Глава десятая
Откровенный разговор
После пиршества Владимир уединился с Калокиром для беседы с глазу на глаз. Владимиру понравилось то, как уверенно и смело держался Калокир, отвечая на обвинения Ставра и Перегуда. Чувствовалось, что Калокир человек бывалый, далеко не глупый, много повидавший за свою жизнь. И еще было заметно, что Калокир до сих пор хранит в своем сердце горечь утраты после гибели Святослава Игоревича.
— Таких людей, как твой отец, княже, можно пересчитать по пальцам за всю историю рода человеческого, — молвил Калокир, сидя в кресле напротив Владимира. — Твой отец, подобно Александру Македонскому, мог сокрушить в битве любого врага, мог преодолеть любое препятствие, будь то горы, море или бурные реки. Столь отважного человека, как твой отец, княже, мне не доводилось видеть нигде и никогда. По своим ратным подвигам твой отец был сродни болгарскому царю Симеону, жившему за полсотни лет до него и тоже едва не захватившему Царьград. Ромеи и по сей день с ужасом вспоминают времена Симеона, как не забудут они теперь и твоего ратолюбивого отца, княже.
Калокир признался Владимиру, что он рассчитывал с помощью Святослава занять трон в Царьграде, что это было вполне осуществимо, если бы не алчность и не душевная слабость Святославовых воевод.
— Кабы стал я василевсом, то сейчас бы мы беседовали с тобой, княже, не здесь, а во дворце Вуколеон, — продолжал Калокир. — И твой отец был бы жив-здоров, сидя на троне в Болгарии, как он того и хотел. Эх, кабы стал я василевсом, а твой отец твердой ногой утвердился в Болгарии, то нам двоим были бы по плечу самые великие дела! Твой отец расширял бы пределы Руси на запад, а я раздвинул бы границы Византийской империи далеко на юг! Русь и Византия рука об руку смогли бы завоевать полмира!
Владимир взирал на Калокира изумленными глазами. А у этого ромея, оказывается, непомерное честолюбие!
— Но беда в том, княже, что всякого великого полководца неизменно окружают люди завистливые и нерешительные, — тяжело вздохнул Калокир. — Войско отказалось идти за Александром Македонским, который был уже на пороге Индии, завоевав почти всю Азию. И великий Александр был вынужден повернуть назад. То же самое случилось и с твоим отцом, княже, когда его рать стояла всего в одном переходе от Царьграда, — у Калокира вырвался раздраженный жест. — Воеводы, обступив Святослава, настаивали на том, чтобы он прекратил войну и взял золото, которое ему предлагал Цимисхий в обмен на мир. Громче всех требовали этого Перегуд, Ставр и Акун Белобородый. Из-за этих малодушных горе-воителей Святослав в конце концов потерял плоды всех своих прошлых побед, вступив в переговоры с Цимисхием. И эти люди еще смеют обвинять меня в том, что именно мои советы погубили Святослава. — Калокир горько усмехнулся, скорбно качая головой. — Я сразу заявил на военном совете под Аркадиополем, что Цимисхий первым нарушит перемирие, как только он соберет силы. Но никто из воевод тогда ко мне не прислушался, их всех слепил блеск золота, груды которого были доставлены слугами Цимисхия в стан Святослава.
Делясь с Владимиром своими утраченными надеждами и сожалениями по поводу того, что Святослав не смог разбить Цимисхия под Доростолом, Калокир выплескивал свое негодование на Перегуда и прочих бояр, которые предпочли золото Цимисхия ратной славе.
— Теперь эти люди проливают слезы по погибшему Святославу, не сознавая, что если бы не их алчность и нерешительность, то поход Святослава завершился бы взятием Царьграда, а не горестным поражением у Днепровских порогов от печенежской орды, — молвил Калокир.
Владимир пожелал узнать, какой смертью умер Иоанн Цимисхий.
И почему теперь во главе Ромейской державы стоят два василевса.
— Цимисхий был отравлен, — сказал Калокир с нотками торжествующего злорадства в голосе. — Причем яд подсыпала в питье Цимисхию женщина, которая в свое время помогла ему взять власть посредством убийства василевса Никифора Фоки. Эту женщину зовут Феофано. Она является матерью нынешних василевсов Василия и Константина.
