Глава 1
Воры и бандиты
Бейсбольная бита и паяльная лампа стали понятиями нарицательными отнюдь не в связи с использованием по прямому назначению.
Наблюдение автора
Просторные кабинеты, с роскошными интерьерами – примета последнего времени. Считается, что они отлично подходят для решения серьезных вопросов. Ибо, восседая в удобных кожаных креслах за столом из красного дерева, приятно разговаривать о миллионных контрактах и головокружительных финансовых комбинациях. Неплохо при этом пускать в потолок дым дорогих сигар и смаковать по глоточку «Хеннесси» или «Кельт» класса VSOP, или еще лучше – ХО. Все это способствует переговорному процессу, как оружейная смазка – безотказной перезарядке пистолета «ТТ». Председатель правления банка «Золотой круг» Хондачев много раз участвовал в таких переговорах и никогда не испытывал напряжения, а тем более страха, как сейчас.
В кабинете генерального директора Тиходонского филиала «Общества по защите малого и среднего бизнеса» весь необходимый антураж присутствовал. И раритетная люстра на потолке, и массивное пресс-папье в стиле «ретро», и мягкий ковер ручной работы на полу, и янтарный коньяк в широких бокалах, правда, отечественный, «Московский», что было довольно символично. Но не коньяк портил впечатление, а самый настоящий пистолет «ТТ», который черным зрачком ствола гипнотизировал банкира.
– Ты что, барыга, совсем фишку не сечешь? – Пистолет держал замдиректора, больше похожий на инструктора по бодибилдингу, проводящего свободное время на бандитских «стрелках». Как его зовут, Хондачев под дулом забыл, а может, тот не посчитал нужным представиться.
– Ты не понял, что в ваш городишко пришел московский капитал? И вы все под нас ляжете! Или в землю…
Широкоплечий здоровяк, занимающий кресло генерального директора, успокаивающе поднял руку.
– Ну что ты, Володя, зачем сразу крайние меры? Господин Хондачев все взвесит и введет нашего человека в правление… Ведь мы же не собираемся его обижать в материальном плане…
– Ну, раз так… – Володя привычно сунул пистолет за брючный ремень в районе левого бедра. Он явно умел носить оружие.
Два молодых человека были похожи, как близнецы. Мощные шеи и широкие плечи тяжелоатлетов, светлые летние костюмы, безграничная уверенность в своей правоте, агрессивный напор и неукротимая пробивная сила. Сейчас они играли старые, как уголовный мир и сыск, роли доброго и злого следователей.
Хондачев руководил банком больше пятнадцати лет. В бурные девяностые «наезды» с отрепетированными «постановками» происходили довольно часто. Вначале приходили угрюмые уголовники, украшенные синими наколками, – они требовали плату за «крышу». Потом появились мальчики в спортивных костюмах, увешанные золотыми цепями, – эти хотели беспроцентных кредитов, которые не собирались отдавать. Теперь объявились вот такие «бизнесмены» нового времени – генеральные директора с повадками бандитов. Холеные, респектабельные на первый взгляд и еще более страшные на второй. Эти не боялись ни милиции, ни прокуратуры. Они мягко стелили, но хотели забрать все. Сначала «свой» человек в правлении, потом липовое собрание акционеров выберет его новым председателем, дополнительная эмиссия акций (все это за одну ночь) – и прощай, «Золотой круг»! Рейдерский захват – вот как это называется на привычном современном новоязе!
«Но почему они действуют так нагло? Почему не поинтересовались, как „Золотой круг“ ухитрился не попасть в зависимость от криминальных структур? Почему не „пробили“ – кто стоит за ним, Хондачевым? Или еще хуже – „пробили“ и наплевали?!»
Честно говоря, Хондачев струхнул. Не только от пистолета – пистолеты он видел и раньше. Просто слишком сильно контрастировали респектабельная обстановка официального кабинета и откровенная бандитская наглость. Но вида он не подал. Сидел, как и раньше, – выпрямив спину и вальяжно закинув ногу на ногу. Дородный седовласый джентльмен, привыкший руководить, а не подчиняться чужой воле.
– К сожалению, наши учредители не приветствуют введение в правление людей со стороны.
Банкир постарался изобразить вежливую улыбку.
– И, кстати, в области кредитной политики мы придерживаемся крайне консервативных взглядов. Во всяком случае, кредиты без фактического обеспечения – недопустимы однозначно. Таким образом, предлагаемое сотрудничество на данном этапе представляется… хм… неосуществимым. Прошу меня извинить.
– Да ты не понял! – снова заорал замдиректора. – К нам не хотел идти, так у тебя тачка взорвалась! А следующая может с тобой вместе взлететь на воздух!
Хондачев поднял брови:
– Так это вы взорвали мою машину?!
– Не надо искажать факты, – негромко, но с ощутимым нажимом произнес директор. – Наша организация предназначена для обеспечения безопасности. А какие-то там взрывы не имеют к нам отношения. Скорее всего – это свидетельство того, что ваша безопасность трещит по швам. Вот вы и прибежали сюда. Как раз за защитой! И попали по адресу. Ну а возникшие попутно коммерческие предложения – лишь следствие. Надеюсь, мы можем оказывать услуги друг другу?
Атлет Володя шагнул вперед. Широкая ладонь покровительственно опустилась на плечо банкира. Прямо в ухо ему вливался вкрадчивый голос:
– Почему мы не можем дружить? Это ведь выгодно обеим сторонам. Дружба лучше ссоры…
Почувствовав, что ладонь начала медленно вжимать его в кресло, Хондачев рванулся, с некоторым усилием освободился и вскочил. Он разозлился. Люди, которые распоряжаются большими деньгами, вовсе не такие мягкие и пушистые, как иногда кажутся.
– Вы ничего не попутали, ребятки? Вы что решили – наехали, покошмарили, и все – забрали банк? А вы не подумали, что до вас тоже были наезды? И где те наездники? Ошиблись, мальчики! Хотите, я позвоню, и вашу шарашку разгонят, как митинг педерастов?
Директор зло усмехнулся.
– Да знаем мы, почему ты такой смелый! На Лиса рассчитываешь. Только ментовская «крыша» – это вчерашний день. И этот твой мент позорный, Коренев, – пережиток. Отрыжка «совка»!
– А тебе надо думать о своем здоровье, – в унисон подключился Володя. – Зачем нервничать? В семье сердечники были? Вдруг случится приступ?
– Совершенно неожиданный инфаркт, – поддержал директор. – Прямо сейчас. Что-то ты бледный…
На лицах представителей нового российского бизнеса появились стандартные западные улыбки. Белозубые и равнодушные. Генеральный директор «Общества по защите малого и среднего бизнеса» солидно кашлянул. Как-то слишком отчетливо. Раз, потом другой…
В кабинет вошел еще один человек – худощавый, сутулый и… в белом халате.
– Помогите нашему гостю, доктор! – сказал Володя и стал за спиной Хондачева. Директор вскочил, быстро обошел стол, подошел вплотную.
Худощавый приблизился к журнальному столику, сдернул салфетку. Вместо коробки конфет, вазы с фруктами или шоколадки под ней оказался небольшой поднос, на котором лежали два тонких шприца. В них зловеще опалесцировала какая-то жидкость.
С легким стуком упал на столик зеленый колпачок, освобождая иглу. На ее срезе показалось несколько прозрачных капель. Широкие ладони вновь вцепились в плечи банкира, рывком усадили в кресло. Тот вздрогнул, стремительно бледнея, и выдавил из пересохшего горла:
– Не надо укола! Не-е-ет!!! На помощь!
– Не бойся, – деловито сказал директор. – Препарат проверенный.
Банкир суетливо дернулся, но его намертво прижали к креслу. Молодые люди наверняка регулярно посещали тренажерный зал. Они излучали волны уверенности и здоровья. От крепких тел в безукоризненных светлых костюмах еле уловимо пахло свежестью французского парфюма. И очень сильно – неотвратимой смертью. Тяжелая бронированная дверь в офис и два крепких охранника намертво отрезали все происходящее здесь от остального, нормального мира, в котором никто бы не посмел так обращаться с главой «Золотого круга».
