33
Лили Соул походила на наркоманку, которую притащили прямо с улицы. Красные глаза, грязные темные волосы, кое-как забранные в неряшливый конский хвост. Блузка измята так, будто в ней спали, синие джинсы обтрепанные — казалось, еще чуть-чуть, и превратятся в лохмотья. А может, это просто мода нынешних подростков? И тут Джейн вспомнила, что перед ней уже совсем не девчонка. Лили Соул 28 лет, она взрослая женщина, хотя сейчас и выглядит совсем юной и беззащитной. И то верно, сидя на массивном стуле в богато убранной столовой дома Энтони Сансоне, Лили ощущала себя жалкой пигалицей и явно не в своей тарелке. Она лихорадочно переводила взгляд с Джейн на Сансоне, словно силясь угадать, с какой стороны ждать подвоха.
Джейн раскрыла папку и извлекла оттуда увеличенную фотокопию из ежегодного отчета Путнэмской академии.
— Вы подтверждаете, что это ваш двоюродный брат, Доминик Соул? — спросила она.
Лили взглянула на фотографию и смотрела на нее долго-долго, словно завороженная. От портрета и правда нельзя было оторвать глаз. Лицо с безупречно правильными чертами, золотые волосы и голубые глаза — рафаэлевский ангел.
— Да, — ответила Лили. — Это мой двоюродный брат.
— Этой фотографии больше двенадцати лет. А других, более поздних, у нас нет. Не знаете, где можно достать хотя бы одну?
— Нет.
— Ответ довольно категоричный.
— Я не общаюсь с Домиником. И уже давно с ним не виделась.
— А когда это было в последний раз?
— В то лето. Он уехал сразу после похорон отца. Я жила у Сары, и он даже не зашел проститься. Только записку оставил и был таков. Написал, что за ним приехала мать и они срочно уезжают.
— И с тех пор вы ничего о нем не слышали и его самого не видели?
Лили колебалась. Всего-то несколько мгновений — но Джейн, тут же насторожившись, подалась вперед.
— Видели, верно?
— Точно не знаю.
— Как это понимать?
— В прошлом году, когда я жила в Париже, мне пришло письмо от Сары. Она получила по почте открытку, и та ее очень огорчила. Открытку она переслала мне.
— От кого была открытка?
— Там не было ни обратного адреса, ни подписи. На ней была изображена репродукция картины из брюссельского Королевского музея. Портрет работы Антуана Вирца. «Ангел Зла».
— И что там было написано?
— Ничего. Одни только знаки. Но мы с Сарой сразу узнали эти символы, потому что видели их тем летом — они были вырезаны на деревьях.
Джейн протянула Лили ручку и блокнот.
— Нарисуйте их.
Лили взяла ручку. Но тут же остановилась в нерешительности, как будто ей было противно рисовать то, что она видела. Наконец она поднесла ручку к бумаге. Увидев рисунок, Джейн почувствовала, как ее обдало холодом: три перевернутых креста. И примечание: R17:16.
— Это ссылка на цитату из Библии? — уточняла Джейн.
— Из Откровения.
Джейн посмотрела на Сансоне.
— Можете найти ее?
— Я могу процитировать, — тихо проговорила Лили. — «И десять рогов, которые ты видел на звере, сии возненавидят блудницу, и разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне».
— Вы знаете ее наизусть.
— Да.
Джейн открыла блокнот на чистой странице и снова передала его Лили.
— Можете записать ее для меня?
Некоторое время Лили просто смотрела на белую страницу. Затем с неохотой принялась писать. Медленно, словно каждое слово причиняло ей боль. А закончив, вернула блокнот Джейн со вздохом облегчения.
Риццоли взглянула на запись и снова почувствовала, как холод, словно игла, пронзил ее спину.
«И плоть ее съедят, и сожгут ее в огне».
— Похоже на предостережение. На угрозу, — заметила Джейн.
— А это и есть угроза. Уверена, что она предназначалась мне.
— Но почему открытка пришла Саре?
— Потому что меня не так-то просто было разыскать. Я же столько раз переезжала с места на место, из города в город.
— Значит, он послал ее Саре. А она знала, как вас найти. — Джейн задумалась. — Ведь это он писал, так?
— Не знаю.
— Да бросьте, Лили, а кто же еще, как не Доминик? Почти наверняка он и стену хлева исцарапал двенадцать лет назад. Почему же он вас ищет? Почему угрожает?