Раскрывая смысл заговора Феофано и ее сыновей против Цимисхия, Калокир кратко поведал Владимиру о предыдущих событиях, когда Цимисхий и Феофано действовали заодно против Никифора Фоки. Вся эта история была совершенно в духе царящих в Византии нравов, которые уже давно были притчей во языцех.
При появлении на свет Феофано была наречена Анастасией. Ее отцом был содержатель харчевни, живущий в бедном квартале Царьграда. Совершенно случайно юная Анастасия попалась на глаза императору Константину Багрянородному, который, поразившись ее внешней прелести, сочетал ее браком со своим сыном Романом. Тогда-то красивая дочь трактирщика получила новое имя — Феофано, то есть «явленная Богом».
Будучи женой сына василевса, Феофано родила двоих сыновей и дочь. Огонь властолюбия сжигал Феофано, ей были в тягость опека и нравоучения Константина Багрянородного. Полностью довлея над своим безвольным мужем, Феофано убедила Романа в том, что его отец явно не собирается делиться с ними властью, поэтому его нужно отравить. Сведущая в ядах Феофано сама приготовила и подсунула своему свекру смертельное зелье. Константин Багрянородный скончался быстро и без мучений.
Воцарившийся Роман правил недолго, так как Феофано отравила и его. Ей хотелось самой управлять Ромейской державой. Поскольку в ту пору Византию теснили арабы и норманны, поэтому Феофано стала любовницей успешного полководца Никифора Фоки, дабы его меч отвратил от Царьграда всех врагов. Однако Никифор Фока возжелал возложить на себя корону василевса, и знать столицы поддержала его в этом намерении. Пришлось и Феофано согласиться на это в ущерб своим сыновьям. Никифор Фока знал, от чего умерли Константин Багрянородный и его сын Роман, поэтому он не доверял Феофано. Со временем Никифор поселил Феофано отдельно от своих покоев, совершенно отстранив ее от всех государственных дел.
Феофано не смирилась с этим, составив заговор против Никифора. Она привлекла к этому заговору военачальника Иоанна Цимисхия, у которого тоже имелся зуб на Никифора. Холодной зимней ночью Цимисхий и его слуги пробрались в спальню Никифора и отрубили ему голову. По уговору с Цимисхием Феофано должна была стать его женой после убийства Никифора. Трон должны были занять сыновья Феофано при регентстве Цимисхия.
Однако хитрый Цимисхий сделал все по-своему. Он сам короновался в императоры, взяв в жены Феодору, дочь Константина Багрянородного. Феофано была сослана в далекую Армению, в один из тамошних женских монастырей. Выиграв войну со Святославом и попутно покорив восточную часть Болгарии, Цимисхий решил, что теперь его власть непоколебима. Своим эдиктом Цимисхий разрешил всем сторонникам Никифора Фоки вернуться в Царьград и поступить к нему на службу. Заодно Цимисхий позволил и Феофано приехать в столицу. Сделав Феофано своей любовницей, Цимисхий сам подписал себе смертный приговор. При первой же возможности Феофано подсыпала яду Цимисхию. Умерший Цимисхий освободил трон для возмужавших сыновей Феофано.
— По сути дела, у кормила власти стоит Василий, старший сын Феофано, более склонный к здравомыслию и волевым поступкам, — сказал Калокир, протянув Владимиру золотой византийский солид, на одной стороне которого были отчеканены профили обоих сыновей Феофано, а на другой стороне был выбит двуглавый орел, герб Византии. — Младший сын Феофано, Константин, — натура безвольная, ленивая, падкая на развлечения. На монете Константин изображен без диадемы. К счастью, между братьями нет вражды из-за дележа власти. Константин даже рад тому, что Василий избавил его от государственных забот.
— Сколько же лет сыновьям Феофано? — поинтересовался Владимир, разглядывая изображения молодых василевсов на монете.
— Василию чуть больше двадцати, — ответил Калокир, — Константин на два года его моложе.
«Выходит, я одного возраста с Константином», — подумал Владимир, возвращая золотой солид Калокиру.
Затем Владимир спросил:
— Ответь, Калокир, почто Регнвальд пощадил тебя? Если хочешь, это останется между нами. Я и сам не хочу бросить тень на Регнвальда.