Хондачев обреченно дернулся, хрипло закричал:
– Скорей, Филипп, скорей! Они меня убьют!
– Ты чо, дядя, бредишь? – хохотнул Володя. – Какой, на хер, Филипп?
И в этот момент из-под пиджака Хондачева, из мембраны спрятанного динамика донесся уверенный голос с металлическим оттенком:
– Ну, что я говорил? Натуральные бандюки! Я захожу. Не забудьте «маяк».
Если бы в офисе запахло серой, а на седой макушке банкира появились дьявольские рожки, это вряд ли вызвало бы больший эффект. «Доктор» выронил шприц, оба «защитника бизнеса» остолбенели, сильные руки разжались. Освободившись, Хондачев вскочил и бросился к окну, доставая из кармана красный платок.
Внизу пушечно ударили в железо кувалды, вынося запертую входную дверь вместе с замками и косяком. Раздался шум, крики, что-то грохнулось на пол. Скорострельной пушечной очередью пронесся по коридорам тяжелый топот. Сдавленно пискнула секретарша и тут же затихла. От мощного удара распахнулась полированная дверь кабинета. Внутрь ворвались могучие фигуры в черных масках, касках и бронежилетах с надписью «СОБР».
Хондачев принялся размахивать платком, будто, стоя на перроне, прощался с уезжающей в отпуск горячо любимой женой. Это было необходимо, потому что при захвате собровцы действуют предельно жестко, исповедуя принцип: лучше перестараться, чем умереть. Сначала нейтрализуются все, кто находится в помещении, потом приносятся извинения невиновным. Но сейчас про условный сигнал знали, поэтому, увидев красный лоскут, стремительно летящий собровец изменил траекторию и врезался плечом в подбородок генерального директора. Несмотря на свои габариты, тот отлетел к стене, гулко ударился головой и замертво рухнул на ковер.
Володя, на свою беду, сделал то, что называется «оказанием сопротивления при задержании». Но на этот раз отработанные приемы восточных единоборств сыграли с ним скверную шутку. Он рефлекторно попытался поставить блок от удара в печень и уйти с линии атаки. И сделал все правильно, как учил сэнсэй. Однако рукопашный бой не предусматривает красивых балетных па. Когда речь идет о жизни и смерти, на первое место выходит эффективность. Выставленную руку сломал стальной приклад. А полтора центнера тренированных мышц и снаряжения ударили в грудь с такой силой, что треснули ребра. Замдиректора с грохотом опрокинулся на спину и больше не шевелился.
Человек в белом халате сопротивляться не хотел. Он в ужасе вскинул руки и жалобно, как раненый заяц, заверещал:
– Не на-а-до! Я не…
Но красного платка у него не было, а все остальное не имело значения. Кулак в черной перчатке с отрезанными пальцами врезался в челюсть, железный локоть въехал в солнечное сплетение.
Группа захвата работала четко, как на тренировочном занятии. Проникновение, нейтрализация, фиксация. Хрустнули вывернутые из плечевых суставов руки. Щелкнули наручники. Стволы укороченных автоматов уперлись в модельно постриженные затылки. Вся операция заняла не больше десяти секунд.
Кроме одного «ТТ», оружия у задержанных не оказалось. Потерявшие сознание или оцепеневшие от страха «защитники бизнеса» лежали не шевелясь. И это было очень разумно, ибо берегло здоровье.
– Та-а-к, как тут дела? Что новенького? Вижу, потерпевший цел, и это главное… – В разгромленный кабинет стремительно вошел худощавый человек средних лет, в гражданском костюме. На фоне массивных бойцов в бронежилетах и шлемах, его подтянутая фигура не производила внушительного впечатления. Однако собровцы уважительно расступились. Командир группы кивнул на лежащие тела:
– Упаковали, как положено, Филипп Михайлович. Попытки сопротивления пресечены без применения оружия и спецсредств.
– Молодец, Кордов, молодец. – Вошедший пожал крепкую руку в черной перчатке.
– Не перестарались?
Наклонившись, штатский осмотрел задержанных и сам же ответил:
– Да нет, вроде нормально, очухались…
Он оглянулся, повел из стороны в сторону хрящеватым чутким носом, словно принюхиваясь. Острый взгляд задержался на шприцах.
– Понятых, протокол изъятия, и на экспертизу!
Затем мужчина подошел к двум расплывшимся по ковру здоровякам, которые уже перестали излучать уверенность, здоровье и респектабельность. Теперь от них ощутимо несло потом и страхом. Метаморфоза ни у кого из присутствующих удивления не вызвала. При тесном знакомстве с СОБРом такие перемены скорее правило, чем исключение. Бывает, и мочатся под себя, а то и чего похуже случается…
Носок модельного полуботинка врезался в треснутые ребра Володи. Он коротко и покорно хрюкнул, воздержавшись от необдуманных реплик. Такая же участь постигла и директора. Тот вскрикнул и тут же смолк. Человек в штатском костюме присел на корточки и ровным голосом произнес:
– Это за «мента позорного» и за «отрыжку „совка“». Ну, и чтобы вы не думали, что я – вчерашний день. И запомните – я мент правильный!
Завершив воспитательный процесс, начальник оперативного отдела Тиходонского РУБОПа Филипп Михайлович Коренев подошел к Хондачеву, ободряюще хлопнул по плечу, тепло пожал руку, весело спросил:
– Как аппаратура? Не мешала? Запись вышла классная, любой суд примет!
Он привычно расстегнул рубашку банкира, с треском отодрал приклеенные скотчем прямо к коже миниатюрные радиомикрофон и приемник-динамик, спрятал их в карман и облегченно пояснил настороженно наблюдающему за ним одним глазом с пола Володе:
– Слава Богу, все цело! А то ведь я за них расписался, а они тысяч пять стоят. Причем не рублей, брателла, долларов – никакой зарплаты не хватит! Тебе хорошо, у тебя другие бабки! Только с такой записью они тебе не помогут…
Взяв под локоть еще не пришедшего в себя Хондачева и оттолкнув ногой перевернутое кресло, Лис вышел из кабинета.
* * *
Авиаперелеты Питон не уважал в принципе. Не боялся, а именно не уважал. Ведь в среде, в которой он обитал, от точности формулировок зависело очень многое. Скажешь, например: «Я обиделся» или «Он меня обидел», – и все – потерял лицо! Потому что обиженными называют самую низшую и презираемую на зоне касту – педерастов, «петухов», «гребней», «опущенных»… Ляпнешь по незнанию такую глупость – и неизвестно, чем дело кончится: могут и взаправду «обидеть»: дело-то минутное – проведут членом по губам, вот и готов непроткнутый пидор. А за тем, чтобы перегнуть через шконку – дело не станет… Да и неважно: проткнутый или непроткнутый, нет между ними никакой разницы – оба на самом дне, ниже падать некуда.
Конечно, очень важно, кто такую парашу прогнал, и особенно – где. Если это малолетний лох – «первоход», или случайный пассажир, заруливший в беспредельную «хату», то скорей всего, именно так с ним и обойдутся. А если правильный пацан болтанет сдуру или по пьянке, то просто на смех поднимут и потом будут долго вспоминать, как он косяк упорол, хихикать за спиной да пальцами показывать. Все это не так весело и безобидно, как кажется на первый взгляд, потому что эти смешки и перемигивания отщипывают авторитет по кусочку, глядишь, через полгодика от его «правильности» ничего и не останется… Конечно, если Питон или другой серьезный человек его уровня такое ляпнет, никто смеяться не посмеет, хотя задумаются, что тоже авторитет не укрепляет. Только серьезные люди базар фильтруют и за слова отвечают, а потому с ними такого не случается. Вместо «обиделся» они говорят «огорчился», а вместо «побаиваюсь» – «не уважаю».
