33

Маура помедлила в дверях больничной палаты, обеспокоившись при виде всех этих трубок, катетеров и проводов, змеями опутывавших тело мальчика, — такого никому не пожелаешь, тем более шестнадцатилетнему парнишке. Но, по счастью, ритм на кардиомониторе был ровным, и мальчик уже мог дышать самостоятельно.

Почувствовав ее присутствие, паренек открыл глаза и улыбнулся.

— Привет, мэм.

— Ох, Крыс, — она вздохнула, — ну когда же ты перестанешь так меня называть?

— А как надо?

«Однажды ты назвал меня мамочкой», — пронеслось у нее в голове. Едва она это вспомнила, на глаза навернулись слезы. Настоящая мать Джулиана наверняка погибла, но у нее не хватило духу сообщить ему эту страшную новость. Вместо этого она выдавила из себя ответную улыбку.

— Можешь называть меня как угодно. Но мое имя — Маура.

Она села на стул возле его койки и дотронулась до руки мальчика. Только теперь она заметила, какими мозолистыми и грубыми были его пальцы, сколько грязи упрямо засело под ногтями. Но Маура, всегда избегавшая прикосновений, взяла эту несчастную руку в обе ладони, причем без малейшего замешательства. Это казалось естественно и правильно.

— Как там Волк? — спросил Крыс.

Маура улыбнулась.

— Ты бы, наверное, переименовал его в Свина, если бы увидел, сколько он ест.

— Значит, с ним все в порядке?

— Мои друзья его вконец избаловали. А твои приемные родители обещали приглядеть за ним до тех пор, пока ты не вернешься домой.

— А. Эти. — Парнишка отвел взгляд и уставился в потолок. — Наверное, придется туда вернуться.

Туда ему явно не хочется возвращаться, поняла Маура. Но что она могла предложить ему взамен? Жить бок о бок с разведенной женщиной, которая ничего не смыслит в воспитании детей? С женщиной, которая крутит тайный роман с мужчиной, зная, что тот никогда не станет ее супругом? Не лучший пример для подростка, к тому же у нее и без него столько проблем. Однако Маура почти готова была предложить ему это — забрать его к себе, сделать счастливым, помочь наладить жизнь. Стать ему мамой. Предложить-то просто, но ведь потом уже нельзя будет отказаться. «Подумай хорошенько, Маура, — твердила она себе. — Ты не можешь завести даже кошку, а тут речь идет о подростке, который будет всецело на твоем попечении». Да и соответствующие органы вряд ли предоставят ей опеку. Мальчика и так слишком часто отвергали, слишком много было в его жизни разочарований, и это просто жестоко — давать обещания, которых она не сможет выполнить.

Поэтому Маура промолчала. Просто сидела возле его кровати и держала за руку, пока Крыс снова не погрузился в сон. Вошла медсестра, сменила бутылку с физраствором и тихонько выскользнула за дверь. А Маура все сидела недвижно, думая о будущем этого мальчика и о том, какую роль она по здравом размышлении могла бы оставить себе. «Пока я знаю только одно: я тебя не брошу, — заключила она про себя. — Главное, чтобы ты понимал: есть человек, которому ты небезразличен».

В окошко постучали. Обернувшись, она увидела, что Джейн машет ей рукой, подзывая к себе.

Маура неохотно отошла от постели больного и покинула палату.

— Скоро начнется первое вскрытие, — сообщила Джейн.

— Жертв из Лучшего Мира?

Джейн кивнула.

— Только что из Колорадо прибыл судмедэксперт. Он сказал, что знает тебя, и спрашивает, не хочешь ли ты поучаствовать. Он работает внизу, в больничном морге.

Маура поглядела в окошко на Крыса и убедилась, что тот спокойно спит. Брошенный мальчик, который до сих пор ждет, что его подберут. «Я вернусь, — мысленно поклялась она. — Обещаю».

Она кивнула Джейн, и обе женщины покинули реанимационное отделение.

