20
Йошима склонился над трупом, зажав в руке шприц с иглой номер шестнадцать. На секционном столе лежало тело молодой женщины, такой тощей, что ее впалый живот провисал на тазовых костях. Натянув кожу в области паха, Йошима ввел иглу в бедренную вену. Оттянул поршень, и темная, почти черная кровь медленно наполнила шприц.
Когда Маура вошла в лабораторию, ее ассистент даже не оглянулся, настолько был поглощен своей работой. Она молча смотрела, как он аккуратно снимает иглу и разливает кровь по разнообразным пробиркам. Он действовал со сноровкой профессионала, через руки которого прошло бессчетное количество пробирок с кровью бесконечного числа трупов. «Если я королева мертвых, — подумала она, — то Йошима, несомненно, король. Это он раздевает покойников, взвешивает их, прощупывает пах и шею в поисках вен, раскладывает извлеченные органы по банкам с формалином. И, когда вскрытие окончено, когда я откладываю в сторону скальпель, именно он берет в руки иглу и нить и зашивает иссеченные тела».
Йошима бросил использованный шприц в мусорное ведро. На мгновение замер, взглянув на женщину, чью кровь только что забрал на анализ.
— Она поступила сегодня утром, — объяснил он. — Любовник проснулся и обнаружил ее мертвой на диване.
Маура увидела следы от иглы на руках женщины.
— Жаль ее.
— Всегда жаль.
— Кто проводит вскрытие?
— Доктор Костас. Доктор Бристол сегодня в суде. — Йошима подкатил тележку к столу и начал выкладывать инструменты.
В воцарившемся неловком молчании клацанье металла казалось болезненно громким. Их краткий разговор был как всегда деловым, но сегодня Йошима не смотрел на нее. Он как будто избегал ее взгляда, стараясь даже не поворачиваться к Мауре. Опасаясь невольного упоминания о том, что произошло вчера вечером на парковке. Но эта тема все равно витала в воздухе, нависала над ними, и игнорировать ее было невозможно.
— Я так понимаю, детектив Риццоли звонила тебе домой вчера вечером, — сказала Маура.
Он замер вполоборота к ней, его руки застыли над металлическим подносом.
— Йошима, мне очень жаль, если она преподнесла это…
— Вам известно, сколько я проработал в бюро судмедэкспертизы, доктор Айлз? — прервал он ее.
— Я знаю, что ты работаешь здесь гораздо дольше, чем любой из нас.
— Восемнадцать лет. Доктор Тирни взял меня на работу сразу после армии. Я служил в морге санитарной части. Это было, знаете ли, нелегко — вскрывать трупы молодых ребят. Большинство из них были жертвами несчастных случаев или суицида, в армии это не редкость. Молодые ребята любят рисковать. Ввязываются в драки, лихачат на дорогах. Или же их бросают жены, и тогда они берутся за ружье и стреляют себе в грудь. Я думал: по крайней мере я могу сделать хоть что-то для них, старался относиться к ним с уважением, достойным солдат. Некоторые из них были совсем детьми, еще безусыми. Это было тяжко — видеть, как они молоды, но я справлялся. Так же, как справляюсь здесь, потому что это моя работа. Даже не помню, когда в последний раз я отсутствовал по болезни. — Он немного помолчал. — Но сегодня мне впервые не хотелось приходить сюда.
— Почему?
Он обернулся и взглянул на Мауру.
— А вы знаете, каково это, проработав здесь восемнадцать лет, вдруг ощутить себя в роли подозреваемого?
— Мне очень жаль, что после разговора с ней у тебя возникло такое ощущение. Я знаю, она может быть резкой…
— Нет, напротив, она была очень вежлива, дружелюбна. Просто по характеру ее вопросов я догадался, в чем дело. «Как вам работается с доктором Айлз? Вы хорошо ладите друг с другом?» — Йошима рассмеялся. — Как вы думаете, почему она спрашивала меня об этом?
— Она просто выполняла свою работу, вот и все. Она не собиралась ни в чем обвинять тебя.
— Но прозвучало это именно так. — Йошима подошел к рабочему столу и принялся расставлять банки с формалином для образцов ткани. — Мы проработали вместе почти два года, доктор Айлз.
— Да.
— И ни разу не было такого, по крайней мере, я не припомню, чтобы вы были недовольны моей работой.
— Никогда. Я бы не хотела работать ни с кем другим.
