Глава 16
Не успели лесовики расположиться в засаде на деревьях, росших вдоль дороги, как прискакал Василько, крикнул всполошенно:
— Полон гонят!
На дубах, где засели лесовики, словно под сильным порывом ветра, зашумела листва, затрещали ветки — люди устраивались поудобнее для стрельбы. Потом все стихло.
Но вот молчание хмурого осеннего утра нарушили отдаленный конский топот, шлепанье босых ног, громкие выкрики. Полон приближался. Впереди ехала группа вооруженных копьями ордынцев. За ними шли пленники — несколько десятков мужиков и баб; руки заломлены назад, по четыре пары связаны одной веревкой. Длинные концы арканов в руках сторожевых, окружавших ясырь. Замыкала шествие дюжина всадников.
Ордынцы торопились. Лес, тесно обступая дорогу, пугал их своей тяжелой, таинственной громадой. Слышались гортанные выкрики, свист плетей, стоны.
Среди пленников шли Клепа с Сенькой — их сразу признали станичники. Чем ближе к месту засады подходил полон, тем чаще взоры рыжего лесовика и парнишки обращались к вершинам деревьев. Мужики, следовавшие за ними, нетерпеливо поглядывали туда же; лица их были напряжены…
Как только Гордей понял, что Клепа успел предупредить пленников о засаде, он, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул. С соседних деревьев сразу откликнулись… И тут же десятки стрел, сверкнув разноцветным оперением, посыпались на дорогу.
Несколько конных ордынцев, выронив из рук концы арканов, свалились на землю. Одна из стрел случайно попала в пленника. Тот упал, опрокинув напарника, к которому был привязан. Сторожевые татары смешались, их кони, давя людей, врезались в ряды пленников. Вопли, крики, ругань ордынских десятников повисли над лесом. А с деревьев уже прыгали станичники. Почти одновременно на татар ударили Клепа и пленные мужики. Часть последних тут же погибла, встреченная саблями и копьями, но другим удалось стащить немало крымцев с лошадей.
Замелькали дубины, мечи, сабли, кулаки. Схватка разгорелась. Ордынцы яростно отстаивали ясырь. Пал заколотый копьем Фрол Гон. У атамана выбили меч из рук, не окажись рядом Федора и Василька, его бы зарубили татары. Еще двух лесовиков затоптали лошади. Но пленные мужики уже успели освободиться от веревок, и крымцам приходилось туго. Дрались врукопашную, душили друг друга, вгрызались зубами в горло врага…
Лишь трем ордынцам удалось отбиться. Развернув коней, они понеслись в ту сторону, откуда только что гнали полон. Их встретили стрелы трех лесовиков, засевших на огромном дубе. Взмахнув руками, вылетел из седла первый татарин, под вторым убило лошадь, и его настигли тарусские мужики. Только третьему удалось проскочить и умчаться прочь по дороге. Из сопровождавших ясырь ушел лишь он.
Еще не успели захоронить погибших лесовиков и пленников, как обнаружилось, что исчезла Марийка. В засаде она укрылась на дубе рядом с Митрошкой, но затем куда она девалась, никто не знал. Среди убитых Марийки тоже не оказалось. Станичники обыскали все кусты по обе стороны дороги, но девки так и не нашли. Атаману и Федору очень не хотелось уходить с дороги, однако надо было торопиться: если спасшийся татарин доберется до села, где хозяйничают враги, они непременно пригонят сюда…
Навьючив захваченных лошадей татарским оружием и доспехами, лесовики и освобожденные из неволи мужики и бабы зашагали в глубь леса, подальше от места схватки. Остановились на ночлег в глухом еловом бору. Разводить костры не стали, от усталости и пережитого люди, среди которых было немало раненых, повалились прямо на землю. Гордей долго не ложился, сидел в глубоком раздумье…
«В другой раз полон отбить будет непросто: ордынцы после того, что случилось, станут еще более насторожливы, в охрану отрядят куда больше сторожевых. Правда, мыслю, и в станице прибавится молодцов, вон сколько из полона освободили…»
Гордей начал зябнуть: в осеннем лесу было холодно и сыро. «Не дело, что на мокрую землю улеглись, хворь возьмет, какие с них будут вои? Надо костры развести. А татары, чай, в ночи сюда, в лес, не сунутся!»
— Слышь, молодцы! — прорезал темноту его властный, громкий голос. — В сырости спать не моги! Разжигай костерки!..
Гордею пришлось еще раза два повторить свой наказ, пока люди наконец не стали, бранясь, нехотя подниматься, доставали кресала, зажигали факелы. Вскоре запылали костры, потянуло горьковатым дымом. Все расположились поближе к огню.
