2
Двенадцать лет спустя
Быть может, это ошибка.
Доктор Маура Айлз стояла у церкви Пресвятой Богородицы и все никак не решалась войти. Прихожане уже давно собрались внутри, а она так и стояла одна во мгле, под снегом, с непокрытой головой. Через закрытую дверь церкви она услышала, как зазвучал орган, как раздались первые аккорды «Adeste Fidelis», и поняла — все, наверное, уже рассаживаются по местам. Так что, если она хочет к ним присоединиться, пора и ей идти внутрь.
Она немного поколебалась — потому что не принадлежала в полном смысле слова к числу верующих, собравшихся в церкви. Но музыка, надежда согреться и знакомые обряды, способные ободрить и утешить, звали ее. Здесь же, на темной улице, ей было одиноко. Одиноко — в сочельник.
Она поднялась по ступенькам паперти и вошла в здание.
Даже в столь поздний час все скамьи в церкви были заняты: люди сидели семьями, вместе со спящими детишками, которых подняли с постелек ради полуночной мессы. На запоздавшую Мауру покосилось несколько прихожан, и, когда стихла волнующая мелодия «Adeste Fidelis», она прошмыгнула на первое попавшееся свободное место в задних рядах. Но ей почти сразу же пришлось снова встать вместе со всей паствой, поскольку зазвучала вступительная песнь. И к алтарю, творя крестное знамение, подошел отец Даниэл Брофи.
— Да пребудет с вами благодать и мир Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа! — возгласил он.
— И с вами, — проговорила Маура в один голос с остальными прихожанами.
Даже после стольких лет, что она не была в церкви, отклики слетали с ее губ непринужденно: она помнила все с детства, когда ходила в воскресную школу.
— Господи, помилуй. Христе, помилуй. Господи, помилуй…
Даниэл даже не догадывался, что она здесь, а Маура была сосредоточена на нем одном. На его темных волосах и легких движениях, его сочном баритоне. «Сейчас я могу смотреть на тебя без всякого стыда и стеснения, — думала она. — Сегодня это не зазорно».
— Воздай нам радость в Царствии Небесном, где Он пребывает и властвует с Тобою и Духом Святым, Боже единый во веки веков…
Снова примостившись на скамье, Маура услышала глухое покашливание и хныканье измотанных детишек. На алтаре мерцали свечи в ознаменование света и надежды, осиявших эту зимнюю ночь.
Даниэл начал читать:
— «И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям…»
«Святой Лука, — подумала Маура, услыхав знакомые строфы. — Врач Лука».
— «…И вот вам знак: вы найдете Младенца в…»
Тут он осекся — взгляд его остановился на Мауре. И она подумала: «Что, не ожидал увидеть меня здесь сегодня?»
Он откашлялся — и стал читать дальше:
— «…вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях».
Хотя теперь он знал, что она сидит среди других прихожан, их взгляды больше не встретились. Ни во время исполнения «Cantate Domino» и «Dies Sanctificatus», ни во время дароприношения и таинства евхаристии. Когда сидевшие рядом с нею прихожане встали и направились причащаться, Маура осталась на своем месте. Если не веришь — не пристало лицемерить, деля гостию и вино с истинно верующими.
«Тогда зачем я здесь?»
И все же она осталась посмотреть на заключительные обряды, на благословение и напутствие прихожанам.
— Идите с миром, Христос с вами.
— Слава Тебе, Господи, — откликнулись прихожане.
На этом служба закончилась, и люди вереницей потянулись к выходу, застегивая на ходу пальто и куртки, натягивая перчатки.
Маура тоже встала и, уже ступив в проход между рядами, заметила, что Даниэл старается привлечь ее внимание. Безмолвно умоляя не уходить. И она снова села, ощущая на себе взгляды проходящих мимо прихожан. Она догадывалась, что они видят, вернее, что пытаются разглядеть. Одинокую женщину, жаждущую пасторского утешения в сочельник.
А может, они заметили еще что-нибудь?
Маура не поднимала на них глаз. И когда церковь почти опустела, взгляд ее устремился вперед — и остановился на алтаре. И она подумала: «Уже поздно, пора бы домой. Да и что толку здесь высиживать».
— Здравствуй, Маура.
Она подняла глаза и поймала взгляд Даниэла. В церкви все еще оставались люди. Органистка все еще собирала свои ноты, последние хористы все еще облачались в свои пальто, но Даниэл не обращал на них внимания — он смотрел только на Мауру, как будто, кроме нее, в храме больше никого не было.
— Ты давно не приходила, — сказал он.
— Похоже, что так.
— Если точно — с августа. Верно?
«Ты, значит, месяцы считал».
Он присел рядом.
— Я был приятно удивлен, когда увидел тебя здесь.
— Сегодня сочельник, в конце концов.
— Так ты же неверующая.
— Зато люблю церковные обряды и пение.
— И только поэтому пришла? Ради двух-трех гимнов? Пропеть «Аминь» и «Хвала Господу»?
— Просто хотелось послушать музыку. Побыть среди людей.
— Только не говори, что тебе не с кем скоротать вечер.
Она пожала плечами и улыбнулась.
— Ты же знаешь, Даниэл. Я не большая любительница вечеринок.
