14

– Почему вы мне об этом не рассказали? Почему держали в секрете?

Линкольн подошел к двери и закрыл ее. После чего повернулся к Клэр.

– Это было давно. Я не видел смысла ворошить старую историю.

– Но это же история города! А с учетом того, что произошло здесь за последний месяц, связь представляется мне очевидной.

Доктор Эллиот выложила на стол начальника полиции фотокопии статей из газеты «Транквиль».

– Взгляните на это. В сорок шестом году были убиты семь человек, а девочку из Бостона так и не нашли. Похоже, жестокость здесь не внове. – Она постучала по стопке бумаг. – Почитайте эти статьи, Линкольн. Или вы уже знаете все детали?

Келли медленно опустился в кресло и задумчиво уставился на статьи.

– Да, большинство деталей мне известно, – тихо признался он. – Я слышал эти истории.

– Кто вам рассказал?

– Джефф Уиллард. Когда я заступил на службу двадцать два года назад, начальником полиции был он.

– А до этого вы ничего не знали?

– Нет. А ведь я здесь вырос. Пока Уиллард не рассказал мне, я ничего не знал. Люди просто-напросто не говорят об этом.

– Предпочитают делать вид, будто ничего не было.

– Ну, здесь нужно учитывать и вопрос нашей репутации. – Линкольн поднял голову, наконец встретившись с ней взглядом. – Это ведь курортный городок, Клэр. Люди приезжают сюда, чтобы отдохнуть от больших городов, от преступности. Нам совсем не хочется трубить на весь мир о том, что у нас тут свои проблемы. Эпидемия убийств.

Клэр села напротив полицейского, и они посмотрели друг другу в глаза.

– Кто знает об этом?

– Те, кто жил здесь в то время. Старики, кому сейчас за шестьдесят, за семьдесят. Но не их дети. Не мое поколение.

Она в изумлении покачала головой.

– И они столько лет держали это в тайне?

– Вы ведь понимаете, почему? Они не просто город защищают. Речь ведь идет о семьях. Дети, совершившие эти преступления, все были из местных. Их семьи по-прежнему здесь живут и, возможно, до сих пор стыдятся этого. И страдают от последствий.

– Как Уоррен Эмерсон.

– Вот именно. Посмотрите, как он живет. Один, без друзей. Он ведь больше не совершал преступлений, но его все равно избегают. Даже дети, которые понятия не имеют, что в нем такого страшного. Они просто знают от своих бабушек и дедушек, что Эмерсон – человек, от которого нужно держаться подальше. – Линкольн перевел взгляд на фотокопию статьи. – Ну, вот теперь вы знаете историю своего пациента. Уоррен Эмерсон – убийца. Но не единственный.

– Вы должны были провести параллели, Линкольн.

– Хорошо, признаю: кое-какие параллели существуют.

– Их все даже не перечислить. – Она потянулась к стопке вырезок и отыскала статью из октябрьского номера. – В тысяча девятьсот сорок шестом году все началось с драк в школе. Двое учеников были исключены. Потом по городу прокатилась волна вандализма – били стекла, нападали на дома – и опять виновными были признаны подростки. Наконец, в последних числах октября пятнадцатилетний мальчик зарубил своих родителей топором. Младшая сестра, защищаясь, вытолкнула его из окна. – Клэр подняла глаза на полицейского. – И с каждым разом преступления становятся все серьезнее. Как вы это объясните?

– Когда речь идет о жестокости, Клэр, этот вопрос можно адресовать только человеческой натуре. Но факт остается фактом: мы до сих пор не знаем, почему люди убивают друг друга.

– Взгляните на последовательность событий. Вначале был тихий спокойный городок. Потом тут и там начинают шалить дети. Сначала дерутся между собой. А спустя какое-то время начинают убивать людей. В городе паника, все требуют принятия мер. И вдруг – словно по мановению волшебной палочки – все разом прекращается. И город снова погружается в спячку. – Она замолчала, опустила взгляд. – Линкольн, здесь есть еще одна странность. В больших городах самое опасное время года – лето, когда жара провоцирует повышенную возбудимость у людей. С наступлением холодов преступность резко снижается. Но в этом городе все по-другому. Жестокость пробуждается в октябре и достигает пика в ноябре. – Она подняла на него взгляд. – И тогда, и сейчас убийства начались осенью.