— Что ж, княже, — начал Калокир, сделав над собой усилие, — от тебя я ничего утаивать не стану. Своим спасением я обязан не Регнвальду, а его двоюродной сестре Тюре. Регнвальд уже занес меч над моей головой, но примчавшаяся на коне Тюра остановила его. Получив жизнь и свободу, я не пошел в стан Цимисхия. Добравшись до Малого Преслава, я сел на торговый корабль, направлявшийся в Тавриду. В Херсоне у меня живет родня. Там-то я и обретался до самой смерти Цимисхия. Потом я перебрался в Царьград, вступив в свиту молодых василевсов.
— А что подтолкнуло Тюру к такому поступку? — не удержавшись, опять спросил Владимир.
— Меня и Сфандру, жену князя Улеба, связывали тайные любовные отношения, — признался Калокир. — Однажды Сфандра уговорила меня взять с собой в Царьград Харальда и Тюру, ведь они доводились ей племянниками. Я пристроил Харальда в отряд дворцовых стражей, а Тюра долгое время жила в моем доме. Сфандра хотела, чтобы я подыскал Тюре жениха из знатных ромеев. Когда заговорщики убили Никифора Фоку, то мне пришлось спешно бежать из Царьграда на своем корабле. Харальда и Тюру я тоже забрал с собой. Мы вместе прибыли к твоему отцу, княже, рать которого зимовала в дунайских городах.
Калокир посмотрел на Владимира. Тот сидел на стуле, чуть склонив голову набок, и, казалось, был готов внимать Калокиру бесконечно. Солнечный свет, пробившись сквозь ромбовидные стеклянные ячейки окна, облил густые волосы молодого князя золотистой пудрой. Этот высокий лоб, волевой нос, синие внимательные глаза, властный рот — весь облик Владимира вдруг показался Калокиру поразительно похожим на черты Святослава Игоревича.
«Унаследовав внешнее сходство со Святославом, имеет ли Владимир такое же дерзновение в сердце, какое было у его отца?» — мелькнуло в голове у Калокира.
— Ты спас Тюру и Харальда в Царьграде, — задумчиво проговорил Владимир, взирая на посла. — За это Тюра избавила тебя от смерти в Доростоле. Как все просто и… сложно.
— Государства, как и люди, с кем-то из соседей враждуют, а с кем-то ищут дружбы, — многозначительно заметил Калокир. — Договор о взаимопомощи выгоден как Византии, так и Руси. Ведь предтечей этого договора стало торговое соглашение, заключенное Олегом Вещим в Царьграде, соблюдаемое и поныне нашими государствами. Цимисхий умер и вместе с ним умерло враждебное отношение ромеев к Руси.
— Я готов подтвердить союзный договор, Калокир, — промолвил Владимир, скрестив руки на груди. — Я хочу, чтобы ты передал василевсам Василию и Константину послание от меня. В нем я изложу, каких именно выгод ожидаю от этого договора.
Расставшись с Калокиром, Владимир мысленно перенесся в ту пору, когда он был еще совсем ребенком и изредка мог видеть в Вышгороде и здесь, в киевском тереме, князя Улеба и его прекрасную светловолосую жену Сфандру. Улеб доводился сводным братом Святославу Игоревичу, он и его супруга придерживались веры в Христа, как и княгиня Ольга, бабка Владимира.
Улеб участвовал во втором походе Святослава в Болгарию вместе со своей дружиной. Сопровождала Улеба на эту войну и Сфандра, которая ревностно следила за тем, чтобы ее сын Регнвальд не был обделен вниманием и милостями Святослава. Регнвальд был со Святославом до конца в отличие от своего отца. Улеб, не желая терпеть голодную осаду в Доростоле, погрузил свою дружину на ладьи и отправился на Русь. Близ устья Дуная на Улебовы суда напали корабли византийцев и сожгли их негасимым греческим огнем. Находившиеся на головной ладье Улеб и Сфандра сгорели заживо.
«Тюра до сих пор плачет, вспоминая о Сфандре, которая заменила ей мать, — подумал Владимир, медленно прохаживаясь по светлице от стены до стены. — Но ведомо ли Тюре о том, что ее горячо любимая тетка изменяла своему супругу с Калокиром?»