все думаю, что нам делать дальше, Ной, – начала она. – Мне нужно понять, чего хочешь ты. Правильно ли я поступаю, по твоему мнению. Ты ведь знаешь, что с работой у меня не все в порядке. А теперь, когда окна разбиты, а ковры изуродованы, пройдут недели, прежде чем я снова смогу принимать пациентов. Если они вообще захотят прийти… – Клэр вздохнула. – Я просто хотела найти место, где бы тебе было хорошо, где мы оба могли бы начать новую жизнь. А сейчас мне кажется, что я лишь все испортила. – Она въехала во двор дома и заглушила мотор. Некоторое время мать и сын сидели молча. Потом она повернулась к нему. – Можешь не рассказывать мне ни о чем прямо сейчас. Но потом нам придется все обсудить. Мы должны принять решение.

– Какое еще решение?

– Стоит ли нам вернуться в Балтимор.

– Что? – Он вздернул подбородок и наконец посмотрел на маму. – Ты хочешь сказать, уехать отсюда?

– Ты же сам постоянно твердишь, что хочешь вернуться в Балтимор. Сегодня утром я звонила бабушке Эллиот. Она сказала, что ты можешь приехать прямо сейчас и пожить у нее немного. А я приеду потом, когда упакую вещи и выставлю дом на продажу.

– Ты опять за свое. Решаешь за меня, как мне жить.

– Нет, я прошу тебя помочь мне сделать выбор.

– Ты не просишь. Ты уже все решила.

– Это неправда. Однажды я совершила ошибку и больше не хочу повторять ее.

– Ты хочешь уехать, я правильно понял? Все эти месяцы я мечтал вернуться в Балтимор, но ты меня не слушала. Теперь ты решаешь, что пора валить отсюда, и при этом спрашиваешь: «Чего ты хочешь, Ной?»

– Я спрашиваю, потому что это важно для меня! Я всегда считалась с твоими желаниями.

– А если я скажу, что хочу остаться? Что, если у меня появился друг, который мне очень дорог, и она живет здесь?

– Все эти девять месяцев ты говорил только о том, как ты ненавидишь это место.

– И тогда это тебя не волновало.

– Чего же ты хочешь? Что я могу сделать, чтобы ты был счастлив? Есть хоть что-нибудь, что может доставить тебе радость?

– Ты опять кричишь на меня.

– Я так стараюсь, но никак не могу тебе угодить!

– Хватит орать на меня!

– Ты думаешь, легко быть твоей матерью? Думаешь, с другой матерью тебе было бы лучше?

Он ударил кулаком по торпеде, а потом повторил этот жест еще и еще раз в такт своим выкрикам:

– Хватит – на – меня – орать!

Она уставилась на сына, пораженная силой его ярости. И тем, что из его ноздри вдруг вытекла яркая капелька крови. Она упала и скатилась на куртку.

– У тебя кровь…

Он машинально коснулся верхней губы и уставился на свои окровавленные пальцы. Из носа вытекла еще одна капля; она скатилась по лицу и тоже упала на куртку, превратившись в ярко-красное пятно.

Ной распахнул дверцу машины и побежал к дому.

Поспешив за ним, Клэр обнаружила, что он заперся в ванной.

– Ной, открой.

– Оставь меня в покое.

– Я хочу остановить кровотечение.

– Оно уже кончилось.

– Можно мне посмотреть на тебя? Все нормально?

– О Господи! – взревел он, и Клэр услышала, как что-то упало на пол и разбилось. – Почему ты не можешь просто уйти?

Клэр все стояла, глядя на запертую дверь и молясь, чтобы она открылась; но было ясно, что она не откроется. Между ними уже и без того выросло слишком много запертых дверей, а эта была лишь очередной преградой, которую она даже не надеялась преодолеть.

Зазвонил телефон. Бросившись на кухню, она устало подумала: «На сколько же меня хватит?»

В телефонной трубке кричал знакомый встревоженный голос:

– Док, вы должны срочно приехать сюда! Ее нужно осмотреть!

– Элвин? – удивилась Клэр. – Это Элвин Клайд?

– Да, мэм. Я у Рейчел. Она не хочет ехать в больницу, поэтому я решил позвонить вам.

– Что случилось?

– Я точно не знаю. Но вам лучше приехать как можно скорее, потому что она залила кровью всю кухню.