Клэр вздрогнула от внезапно прозвучавшего сигнала пейджера. Она взглянула на номер, высветившийся на дисплее, и потянулась к телефону на столе Линкольна.

На ее звонок ответил техник из отделения компьютерной томографии.

– У нас готова энцефалосцинтиграмма вашего пациента Уоррена Эмерсона. Доктор Чепмен уже едет к нам, чтобы расшифровать ее.

– Вы что-нибудь обнаружили? – поинтересовалась Клэр.

– Отклонения очевидны.

Доктор Чепмен прикрепил снимки к негатоскопу и включил подсветку. На вспыхнувшем экране появились поперечные срезы мозга Уоррена Эмерсона.

– Вот что я имел в виду, – пояснил он. – Вот здесь, распространяется в левую лобную долю. Видите?

Клэр подошла ближе. То, на что указывал ее коллега, представляло собой небольшое сферическое затемнение в передней части мозга, прямо за бровью. Затемнение было однородным, без просветлений. Она просмотрела и другие снимки, но больше никаких отклонений не обнаружила. Если это опухоль, то, похоже, уже локализованная.

– Каково ваше мнение? – спросила она. – Менингиома?

Он кивнул.

– Скорее всего. Видите, какие ровные края? Конечно, потребуется провести диагностику ткани, чтобы установить, злокачественная ли опухоль. Она примерно два сантиметра в диаметре и, похоже, хорошо инкапсулирована. Окружена фиброзной тканью. Думаю, ее можно удалить без остаточных опухолей.

– А она может служить причиной припадков?

– Они у него давно?

– С юности. Уже примерно лет пятьдесят.

Чепмен посмотрел на нее с удивлением.

– И эти массы никогда не исследовали?

– Нет. Поскольку он всю жизнь страдал от эпилепсии, думаю, Помрой счел лишним проводить дополнительное обследование.

Чепмен покачал головой.

– Возможно, мне придется пересмотреть диагноз. Прежде всего потому, что менингиомы крайне редко встречаются у подростков. К тому же менингиома имеет тенденцию к росту. Так что либо она не является причиной эпилепсии, либо это вообще не менингиома.

– Но тогда – что еще?

– Глиома. Метастаз какой-то другой первичной опухоли. – Он пожал плечами. – Это может быть даже давняя инкапсулированная киста.

– Но массы кажутся плотными.

– Скажем, если бы она возникла из-за туберкулезной палочки или какого-нибудь паразита, организм мог бы отреагировать воспалением. Окружить или переплести его рубцовой тканью. Больного проверяли на туберкулез?

– Десять лет назад результат был отрицательный.

– Ну, в любом случае патология налицо. Этому пациенту необходимо провести краниотомию и удалить опухоль.

– Полагаю, это означает, что мы должны перевезти его в Бангор.

– В нашей больнице краниотомию не делают. Мы обычно передаем нейрохирургических больных Кларенсу Ротстейну, в Медицинский центр восточного Мэна.

– Вы его рекомендуете?

Чепмен кивнул и выключил негатоскоп.

– У него золотые руки.

Брокколи на пару, рис и символический кусочек трески.

Луиза Ноултон не знала, хватит ли у нее сил изо дня в день наблюдать, как ее сын голодает. Он потерял еще килограмм, но при этом выражение его лица стало еще более угрюмым, и в нем все чаще сквозило раздражение. От жизнерадостного Барри не осталось и следа.

Луиза посмотрела на сидящего напротив мужа и прочла те же мысли в глазах Мела: «Это все диета. Он такой из-за диеты».

Луиза кивнула на блюдо с картофелем фри, которое она приготовила для себя и Мела.