Лили понуро опустила голову. И тихо сказала:
— Потому что я знаю, что он сделал тем летом.
— С вашими родными?
Лили подняла глаза — в них сверкали слезы.
— Я не могу доказать. Но я знаю это.
— Откуда?
— Отец ни за что не смог бы застрелиться! Он знал, как был мне нужен. Но меня тогда никто и слушать не хотел. Мало ли чего болтает какая-то шестнадцатилетняя девчонка!
— Где же эта открытка? Со знаками?
Лили вздернула подбородок:
— Я сожгла ее. А сама уехала из Парижа.
— Почему?
— А вы бы как поступили, если бы вам грозили смертью? Сидели бы сложа руки и ждали?
— Надо было позвонить в полицию. Почему вы не сделали этого?
— И что бы я сказала? Что кто-то прислал мне цитату из Библии?
— Значит, вы даже и не думали сообщить в правоохранительные органы? Вы же чувствовали, что ваш двоюродный брат убийца. И даже ни разу не обратились к властям? Этого я не понимаю, Лили. Ведь он вам угрожал. И до того запугал, что вам пришлось уехать из Парижа. А вы даже не обратились ни к кому за помощью. Просто убежали.
Лили опустила глаза. Наступила долгая тишина. Было только слышно, как в другой комнате громко тикают часы.
Джейн посмотрела на Сансоне. Вид у него был озадаченный. Затем она перевела взгляд на Лили, которая настойчиво прятала глаза.
— Ладно, — проговорила Джейн. — Что вы от нас скрываете?
Лили промолчала в ответ.
Джейн потеряла терпение.
— Почему, черт возьми, вы не хотите нам помочь поймать его?
— Вам его не поймать, — проговорила Лили.
— Почему же?
— Потому что он не человек.
Снова наступила долгая тишина, и снова Джейн услышала тиканье часов в соседних комнатах. Холодные иглы, вонзавшиеся в спину Джейн, превратились теперь в огромную ледяную глыбу.
Не человек. «И десять рогов, которые ты видел на звере…»
Сансоне придвинулся ближе к девушке. И тихо спросил:
— Кто же он тогда, Лили?
Она вздрогнула и обхватила себя руками.
— Мне не убежать от него. Он всегда меня настигает. Найдет и теперь.
— Ну, хорошо, — в конце концов совладав с собой, сказала Джейн.
Разговор сильно отклонился от основной темы, и теперь Риццоли засомневалась: правду ли говорила девушка до того. Одно из двух — либо Лили Соул морочила им голову, либо просто бредила; Сансоне же не просто смаковал каждую путающую деталь, а прямо-таки подпитывал иллюзии девушки своими.
— Ладно, хватит морочить мне голову, — отрезала Джейн. — Я ищу не дьявола. А человека.
— В таком случае вам никогда его не поймать. И я ничем не могу вам помочь. — Лили посмотрела на Сансоне. — Мне нужно в уборную.
— Не можете помочь нам? — спросила Джейн. — Или не хотите?
— Послушайте, я устала, — резко отозвалась Лили. — Я прямо с самолета, у меня нарушен суточный ритм, и я два дня не принимала душ. Не буду больше отвечать на ваши вопросы.
С этими словами Лили вышла из комнаты.
— Она так ничего нам и не сообщила, — констатировала Джейн.
Сансоне посмотрел на дверь, за которой скрылась Лили.
— Ошибаетесь, — возразил он. — По-моему, кое-что сообщила.
— Она что-то скрывает. — Джейн вдруг смолкла. Зазвонил ее сотовый телефон. — Простите, — проговорила она и полезла к себе в сумочку.
Винс Корсак начал разговор без всяких преамбул.
— Ты должна приехать прямо сейчас, — выпалил он.
В трубке слышались отдаленная музыка и шумный разговор. «О Боже, — спохватилась она, — совсем забыла про эту чертову вечеринку».
— Послушай, мне и правда жаль, — сказала она. — Но, боюсь, сегодня никак не получится. У меня допрос в самом разгаре.
— Да только ты и сможешь тут разобраться!
— Винс, я очень занята.
— Это ведь твои родители. И что, черт возьми, прикажешь мне с ними делать?
Джейн запнулась.
— Что?
— Что?
— Они тут орут друг на друга. — Он вдруг замолчал. — Ага! Вот уже на кухню побежали. Пойду прятать ножи.