Он повернулся и в упор посмотрел на нее. Под ярким светом флуоресцентных ламп Маура заметила, как много седины в его черных волосах. Когда-то она думала, что Йошиме едва за тридцать. С гладким лицом, стройный, он казался мужчиной без возраста. Сейчас, заметив лучики морщинок вокруг его глаз, она поняла, кто он на самом деле: человек, плавно переходящий в средний возраст. «Как я».
— Ни на минуту, — сказала она, — ни на мгновение я не сомневалась в том, что ты…
— Но теперь-то вы сомневаетесь, так ведь? Раз уж детектив Риццоли заговорила об этом, вам придется подумать о том, что я мог изуродовать вашу машину. Что это я охочусь за вами.
— Нет, Йошима. Не сомневаюсь. Я отказываюсь от всех сомнений.
Он продолжал буравить ее взглядом.
— В таком случае вы нечестны либо с собой, либо со мной. Потому что вы наверняка думали об этом. И пока существует хотя бы малейшее недоверие, вам будет нелегко работать со мной. Я это чувствую, и вы тоже. — Он снял перчатки, отвернулся от Мауры и принялся надписывать этикетки. Она видела, как напряжены его спина и мышцы шеи.
— Мы справимся с этим, — сказала она.
— Возможно.
— Не возможно, а непременно справимся. Мы должны работать вместе.
— Ну, это зависит от вас.
Несколько секунд она смотрела на него, размышляя о том, как вернуть прежнюю искреннюю дружбу. «А может, это дружба и не была такой уж искренней, — подумала Маура. — Это я так считала, хотя все это время он скрывал от меня свои эмоции, а я — свои. Надо же какой тандем — дуэт непроницаемых лиц! Каждую неделю перед нашими глазами разворачивается трагедия, но я ни разу не видела, чтобы он плакал, а он не видел слез в моих глазах. Для нас смерть — это работа, мы похожи на двух фабричных работяг».
Йошима закончил надписывать банки с образцами и, обернувшись, увидел Мауру у себя за спиной.
— Вам что-нибудь нужно, доктор Айлз? — спросил он. В его голосе, как и в выражении лица, уже не было и намека на то, что произошло между ними. Перед ней стоял тот самый Йошима, которого она всегда знала: спокойный и умелый, готовый в любой момент предложить помощь.
Она ответила тем же. Достала из конверта рентгеновские пленки, которые принесла с собой, и разместила на экране проектора те, что принадлежали Никки Уэллс.
— Надеюсь, ты помнишь это дело, — сказала она и включила на проекторе свет. — Это снимки пятилетней давности. Дело из Фитчбурга.
— Имя жертвы?
— Никки Уэллс.
Нахмурившись, он посмотрел на снимки. И сразу его внимание привлекли кости плода в области материнского таза.
— Это та беременная женщина? Убитая вместе с сестрой?
— Значит, ты помнишь.
— Оба трупа сожгли?
— Верно.
— Я помню, вскрытие делал доктор Хобарт.
— Я незнакома с доктором Хобартом.
— Конечно, он ушел от нас за два года до того, как пришли вы.
— А где он сейчас? Я бы хотела поговорить с ним.
— Ну, это проблематично. Он умер.
Она нахмурилась.
— Что?
Йошима печально покачал головой.
— Доктор Тирни очень тяжело переживал его смерть. Чувствовал себя виноватым, хотя выбора у него не было.
— Что случилось?
— Были некоторые… проблемы с доктором Хобартом. Сначала он подевал куда-то несколько предметных стекол со срезами, потом потерял какие-то органы, и семья убитого узнала об этом. Они подали на нас в суд. Был скандал, о нас пошла дурная слава, но доктор Тирни горой стоял за него. А потом из сумки одного из наших работников пропали лекарства, и выбора у него не осталось. Он попросил доктора Хобарта написать заявление об уходе.
— А что было дальше?
— Доктор Хобарт пошел домой и проглотил пригоршню оксиконтина. Его хватились только через три дня. — Йошима сделал паузу. — Никто из наших не хотел делать вскрытие.
— А его компетентность подвергалась сомнению?
— У него могли быть ошибки.
— Серьезные?
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Я думаю, может, он пропустил это. — Она ткнула в рентгеновский снимок. На яркое серебро в лобковой кости. — Его отчет по Никки Уэллс не объясняет этого металлического просветления.
— На снимке просматриваются и другие металлические тени, — заметил Йошима. — Вот здесь виден крючок от бюстгальтера. А это похоже на застежку.
— Да, но посмотри на латеральный вид. Этот кусочек металла находится внутри кости, а не лежит на ней. Доктор Хобарт ничего не говорил тебе по этому поводу?