– Барри, милый, у тебя такой голодный вид! От нескольких ломтиков ничего не будет.

Не обратив никакого внимания на маму, Барри с зубодробительным скрежетом продолжал скрести по тарелке вилкой.

– Барри, прекрати!

Он поднял глаза. Такого пустого и холодного взгляда она еще в жизни не видела.

Дрожащими руками Луиза протянула сыну тарелку с картошкой.

– Пожалуйста, Барри, – пробормотала она. – Съешь одну. Съешь хоть все. Тебе сразу полегчает.

Она удивленно охнула, когда Барри вдруг отодвинул стул и резко поднялся из-за стола. Ни слова не говоря, он пошел прочь, а потом хлопнул дверью своей комнаты. Через мгновение оттуда донеслись непрерывные звуки стрельбы – мальчик включил видеоигру и принялся охотиться на виртуальных врагов.

– Может, что-то случилось в школе? – осведомился Мел. – Ребята опять над ним издеваются?

Луиза вздохнула.

– Я не знаю. Я уже ничего не знаю.

Они сидели, прислушиваясь к нарастающему грохоту выстрелов. К крикам и стонам виртуальных жертв, гибнущих в адском огне «Супер Нинтендо».

Взглянув на влажный и мягкий картофель фри, Луиза вздрогнула. Впервые в жизни она отодвинула от себя тарелку с едой, так и не закончив ужин.

Когда Клэр приехала домой, стереосистема Ноя надрывалась на всю катушку. Головная боль, которая начала набирать обороты во второй половине дня, сжимала череп, словно вонзая когти в лоб. Она повесила пальто и остановилась у подножия лестницы, вслушиваясь в оглушительный грохот барабанов и монотонное завывание солиста. Она не могла разобрать ни слова. Интересно, как я должна контролировать музыкальные пристрастия своего сына, если даже не знаю, о чем поется в этих песнях?

Так больше не может продолжаться. Клэр была не в силах терпеть этот шум, во всяком случае сегодня.

– Ной, сделай потише! – крикнула она.

Музыка грохотала по-прежнему. Невыносимо.

Она поднялась по лестнице, чувствуя, что раздражение сменяется яростью. Дернув ручку, Клэр обнаружила, что дверь заперта. Она постучала и громко крикнула:

– Ной!

Дверь распахнулась не сразу. На нее обрушился мощный шквал музыки, сбивая с ног звуковой волной. Ной заслонил собой дверной проем; мешковатая одежда висела на нем, словно потрепанные ритуальные одеяния.

– Сделай потише! – заорала она.

Он отключил усилитель, и музыка разом смолкла. В ушах зазвенело от внезапной тишины.

– Ты что, хочешь оглохнуть? А меня при этом окончательно свести с ума?

– Тебя не было дома.

– Я была дома. Кричала тебе, только ты меня не слышал.

– Сейчас я тебя слышу, довольна?

– Если ты будешь включать музыку на такую громкость, через десять лет лишишься слуха. Ты живешь не один.

– Разве я могу забыть, ведь ты мне постоянно об этом напоминаешь! – Плюхнувшись на стул, он развернулся лицом к столу. Спиной к ней.

Клэр стала молча наблюдать за ним. Он листал журнал, но по напряженным мышцам его плеч можно было угадать, что он не читает. Он чувствует ее присутствие, ее гнев.

Она зашла в комнату сына и устало опустилась на кровать.

– Извини, что кричала на тебя, – сказала она, немного помолчав.

– Последнее время ты делаешь это постоянно.

– Неужели?

– Да. – Он перевернул страницу.

– Я не хотела, Ной. Просто так все навалилось – мне кажется, я не справляюсь со всеми этими проблемами.

– Мам, все пошло наперекосяк с тех пор, как мы переехали сюда. Все. – Он резко захлопнул журнал и уронил голову на руки. Его голос опустился до шепота. – Я бы так хотел, чтобы с нами был папа.

Некоторое время они молчали. Клэр слышала, как слезы падают на обложку журнала, до нее доносилось судорожное дыхание сына, который изо всех сил старался успокоиться.