— Что, папа тоже у тебя?
— Только-только заявился. Хоть я его и не звал! Сразу за твоей мамой пожаловал, и вот уже минут двадцать как они грызутся. Так ты едешь, нет? Потому что, если они не уймутся, придется мне звонить девять-один-один.
— Нет! Господи, только не это! — «Чтобы маму с папой увезли в наручниках? Я этого не переживу!» — Ладно, сейчас приеду. — Она отключила телефон и посмотрела на Сансоне. — Мне надо ехать.
Он проводил ее в переднюю — там она надела пальто.
— Сегодня еще вернетесь?
— Сейчас она не очень-то сговорчива. Попробуем продолжить завтра.
Он кивнул.
— У меня она будет в безопасности.
— В безопасности? — Она хмыкнула. — То есть не дадите ей сбежать?
Джейн вышла в ночь — холодную и ясную. Перешла через улицу к «Субару» и уже собралась запустить двигатель, как вдруг услышала, что у стоявшей рядом машины хлопнула дверца. Она глянула на улицу и увидела, как к ней спешит Маура.
— А ты-то что здесь забыла? — удивилась Джейн.
— Узнала, что он разыскал Лили Соул.
— Да уж постарался.
— Ты ее уже допросила?
— Она ничего такого не сказала. В общем, мы не продвинулись ни на шаг. — Джейн снова взглянула на улицу, заметив, как на стоянку въехал фургон Оливера Старка. — Да что здесь сегодня происходит?
— Просто нам хочется поглядеть на Лили Соул.
— Нам? Только не говори, что ты примкнула к этим психам!
— Да никуда я не примыкала. Но дом мой пометили, Джейн, и мне хочется знать — почему. Хочется послушать, что скажет эта девушка.
Маура развернулась и направилась к дому Сансоне.
— Эй, док! — окликнула ее Джейн.
— Да?
— Гляди поосторожней там с Лили Соул.
— А что такое?
— Она или не в себе, или что-то скрывает. — Джейн задумалась. — А может, и то и другое.
Хоть Корсак и закрыл дверь в свою квартиру, Джейн отчетливо слышала дробный ритм музыки «диско», будто бы за стеной бешено колотилось сердце какого-нибудь великана. Хозяину дома было пятьдесят пять, он перенес сердечный приступ, и, возможно, песня «Остаться в живых» подходила ему как нельзя лучше. Джейн постучала в дверь, содрогаясь при мысли увидеть Корсака в домашнем облачении.
Он открыл дверь, и она уставилась на его блестящую шелковую рубашку с кругами от пота под мышками. Воротник расстегнут, из-под него видна грудь — волосатая, как у гориллы. Единственное, чего ему недоставало для завершения образа, — золотой цепочки на толстой шее.
— Слава Богу, — вздохнул он.
— Где они?
— Все там же, на кухне.
— И все еще живы, надеюсь?
— Они так кричали, так кричали. Ну и дела, никогда бы не подумал, что твоя мама может так выражаться!
Джейн прошла в дверь — и окунулась в полумрак, разреженный яркими лучами света, отражавшегося от бессчетных сверкающих граней кружившего под потолком шара. В полутьме она разглядела с десяток скучающих гостей: одни стояли и потягивали спиртное, другие сидели на диване и машинально уплетали картофельные чипсы, предварительно обмакивая их в соус. Джейн впервые оказалась в доме новоиспеченного холостяка Корсака и тут же застыла на месте, потрясенная представшим перед ее глазами зрелищем. Стальной журнальный столик со столешницей из затемненного стекла и белый ворсистый ковер под ним. Большущий телевизор со стереоколонками, такими огромными, что, казалось, водрузи на одну из них крышу, и вполне сошло бы за дом. И кругом черная кожа — везде-везде. Даже от стен тянуло тестостероном.
Затем сквозь бодрый ритм песни Джейн расслышала два громких голоса — на кухне.
— Ты не останешься здесь в таком виде. Какого черта! Думаешь, тебе снова стукнуло семнадцать?!
— Да какое ты имеешь право мне указывать, Фрэнк!
Джейн вошла на кухню, но родители ее даже не заметили — настолько они были заняты друг другом. «Что же она с собой сделала!» — изумилась Джейн, глядя на Анжелу в узком красном платье. С каких это пор она стала носить туфли на шпильках и красить веки зелеными тенями?