— А тут уже сполох учинили: Клепа, мол, к ордынцам пристал. Еще поводырем у них станет. Я говорю: такого быть не может, а они не верят… — усмехнувшись, стал рассказывать Василько, грея ладони у огня.
— Неужели умыслили, что я вором стал? — сердито буркнул тот.
— О том речи не было, Егор! — сказал атаман. — А ты вот о чем поведай: с Епишкой часом не встречался? Говорят, что видели рябого средь татар.
— Не встречал, а других воров видел. Поводырями они у ордынцев. Одного признал — был он с Епишкой на монастырском подворье в Серпухове.
— Значит, и рябой там. Поймать бы сучьего сына! Выжег бы очи его подлые, чтоб на Божий свет не глядели!
— Поди доберись до него! — безнадежно махнул рукой лесовик-тарусец.
Все смолкли. Сидели хмурые, опустив головы. Любим, часто мигая, кривил лицо: вот-вот заплачет. Хоть и серчал на Фролку за Настю, но когда увидел брата, распростертого на земле с копьем в груди, такая тоска сердце сдавила!.. Федор мрачно уставился в темноту; как Митрошка ни совал ему кусок мяса, не притронулся к еде; голову заполнила грустная дума: «Только нашел сестренку — и снова пропала!..»
— Что делать станем? — нарушил тишину остроглазый тарусец. — Не инак всполошил своих убежавший татарин. К полону ныне не подступишься.
— Чай, по домам не пойдем! — бросил Клепа.
— Где те дома? — вздохнул Любим.
— А ежели на село, где крымцы ясырь держат, в ночь напасть? — предложил Федор.
— Дело говоришь, острожник! — с пылом поддержал его атаман. — Пока татары раздумывать станут, как полон лесом провести, мы на село навалимся!
Гордей сразу повеселел; обращаясь к Вауле, спросил:
— Скажи-ка, старче, далеко ли до селища?
Тот не успел ответить. Послышался шум, из темноты неожиданно появился всадник. Люди вскочили на ноги, схватились за топоры и дубины. Но вдруг кто-то выкрикнул: «Марийка!» И все бросились туда.
— Живая! — обрадованно воскликнул Федор.
— Та жива ж, братику! — прильнула к нему она.
— Где же ты пропадала, девица красная? — с необычной для его взрывной, резкой натуры мягкостью спросил атаман.
Марийка, перехватив его взволнованный, восторженный взгляд, вспыхнула, опустила глаза. Молча повернулась к лошади, которую держал под уздцы Федор, отцепила от седла мешок, передала Гордею; в нем лежали шлем и кинжал ордынца.
— Неужто догнала?.. — еще до конца не веря в случившееся, восхищенно протянул атаман и вдруг загремел своим басом: — Ну и девка!
— А у нас в Сквире все булы такие! — не без гордости за сестру бросил Федор. — Степь близко. С малых годов приучаются на конях ездить парни и девки. Деды говорили: с того времени так повелось, как половецкая орда Тугорхана под руку киевских князей перешла и у Сквиры осела.
— Не одна я с ордынцем управилась… — перебила его Марийка. И, повернувшись к лесу, позвала: — Алешка! Никитка! Идите сюда!
В суматохе никто не заметил молодых кметей, которые стояли неподалеку, держа лошадей в поводу. Но стоило Марийке окликнуть их, как рослые, плечистые фигуры Никитки и Алешки, освещаемые отблесками костров, сразу же обратили на себя внимание.
— Кто они? Чьи вои? — настороженно спросил Гордей у Марийки, но она только пожала плечами.
— Кто мы да откуда, спрашиваешь? — переспросил Никитка, и глаза его задорно блеснули. — Сие, дядя, долгий сказ… — добавил он с усмешкой.
— А ты, однако, колюч, молодец! — буркнул Гордей, пристально разглядывая обоих.
— Правду молвил он: нет у нас часа на россказни, — подал голос Алешка и, теребя светлую, едва пробившуюся бороденку, сказал: — Мы девку вашу проводили, а нынче есть дела поважнее.
— Да кто же вы, мать вашу?! — рассердился вожак. — Не отпущу, пока не скажете!.. Эй, молодцы! — крикнул он станичникам. — Вяжи их!
Никитку и Алешку вмиг схватили и связали.
— Вот как оно бывает, Алешка: девку выручили, а сами к душегубцам попали! — с досадой сплюнул Никитка.
— Зачем ты их, Гордей? — подошел к атаману Федор. — Не хотят говорить, потому что, должно, не могут. Видишь, ратники они, — показал он на шлемы молодых воинов. — А про дела ратные, сам знаешь, не всем сказывают.
— Час ныне такой, много лихого люду развелось, — ответил тот. — Может, и они из воров, кои предают, даром что кметями оделись. А ежели про наш стан разведать хотели?