Она встала и положила руки ему на плечи. Они были напряжены, затвердели – мальчик изо всех сил пытался сдержать слезы. Как мы похожи, думала она, все время пытаемся контролировать эмоции, держать себя в узде. Питер был самым эмоциональным в их семье – визжал от восторга, катаясь на американских горках, от души хохотал в кинотеатрах. Это он распевал под душем и приводил в состояние тревоги датчики дыма, когда принимался готовить. И никогда не стеснялся лишний раз сказать: «Я люблю тебя».

«Как бы ты расстроился, увидев все это, Питер. Увидев, как мы боимся сделать шаг навстречу друг другу. Как мы оплакиваем тебя, как страдаем из-за того, что тебя больше нет».

– Мне тоже его не хватает, – шепотом призналась она. И позволила себе обнять сына, прижавшись щекой к его волосам, вдыхая мальчишеский запах, который она так любила. – Мне его тоже не хватает.

Внизу кто-то звонил в дверь. «Не сейчас. Только не сейчас».

Она не двинулась с места, не обращая внимания на звонок, забыв обо всем, кроме теплого тела сына.

– Мам, – произнес Ной, высвобождаясь из ее объятий. – Кто-то пришел.

Клэр неохотно выпустила мальчика и выпрямилась. Внезапная возможность была утеряна, и она снова уткнулась взглядом в напряженные плечи сына.

Клэр спустилась вниз, испытывая раздражение оттого, что кто-то снова вторгается в ее жизнь, требует ее внимания и отрывает от сына. Открыв дверь, она увидела Линкольна. Он стоял на лютом ветру; его рука в очередной раз потянулась к кнопке звонка. Начальник полиции ни разу не приходил к ней домой, и Клэр была одновременно удивлена и озадачена его визитом.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал он. – Можно войти?

Она еще не разжигала камин в гостиной, и в комнате было холодно и темно. Клэр тут же включила все лампочки, но от света теплее не стало.

– После того как вы ушли от меня, – начал он, – я долго обдумывал ваши слова. О том, что у здешней жестокости есть своя закономерность. Что существует связь между событиями сорок шестого и нынешнего годов. – Линкольн полез в карман куртки и достал сложенный лист с фотокопией газетной статьи, которую она ему оставила. – Знаете, какая? Ответ прямо перед нами.

– Что за ответ?

– Посмотрите на первую страницу. Октябрьский номер сорок шестого года.

– Я уже читала эту статью.

– Нет, не про убийство. Посмотрите на статью внизу. Возможно, вы не обратили на нее внимания.

Клэр расправила лист на колене. Статья, о которой он говорил, не полностью уместилась на фотокопии, была видна только верхушка. С заголовком: «Ремонт моста через реку Саранча завершен».

– Не понимаю, к чему вы клоните, – призналась она.

– Этот же мост ремонтировали в нынешнем году. Помните?

– Да.

– А почему пришлось его ремонтировать?

– Наверное, разрушился?

С разочарованным видом он провел рукой по волосам.

– Господи, Клэр. Ну, подумайте же! Почему мост нуждается в ремонте? Потому что его смыло. Этой весной у нас был рекордный паводок, река Саранча вышла из берегов, смыла два дома, сорвала целую кучу мостков. Я звонил в Геологическое общество США, и они подтвердили, что в этом году зарегистрирован самый высокий уровень осадков за последние пятьдесят два года.

Она подняла глаза, начиная понимать, что он имеет в виду.

– Значит, в последний раз сильные ливни были…

– Весной сорок шестого года.

Она откинулась на спинку дивана, поражаясь совпадению.

– Ливни, – бормотала она. – Влажная почва. Бактерии. Грибы…

– Вот именно, грибы. Есть новости насчет тех, синих?

Она покачала головой.

– Максу подтвердили их название. Они не слишком ядовиты. Но сильные ливни могли вызвать размножение других грибов. Кстати, известно, что именно грибок вызвал массовую эпидемию пляски святого Вита.