— Ведь ты уже бабка, Господи Боже мой, — возмущался Фрэнк. — И как только можно показываться на людях в таком наряде? Ты погляди на себя!
— По крайней мере хоть кто-то смотрит на меня. Ты ведь этого никогда не делал.
— Да у тебя же сиськи из платья вываливаются!
— Я думаю так: если есть чем гордиться — надо гордиться.
— И что ты хочешь этим доказать? Что ты и этот детектив Корсак…
— Спасибо. Винс хорошо со мной обращается.
— Мама! — воскликнула Джейн. — Папа!
— Винс?! Значит, ты уже зовешь его Винс?
— Эй! — еще раз окликнула их Джейн.
Только сейчас родители обратили на нее внимание.
— Ой, Джени! — проговорила Анжела. — Ты все-таки приехала!
— И ты знала об этом? — изумился Фрэнк, глядя на дочь. — Ты знала, что твоя мать пустилась во все тяжкие?
— Ха! — усмехнулась Анжела. — Да кто бы говорил!
— И ты позволила родной матери выйти из дома в таком виде?
— Ей пятьдесят семь, — сказала Джейн. — И что, я должна измерять длину ее платьев?
— Это… это же неприлично!
— Хочешь, я скажу, что неприлично? — возмутилась Анжела. — Это ты всегда вел себя неприлично — украл мою молодость, красоту и в конце концов вышвырнул меня на помойку. Это ты всегда норовил сунуть свой член в первую попавшуюся бабью задницу!
«Неужели я это слышу от мамы?»
— И у тебя еще хватает наглости говорить мне, что неприлично! Давай, иди к ней. А я остаюсь здесь. Хоть раз в жизни отведу душу. И уж повеселюсь на славу!
Анжела повернулась и, цокая шпильками, вышла из кухни.
— Анжела! Вернись немедленно!
— Папа! — Джейн схватила Фрэнка за руку. — Не трогай ее!
— Надо же ее остановить, пока она вконец не опозорилась!
— Не опозорила тебя, ты хочешь сказать.
Фрэнк вырвал руку.
— Она же твоя мать. Ты могла бы сделать ей внушение.
— Она пришла на вечеринку, что тут такого? Она же преступлений не совершала!
— Ее платье — вот где преступление. Хорошо, я успел вовремя, она еще не успела выкинуть ничего такого, о чем бы потом пришлось жалеть.
— А ты-то что здесь забыл? Как узнал, куда она собралась?
— Она сама сказала.
— Кто — мама?
— Позвонила, сказала, что все мне прощает. Что я могу резвиться, сколько мне заблагорассудится, и что она тоже собирается повеселиться. Сегодня на вечеринке. А еще сказала, что мой уход для нее — лучший подарок в жизни. И вот я спрашиваю, что, черт возьми, у нее с головой?
«А то, — подумала Джейн, — что мама решила отомстить по полной программе. И показывает, ей-де наплевать, что ты смотал удочки».
— А этот малый, Корсак, — спросил Фрэнк, — он ведь моложе?
— Всего на несколько лет.
— Ты что, перешла на ее сторону?
— Я ни на чью сторону не переходила. Просто, по-моему, вам пора отдохнуть друг от друга. Пожить какое-то время отдельно. Уходи, ладно?
— Я не хочу уходить. Пока мы не разберемся до конца.
— Ты не имеешь права ни в чем ее упрекать. Сам знаешь.
— Она моя жена.
— А что скажет на это твоя подружка?
— Не называй ее так.
— И как же прикажешь ее называть? Подстилка?
— Ты же ничего не понимаешь.
— Я знаю только, что мама хочет немножко развлечься. Ей этого не хватает.
Он махнул рукой в сторону гостиной, откуда доносилась музыка.
— И ты называешь это развлечением? Да там же настоящая оргия!
— А как назвать то, чем занимаешься ты?
Фрэнк тяжело вздохнул, опустился на стул. И уронил голову на руки.
— Беда-то какая! Вот уж жуткая ебаная ошибка!
Джейн посмотрела на него, потрясенная тем, что он употребил слово на букву «е», а вовсе не сожалением, прозвучавшим в его голосе.
— Ума не приложу, что теперь делать, — проговорил он.
— А чего ты хочешь, папа?
Отец вскинул голову и посмотрел глазами, полными боли.
— Не могу решить.
— Отлично. Мама очень обрадуется, услышав такое.