— Отпусти их, атаман! — взмолилась Марийка. — Коли б не они, не догнала бы я того ордынца и вас не нашла.
— Пока не скажут, кто такие и откуда, не отпущу! — отрубил Гордей и приказал: — Оружье забрать и привести их сюда!
Лесовики отняли у Никитки и Алешки мечи, кинжалы и вывели на поляну.
Весть, что пойманы предатели, мгновенно облетела лесной стан. Собралась толпа. Люди с любопытством и осуждением разглядывали парней, оживленно гомонили о случившемся.
— Господи! — всплеснула руками баба в кичке, которую ей невесть как удалось сохранить в ордынском плену, и вдруг запричитала: — Молодые-то какие, а туда же, к окаянным переметнулись! Конец света наступает! И что ж оно будет?!
— Погодь, погодь… Воров, сказываете, поймали? — раздвигая плечом людей, подошел Василько. Он проверял дозоры, выставленные вокруг лесного стана, и только теперь увидел собравшуюся толпу. — Не иначе как Никитка и Алешка?..
Парни тоже узнали своего бывшего десятника по порубежной службе.
— Гляди, Никитка!
— Дядька Василько! Вот здорово!.. — Оба бросились к нему.
— Я самый. А вы как тут объявились?
Но парни, не отвечая и перебивая друг друга, взахлеб рассказывали о своем:
— Мы думали, что тебя убили или в полон ты попал, — тараторил Никитка.
— Вот так встреча!.. — восклицал Алешка. — И отколе ты тут, в глухомани лесной, очутился?
— Погодите, погодите! Больно много спрашиваете, а ничего мне не ответили. Скажите-ка, что вы тут учинили? За что это вас?
— Ничего не учинили! — возмутился Никитка. — Вон тот дядька… — кивнул он на Гордея, — не отпущает нас. Мы его девку сюда привели, не то б вовек не нашла дорогу, а он…
— За татарином оружным погналась! — усмехнувшись, пояснил Алешка. — Мы и в дозоре были. Глядим: ордынец по тропе скачет, за ним наш. Поначалу не разобрали, что тот девка…
— А потом шлем сняла, и коса вывалилась! — засмеялся Никитка.
— Тогда мы на тропу чеснока кинули. Ну, щары такие малые кованые с острыми шипами! Это по-нашему, ратному, чесноком зовется, — пояснил Алешка, видя недоуменные взгляды лесных людей. — Конь татарский напоролся на него, ногу покалечил, упал. А она подскакала и зарубила ордынца.
— Когда увидели мы, что воин тот лихой, молодец — девка, проводить решили, дабы дорогу не искала. Так от за сие нас! — обиженно заключил Никитка.
— Выходит, нашлась Марийка?! — обрадовался Василько.
— Так вот же она, — показал Гордей на девушку. — За сие молодцам поклон низкий, а велел их не отпускать, потому что не хотят сказать, кто такие и откуда! — сердито добавил он и спросил строго: — А ты-то их откуда знаешь?
— Порубежники они из моего десятка! — обнял их за плечи Василько. — Добрые ратники, хоть только первый год на службе порубежной. Вместе под Тарусой бились. А коли меня там ранили, потерялись мы с ними… Чего же вы молчали, не сказали, кто вы и откуда? — обратился он к парням. — Тут все свои. Сказывайте! Ну, Никитка, Алешка!
— Ежели так, тогда… — сдался наконец тот, и оба, перебивая друг друга, поведали станичникам, что произошло с тарусской дружиной после битвы…
— Послал нас князь Владимир Иванович разведать, что в его вотчине делается, хлеба и пшена для кметей сыскать. Мы туда, а там татары, да так много их, что едва ноги унесли… А когда к своим возвращались, ее и встретили, — показал Никитка на Марийку.
Никитке и Алешке вернули оружие, подвели коней. Лесовики звали их к костру перекусить перед дорогой, но те отказались. Уже уселись верхом, когда к ним подошел атаман.
— Слышьте, молодцы, надо бы мне князя вашего увидеть.
— Князя?.. — Никитка с подозрением уставился на Гордея. — А на что он тебе?
— Вельми надо, молодцы, — просяще молвил тот и, не желая еще раз испытывать упрямый характер парня, торопливо добавил: — Задумали мы дело знатное: тарусских людей из ордынского полона в дворцовом селе освободить. Вот и хочу переговорить с ним. Может, он тож пойдет, а то опасаюсь, что сами одни не управимся… Говоришь, много татар в селе?
— Много! — подтвердил Никитка.
— Тогда поехали с нами! — предложил Алешка. — Только ночь на дворе… — замялся он.
— А что, и в ночи сыщем княжий стан! — уверенно бросил Никитка.
— Добро! Василько и Федор с нами поедут. Только и впрямь не в ночь поедем, а с рассветом.