– Это что, тоже припадки?

– По-научному пляска святого Вита называется хореей. Выражается в конвульсивных движениях конечностей, похожих на танец. В истории случались эпидемии этой болезни. Кстати, не исключено, что именно такая эпидемия привела к Сейлемской охоте на ведьм .

– Это произошло из-за болезни?

– Да. После холодной и сырой весны урожаи ржи могут быть заражены этим грибком. Люди едят рожь, и у них развивается хорея.

– Мы что, тоже имеем дело с эпидемией пляски святого Вита?

– Нет, я просто хочу сказать, что в истории немало примеров человеческих болезней, проявление которых зависит от климата. В природе все взаимосвязано. Пусть мы считаем, что окружающий мир находится под контролем, но в действительности на нас влияет множество невидимых микроорганизмов. – Она задумалась, вспомнив об отрицательных анализах Скотти Брэкстона. До сих пор ни из крови, ни из назального секрета не выросло ни одного микроорганизма. Может, она совсем не там искала очаг инфекции? Может, это такой необычный организм, такой неожиданный, что лаборатория посчитала его ошибкой? – На всех детей должен был подействовать общий возбудитель, – заметила она. – Например, одна и та же зараженная еда. Пока мы можем только рассуждать о связи между ливнями и агрессивным поведением. Она может оказаться простым совпадением.

Некоторое время он молчал. Клэр уже много раз разглядывала лицо Келли, восхищаясь сквозившей в нем силой и спокойной уверенностью. Сегодня она заметила в его глазах глубокий ум. Основываясь на разрозненной информации, он смог распознать закономерность, которую она даже не заметила.

– Значит, нам необходимо найти этот возбудитель, – заключил он.

Клэр кивнула.

– Вы можете организовать визит в исправительный центр? Мне нужно поговорить с Тейлором.

– Эта задача может оказаться непростой. Вы же знаете, Пол Дарнелл по-прежнему считает вас виноватой.

– Но Тейлор не единственный пострадавший. Пол не может обвинять меня во всех бедах, которые случились в этом городе.

– Теперь уже нет. – Линкольн поднялся. – Мы должны найти ответ до того, как состоится городское собрание. Я организую вам свидание с мальчиком, Клэр. Что-нибудь придумаю.

Стоя у окна гостиной, она наблюдала, как Келли идет по обледенелой дорожке к своему пикапу. Он шел уверенной походкой мужчины, который вырос в этом суровом климате, – широко расставляя ноги, тяжело приминая снег подошвами своих ботинок. Он подошел к пикапу, открыл дверцу и почему-то оглянулся.

На мгновение их взгляды встретились.

И вдруг, испытав странное удивление, она подумала: «И давно меня тянет к нему? Когда это началось? Даже и не знаю». Вот и еще одно осложнение возникло в ее жизни.

Линкольн уехал, а она все стояла у окна, разглядывая бесцветный пейзаж. Перед глазами были лишь снег, лед и голые деревья, и все это сливалось в унылое темное пятно.

Из комнаты Ноя снова доносилась музыка.

Клэр отошла от окна и погасила лампу. И тут, шумно вздохнув, вспомнила обещание, которое дала Уоррену Эмерсону. Кошка.

Была уже ночь, когда она подъехала к нижнему склону Букового Холма и поставила машину во дворе дома Эмерсона, возле поленницы. Это была идеально сложенная округлая дровяная крепость. Клэр подумала о том, сколько долгих часов, должно быть, потратил Уоррен на такую аккуратную постройку, – с подобным тщанием обычно возводят кирпичные стены. И теперь, в угоду зиме, ему приходится полено за поленом разбирать собственное произведение искусства.

Клэр заглушила мотор и оглядела старый дом. В окнах было темно. Поднимаясь по обледенелым ступенькам на крыльцо, ей пришлось фонариком освещать себе дорогу. Все вокруг казалось кособоким, и у Клэр возникало странное ощущение, будто и ее клонит набок и уносит к краю пропасти, к забвению. Уоррен говорил, что дверь не заперта, и так оно и было. Клэр вошла в дом и зажгла свет.