— Я ее не узнаю! Она словно инопланетянка со вздыбленными сиськами. И эти парни наверняка смотрят ей под платье. — Вдруг он вскочил. — Точно. Я все-таки добьюсь своего.
— Нет, не надо. Лучше уходи. Прямо сейчас.
— Нет, только вместе с ней.
— Ты только сделаешь хуже. — Джейн взяла отца за руку и вывела из кухни. — Теперь уходи, папа.
Когда они проходили через гостиную, он посмотрел на Анжелу — она стояла с бокалом в руке, и в ярких мигающих лучах света, отражавшихся от шара, платье на ней вспыхивало разноцветными бликами.
— Ты должна быть дома к одиннадцати! — крикнул он жене.
И вышел из дома, громко хлопнув дверью.
— Ха! — усмехнулась Анжела. — Еще чего!
* * *
Джейн сидела на кухне перед разложенными на столе бумагами и поглядывала на часы: минутная стрелка уже показывала без десяти одиннадцать.
— Ты же не можешь тащить ее домой силком, — сказал Габриэль. — Она человек взрослый. И если хочет провести там всю ночь, что ж, ее воля.
— Не смей даже заикаться об этом. — Джейн стиснула пальцами виски, силясь подавить мысль о том, что ее мать может остаться ночевать у Корсака. Но Габриэль уже раскрыл шлюзы, и навязчивые образы хлынули на нее неудержимым потоком. — Сейчас же поеду туда, а то как бы чего не вышло. Как бы чего…
— А чего? Боишься, что она слишком хорошо проведет время?
Габриэль подошел к ней сзади, положил руки ей на плечи и начал растирать напрягшиеся мышцы.
— Брось, милая, не бери в голову. Да и что ты можешь поделать — ввести комендантский час?
— Я уже думаю об этом.
Тут из детской донесся громкий плач Реджины.
— Что-то все мои дамы сегодня не в настроении, — вздохнул Габриэль и вышел из кухни.
Джейн еще раз посмотрела на часы. Ровно одиннадцать. Корсак обещал посадить Анжелу в такси в целости и сохранности. Может, уже посадил. «Может, лучше позвонить и узнать, уехала она или нет?»
Однако вместо этого она переключила внимание на бумаги, разложенные на столе. Дело неуловимого Доминика Соула. Всего лишь обрывочные сведения о юноше, который двенадцать лет назад просто взял и исчез, точно растворился в тумане. Она снова и снова всматривалась в школьную фотографию мальчика, в его поистине ангельской красоты лицо. Золотистые волосы, ярко-голубые глаза, орлиный нос. «Падший ангел».
Затем Джейн перевела взгляд на письмо от Маргарет, матери мальчика, в котором сообщалось о том, что она забирает сына из Путнэмской академии.
«Доминик не сможет продолжать учебу в следующем учебном году. Он уезжает вместе со мной в Каир…»
И с тех пор они словно в воду канули. В Интерполе не обнаружили ни одной регистрационной записи об их въезде в страну, да и вообще никаких сведений о том, что Маргарет и Доминик Соул когда-либо появлялись в Египте.
Джейн потерла глаза, уставшие от долгого чтения бумаг, потом принялась собирать их и складывать обратно в папку. Дотронувшись до блокнота, она вдруг остановилась, обратив внимание на первую страницу. Перед ней была цитата из Откровения, записанная рукой Лили Соул:
«И десять рогов, которые ты видел на звере, сии возненавидят блудницу, и разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне».
Но не слова привлекли внимание Джейн, заставив ее сердце учащенно забиться. А почерк.
Она порылась в папке и в очередной раз достала письмо Маргарет Соул, в котором та сообщала, что забирает сына из Путнэмской академии. Джейн положила письмо рядом с блокнотом. Сравнила обе записи — фразу из Библии и текст письма Маргарет Соул.
Вскочила на ноги. И крикнула:
— Габриэль! Мне нужно ехать.
Он вышел из детской с Реджиной на руках.
— Ты ведь знаешь, ей это вряд ли понравится. Почему бы не дать ей повеселиться лишний часок?
— Да не о маме речь. — Джейн прошла в гостиную. И Габриэль заметил, как она открыла шкаф и достала оттуда пистолет в кобуре. — А о Лили Соул.
— Ну а с ней-то что не так?
— Она солгала. Она прекрасно знает, где скрывается ее двоюродный брат.