Но, несмотря на словесный камуфляж, в глубине души Питон знал, что летать он боится. Когда самолет попадал в зону турбулентности, ему казалось, что сейчас он развалится на части. Или перед глазами возникали другие жуткие картины, которые при всем своем многообразии имели один и тот же финал: авторитетный, богатый и здоровый бизнесмен приземлялся в виде обгоревшего куска мяса. Тем более что такие шикарные и респектабельные в фильмах с Бельмондо «Боинги», попадая в российские воздушные ямы, подозрительно поскрипывали, а при сильном встречном ветре начинали жутковато помахивать крыльями. Возможно, шик, респектабельность и надежность ушли вместе с выработанным ресурсом. А скорей всего, так проявлялась его, Питона, аэрофобия. Это мудреное словечко объяснил ему жутко знаменитый психиатр, берущий за консультацию огроменные деньги.
– Ничего опасного, очень мало людей не испытывают страхов, – сказал доктор, поглаживая классическую козлиную бородку. – Все дело в вас самих. Посмотрите на других пассажиров, они спокойны, ибо верят, что долетят благополучно. И вы внушите себе, что вам ничего не угрожает! Или найдите способ отвлечься. Или выпейте немного, для транквилизации. А в крайнем случае, пользуйтесь поездами…
Но на Кипр поезда не ходят, а именно там располагался недавно купленный шикарный особняк. Поэтому Питон тщательно выполнял советы специалиста: и внушал, и отвлекался, и выпивал. Самовнушение помогало плохо, а заоблачный минет и добрая порция спиртного – хорошо.
Вот и на этот раз полет прошел благополучно. Погода и техническое состояние борта способствовали соблюдению расписания, а напрочь лишенная комплексов Ирка и семьсот граммов «Grant'sa» из дьюти-фри полностью нейтрализовали аэрофобию, сделав перелет комфортным и приятным. Козлобородый психиатр полностью отработал свою штуку баксов. Хотя вряд ли бутылка виски укладывалась в определенную им норму «немного», а уж про Ирку тот и представить не мог…
На трап Питон вышел в благодушном настроении. Похлопав Ирку по тугой попке и в очередной раз заправив живот под широкий ремень черных джинсов, он по-хозяйски осмотрел низенький аэровокзал с ломаной крышей и старомодной надписью «Тиходонск», которая по ночам светится синим неоновым светом, как маяк, встречающий возвращающихся домой путников. Потом перевел взгляд на стоящих внизу Битюга и Кащея – они улыбались шефу и одновременно жадно пялились под короткую Иркину юбку. За ними маячил сопровождающий – молоденький сержант из линейного отдела, а в нескольких метрах покорно ждал милицейский «уазик».
Пока обычные люди накапливались в автобусе, Питон с Иркой, Кащей и Битюг, дыша густой смесью сигаретного дыма и бензиновых паров, без особого комфорта проехали двести метров до зала прилета. Конечно, можно было сесть в автобус или пройти эти метры пешком, но следовало соблюсти протокол. В автобус может сесть каждый, а вот так – у трапа, с милицейским сопровождением, встречают только уважаемого человека, не такого, как все!
На площади ждал огромный «ленд круизер» с сатанинским номером 666 – черный кузов, черные стекла, черные бамперы, черный салон… Только хромированные диски и такой же «кенгурятник» ослепительно сверкали в лучах слабеющего тиходонского солнца. Внутри было гораздо просторней, ароматней и комфортней, чем в ментовской развалюхе. Развалившись на мягких подушках заднего сиденья, Питон залез в бар-холодильник, извлек и откупорил бутылку «Тиходонского игристого», наполнил два бокала, чокнулся с Иркой и жадно выпил. В похмельном нутре так захорошело, что он присосался к горлышку и жадно глотал холодную колючую жидкость, давясь пеной и обливая белую рубашку. Потом удовлетворенно отрыгнул накопившиеся в организме газы.
– А мне?! – обиженно спросила Ирка.
– Да на, на! Тут еще стакан остался!
И, обращаясь к сидящим впереди телохранителям, спросил:
– Ну, как дела, пацаны?
Кащей молча вел машину, а Битюг с трудом повернулся, демонстрируя полный анфас, напоминающий выразительностью вареную картофелину.
– Сегодня сходняк, шеф. Через час, в «Раке». Тут опять муть какая-то…
– Вот б… Ладно, поехали сразу. Рубашка чистая есть? А то я подзасрался…
– Вон, сзади, на вешалке. И рубашка, и брюки…
– Брюки не надо, Ирка чисто работает, – Питон захохотал.
Подруга невозмутимо допила из горлышка остатки игристого и бросила бутылку под ноги.
– Останови, где такси увидишь! – приказал хозяин и буднично пощупал девушку за голую промежность. – Сама доедешь, мне некогда.
– На-а-а-чи-и-на-а-ется, – недовольно протянула она. – Перед трахом ты всегда свободен, только кончил – сразу некогда!
– Глохни! – Питон хлопнул ее по щеке. Не очень больно, но хлестко и обидно. Девушка замолчала.
На остановке такси «дьявольский» джип остановился, Ирка спрыгнула с высокой подножки и как ни в чем не бывало улыбнулась своему кавалеру.
– Пока! Звони, кисюсик, не пропадай!
Дверь захлопнулась.
Питон покосился на подчиненных и поморщился. Глупая дырка не понимает, когда какими словами пердеть можно…
Машина помчалась дальше.
– Как там этот хмырь – джокер? Не загнулся еще?
Кащей угодливо рассмеялся. Так бригадир называл Валета. Разумеется, за глаза и только в очень узком кругу.
– Ништяк, шеф! Водку жрет, как раньше.
– Он говорит, что триста лет теперь проживет, – буркнул Битюг.
Питон выругался.
– Почему триста?
– А это новое сердце – оно ведь атомное. На триста лет рассчитано…
Питон выругался еще раз. И настроение у него заметно испортилось.
* * *
На счету «колдунов» числились десятки трупов. И добрая сотня налетов, грабежей, похищений. В свое время загадочная группировка имела значительный вес и силу в криминальном мире. Но потом ее активность резко упала. Ходили глухие слухи, что самую активную пятерку беспредельщиков кто-то вывел на боевиков покойного Джафара. Якобы в перестрелке сгинули и те и другие. Но внятного подтверждения сплетням не нашлось.
Убийства с характерными выстрелами в глаза давно прекратились. Тем не менее визитки периодически продолжали оставлять на местах преступлений. Раньше их в основном обнаруживали на трупах. Но теперь это происходило все реже и реже. Постепенно таким случаям перестали придавать большое значение. Сложилось мнение, что кто-то пытается запутать следствие, отсылая к давно распавшейся банде.
Коренев подобные версии охотно поддерживал, особенно когда давал интервью знакомым журналистам. Но дело Колдуна в архив списывать не торопился и держал на личном контроле. К нему стекалась вся информация о сходных преступлениях. Начальник оперативного отдела ее обрабатывал и делал выводы, что почерк банды значительно изменился. За несколько лет ему удалось выловить четверых «имитаторов». Но ни одного члена банды в руки правосудия так и не попалось… Точнее, очень редко, по собственной глупости, они попадались, но никто не знал, что это именно «колдуны». К тому же сразу появлялся Лис, после чего эти типы либо оказывались ценными агентами РУБОПа, либо доказательства признавались недостаточно убедительными, и через некоторое время они выходили на волю. До суда ни один «колдун» не дошел.
Сейчас Коренев проводил очередное оперативное совещание по этой теме. В силу особой секретности допущен к ней был только оперуполномоченный Фомичев. Но Коренев слушал доклад невнимательно – он звонил домой и не мог дозвониться: телефон не отвечал. Он долго слушал длинные гудки, наконец, положил трубку.
– Продолжай. Что нового? – спросил подполковник, почему-то глядя в окно.
Майор Фомичев хотел пожать плечами, но благоразумно сдержался.
