— В тот вечер в кухонном подвале кто-то был, госпожа Фан. Ребенок, который, возможно, знает, что произошло на самом деле, — говорит детектив Риццоли. — Вам известно, кто этот ребенок?

Полицейская изучает меня, наблюдая за моей реакцией, когда я начинаю понимать, что она сказала. Сквозь закрытую дверь до меня доносятся стук шестов и сливающиеся в хор голоса моих учеников, тренирующих боевые приемы. Но я раздумываю о возможных ответах здесь, в тишине своего кабинета. Молчание — это уже реакция, и детектив Риццоли пытается понять его значение, однако я не позволяю эмоциям отразиться на моем лице. Для нас обеих это уже превратилось в шахматную игру внутри шахматной игры, и наши ходы настолько незаметны, что детектив Фрост, который стоит поблизости, видимо, даже не подозревает о них.

Мой настоящий противник — эта женщина.

— Откуда вам известно, что в подвале кто-то был? — спрашиваю я, глядя ей прямо в глаза.

— В кухне и на ступенях подвала остались следы. Отпечатки детских ног.

— Но ведь прошло девятнадцать лет.

— Даже после стольких лет, госпожа Фан, следы крови остаются, — объясняет Фрост. Его голос звучит мягче, это голос друга, поясняющий то, что, как он считает, я не понимаю. — Существуют определенные химические препараты, с помощью которых мы можем видеть следы крови. Нам известно, что ребенок вышел из подвала, наступил в кровь У Вэйминя и вышел из кухни в переулок.

— Этого мне никто еще не говорил. Детектив Ингерсолл ничего такого не рассказывал.

— Потому что он не видел этих следов, — говорит детектив Риццоли. — Когда приехала полиция, их уже не было. Их смыли. — Она наклоняется так низко, что мне видны ее зрачки — две черные мишени внутри шоколадных радужек. — Кому понадобилось это делать? Кто хотел скрыть тот факт, что в подвале был ребенок?

— Почему вы спрашиваете об этом у меня? В тот момент меня даже не было в стране. Когда все это случилось, я гостила на Тайване у своих родственников.

— Но вы ведь знали У Вэйминя и его жену. Как и они, вы говорите на мандаринском диалекте. В подвале была их маленькая дочка, верно? — Она достает из кармана блокнот и читает: — Мэймэй, пяти лет от роду. — Риццоли смотрит на меня. — Мать и дочка — куда они уехали?

— Откуда же мне знать? Я смогла улететь домой только через три дня. К тому времени они уже уехали. Собрали всю свою одежду, все свои вещи. Понятия не имею, куда они отправились.

— Почему они убежали? Потому что жена повара была нелегальной эмигранткой?

Я стискиваю зубы и сердито смотрю на полицейскую.

— Вы удивлены, что она сбежала? Если бы я была нелегальной эмигранткой, детектив, и вы бы решили, что мой муж только что убил четырех человек, как скоро вы надели бы на меня наручники и депортировали? Девочка родилась здесь, а вот Лихуа — нет. Она хотела, чтобы дочка выросла в Америке, так стоит ли винить ее за то, что она избегала полиции? Стремилась уйти в тень?

— Смыв отпечатки, она уничтожила важное доказательство.

— Возможно, таким образом она хотела защитить дочь.

— Девочка была свидетельницей. Она могла бы изменить ход расследования.

— И что, вы бы привели пятилетнюю девочку в зал суда и заставили бы давать показания? Неужели вы думаете, что присяжные поверили бы дочке нелегальных эмигрантов, если весь город уже назвал ее отца чудовищем?

Мой ответ ошарашивает ее. Риццоли замолкает, раздумывая о логике моих слов. Она осознает, что действия Лихуа в самом деле были разумными. Лихуа действовала как любая мать, стремящаяся обезопасить себя и ребенка от властей, которым она не доверяет.

— Мы вам не враги, госпожа Фан, — мягко произносит Фрост. — Мы просто пытаемся узнать правду.