— Что-то не припоминаю. А в отчете ничего не сказано?
— Нет.
— Должно быть, он не придал этому значения.
«Выходит, на судебном процессе против Амальтеи этот вопрос не поднимался», — подумала Маура. Йошима вернулся к своим делам, расставляя емкости и лотки, собирая необходимые бумаги. Хотя в нескольких шагах на столе лежала мертвая женщина, внимание Мауры было приковано не к свежему трупу, а к снимкам Никки Уэллс и ее нерожденного ребенка, соединенных огнем в однородную обгорелую массу.
«Зачем ты сожгла их? В чем смысл?» Возможно, Амальтея с удовольствием наблюдала за тем, как их пожирает пламя. А может, надеялась на то, что огонь уничтожит что-то еще — улики, которые она хотела скрыть.
Маура перевела взгляд с дугообразного черепа зародыша на яркий осколок, внедренный в лобковую кость Никки. Осколок был тонким, как…
«Кончик ножа. Обломок лезвия».
Но Никки погибла от удара в голову. Зачем ковырять ножом жертву, которой только что домкратом размозжили череп? Маура еще раз взглянула на серебристый осколок, и вдруг ее поразила страшная догадка — догадка, от которой холодок пробежал по спине.
Она прошла к телефону и нажала кнопку интеркома.
— Луиза!
— Да, доктор Айлз.
— Ты не могла бы соединить меня с доктором Далджитом Сингхом? Это судмедэксперт из Огасты, штат Мэн.
— Не кладите трубку. — И уже через мгновение: — Доктор Сингх на линии.
— Далджит! — воскликнула Маура.
— Нет, я не забыл, что должен тебе ужин! — ответил он.
— Возможно, это я буду должна тебе ужин, если ты сможешь ответить на один вопрос.
— О чем речь?
— О тех останках, что мы откопали в Фокс-Харборе. Ты еще не идентифицировал их?
— Нет. Это может занять некоторое время. В сводках о пропавших по округам Уолду или Ханкок нет никого подходящего. Либо эти кости очень старые, либо люди не местные.
— Ты еще не запрашивал НЦКИ? — спросила она.
Национальный центр криминальной информации под эгидой ФБР представляет собой банк данных по всем пропавшим гражданам страны.
— Запросил, но, поскольку я не могу сузить поиск до определенного десятилетия, мне пришла целая кипа списков. Все записи по региону Новая Англия.
— Возможно, я смогу помочь тебе сузить параметры поиска.
— Каким образом?
— Укажи им период с пятьдесят пятого по шестьдесят пятый годы.
— Могу я спросить, почему ты вышла именно на это десятилетие?
«Потому что в этот период моя мать жила в Фокс-Харборе, — подумала она. — Моя мать, которая убила и тех людей».
Но она ответила совсем иначе:
— Простая гипотеза.
— Ты страшно загадочна.
— Все объясню при встрече.
* * *
Риццоли наконец уступила руль, но только потому, что они ехали в «Лексусе» Мауры, двигаясь на север в направлении трассы Мэн—Тернпайк. Ночью с запада подошел грозовой фронт, и Маура проснулась от шума дождя, барабанившего по крыше. Она приготовила себе кофе, прочитала газету — привычный утренний ритуал. Как быстро возвращаются старые привычки, пусть даже перед лицом страха. Прошлой ночью она решила не оставаться в мотеле и вернулась домой. Заперла все двери, оставила зажженным свет на крыльце — пусть слабая, но все-таки защита от ночных опасностей. Несмотря на разыгравшуюся бурю, спала она спокойно и проснулась с ощущением, что вновь стала хозяйкой собственной жизни.
«Я устала бояться, — подумала она. — Больше не позволю страху гнать меня из собственного дома».
И вот они с Риццоли направлялись в Мэн, откуда надвигались еще более мрачные грозовые тучи, но она уже была готова к любому противостоянию. «Кто бы ты ни был, я намерена выследить тебя и поймать. Я тоже умею быть охотником».
* * *
Когда они подъехали к зданию бюро судмедэкспертизы в Огасте, было два часа пополудни. Доктор Далджит Сингх встретил их в приемной и проводил вниз по лестнице в секционный зал, где на столе уже стояли две коробки с костями.
— Я не считал это дело первоочередным, — признался он, стряхивая с коробок целлофан. Пленка, словно парашютный шелк, с тихим шуршанием опустилась на стол. — Кости пролежали в земле десятилетия, еще несколько дней ничего не изменят.