Пред ее взором предстала кухня с потертым линолеумом и ветхой утварью. На полу сидела маленькая серая кошка и таращилась на гостью. Они напугали друг друга, женщина и кошка, и на некоторое время обе замерли.

Потом животное бросилось вон из кухни и скрылось где-то в доме.

– Иди сюда, киса! Киса! Ты ведь хочешь есть, верно? Мона!

Клэр планировала пристроить Мону в приют для животных. Уоррена Эмерсона уже перевезли в Медицинский центр восточного Мэна на краниотомию, и ему предстояло пробыть там не меньше недели. Клэр не собиралась мотаться сюда каждый день ради кошки. Но, похоже, животное решило иначе.

Раздражаясь все сильнее, Клэр бродила по комнатам в поисках несговорчивой Моны и повсюду зажигала свет. Как и многие фермерские дома той поры, это строение с множеством тесных захламленных комнаток было рассчитано на большую семью. В комнатах скопились кипы старых газет и журналов, бумажные пакеты из магазинов, ящики с пустыми бутылками. В коридоре ей пришлось вихлять в разные стороны, пробираясь по узкому проходу между стопками книг. Такой беспорядок обычно является признаком умственного расстройства, но Уоррен устроил его с определенной логикой – книги были отделены от журналов, коричневые бумажные пакеты аккуратно сложены и связаны бечевкой. Возможно, за этим скрывалась лишь гипертрофированная бережливость янки.

Во всяком случае кошке-беглянке было где спрятаться в этом доме.

Она обошла весь нижний этаж, но так и не нашла Мону. Должно быть, животное пряталось где-то наверху.

Клэр двинулась вверх по лестнице и вдруг остановилась. Ладони стали влажными. Дежавю, подумала она. Со мной это уже было. Странный дом, странная лестница. И ужас, ожидавший меня на чердаке…

Но здесь никогда не жил Скотти Брэкстон, а наверху может прятаться только испуганное животное.

Сделав над собой усилие, она двинулась дальше и, словно подбадривая себя, крикнула: «Иди сюда, киса!» На втором этаже размещались четыре комнаты, но только одна была открыта. Если кошка пряталась на втором этаже, то наверняка там.

Клэр переступила порог и зажгла свет.

Со всех сторон на нее смотрели черно-белые фотографии – они висели на стенах, стояли на комоде и ночном столике. Целая галерея воспоминаний Уоррена Эмерсона. Клэр прошла к дальней стене и остановилась перед фотографией, с которой улыбались трое – мужчина и женщина средних лет и маленький мальчик. Женщина была круглолицей и невзрачной, в комично сдвинутой набок шляпке. Мужчина, стоявший рядом, казалось, подыгрывал: его глаза лучились смехом. Они держали стоявшего между ними мальчика за плечи, словно без слов объявляя о своих родительских правах.

А вихрастый мальчик – должно быть, маленький Уоррен – улыбался своим беззубым ртом, светясь от родительского внимания.

Ее взгляд скользнул по другим фотографиям, и Клэр увидела все те же лица, запечатленные в разные времена года, в разных местах. Вот портрет матери, с гордостью демонстрирующей испеченный пирог. Вот отец с сыном на берегу реки с удочками. А вот школьная фотография какой-то девочки – возможно, возлюбленной Уоррена, поскольку внизу кто-то подрисовал сердечко и написал: «Уоррен и Айрис – навсегда». Сквозь слезы Клэр разглядывала тумбочку, на которой стоял недопитый стакан воды. На кровать и подушку, хранившую седые волоски. Кровать Уоррена.

Каждое утро он просыпался в этой комнате совсем один и утыкался взглядом в фотографии своих родителей. И каждый вечер, засыпая, видел перед собой их улыбающиеся лица.

Клэр уже плакала вовсю. О мальчике Уоррене. Об одиноком ребенке, застрявшем в стариковском теле.