— Просто я решил… В смысле — подумал…
— Что же?
— Что, наверно, ты будешь не одна. В такой-то вечер.
«А я не одна. Я же с тобой».
Когда мимо проходила органистка с большой нотной папкой, они оба замолчали.
— Доброй ночи, отец Брофи.
— Доброй ночи, госпожа Истон. Спасибо за чудесную игру.
— Рада была доставить удовольствие, — сказала органистка, напоследок пристально глянув на Мауру, и направилась к выходу.
Было слышно, как за нею закрылась дверь, — наконец-то они остались одни.
— Так куда ты запропастилась? — спросил он.
— Ну, сам знаешь, сплошные покойники. Их не становится меньше. Потом, один из наших патологов пару недель назад загремел в больницу, в хирургию, с болями в спине — приходится его подменять. Словом, дел по горло, так-то вот.
— Могла хотя бы позвонить.
— Да, могла.
Он тоже мог, но не позвонил. Даниэл Брофи ни за что не переступил бы черту дозволенного, и, наверное, это было правильно. Ей было достаточно собственного искушения, которого с лихвой хватило бы и на двоих.
— А как у тебя дела? — спросила она.
— Месяц назад отца Роя хватил удар — может, слышала? Пришлось подвизаться еще и полицейским капелланом.
— Да, детектив Риццоли рассказывала.
— Пару недель назад я выезжал на место преступления в Дорчестер. Где застрелили полицейского. Я тебя там видел.
— А я тебя не видела. Мог бы и поздороваться.
— Ну, ты же была занята. Вся в делах, как обычно, — улыбнулся он. — А ты бываешь довольно суровой, Маура. Знаешь?
Она усмехнулась:
— Наверно, отсюда и мои проблемы.
— Проблемы?
— Я отпугиваю мужчин.
— Но меня-то ты не отпугнула.
«Да разве можно? — подумала она. — Тебя ничем не прошибешь».
Маура мельком взглянула на часы и встала.
— Уже поздно, я и так отняла у тебя слишком много времени.
— Нисколько, да и срочных дел у меня нет, — сказал он, провожая ее к выходу.
— В твоей пастве столько душ, и за всеми нужно присматривать. К тому же сегодня сочельник.
— Как видишь, я никуда не спешу.
Маура остановилась. И посмотрела на Брофи. Они стояли в церкви одни, вдыхая запах свечного воска и ладана, знакомый запах детства — таких же сочельников и таких же рождественских служб. Когда появление в церкви еще не вызывало у нее такого душевного смятения, как сейчас.
— Спокойной ночи, Даниэл, — сказала она, поворачиваясь к двери.
— Значит, до новой встречи через четыре месяца? — крикнул он ей вслед.
— Не знаю.
— А я так соскучился по нашим беседам, Маура.
Она снова остановилась, подняв руку и уже собираясь открыть дверь.
— И я тоже. Наверно, поэтому нам больше нельзя беседовать.
— Но ведь мы не сделали ничего предосудительного.
— Пока нет, — тихо проговорила она, глядя не на него, а на тяжелую резную дверь, которая закрывала ей выход.
— Маура, давай не будем бросать все вот так. Разве нельзя поддерживать что-то вроде… — Он вдруг осекся.
Зазвонил сотовый телефон.
Доставая его из сумочки, Маура подумала: телефонный звонок в такое время не сулит ничего хорошего. Ответив в трубку, она ощутила на себе взгляд Даниэла. И ее бросило в дрожь.
— Доктор Айлз, — проговорила она нарочито сухим голосом.
— Счастливого Рождества! — сказала детектив Джейн Риццоли. — Я немного удивилась, не застав тебя дома в это время. Сперва я позвонила туда.
— Я на полуночной мессе.
— Бог ты мой, уже час ночи. Служба что, еще не закончилась?
— Да, Джейн. Закончилась, я уже собралась домой, — ответила Маура тоном, пресекающим дальнейшие расспросы. — Что там у тебя? — тут же спросила она. Потому что уже знала, ей позвонили не за здорово живешь, — значит, она снова понадобилась.
— Адрес — два-десять, Прескот-стрит. Восточный Бостон. Частный дом. Мы с Фростом тут уже с полчаса.
— Подробности?
— Жертва предположительно одна — молодая женщина.
— Убийство?
— Ну да.
— Звучит самоуверенно.
— Приедешь — сама увидишь.
Маура нажала на отбой и заметила, что Даниэл все еще наблюдает за ней. Однако время рискнуть и наговорить друг другу кучу слов, о которых потом пришлось бы сожалеть, было упущено. Этому помешала смерть.
— Дела зовут?
— Я сегодня работаю. — Она сунула телефон обратно в сумочку. — У меня же здесь из родственников никого, вот я и записалась в добровольцы.
— Именно сегодня ночью?
— Какая разница — подумаешь, Рождество!
Она застегнула воротник пальто и вышла из церкви в ночь. Даниэл пошел следом, остановился у порога и смотрел, как она идет по свежевыпавшему снегу к машине; его белую ризу трепал ветер. Оглянувшись, Маура увидела, как он поднял руку и машет ей на прощание.
Он продолжал махать ей вслед даже после того, как ее машина уже тронулась.