– Новой информации нет. Они глубоко законспирированы, с другими группировками отношений не поддерживают, границ не соблюдают, на «понятия» плюют… Короче, «махновцы», беспредельщики. И что странно – обменник на Крепостном забомбили, а ведь это точка Креста! И «Ювелирный мир» на сто миллионов опустили, не посмотрели, что его хозяин Узбек! Из «Хроноса» швейцарских часов на миллион «зеленых» забрали, а его Север держит! Да что там! У Гоши Тиходонца дом ограбили! Он, правда, в отъезде был, а охранников связали, одному ногу прострелили, да еще визитку оставили – «Колдун»… Разве не странно?
Коренев покрутил в руках карту. Надпись «Колдун» сделана от руки, обычным фломастером. Начальник отдела щелчком перебросил картонный прямоугольник на другой конец стола.
– Какие мысли? – без особого интереса спросил он.
Фомичев поковырял ногтем «рубашку» шестерки бубей.
– Явная самоделка. Имитация. Кто-то прикрывается Колдуном. Я бы ему посоветовал на свои фишки голограммы лепить. Как на водку. И рекламу – остерегайтесь, мол, подделок!
Майор хохотнул.
Но начальник отдела шутку не поддержал.
– Ну, ладно, хвастайся успехами. Что там по Речпортовской ОПГ?
– Есть хвастаться! – Повеселевший Фомичев положил перед ним толстенный том дела оперативного учета, и начальник оперативного отдела погрузился в чтение.
– Так что конкретно есть на этого Питона? – Через пятнадцать минут Коренев разочарованно отодвинул пухлую папку и вопросительно уставился на майора Фомичева. – Драка в ресторане, собрал свою бригаду, хочет отделиться от Валета, причастен к разбою на Лысой горе, купил дом на Кипре… Это все лирика. Кого избил, где потерпевший? Какая бригада, что совершили? Каким боком причастен, чем подтверждается? На какие деньги куплена заграничная недвижимость? Вещдоки, свидетели, показания, документы? Надо глубже копать – обставь его агентурой, чтобы вздохнуть не мог незаметно!
Опер по особо важным делам переступил с ноги на ногу.
– Там и агентурить некого. Во всяком случае, мои оперативные возможности исчерпаны…
Коренев задумался.
– Слушай, у Валета сын есть от первого брака – вроде правильный парень. А с отцом общается, с корешами его волей-неволей пересекается. Где слово услышит, где два, где телефонный разговор… Может, его попробовать?
Фомичев опустил голову и ничего не ответил.
– Ладно, я сам к нему подойду! – деловито сказал начальник отдела и черкнул что-то в своем потертом блокноте. – А ты подведи итог разработки.
Оперативник вздохнул.
– Кроме оперативной информации, ничего нет. Материалы для процессуальной реализации отсутствуют.
– А зачем же ты столько макулатуры собрал? – Коренев взял дело, страниц на триста, взвесил на ладони и тяжело шваркнул о стол. – Тут и наружное наблюдение, и аудиоконтроль, и негласное фотографирование… Сколько денег выброшено, сколько ресурсных затрат, и все псу под хвост? Чтобы знать, с кем он пьет и каких телок в баню возит?
Фомичев обиженно выпятил губу.
– Ну что вы, Филипп Михайлович, меня крайним делаете? Я разрабатываю активного члена Речпортовской ОПГ, собрал все, что мог, и представляю вам на утверждение. А уголовное дело возбуждать, расследовать да в суд направлять – это не моя компетенция. Я же не прокурор области! Кстати, если бы прокуратура захотела, то упаковала бы его как миленького, даже по моим материалам. Только время-то сейчас какое?
– Какое? – хмыкнул Коренев и снова придвинул дело к себе.
– Время невиноватых! – зло сказал майор. – Кого ни возьми – все чистые, как младенцы. Одного подставили, другому подбросили, третьего оклеветали… И у всех есть защитники! Притом непростые…
Начальник оперативного отдела Тиходонского РУБОПа подполковник Коренев, которого уголовный мир хорошо знал под прозвищем Лис, покрутил головой, наложил резолюцию и протянул ДОУ исполнителю.
– Ладно, Саша, не обижайся, это я так… Документируй дальше. А время – оно может и поменяться в любой момент. И тогда наши клиенты загремят туда, куда им положено…
– Как бы мы раньше не загремели, – негромко буркнул Фомичев на пути к двери.
Коренев откинулся на спинку кресла, сцепил руки в замок, потянулся, хрустнул пальцами.
Да, время наступило другое. Считается, что беспредел девяностых канул в прошлое, оставив лишь огромные помпезные памятники на Аллее Славы тиходонского кладбища. Изображенные в полный рост на полированных гранитных плитах мрачные бритоголовые мальчики прославились отнюдь не на полях боевых действий в Афганистане или Чечне. Бандитская «пехота» сложила голову в битвах за передел социалистической собственности. А их «старшие», нахапавшие окровавленные куски этой самой собственности, превратились в респектабельных буржуа – тех самых «владельцев заводов, газет, пароходов», которых беспощадно клеймила идейно выдержанная советская сатира. Но государство признало новый капитал и приказало считать передел завершенным.
Бывшие воры и бандиты исчезли. Вместо них возникли президенты акционерных обществ, председатели фондов или, на худой конец, директора предприятий. Забыты кликухи и погоняла, под которыми фигурировали эти господа в криминальных сводках прошлых лет, теперь они возводят особняки рядом с разнокалиберными начальниками, которые раньше заседали в райкомах и обкомах, а потом, словно по мановению волшебной палочки, тоже превратились в богачей новой поры.
Такие метаморфозы, как и удивительные финальные совпадения совершенно разных биографий, почему-то не привлекали внимание объективной демократической прессы, которая вдруг посчитала, что правовое государство уже построено, и сосредоточилась на соблюдении прав и законных интересов граждан. Уважаемые люди города, обретя новый социальный статус, тоже заговорили о правах человека. Они выступают за презумпцию невиновности и против конфискации имущества, за расширение прав адвокатов и ограничение полномочий оперативников и следователей, за смягчение Уголовного кодекса и против применений смертной казни. И находят в этом полное понимание со стороны правозащитников, законодателей, прокуроров и судей…
Коренев встал, прошелся, разминая ноги, еще раз позвонил домой. Никто не ответил. Странно, Ребенок должна в поте лица писать диплом. Он набрал номер мобильного.
– Абонент находится вне зоны досягаемости, – отчеканил металлический голос.
Вздохнув, Филипп Михайлович подошел к огромному сейфу, с лязгом открыл толстую дверцу. Набившие железное чрево толстые папки оперативных дел свидетельствовали, что на самом деле благостных изменений в подлунном мире не произошло. Те же заказные убийства, невиданные ранее миллионные хищения бюджетных денег, мошеннические «пирамиды» повыше знаменитых египетских, беспримерные захваты фабрик, магазинов, гостиниц…
Взяв три тома о банде Колдуна, Лис вернулся за стол. Он лично занимался этим делом, ни на минуту не выпускал его из рук, не обсуждал материалы на общих оперативках и требовал немедленно докладывать ему любую информацию. Бегло просмотрев первый том, который и так знал наизусть, он отодвинул толстую папку, в очередной раз безуспешно прозвонил домой и вновь набрал номер мобильника молодой жены.
– Абонент находится вне зоны досягаемости, – привычно отчеканил автоответчик.
– Хрен вам! – разозлился Лис, придвигая городской аппарат. – Для меня все находятся в досягаемости! Сейчас запрошу местонахождение Катюшкиной сим-карты…
Но в этот миг его телефон заиграл «Наша служба и опасна и трудна…». Эта мелодия была присвоена доверенным лицам из правоохранительных органов. Он взглянул на экран. На нем высвечивались все номера, даже имевшие защиту от автоматического определителя.
– Слушаю, Иван Михайлович! – бодро отозвался Лис, хотя где-то в районе солнечного сплетения ворохнулось неприятное предчувствие.