— Ты получил ответ на новый запрос из НЦКИ? — спросила Маура.
— Сегодня утром. Я распечатал список имен. Он там, на столе.
— А рентгеновские снимки зубов?
— Я загрузил файлы, которые мне прислали по электронной почте. Но пока еще не просматривал. Решил дождаться вашего приезда. — Он открыл первую картонную коробку и начал доставать кости, бережно выкладывая их на пластиковую салфетку. Череп с вмятиной. Сильно загрязненный скелет таза, длинные кости, позвоночник. Связка ребер, которые клацнули, как музыкальная подвеска из бамбука. Это был единственный звук, нарушивший тишину лаборатории Далджита, где было так же пусто и светло, как в секционном отделении в Бостоне, где обитала Маура. Хорошие патологоанатомы по природе своей перфекционисты, и доктор Сингх как нельзя лучше соответствовал этому имиджу. Он приплясывал вокруг стола с почти женственной грациозностью, бережно выкладывая кости в анатомическом порядке.
— Это чьи кости? — поинтересовалась Риццоли.
— Это мужские, — пояснил он. — По длине бедренной кости можно определить, что ростом он был примерно от ста шестидесяти до ста восьмидесяти сантиметров. Очевидна черепная травма от удара в правую височную кость. Просматривается также старый, хорошо залеченный перелом Коллиса. — Он покосился на Риццоли, которая выглядела явно озадаченной. — Это перелом запястья.
— Почему все врачи такие?
— Какие?
— Придумываете какие-то странные названия. Отчего не назвать это просто переломом запястья?
Далджит улыбнулся.
— На некоторые вопросы не существует простых ответов, детектив Риццоли.
Джейн взглянула на кости.
— Что еще нам о нем известно?
— Очевидных остеопорозных или артрозных изменений в позвоночнике не наблюдается. Это молодой мужчина европеоидной расы. Вот следы работы стоматолога — серебряные амальгамовые пломбы на нижних шестом и седьмом зубах.
Риццоли указала на вмятину в височной кости.
— Это причина смерти?
— Такой удар вполне мог быть смертельным. — Он повернулся ко второй коробке. — А теперь перейдем к останкам женщины. Они были обнаружены примерно в двадцати метрах от мужских.
Он принялся расстилать пластиковую простыню на другом секционном столе. Затем они с Маурой извлекли следующую коллекцию костей, расположив их в анатомическом порядке. Со стороны они напоминали парочку суетливых официантов, сервирующих стол к ужину. Кости с грохотом опускались на стол. Скелет таза с налетом грязи. Еще один череп, поменьше, с более изящными надбровными дугами, чем у мужчины. Кости ног, рук, грудина. Связка ребер, два бумажных пакета с костями запястья и предплюсны.
— Вот она, наша Джейн Доу, — заявил Далджит, оглядывая готовую композицию. — Здесь я не могу назвать вам причину смерти, поскольку не за что зацепиться. Судя по всему, она тоже молода, европеоидной расы. От двадцати до тридцати пяти лет. Рост примерно сто шестьдесят сантиметров, переломов нет. Состояние зубов очень хорошее. Небольшой скол вот здесь, на клыке, и золотая коронка на пятом верхнем зубе.
Маура бросила взгляд на экран проектора, где были развешаны рентгеновские пленки.
— Это снимки их зубов?
— Слева — мужчины, справа — женщины. — Далджит подошел к умывальнику, вымыл руки и выдернул бумажное полотенце. — Итак, перед вами оба, Джон и Джейн Доу.
Риццоли взяла распечатку со списком имен, который прислали из НЦКИ с утренней электронной почтой.
— Господи! Здесь же десятки имен. Как много пропавших!
— И это только по Новой Англии. Причем только европеоидной расы и от двадцати до сорока пяти лет.
— Здесь данные только за пятидесятые и шестидесятые годы.
— Маура указала этот временной отрезок. — Далджит подошел к своему ноутбуку. — Итак, давайте посмотрим, что за снимки нам прислали. — Он открыл файл, переданный по электронной почте из НЦКИ. На экране появился ряд иконок, под каждой значился номер дела. Он кликнул мышью на первом кадре, и рентгеновский снимок заполнил экран. Щербатая линия зубов, похожих на беспорядочно разбросанные белые костяшки домино.
— Ну, этот точно не наш клиент, — сказал он. — Вы только посмотрите на его зубы! Какой-то кошмарный сон ортодонта.