Спустившись в морг, подруги застали в приемной целую толпу наблюдателей, среди них были и шериф Фейи, и детектив Пастернак. Из-за большого количества жертв дело обещало быть громким, и с десяток полицейских и прочих чиновников округа и штата собрались здесь, чтобы присутствовать при вскрытии.

Заметив Мауру в дверях, патологоанатом помахал ей мясистой рукой. Два года назад она познакомилась с доктором Фредом Грубером на медицинской конференции в Мэне, и, судя по всему, он был рад увидеть здесь знакомое лицо.

— Доктор Айлз! — крикнул он зычным голосом. — Совет опытного профессионала мне не помешает. Не желаете переодеться и присоединиться ко мне?

— Не думаю, что это целесообразно, — заметил шериф Фейи.

— Доктор Айлз — патологоанатом.

— Она не служит в штате Вайоминг. Данное дело привлечет к себе самое пристальное внимание, и могут возникнуть вопросы.

— Почему это?

— Она была в той долине. Она свидетельница, и нас могут обвинить в манипуляциях. В подтасовке.

— Я пришла сюда только для того, чтобы понаблюдать за ходом вскрытия, — успокоила его Маура. — А это вполне можно сделать, находясь по эту сторону окна, рядом со всеми вами. Полагаю, мы увидим все на том мониторе? — Она указала на экран, установленный в приемной.

— Я включу камеру, так что всем будет видно, — пообещал доктор Грубер. — И попрошу всех наблюдателей оставаться в той комнате за закрытой дверью — на всякий случай. Поскольку не исключено, что мы имеем дело с отравлением цианистым калием.

— Я думал, он действует, только если его проглотить, — сказал один из чиновников.

— Есть опасность выделения газа. Самый опасный момент будет, когда я вскрою желудок, потому что тогда может высвободиться синильная кислота. Я и мой помощник оба будем в респираторах, а иссекать желудок я буду в вытяжном шкафу. Мы захватили с собой газоанализатор, который сразу же подаст сигнал тревоги, если распознает синильную кислоту. Если прибор ее не зафиксирует, я могу впустить кого-нибудь из вас в помещение. Но для этого вам нужно будет надеть халат и маску.

Грубер облачился в хирургический костюм, надел эластичный шлем с респиратором и толкнул дверь в лабораторию. Его помощник ждал там в точно таком же костюме. Они включили видеокамеру, и на мониторе Маура увидела секционный стол, пока пустующий в ожидании объекта исследования. Грубер с помощником выкатили из холодильного отделения обернутое пластиковой пленкой тело и положили его на стол.

Грубер расстегнул пластиковый саван.

Глядя на монитор, Маура видела, что это было тело девочки лет двенадцати-тринадцати. После эксгумации из замерзшего грунта тело ее успело немного оттаять. Лицо было пугающе бледное, светлые локоны намокли и слиплись. Грубер и его помощник стали очень осторожно снимать с нее одежду. Сначала длинное хлопчатобумажное платье, затем нижнюю юбку до колен, скромные белые трусики. Ее тело, теперь обнаженное, было худеньким, как у балерины, и даже пролежав в яме столько дней, она была пугающе, сверхъестественно красива. При минусовой температуре черты ее лица прекрасно сохранились.

Чиновники словно прилипли к монитору. Пока Грубер брал пробы крови, мочи и стекловидного тела для токсикологического анализа, мужчины во все глаза смотрели на то, что не предназначалось для посторонних глаз. Это было почти надругательство над невинностью.

— Заметная бледность кожных покровов, — услышали они голос Грубера в колонках интеркома. — Не вижу абсолютно никакого остаточного покраснения.

— А это важно? — спросил у Мауры детектив Пастернак.

— При отравлении цианистым калием кожа иногда становится ярко-красной, — ответила она. — Но это тело пролежало на морозе много дней, и я не знаю, повлияло ли это на цвет.

— Какие еще бывают признаки отравления цианистым калием?