– Их освободили, – приглушенно сказал судья. – За отсутствием состава преступления. К председателю пришел Золотов, а с ним еще три адвоката, один – московский. Заявили кучу ходатайств. В том числе и о возбуждении против тебя уголовного дела. За превышение должностных полномочий…
– Подожди, Иван Михайлович, я что-то совсем отупел. – Лис говорил спокойно, хотя в душе бился яростный крик. – Как освободили? А заявление Хондачева? А звукозапись? А вещдоки?
– Это все есть, – ответил судья. Он был честным и педантичным человеком. Когда-то Лис оказал Ивану Михайловичу большую услугу и считал, что может ему доверять. – А состава преступления нет.
– Как нет?! Они чуть не убили его! Я лично изъял шприцы с отравой и оружие! – Он все-таки сорвался на крик, но тут же взял себя в руки. – Извините.
– По существу, никаких угроз не было. Были коммерческие предложения, возможно, сделанные в не вполне корректной форме. У гражданина Хондачева просто поинтересовались, не склонен ли он к сердечным приступам. А насчет шприцов… По заключению экспертизы, в них содержится витамин В6 – пиридоксальфосфат. Широко применяется для укрепления нервной системы и лечения хронических сердечно-сосудистых заболеваний…
– А оружия тоже не было?!
– Не было, – вздохнул судья. – Был массо-габаритный макет пистолета «ТТ», который свободно продается за восемь тысяч рублей в сувенирном магазине. Для стрельбы он непригоден, оружием не является…
Лис молчал. Как всегда, судья разложил все по полочкам. И возразить ему было трудно. Хотя оба прекрасно понимали, что к чему.
– Кто рассматривал ходатайство? – спросил он. Собственно, это не имело никакого значения, но Коренев привык выяснять все детали.
– Синицын. Но если бы рассматривал я, решение было бы тем же.
– Понятно.
Лис вскочил, нервно прошелся взад-вперед по кабинету, осторожно выглянул в зашторенное окно.
Здание РУБОПа на дальних подходах окружали фундаментные блоки с красными поперечными полосами, прилегающая территория охранялась патрульной службой, по верху бетонного забора отблескивала колючая проволока «егоза». Так укрепляют штабы в зоне боевых действий. Но танков, военных грузовиков и людей с оружием видно не было, не раздавались выстрелы, не рвались снаряды. Вдали, по улице Ленина подошел к остановке троллейбус, послушно замерли перед светофором машины, стайка школьников, размахивая ранцами, перебежала проезжую часть. Иллюзия мирной жизни была полной.
Хотя атака на Тиходонск уже началась.
Резкой трелью прозвонил внутренний телефон.
– Коренев.
Начальник РУБОПа генерал Нырков, по прозвищу Колорадский Жук, здороваться не стал.
– Зайди!
По резкому тону Лис понял, что сейчас его будут драть. Так и вышло. Сидящий за полированным столом хозяин кабинета – невысокий коренастый брюнет с черными усами – был мрачнее тучи.
– Это что за самодеятельность?! – рявкнул Нырков, едва Лис переступил порог. – Почему без санкции задействован СОБР?! Почему я ничего не знаю о задержании этих московских коммерсантов?!
– Вас не было на месте, – скромно сказал Лис. – А человеку угрожала опасность…
Нырков вскочил и, уперевшись кулаками в столешницу, наклонился вперед. Глаза под густыми бровями сверкали молниями.
– Опасность угрожала Обществу защиты… этого долбаного бизнеса! Офис разгромлен, они выставили счет на восемьсот тысяч рублей! Плюс сломанные ребра, перебитая рука, вывихнутая челюсть! Какого черта ты полез в этот гадючник?!
«Интересно, с чего он так завелся? – подумал Лис. – Или получил втык от руководства, или…»
Думать о том, что Колорадский Жук куплен со всеми потрохами, не хотелось. Но ведь теперь такое время, что удивляться ничему не приходится…
– Они похитили председателя правления «Золотого круга», пытались поставить ему «крышу», запугивали, хотели насильно сделать укол… У меня было официальное заявление, – нарочно тихо сказал Лис, понимая, что убедительность его объяснений зависит от ответа на тот вопрос, который он только что задал сам себе. При первом варианте они могут быть приняты, при втором – только усугубят гнев начальника.
– А ты знаешь, что обвинение лопнуло? Этих долбанных бизнесменов выпустили…
Похоже, Колорадский Жук успокаивался, и это было добрым знаком.
– Конечно, знаю, товарищ генерал, – кивнул Лис.
И тут же подумал: «А вот ты откуда знаешь? Вряд ли информация успела пройти по официальным каналам…» А вслух пояснил:
– Мне только что позвонил надежный человек из суда…
Он оборвал фразу, но ее окончание повисло в воздухе. Колорадский Жук скривился, как будто у него заболели зубы.
– Да мне уже сто человек позвонили! Из администрации, ГУВД, общества «Правозащита», адвокатуры, УСБ… И, кстати, все говорят, что ты крышуешь Хондачева!
Лис пожал плечами.
– Мало ли кто что говорит. Меня подставили, а сами выкрутились. Только я вам так скажу: это не случайность и не единичный факт. Московский капитал в последнее время двинулся в провинцию. И сейчас начал захват Тиходонска!
Генерал Нырков медленно опустился на место.
– Кончай, Филипп, ерунду пороть, – устало сказал он. – Идиотских детективов начитался? Ну что ты всякую херню придумываешь? Ты губернатор? Или депутат? Это что, твой уровень? Нет! Наше дело – криминал, а лезть в экономику и политику – значит свернуть себе шею!
Лис молчал.
– Сам разберешься? – уже спокойно спросил Колорадский Жук.
– Конечно, – кивнул Лис. – Разрешите идти?
Выходя из генеральского кабинета, он испытал облегчение от того, что Нырков не куплен с потрохами. И горечь от того, что такую возможность приходится рассматривать на полном серьезе.
* * *
Возвращение домой не у всех вызывает радость. А на Ирку и вовсе накатила депрессия. Ласковое теплое море, фешенебельный особняк с прислугой, комфортабельные прогулки на яхте, бешеные гонки на гидроциклах, мокрый пар, мыльная пена и расслабляющий массаж в хамаме, упоительное безделье, веселые вечера в тавернах, зажигательная музыка, грациозные парни в национальных нарядах, танцующие с двумя десятками стаканов на лбу, – все это осталось в прошлом. Снова пыльный серый Тиходонск, перенаселенная квартирка в панельной пятиэтажке, скандалы с предками, вечная проблема трудоустройства, накатывающая промозглая осень… Праздник кончился, начинались суровые будни. А тут еще этот козел даже до дома не довез – выкинул из машины, как приблудную кошку!
Она направилась к ближайшему такси – проржавевшей белой «Волге», из которой жадно пялился на блондинку в короткой юбке небритый кавказец. Но тут сзади посигналили – рядом остановился черный «фольксваген». Стекло приглашающе поползло вниз. Девушка заглянула в салон и ойкнула:
– Это ты?
– Я. – Молодой человек за рулем натянуто улыбнулся, хотя красивые серые глаза были печальны. На вид ему было лет восемнадцать: худой, высокий – копна иссиня-черных волос почти доставала до потолка салона. – Садись, подвезу!
– Бесплатно?
– Ну конечно!
– Какой ты, Ванечка, тормоз, – засмеялась Ирка, забросив сумку назад и привычно устраиваясь рядом с водителем. – Шучу, шучу, не обижайся. Я смотрю, ты теперь на та-а-аких крутых коле-е-са-ах!
– Ты и покруче видала, – буркнул парень.
– Что я видала – не про то базар. Откуда эта тачка?
– Отец подарил, – хмуро ответил Иван.
– Да ладно свистеть. Наверное, одолжил, пыль в глаза пустить? Скажи, а?!
Ирка явно издевалась. Но Иван не обратил на это внимания. Он нервно вел машину, не сводя глаз с дороги и нервно сжав губы.
– Я тебя везде искал. Где ты была?
– Ой! Мы дуемся? Что, уже нельзя с подружкой в Сочи съездить?
Иван скрипнул зубами.