Она спустилась на первый этаж и вернулась на кухню.

Бессмысленно охотиться за кошкой, которая не хочет, чтобы ее нашли. Она просто оставит еду в миске и приедет в следующий раз. Открыв дверцу кухонного шкафа, она увидела, что полки заставлены кошачьими консервами. Человеку на этой кухне мало чем можно было поживиться, зато любимица Мона была надежно обеспечена припасами.

«Сегодня она ждет тунца».

Тунец так тунец. Клэр выложила содержимое банки в миску и поставила ее на пол возле плошки с водой. Еще одну миску она наполнила сухим кормом, которого должно было хватить на несколько дней. Потом очистила кошачий туалет. Затем погасила свет и вышла из дома.

Усевшись за руль, она бросила последний взгляд на дом. Почти всю свою жизнь Уоррен Эмерсон провел в этих стенах, лишенный человеческого общения, любви. Скорее всего он и умрет здесь в одиночестве, и только кошка будет свидетелем его ухода.

Клэр вытерла слезы. А потом, вырулив на темную дорогу, поехала домой.

Тем же вечером ей позвонил Линкольн.

– Я говорил с Вандой Дарнелл, – сообщил он. – Сказал ей, что поведение ее сына, возможно, объясняется некоей биологической причиной. Она же повлияла и на других детей в нашем городе, и мы пытаемся выяснить, в чем дело.

– Как она отреагировала?

– Думаю, испытала облегчение. Ведь это значит, что вину можно переложить на какой-то внешний фактор. Что виновата не она. И не семья.

– Я очень хорошо ее понимаю.

– Она дала разрешение на ваше свидание с ее сыном.

– Когда?

– Завтра. В Центре заключения для молодых преступников штата Мэн.

Длинный ряд кроватей тянулся вдоль стены общей спальни. Утреннее солнце заглянуло в расположенное под потолком окно, и яркое пятно света растеклось по худеньким плечам мальчика. Он сидел на кровати, подтянув колени к груди. Опустив голову. Он был совсем не похож на того буйного, извергающего ругательства подростка, которого Клэр видела четыре недели назад. Сейчас перед ней сидел сломленный ребенок, чьи мечты и надежды были растоптаны. От прежнего мальчика осталась лишь физическая оболочка.

Заслышав гулкие шаги по выщербленным половицам, он даже не повернул голову в сторону Клэр. Она остановилась у его кровати.

– Здравствуй, Тейлор. Хочешь поговорить со мной?

Мальчик еле заметно пожал плечами, но, судя по всему, это было некое подобие приветствия.

Она взяла стул; ее взгляд скользнул по грубо сколоченному столику из сосны, стоявшему рядом с его кроватью. Судя по тому, что столешница была исписана матерными словами и инициалами бесчисленных юных обитателей, этот предмет мебели немало повидал на своем веку. Интересно, успел ли Тейлор оставить свою отметину на этой вечной доске отчаяния, подумала она.

Клэр подвинула стул к кровати мальчика и села.

– Все, о чем мы сегодня будем говорить, Тейлор, останется между нами, хорошо? – Он опять пожал плечами, как будто для него это ровным счетом ничего не значило. – Расскажи мне, что случилось в тот день в школе. Почему ты это сделал?

Он прижался щекой к коленям, будто бы больше не мог сидеть прямо.

– Я не знаю, почему.

– Ты помнишь тот день?

– Угу.

– Все?

Он с трудом сглотнул, но ничего не сказал. Его лицо вдруг мучительно исказилось, он закрыл глаза и так сильно зажмурился, что, казалось, еще немного – и кожа на лице лопнет. Он глубоко вздохнул, но вместо дикого рева из его груди вырвался какой-то тонкий жалобный звук.

– Я не знаю. Не знаю, почему я это сделал.

– В тот день ты принес в школу оружие.

– Чтобы доказать, что оно у меня есть. Мне не верили. Говорили, что я вру.

– Кто тебе не верил?