— Если его проглотить, он разъедает рот и губы, вы это сразу заметите на слизистых.

Грубер уже сунул палец в латексной перчатке в овальное углубление меж губ и заглянул внутрь.

— Слизистая пересохла, но в остальном ничего особенного. — Он поглядел в окно на зрителей. — Вам хорошо видно на мониторе?

Маура утвердительно кивнула.

— Не заметно разъеденных тканей? — спросила она по интеркому.

— Нет.

— А разве цианистый калий не пахнет горьким миндалем? — спросила Джейн.

— Они же в респираторах, — пояснила Маура. — Они не почувствуют.

Грубер сделал Y-образный надрез и взял костную фрезу. В динамиках послышался треск — он раскалывал ребра — и Маура заметила, как несколько чиновников отвернулись от экрана и уставились в стену. Грубер приподнял защитный панцирь грудины с ребрами, обнажив грудную полость, и начал иссечение легких. Поднял вверх одну мокрую, сочащуюся жидкостью долю легкого.

— Кажется довольно тяжелой. И тут какая-то розовая пена. — Патологоанатом рассек орган, и жидкость просочилась наружу.

— Отек легких, — констатировала Маура.

— О чем это свидетельствует? — спросил у нее Пастернак.

— Это неспицифический симптом, его может вызвать целый ряд лекарств и токсических веществ.

Пока Грубер взвешивал сердце и легкие, видеокамера показывала один и тот же ракурс — торс с зияющим отверстием посредине. Зрители видели уже не цветущую юную деву. То, что когда-то могло приятно возбуждать, превратилось теперь в исковерканную плоть, мясную тушу.

Грубер снова взял нож, и на мониторе появились его руки в перчатках.

— Черт, окошко на шлеме запотевает, — пожаловался он. — Я иссеку сердце и легкие чуть позже. А сейчас меня больше заботит, что же мы обнаружим в желудке.

— Что показывает ваш датчик? — поинтересовалась Маура.

Помощник Грубера посмотрел на экранчик газоанализатора.

— Ничего не показывает. Пока что синильной кислоты не обнаружено.

— Ладно, — сказал Грубер, — дальше будет интереснее. — Он поглядел на смотровое окно, за которым толпились зрители. — Поскольку тут все же может быть цианистый калий, я буду действовать немного по-другому. Обычно я произвожу резекцию, взвешиваю и вскрываю органы брюшной полости. Но на этот раз я сначала скреплю желудок зажимами, а уже потом иссеку его полностью.

— Прежде чем вскрывать, он поместит его под вытяжной колпак, — объяснила Маура для Джейн. — На всякий случай, чтобы было спокойнее.

— Это действительно так опасно?

— При контакте цианидов с желудочным соком может образоваться токсичный газ. Вскроешь желудок — и этот газ попадет в воздух. Вот почему они оба в шлемах с респираторами. Именно поэтому Грубер не хочет вскрывать желудок, пока не положит его под вытяжной колпак.

В окно им было видно, как Грубер вынул скрепленный зажимами и иссеченный желудок из брюшной полости. Потом понес его к вытяжному шкафу и посмотрел на своего помощника.

— Газоанализатор что-нибудь показывает?

— Ничегошеньки.

— Ладно. Придвинь поближе вон тот монитор. Посмотрим, что будет, когда я сделаю надрез.

Грубер помолчал, глядя на поблескивавший орган, словно заранее готовил себя к последствиям того, что сейчас сделает. Вытяжной колпак загораживал Мауре обзор. Она видела лишь склоненный профиль Грубера и его ссутуленные плечи — он весь сосредоточился на опасном процессе, делая надрез. Вдруг он резко выпрямился и посмотрел на своего ассистента.

— И что же?

— Ничего. В воздухе нет ни синильной кислоты, ни хлора, ни аммиака.

Грубер обернулся к окну — его лицо скрывала запотевшая маска.