– Знаю я, с кем ты ездила! И куда!
– Так ты что, опять следил?! – зло закричала Ирка. – Вот невезуха – то один козел нервы мотает, то другой!
– А ты опять с этим толстомордым путалась? – перестав сдерживаться, закричал Иван. – Видел я, как из аэропорта вышли, – словно муж с женой!
«Фольксваген» резко свернул в переулок, завизжал скатами, едва не задев припаркованный грузовик. Ирка уперлась в панель.
– Тише, убьемся!
– Ну и пусть!
– Останови, я сказала! А то выпрыгну! – Она стала нашаривать защелку двери. Обычно в такой ситуации ей давали по морде. Но сейчас, завизжав тормозами, автомобиль встал между глухим забором и стеной какого-то склада.
Заглушив двигатель, Иван развернулся к ней всем телом.
– Я не понимаю, что происходит? Зачем же ты мне постоянно мозги вкручиваешь? Сама говоришь, что будешь со мной, и тут же бежишь к этому…
– Опять двадцать пять! – Ирка наморщила носик и с чувством превосходства опытной женщины над глупым мальчиком принялась в очередной раз втолковывать прописные истины: – Сколько можно объяснять, Ванечка? Ты – студент. У тебя же ничего нет! Я что, с тобой на стипендию буду кефир с батоном чавкать? А закончишь ты свое речное училище, будешь боцманом, да? Покатаешь меня на барже, вот здорово! А Андрей Александрович – солидняк, у него свой бизнес, положение, связи, бабки. С ним в любой кабак можно ногой двери открывать. Подарки делает, деньжат подбрасывает, на море за границу возит!
Она еще что-то объясняла, но Иван уже не вслушивался. Он отвернулся, и вдруг представил, как на далеком иностранном пляже его девушка, стоя на коленях, гладит развалившегося в шезлонге упыря по огромному волосатому брюху, потом наклоняется… На душе стало гадко и муторно. Он угрюмо прошептал:
– Ну, ты, Ирка, и сука!
– А ты вообще никто! У тебя же ни хрена нет и не будет! – не особо обидевшись, парировала Ирка.
И тут Ивана прорвало. Он развернулся и захрипел ей в лицо, ломающимся юношеским басом:
– Это ты – никто, обычная шлюха! И твой ёб…рь – дерьмо на палке! «Андрей Александрович», «Андрей Александрович»! Какой он «солидняк»?! «Шестерка» у моего отца, если хочешь знать! Кликуха у него – Питон! А я – сын Валета! Слышала про такого?
– Какого Валета? – оторопело переспросила подруга.
– Того самого!
Ирина отшатнулась. Ничего себе! Клички крупнейших городских «авторитетов» у всех на слуху, к тому же папик в подпитии часто упоминал о Валете, причем с явным подобострастием. На всякий случай она уточнила:
– А не врешь? Зачем тебе тогда в «речуге» париться?
– Затем! Твое-то какое дело? – Иван перестал кричать, но еще не успокоился, не отошел.
Ирина провела рукой по юношески гладкой щеке.
– Ванечка, не сердись. Правда же, странно. Я думала, ты – бедный работяжка. А ты, оказывается, наследный прынц! Ничего себе заявочка! А чего ж я тебя с ним нигде не видела? Его вон в журналах печатают, а тебя – нет…
– Да разошлись они с матерью давно! Но батя мужик классный, просто так жизнь сложилась. – В голосе парня проскользнули теплые нотки. – Мы с ним нормально общаемся. Он в гости приходит, деньгами помогает, продукты присылает… Вещи…
Иван осекся. Про то, что отец держит у них свои вещи, посторонним лучше не говорить. Конечно, «вещи» – громко сказано. Кейс с кодовыми замками на антресолях в кладовке. Мать туда не лазила, поэтому Иван хранил рядом рогатку, позже – сигареты, а сейчас – презервативы…
– …Вещи покупает, машину вот подарил. Мы даже похожи.
Действительно, Валет тоже был высоким, сутуловатым, черноволосым. И носы у них одинаковые – крупные, цыганистые, с горбинкой.
– Так если папаша такой хороший, чего тебя в бизнес не зовет? – вкрадчиво спросила Ирка. Она придвинулась поближе и положила ему на бедро загорелую ручку.
– Почему «не зовет»? Много раз предлагал отдать ларьки на набережной. Говорит – управляй, получай твердый доход. Ну, еще много всяких вариантов было…
– Так чего ж ты не хочешь?!
– Хочешь, не хочешь, – нехотя пробурчал Иван. – Ну его на фиг! Почти все детство на чьих-то похоронах провел. Постоянно разборки, менты в дверь ломятся. Не хочу! Ты говоришь – «речуга»? А чем плохо?! Буду на грузовых судах ходить. Интересно – новые города, новые люди.
– Это год, два, три интересно, – рассудительно заметила Ирка. Ей было девятнадцать, она много повидала и считала себя взрослым, опытным человеком. – А потом осточертеет. И платят там негусто.
– В принципе, да, – согласился Иван. – На ларьках другие пашут, а хозяин только бабки скирдует…
Ирка чмокнула его в щеку:
– И ты еще думаешь?! Дурачок ты мой! Решайся, будем вместе бизнес делать…
От таких слов Иван растаял. Она подвинулась вплотную, положила руку на ширинку, нащупала «молнию».
– Ты что делаешь… На улице? – Он попытался отстраниться, но не очень решительно.
– Тут никого нет, и стекла темные…
Она говорила томным, тягучим голосом, в карих глазах светились желание и будоражащая кровь покорность. Иван нажал рычаг и вместе со спинкой сиденья откинулся назад. С тихим шелестом разошлась «молния», узкая прохладная ладошка нетерпеливо скользнула в образовавшуюся щель, быстро нашла то, что искала, и сноровисто вытащила наружу. Жаркие губы сомкнулись вокруг самой чувствительной части его тела… Она умело и с азартом принялась исполнять то, что делала в воздухе пару часов назад. Иван растворился в облаке сладкого дурмана, его пальцы гладили хрупкие плечи, пробежали по узкой спине, задрали короткую юбку, впились в мягкие загорелые ягодицы…
Потом он еще несколько минут лежал в блаженной неге, сквозь прищуренные веки рассматривал тонкий Иркин профиль и ее задранные на панель голые ноги. С блестящей панели подмигивали сложные, разноцветные циферблаты. Ирка включила музыку и дергалась в такт рваному ритму: «Ориентация – Север, я хочу, чтоб ты верил, я хочу, чтоб ты плакал…»
Ему было очень хорошо, а в мозгу нелепой альтернативой всплывали ободранные коридоры училища, ржавые борта и воняющие нефтью трюмы танкеров и сухогрузов… Иван открыл глаза.
– Раньше ты такого не делала…
Ирка рассмеялась.
– Значит, не заслуживал!
«И не надо бояться, что нам нужно расстаться…»
– А теперь заслужил?
– Конечно!
– Чем же?
Иван ничего не понимал. Ирка смотрела на сына преступного авторитета совсем не так, как на правильного студента-отличника. Она была восхищена, причем совершенно искренне! Тогда действительно, зачем ему эта «речуга»? И стоит ли его нынешняя жизнь жертв, если главное, ради чего он жертвует, уже лежит рядом?
* * *
Никто не хочет умирать. Даже бомж с разрушенной суррогатами печенью не спешит совать в петлю завшивленную голову. Он тоже любит жизнь. Ему хочется свежей порции отбросов на родной помойке, глотка стеклоочистителя, затяжки почти целого окурка, ласкового внимания Любки Щеки, которая, как известно, никому не отказывает.
Тем более не торопятся на тот свет богатые люди. У них куда больше соблазнов и приятностей, и им тем более есть что терять. Например, двухэтажный особняк на Кипре, или новенький «Мазератти», который заставляет исходить на дерьмо других братков, или самый дорогой отель мира в Дубае, выговорить название которого невозможно, но можно называть просто – «Парус» и снимать просторные номера с позолоченными кранами – на месяц и больше, от души резвясь там с целым выводком моделей и разномасштабных номинированных красавиц.