— Или золотая жила ортодонта, — заметила Риццоли.
Далджит кликнул мышью на следующей иконке. Появился еще один рентгеновский снимок, на этот раз с выразительной щербинкой в верхнем ряду зубов.
— Не похоже, — сказал он.
Маура вновь устремилась к столу. К костям безымянной женщины. Она вгляделась в череп с изящной надбровной дугой и линией скул. Лицо благородных пропорций.
— Вот те на! — донесся до нее возглас Далджита. — Кажется, эти зубки мне знакомы.
Она повернулась к экрану компьютера. На снимке проступали нижние коренные зубы и ярко светились пломбы.
Далджит поднялся со своего стула и подошел к столу, на котором был выложен мужской скелет. Взяв в руки челюсть, он поднес ее к компьютеру для сравнения.
— Амальгамная пломба на шестом и седьмом зубах, — заметил он. — Да. Да, подходит…
— Что за имя стоит под этим снимком? — осведомилась Риццоли.
— Роберт Садлер.
— Садлер… Садлер… — Риццоли полистала страницы компьютерных распечаток. — Вот, нашла. Садлер, Роберт. Мужчина европеоидной расы, двадцать девять лет. Сто семьдесят девять сантиметров, шатен, глаза карие.
Она взглянула на Далджита, и тот кивнул.
— Сопоставимо с нашими останками.
Риццоли продолжила читать.
— Он был подрядчиком-строителем. В последний раз его видели в его родном городе Кеннебанкпорте, штат Мэн. Считается пропавшим без вести с третьего июля тысяча девятьсот шестидесятого года вместе со своей… — Она замолчала. Повернулась к столу, где были выложены останки женщины. — Вместе со своей женой.
— Как ее имя? — спросила Маура.
— Карен. Карен Садлер. Здесь указан и номер дела.
— Давайте сюда, — сказал Далджит, возвращаясь к компьютеру. — Посмотрим, есть ли здесь снимки ее зубов. — Маура встала у него за спиной и устремила взгляд на экран. Он кликнул мышью, и на мониторе высветился рентгеновский снимок Карен Садлер, сделанный, когда она еще была жива и сидела в кресле своего стоматолога. Наверное, волновалась, ожидая диагноза «кариес» и неизбежного жужжания бормашины. Сжимая в руке картонный держатель рентгеновской пленки, она и представить себе не могла, что снимок, который стоматолог проявит в тот день, спустя годы высветится на экране компьютера патологоанатома.
Маура увидела ряд коренных зубов, яркий металлический блеск коронки. Она подошла к проектору, на экране которого Далджит разместил посмертные дентальные снимки неизвестной женщины. И тихо произнесла:
— Да, это она. Это кости Карен Садлер.
— Что ж, выходит, мы их опознали, — сказал Далджит. — И мужа, и жену.
Риццоли вновь принялась листать распечатки, выискивая отчет об исчезновении Карен Садлер.
— Ага, вот она. Женщина европеоидной расы, двадцать пять лет. Блондинка, голубоглазая… — И вдруг замолчала. — Здесь что-то не так. Давайте-ка еще раз проверим снимки.
— Что такое? — заволновалась Маура.
— Просто проверьте.
Маура вгляделась в снимки на экране проектора, потом перевела взгляд на компьютер.
— Они совпадают, Джейн. Что вас смущает?
— Не хватает еще одного комплекта костей.
— Чьих костей?
— Плода. — Риццоли озадаченно взглянула на Мауру. — Карен Садлер была на восьмом месяце беременности.
Повисло долгое молчание.
— Мы не нашли других останков, — сказал наконец Далджит.
— Вы могли не заметить их, — подсказала Риццоли.
— Мы буквально просеивали землю. Все там перекопали.
— Их могли растащить звери.
— Да, это возможно. Но все-таки эта женщина — Карен Садлер.
Маура подошла к столу и взглянула на скелет таза жертвы, думая о другой женщине. «Никки Уэллс тоже была беременна».
Она вооружилась лупой и включила свет над столом. Направила лупу на лобковую кость. Красноватая грязь присохла к симфизу, где хрящ соединял две ветви лобковой кости.
— Далджит, можно попросить влажную салфетку или марлю? Нужно стереть эту грязь.
Он налил в емкость воды и вскрыл упаковку марлевых салфеток. Поставил на лоток возле Мауры.
— Что ты хочешь увидеть?