— Нет ни повреждений слизистой, ни изъязвлений в желудке. Я делаю вывод, что, скорее всего, отравления цианистым калием не было.

— Тогда что же убило ее? — спросил Пастернак.

— Тут, детектив, остается только гадать. Я мог бы предположить, что они приняли стрихнин, но на теле нет никаких признаков опистотонуса.

— Чего?

— Судорог с резким выгибанием спины.

— А как насчет того, что вы заметили в легких?

— Причиной отека легких могло быть что угодно — от опиатов до фосгена. Я не могу точно ответить на ваш вопрос. Это определит лишь химико-токсикологический анализ. — Грубер стянул запотевший шлем-респиратор и глубоко вздохнул, как будто радовался избавлению от тесной маски. — В данный момент я думаю, что это смерть от лекарств. От какого-то препарата.

— Но ведь желудок пустой, — заметила Маура. — Вы же не нашли там остатков капсул?

— Лекарства могли быть и жидкими. Или смерть наступила не сразу. Они приняли успокоительное, а за этим последовало удушение.

— «Небесные врата», — произнес кто-то у Мауры за спиной.

— Именно. Как при массовом самоубийстве в Сан-Диего, — подтвердил Грубер. — Они приняли фенобарбитал и надели на головы полиэтиленовые пакеты. Потом легли спать, чтобы никогда уже не проснуться. — Патологоанатом снова отвернулся к столу. — Ну, раз мы исключили присутствие паров синильной кислоты, не будем спешить. Наберитесь терпения. На самом деле остальное кому-то может показаться скучным, особенно если вы спешите.

— Доктор Грубер, — обратился к нему один из чиновников, — а сколько времени займет это первое вскрытие? Там у нас еще сорок замороженных тел.

— Я не стану размораживать больше никого, пока мы не воздадим должное памяти этой юной леди. — Грубер с жалостью посмотрел на труп девочки.

Внутренности блестели в развороченной брюшной полости, оттаявшая плоть набухала водой, розовые ручейки стекали в дренажные канавки на секционном столе. Но, кажется, он не мог оторвать взгляда от ее лица. Глядя на монитор, Маура тоже обратила внимание на это лицо, такое бледное, такое невинное. Спящая красавица, которая заледенела, едва ступив на порог юности.

— Доктор Грубер! — позвал ассистент. — Что с вами? Доктор?

Маура поглядела в окно. Грубер покачнулся и вскинул руку, чтобы опереться о стол, но ноги у него подкосились. Поднос перевернулся вверх дном, и стальные инструменты разлетелись в разные стороны. Грубер осел на пол.

— Боже мой! — ассистент склонился над патологоанатомом. — Кажется, у него инсульт!

Маура кинулась к ближайшему телефонному аппарату и набрала номер оператора.

— Экстренная ситуация в патологоанатомической лаборатории, — торопливо проговорила она. — У нас экстренная ситуация!

Положив трубку, Маура ужаснулась — три зрителя уже ворвались в лабораторию. Джейн готова была последовать за ними, но Маура вовремя удержала ее, схватив за локоть.

— Какого черта? — возмутилась Джейн.

— Оставайся здесь. — Маура схватила с полки балахон патологоанатома, сунула руки в тяжелые резиновые рукава-перчатки. — И никого больше туда не впускай.

— Но там человеку плохо!

— Это произошло после того, как он снял шлем. — Маура торопливо оглядела комнату в поисках еще одного респиратора, но в приемной его не оказалось.

Выбора нет, подумала она, придется поторопиться. Сделав три глубоких вздоха, она нырнула за дверь, в лабораторию. Грубер оставил свой респиратор на вытяжном шкафу. Она схватила его и быстро натянула на голову. Услышала звон, обернулась на звук — и увидела, как один из мужчин согнулся над раковиной.

— Выходите все отсюда, живо! — завопила она, хватая качающегося мужчину и подталкивая его к двери. — В этом помещении яд!

Ассистент бросил на нее удивленный взгляд из-под маски.