И хотя в дешевых детективах лихая братва только и ждет, чтобы спешно помчаться на «стрелку» и постреляться с конкурентами, в жизни это совершенно не так. Эпоха дикого «хапка» закончилась, убитых похоронили, сферы влияния поделили, все достойные люди получили свой «кусок пирога». А вот получить «маслину» в башку из-за какой-то «непонятки» никто из них не хотел. Потому сейчас предпочитают договариваться по-хорошему, а когда договоренность достигнута, высокооплачиваемые юристы облекают ее в форму договоров, и тогда уже и прокуроры, и адвокаты, и судьи грудью встают на ее защиту. Но вначале должно быть слово.
На этот раз «стол» собрали по требованию Гоши Тиходонца. Валет сделал широкий жест и пригласил всех в «Рак». Бывшая пивная, про которую в старинной уркаганской песне пели: «На Богатяновке открылася пивная», была давно перестроена и перепрофилирована в пивной ресторан. Современные интерьеры, настоящая донская кухня, которая быстро приобрела репутацию одной из лучших в городе, солидные машины на стоянке…
Сегодня на массивных дверях появилась табличка: «Корпоративное мероприятие». Ровно в назначенный час стоянку и прилегающую территорию забили машины, владельцы которых не обращали внимания на знак «Остановка запрещена».
Внутри, в небольшом уютном зале с узкими, похожими на бойницы окнами негромко играла музыка. Вокруг овального стола стояли массивные стулья с резными спинками. Сам стол был накрыт основательно, но без показной роскоши: водка, пиво, отварная картошка, мясная нарезка, рыба, раки, овощи, соленья, позже подадут шашлыки. Обычный донской стол. Вокруг собрались пятнадцать человек. На одном краю сидел официальный руководитель воровской общины Крест, его правая рука – недавно коронованный Север и вожаки наиболее крупных воровских кодланов Лакировщик, Хромой, Серый и Крот.
В криминальном мире царили те же человеческие пороки, что и во всем остальном. Кроме Креста, только Север и Лакировщик были признанными авторитетами. Хромой предал прежнего «смотрящего» – Черномора и переметнулся на сторону «зоновского» вора Креста, а потому сохранил и упрочил свое положение. Хотя последствия лагерного туберкулеза так до конца и не вылечил. Крест много раз говорил: «Поезжай в Америку или в Германию, там тебе все что надо сделают! Вон, смотри, Валету сердце искусственное поставили!» Но Хромой только отмалчивался и махал рукой – и в этом был весь Хромой: он боялся перемен.
Крот всегда бегал на подхвате, и шансов выбиться в паханы у него не было, но личной преданностью Кресту тоже заслужил место под воровским солнцем. А Серый и вовсе был личным «гладиатором» вора, потому и вознесся на криминальный олимп.
За прошедшие годы расстановка сил в криминальном мире Тиходонска существенно изменилась. Боксера, Угла и Шакала убили, а Питон, выходец из той же босяцкой поросли, наглостью, силой и жестокостью прорвался в бригадиры. Когда Валет заболел, он стал открыто заявлять, что отделится в самостоятельную организацию, но теперь глава Речпортовских вновь вернулся в строй, и он поджал хвост. Знающие люди понимали, что на время, – Валету и Питону еще придется разбираться за власть в группировке.
Авторитет и силу набрали те, кто «отмыли» капиталы, завели легальный бизнес, подружились с городской властью. Воровская община сдала некогда сильные позиции. Деньги, конечно, были, и официальный бизнес был, но вот с полезными связями дело обстояло не так блестяще… Все-таки, имея судимости, трудно подружиться с властью и стать своими в городских структурах. А деньги без власти мало что стоят – отберут и не поморщатся! Правда, сила и умение лить кровь у воров осталась. Но все же возможностей поубавилось… Раньше воры держали зоны, а поскольку от тюрьмы никто не застрахован, то браткам приходилось считаться с «портяночниками». Только с их помощью можно было передать «малевку», «подогреть» арестанта, перевести на «больничку», решить вопрос по УДО.
Но теперь и здесь картина другая: бабло все решает, «новые» напрямую выходят на тюремное начальство, оказывают спонсорскую помощь, машинами завозя в СИЗО медикаменты, продукты, одеяла, одежду, телевизоры и холодильники… В камерах у любого солидняка имеются и мобила, и Интернет, и хавка хорошая, и выпивка лучшая, а если понадобится, то и телку приведут без проблем… Так что «новые» жировали, наступило их время. Конечно, полностью раствориться в толпе бандитов старая воровская гвардия не могла. Они тоже понемногу сдруживались с властью, и с ними вроде бы по-прежнему считались. Но именно «вроде бы».
– Мы к Кресту, как к отцу, относимся, – говаривал Антон. – Уважаем, слушаем, а делаем по-своему…
Так оно и было. Но не совсем – только до определенной черты… И Антон это хорошо знал.
Сам Антон сидел между ворами и «новыми» – гладкий, ухоженный, длинноволосый, с нервными манерами «щипача», хотя никогда не шарил по карманам. Ему было чуть за сорок, он ни разу не попадал за решетку, дружил с помощником губернатора и с другими высокопоставленными руководителями, а официально возглавлял «Фонд ветеранов спорта», хотя к спорту имел такое же отношение, как и к чужим карманам.
По правую руку от него жевал острую бастурму как всегда небритый и как всегда в черной рубашке главарь нахичеванских Рубик Карапетян по прозвищу Карпет, а по левую неловко кривился на правый бок Итальянец, которому несколько лет назад гранатой оторвало ногу.
– Тебе налить? – спросил сидящий напротив предводитель речпортовской группировки Валет, протягивая руку с бутылкой «Белой березки». Конечно, он самолично мог не разливать, тем более что рядом сидел широкоплечий Гарик – один из его бригадиров. Но на больших сходняках принято демонстрировать простоту и демократизм.
– Налей! – кивнул Итальянец. Но смотрел хмуро: именно в разборке с Валетом он и стал инвалидом. И хотя примирение давно состоялось, а швейцарский протез на девяносто пять процентов заменял оторванную ногу, они находились в состоянии холодной войны: между нахичеванскими и речпортовскими постоянно присутствовал определенный напряг. Тем не менее бизнес есть бизнес…
Укрепившийся в последнее время бензиновый король Акоп Чебанян о чем-то оживленно разговаривал с Питоном, который старательно демонстрировал, что давно перерос роль бригадира. Недаром Валет дулся на него, как мышь на крупу, и избегал встречаться взглядом.
На противоположном от воров конце стола ел картошку с соленьями руководитель азербайджанского землячества Гуссейн Гуссейнов, молча курил сигару Гоша Тиходонец и обгладывал очередной ломтик янтарного рыбца Костя Ким, за которым стояли триста бойцов.
Собравшиеся ели, пили, разговаривали, как будто собрались только для того, чтобы повидаться друг с другом.
– Ладно, хватит порожняки гонять! – Тиходонец ткнул сигару в тарелку так, что сломал ее пополам. – Кто на мой дом налетел?! Кто стрелял, кто вещи забрал? Чтоб эти руки поотсыхали, только я их и отсохшие отрублю!
Он зло осмотрел присутствующих, остановив взгляд на Кресте и Севере.
– Чего ты на нас вылупился? – резко сказал высокий, костистый, похожий на Мефистофеля Крест. – Ты что, в натуре, нам предъяву выкатываешь?!
Он ударил кулаком по столу. Широкий раздвоенный подбородок, развитые надбровные дуги, глубоко сидящие глаза, клювообразный нос – зловещие черты придавали ему демонический вид. Да и репутация у зоновского вора была серьезная.
Но Тиходонец не испугался.
– А чего ты на меня цыкаешь? Ты на своих «шестерок» цыкай! Я тебе предъяву не делаю! А смотрю, на кого хочу!