– Джей-Ди и Эдди. Они всегда хвастают, что отец разрешает им стрелять из своих ружей.

Опять сыновья Джека Рейда. Ванда Дарнелл говорила, что они плохо влияют на ее сына, и оказалась права.

– Итак, ты принес в школу оружие, – напомнила Клэр. – Ты собирался использовать его по назначению?

Он покачал головой.

– Пистолет просто лежал у меня в рюкзаке. Но потом я получил «двойку» по контрольной. И госпожа Горацио… она начала кричать на меня из-за той дурацкой лягушки. – Он принялся раскачиваться взад-вперед, обхватив руками колени; его дыхание прерывалось всхлипами. – Мне хотелось убить всех. Я просто не мог сдержаться. Я хотел со всеми расквитаться. – Мальчик перестал раскачиваться и замер, устремив безучастный взгляд в пустоту. – Я больше не злюсь на них. Но теперь уже слишком поздно.

– Возможно, ты не виноват, Тейлор.

– Все знают, что это сделал я.

– Но ты только что сказал, что не контролировал себя.

– И все равно это моя вина…

– Тейлор, посмотри на меня. Не знаю, рассказывал ли тебе кто-нибудь о твоем друге Скотти Брэкстоне.

Мальчик медленно поднял на нее взгляд.

– То же самое произошло с ним. Его мама умерла.

По застывшему от ужаса лицу ребенка Клэр догадалась, что он ничего не знал об этом.

– Никто не может объяснить, что на него нашло. Почему он набросился на нее. Ты не единственный, с кем это случилось.

– Мой отец говорит, это все из-за того, что вы отменили лекарство.

– Скотти не принимал никаких лекарств. – Она замолчала, пытаясь заглянуть в глаза Тейлору. – Или принимал?

– Нет.

– Это очень важно. Ты должен рассказать мне правду, Тейлор. Кто-нибудь из вас принимал наркотики?

– Я и говорю правду.

Тейлор посмотрел на нее прямым и твердым взглядом. И Клэр ему поверила.

– А что случилось со Скотти? – спросил он. – Его тоже привезут сюда?

Слезы навернулись на глаза Клэр. Она тихо произнесла:

– Мне очень жаль, Тейлор. Я знаю, вы были хорошими друзьями…

– Лучшими. Он мой лучший друг.

– Он попал в больницу. И что-то случилось. Мы пытались помочь ему, но ничего… ничего не вышло…

– Он умер. Так ведь?

Его прямой вопрос требовал честного ответа. И она тихо призналась:

– Да. Боюсь, что да.

Он уткнулся в колени, и слова вперемешку с рыданиями вырывались из его рта.

– Скотти никогда не делал ничего плохого! Он был таким слабаком. Да, Джей-Ди так и называл его: тупой слабак. Я никогда не заступался за него. А должен был вступиться, но так и не сделал этого…

– Тейлор. Тейлор, мне нужно задать тебе еще один вопрос.

– …я боялся.

– Вы со Скотти много времени проводили вместе. Где вы чаще всего бывали?

Он не ответил, продолжая раскачиваться на кровати.

– Мне действительно важно знать это, Тейлор. Где вы проводили свободное время?

Он судорожно вздохнул.

– С… с другими ребятами.

– Где?

– Я не знаю! Все кончено.

– В лесу? У кого-то дома?

Он перестал раскачиваться, и на мгновение ей показалось, что мальчик не расслышал последнего вопроса. Потом Тейлор поднял голову и посмотрел на нее.

– На озере.

На озере Саранча. В центре городской жизни; здесь устраивали пикники и заплывы, соревнования по гребле и рыбалке. Без озера не было бы ни отдыхающих, ни притока денег в городскую казну. Да и самого города тоже, наверное, не было бы.

Ей вдруг пришло в голову, что все так или иначе связано с озером. Вода и ливни. Наводнения и бактерии.

«В тот вечер вода светилась».

– Тейлор, – спросила она, – вы со Скотти купались в озере?

Он кивнул.

– Каждый день.