— Я не понимаю! Газоанализатор ничего не показал!

Маура наклонилась, схватила Грубера под мышки, но он был слишком тяжелый, такую гору невозможно было даже сдвинуть.

— Беритесь за ноги! — скомандовала она.

Вместе с ассистентом они потащили Грубера по полу, заваленному инструментами. К тому времени, когда они доволокли его до приемной, прибыла бригада экстренной помощи, и на трех бледных, ослабевших мужчин быстро надели кислородные маски.

Маура посмотрела на Грубера, его лицо приобрело синюшный оттенок.

— Он не дышит! — закричала она.

Группа экстренной помощи занялась пациентом, а Маура посторонилась: пусть делают свое дело. Мгновение спустя они уже накачивали его легкие кислородом, прикладывали к груди пластины дефибриллятора. На мониторе кардиографа появилась полоска.

— Есть синусовый ритм. Частота — пятьдесят.

— Артериальное давление отсутствует. Перфузии нет.

— Начинаем непрямой массаж сердца!

— У него был открытый контакт с каким-то веществом, — сказала Маура. — Оно здесь, в помещении.

Но никто, казалось, ее не слышал — шлем-респиратор не пропускал звуки. В висках у нее стучало. Она сорвала с головы шлем и нахмурилась от света, показавшегося ей нестерпимо ярким. Медики-спасатели суетились над пострадавшим, Фред Грубер лежал теперь с обнаженным торсом, его пухлый живот подергивался в такт ударам дефибриллятора. От его мокрых штанов разило мочой.

— У нас есть история болезни этого человека? — прокричал врач. — Что о нем известно?

— Он упал, когда проводил вскрытие, — сказала Джейн.

— Да у него двадцать килограммов лишнего веса. Сдается мне, это инфаркт.

— Он обмочился, — заметила Маура.

И снова на ее слова не обратили внимания. Она была как призрак среди живых, маячила где-то на периферии, и никто ее не слышал и не замечал. Она прижала руку к голове, которая теперь гудела еще сильнее, и попыталась сосредоточиться, подумать. Каким-то образом ей удалось протолкнуться сквозь толпу врачей и опуститься на колени возле головы Грубера. Приподняв веко пациента, она посмотрела на зрачок.

Он был как маковое зернышко на бледной голубой радужке.

От Грубера разило мочой, и Маура посмотрела на его мокрые форменные штаны. Кого-то уже тошнило, она оглянулась на звук и увидела, как ассистент патологоанатома склонился над раковиной.

— Атропин, — сказала она.

— Готова капельница! — воскликнула медсестра.

— По-прежнему нет артериального давления.

— Вводим дофамин?

— Ему нужен атропин, — сказала Маура, на этот раз громче.

Кажется, врачи только теперь заметили ее.

— Почему? У него сердечный ритм не замедлен.

— У него точечные зрачки. И он весь мокрый от мочи.

— А еще у него были конвульсии.

— Нам всем стало плохо в той комнате. — Маура указала на сотрудника морга, который все еще не отходил от раковины. — Начинайте вводить ему атропин, иначе мы его потеряем.

Врач приподнял веко Грубера и посмотрел на сузившийся зрачок.

— Хорошо. Атропин, два миллиграмма, — распорядился он.

— А еще нужно запечатать лабораторию, — сказала Маура. — Нам всем надо перейти в холл, как можно дальше от того помещения. Нужно сообщить в отдел по чрезвычайным ситуациям.

— Что тут, черт побери, происходит? — спросила Джейн.

Маура обернулась к ней, и от этого резкого движения комната словно закружилась у нее перед глазами.

— Есть опасность химического заражения.

— Но газоанализатор показывал, что ничего нет.

— Не было тех веществ, которые он отслеживал. Грубер отравился чем-то совсем другим.

— Но ты знаешь, что это? Ты знаешь, отчего погибли все эти люди?

Маура кивнула.

— Я точно знаю, почему они умерли.