Она не ответила. Сейчас ее задачей было стереть грязь и разглядеть то, что скрывалось под ней. По мере того как исчезала корка засохшей земли, ее пульс учащался. И вот наконец отвалился последний кусочек грязи. Она устремила взгляд в лупу, разглядывая очищенный участок. Потом выпрямилась и посмотрела на Далджита.
— Ну что? — поинтересовался он.
— Взгляни сам. Это прямо с краю, на месте сочленения костей.
Он наклонился и посмотрел в лупу.
— Ты имеешь в виду маленькую трещинку? Это о ней ты говорила?
— Да.
— Она едва заметна.
— И все-таки она есть. — Маура глубоко вдохнула. — Я привезла с собой рентгеновские снимки. Они в машине. Думаю, тебе стоит на них посмотреть.
Дождь хлестал по зонту, когда она шла к месту парковки. Нажимая кнопку автоматического замка на своем брелке, Маура не удержалась и еще раз взглянула на поцарапанную пассажирскую дверь. Эта отметина предназначалась для устрашения. «Но меня она только разозлила. И теперь мне хочется дать сдачи». Она забрала с заднего сиденья конверт и, спрятав его под куртку, поспешила обратно.
Далджит с удивлением наблюдал за Маурой, пока та развешивала на экране проектора снимки Никки Уэллс.
— Что за дело ты мне хочешь показать?
— Убийство пятилетней давности в Фитчбурге, штат Массачусетс. Жертве раскроили череп, а потом сожгли тело.
Далджит нахмурился, разглядывая снимки.
— Беременная женщина. Практически на грани родов.
— Но вот что привлекло мое внимание. — Она указала на яркое серебристое пятнышко, внедренное в лобковый симфиз Никки Уэллс. — Я полагаю, это обломок лезвия ножа.
— Но Никки Уэллс была убита ударом домкрата, — возразила Риццоли. — Ей размозжили череп.
— Верно, — подтвердила Маура.
— Тогда зачем было орудовать ножом?
Маура показала на рентгеновский снимок. На кости плода на скелете таза Никки Уэллс.
— А вот зачем. Вот что на самом деле нужно было убийце.
Некоторое время Далджит молчал. Но Маура и без слов знала, что ему был понятен ход ее мыслей. Он вновь повернулся к останкам Карен Садлер. Взял в руки скелет таза.
— Срединный надрез брюшной полости, — сказал он. — А лезвие задело бы кость как раз там, где эта трещинка…
Маура представила себе, как Амальтея ножом вспарывает живот женщины с такой силой и яростью, что ее смогла остановить только кость. Она подумала и о своей профессии, в которой ножи играют столь значимую роль, вспомнила, сколько надрезов сделала за свою жизнь. «Мы обе режем, моя мать и я. Но я — мертвую плоть, а она живую».
— Вот почему мы не нашли костей плода в могиле Карен Садлер, — сказала Маура.
— Но то, другое дело… — Сингх указал на снимки Никки Уэллс. — Тот плод не изъяли. Он сгорел вместе с матерью. Зачем сначала делать надрез, а потом, так и не изъяв плода, убивать его?
— Потому что у ребенка Никки Уэллс был врожденный дефект. Амниотические перетяжки.
— Что это такое? — спросила Риццоли.
— Тканевые тяжи, которые иногда проходят через полость амниона, — пояснила Маура. — Если они опутывают конечность зародыша, то могут ограничить кровоснабжение и даже ампутировать конечность. Дефект был диагностирован у Никки на шестом месяце беременности. — Она снова указала на снимок. — Здесь видно, что у ребенка отсутствует правая конечность ниже колена.
— Это не смертельный дефект?
— Нет, ребенок родился бы живым. Но убийца сразу заметила дефект. Увидела, что ребенок ненормальный. Думаю, поэтому она его и не взяла. — Маура обернулась и посмотрела на Риццоли. Невольно поймала себя на том, что думает о ее беременности. Огромный живот, эстрогенный румянец на щеках. — Ей нужен был здоровый ребенок.
— Но Карен Садлер тоже не идеальный вариант, — заметила Риццоли. — Она ведь была только на восьмом месяце беременности. В этот период легкие еще не сформированы, верно? Ребенок мог выжить только в инкубаторе.
Маура перевела взгляд на кости Карен Садлер. Вспомнила то место, где они были обнаружены. Кости мужа, найденные в двадцати метрах. Они лежали не в одной могиле, а на некотором расстоянии друг от друга. Зачем копать две ямы? Почему не похоронить мужа и жену вместе?
В горле вдруг пересохло. Догадка повергла ее в смятение.
«Они были похоронены в разное время».