— Я сказала правду девятнадцать лет назад, — напоминаю я. — Сказала полиции, что У Вэйминь и мухи не обидел бы, но они не хотели меня слушать. Гораздо проще было считать, что он — сумасшедший китаеза, а кто знает, что творится в голове китаезы? — Я слышу горечь в собственном голосе, но даже не пытаюсь скрыть ее. Резкая и жгучая, она продолжает изливаться. — Поиск правды — трудоемкое занятие. Слишком трудоемкое. Вот что думала тогда полиция.

— Но я так не считаю, — спокойно возражает Фрост.

Я смотрю на него и вижу искренность в его взгляде. В соседнем помещении завершилось занятие; я слышу, как уходят ученики, и дверь то и дело со свистом захлопывается.

— Если Мэймэй была в подвале, — продолжает детектив Риццоли, — нам необходимо найти ее. Мы должны узнать, что она помнит.

— И вы ей поверите?

— Зависит от того, какая это девушка. Что вы можете рассказать нам о ней?

Некоторое время я раздумываю, глядя назад, сквозь туман девятнадцати прошедших лет.

— Я помню, что она ничего не боялась. Никогда не сидела спокойно, постоянно бегала и прыгала. «Маленький тигр» — так называл ее отец. Когда моей дочери Лоре приходилось сидеть с Мэймэй, она возвращалась домой совершено вымотанная. Лора даже говорила мне, что не хочет иметь детей, если ее малыши будут такими же бешеными, как Мэймэй.

— Она была умной девочкой?

Я печально улыбаюсь ей.

— У вас есть дети, детектив?

— Двухлетняя дочь.

— И, вероятно, вы считаете ее самой смышленой на свете.

На этот раз улыбается Риццоли.

— Не сомневаюсь, что она такая и есть.

— Потому что все дети кажутся способными, верно? Малышка Мэймэй была такой шустрой, такой любознательной… — Мой голос затихает, и я нервно сглатываю. — Когда они уехали, я словно снова потеряла свою дочь.

— Куда они уехали?

Я качаю головой.

— Мне кажется, у них была какая-то кузина в Калифорнии. Лихуа была красавица и всего лет двадцати с небольшим. Она могла выйти замуж еще раз. И сменить имя.

— Вы не знаете, где она теперь?

Я держу достаточно долгую паузу, чтобы посеять сомнения в мыслях полицейской. Чтобы заставить ее задуматься, правдив ли мой ответ. Наша шахматная партия продолжается — ход за ходом.

— Нет, — наконец отвечаю я. — Я даже не знаю, жива ли она.

Раздается стук в дверь, и на пороге показывается Белла. Она раскраснелась от напряжения после проведенного занятия, и ее короткие волосы, непослушные от пота, торчат в разные стороны. Она кланяется.

— Сыфу, завершилось последнее сегодняшнее занятие. Я вам еще понадоблюсь?

— Подожди минутку. Мы как раз заканчиваем.

Оба детектива понимают, что мне больше нечего им сказать, а потому они собираются уходить. По дороге к двери Риццоли останавливается и внимательно смотрит на Беллу. Ее взгляд долог и пытлив, и я почти читаю мысли, которые роятся у нее в голове. «Мэймэй исчезла, когда ей было пять лет. Сколько лет этой девушке? Возможно ли, что это она?» Однако вслух Риццоли ничего не говорит — просто кивает на прощание и выходит из студии.

Когда дверь за детективами закрывается, я говорю Белле:

— Наше время истекает.

— Они знают?

— Они близки к истине.

Я делаю глубокий вдох. Меня сильно беспокоит, что я не нахожу сил отбросить тягостную усталость. Я участвую одновременно в двух битвах — одна из них с врагом, который таится в моем собственном костном мозге. Не сомневаюсь, что один из неприятелей непременно отнимет у меня жизнь.

Вопрос лишь в том, какой из них убьет меня раньше.