За столом наступила тишина, все даже жевать перестали. Это раньше на сходку было принято приходить без оружия. А сейчас – кто знает, что у кого в карманах… Начнут шмалять да гранаты кидать, всем голов не сносить!
Но Крест не стал обострять ситуацию.
– Раз предъявы нет, и вопросов нет, – спокойно сказал он, чокнувшись с Севером и Лакировщиком, выпил, спокойно закусил соленым чесноком и мирно продолжил:
– Я тоже предъявлять никому не хочу, но мой обменник под стволы поставили? Поставили.
Он загнул длинный костлявый палец.
– «Ювелирный мир» опустили? Опустили.
Крест загнул второй палец.
– И «Хронос» опустили.
Он загнул третий палец.
– Неужели кто-то не знает, где мое, где Севера, где Узбека?
Крест обвел собравшихся внимательным взглядом.
– Может, залетные? Это одна песня. А может, кто-то нас стравить хочет, перессорить? Тогда песня совсем другая!
– Не знаю, какие залетные, – услышав про «Ювелирный мир» и «Хронос», Гоша сбавил тон. – Только у меня они визитку оставили. «Колдун» – написано. Что за Колдун такой? Кто его знает?
Стол зашумел.
– Была такая тема…
– Ты тогда на зоне чалился…
– Банда беспредельщиков – вот кто такие…
– Ша, братва! – поднял ладонь Карпет. – Никто этого Колдуна никогда не видел. Ни с кем он не пересекался. Никто не слышал, чтобы кто-то его знал. Так не бывает!
– Конечно, не бывает, – поддержал его Валет. – Нет никакого Колдуна! И не было!
– И я считаю, что нет, – кивнул Гарик, преданно глядя на шефа.
– Был Колдун, – уверенно сказал Антон, и Итальянец кивнул.
– Конечно, был! – солидно вмешался Питон, давая понять, что он уже не повторяет слова Валета, как попугай, а имеет собственное мнение. И все присутствующие обратили на это внимание.
– Кто ребятам Боксера глаза прострелил и визитку «Колдун» оставил? Забыли? А потом самого Боксера грохнули, хотели глаза прострелить, да осечка вышла! И там визитки Колдуна оставили! Раненый Слоняра все видел, потом много раз пересказывал…
– Это когда было! – пренебрежительно махнул рукой Чебанян. – В глаза уже сколько лет никто не стреляет. Пропал Колдун, со всей своей кодлой… Теперь под него любой может закосить! Подложить визитку, чисто для мути. Это же фишка, чтобы ментов путать…
– Согласен, – веско произнес Валет. – Так не бывает, чтобы люди возникали то раз в год, то раз в месяц. С чего они тогда живут? Никого не крышуют, ни с кого не имеют. Бац – появились! Бац – пропали! Что интересно: когда всплывают, валят только наших. На стрелку не зовут, не предупреждают. Тупо валят братву, и все! Помните этих отморозков, с Украины… Из Дебальцево? Кто их расшлепал? Никто не знает. Хотя они заслужили, без вопросов…
Он сделал небольшую паузу. В нее тут же вклинился Гуссейнов:
– Я ничего такого сказать не хочу, обижать не хочу. Мы все друг другу верим, мы все дружим. Но мы с пацанами перетерли, картина такая выходит… Воров не валят с визитками, а братву валят. Почему так?
Снова наступила тишина. Все взгляды обратились к Кресту и Северу. Хотя воры и сидели как-то обособленно, но ничем не отличались от остальных. Дорогие костюмы, швейцарские часы, элитные английские туфли… Они уже не светили стальными фиксами и татуировками. Худощавое лицо Креста, похожее на маску дьявола, не выражало никаких эмоций. Но стоило ему заговорить, как по залу потянуло страшноватым холодком «того света».
– Гнилой базар! Тебе же сказали, что и нас бомбят! Еще не все сказали!
– Ваших не валят, наших валят! – По залу пронесся нарастающий гул недовольства.
Но его оборвал Север. Он был правой рукой пахана, его преемником. Плотный, с расплющенным, как у боксера, носом, молодой «законник» подался вперед и заговорил:
– Год назад замочили Слюнявого. Если кто не в курсах, глаза ему, конечно, не ковыряли. Но метку Колдуна кинули. Мы город перерыли – голый вассер. Непонятно – кто, за что… Месяцев пять прошло, спалили мастерскую Лакировщика. Там «левых» тачек было – на лимон зелени, не меньше. А перед этим был звоночек от Колдуна. Предупреждение, чтобы не трогали стоянку какого-то барыги. Лакировщик не поверил. Думал, молодые на понт берут. Отморозков, которые зоны не нюхали, сейчас хватает…
Крест осмотрел всех пронизывающим взглядом и, остановившись на Валете, прервал Севера:
– Мы хотели пробить, кто за барыгу мазу держит. А он сорвался за бугор. Бизнес продал и откинулся. Кстати, стоянка у него была на набережной. И продал он ее кому-то, кто под речпортовскими ходит!
– Мало ли кто под кем ходит? – оскалился Валет. – Мы тут вообще не при делах! Если только кто-то крысячит…
Он бросил ненавидящий взгляд на Питона. Но Крест предупреждающе поднял руку:
– Может, и так. Случайности бывают разные. Но если вы в случайности не верите, то и мы можем не поверить!
Как обычно бывает в напряженной ситуации, всем понадобилась пауза. Вот-вот мог вспыхнуть серьезный конфликт. Итальянец торопливо налил себе коньяка и выпил в одиночку. Потом осторожно произнес:
– Мутная тема. Вы на нас коситесь, мы на вас. Как будто нас кто-то сталкивает. Специально, да?
– Думаю, воры тут ни при чем, – сказал Антон. Он старался сглаживать конфликты, и одно из его погонял было «Миротворец». – Скорей, молодые подросли, борзые, не знают, кого надо уважать. И наших, и ваших валят, без разбору. Когда визитки подкидывают, когда нет…
– Махновцы! – пробормотал Север. – Беспредельщики!
– Чего ж они ментов не трогают, барыг всяких? – спросил Питон. – Нет, братва, неспроста все это!
Валет бросил на него недовольный взгляд.
– Давайте выпьем за то, что мы друг друга поняли, – предложил Антон, и впервые за вечер сидящие за столом чокнулись и выпили вместе.
Обстановка разрядилась. Валет сделал знак, и принесли шашлык: свиной, бараний и говяжий – как положено. Выпили за старших, за родителей, за фарт, за тех, кто на зоне.
Тщательно «перетерли» основную тему. Общая картина получилась странная. С одной стороны – «колдуны» всплывали редко. С другой – работали чисто и профессионально, не оставляя следов, кроме визиток. Но визитки – это тоже следы! Зачем их оставлять? И почему они нападают на братву и воров? Может, это «мусорские прокладки»? Ходят же слухи про «Белую стрелу»… Но менты сейчас не те, что восемь-десять лет назад… Слабые стали, прикормленные… Их бы уже давно свои сдали…
Итог подвел Крест. Он поднялся, положил на стол салфетку и припечатал:
– Короче, разбор показал: ни ваши, ни наши не при делах. Менты тоже не при делах. Однозначно – махновцы из молодых, параши не нюхавших! Ставим на них «минус»! Где бы ни объявились, где бы ни попались – на воле, на зоне, спросим, как с гадов! А попадутся рано или поздно, куда денутся! Кто не согласен?
Однако других мнений не было. Так и решили. «Колдуны» были приговорены к смерти.
«Стол» закончился в семь тридцать вечера, и информация о нем начала расходиться в криминальной среде, а в девять подполковник Коренев уже знал о его результатах. Еще через несколько минут, измученный тяжелым днем, Филипп Михайлович отправился домой.
* * *
Последнее время Коренев заходил в свой подъезд без понтовых заморочек, вроде пистолета в вытянутой руке. Стрелять бандюганы меньше не стали, но после того, как Лис и собровцы расправились с «чехами», сунувшимися в подъезд к Литвинову, вряд ли найдутся желающие повторять их печальный опыт. А если все же найдутся, то обновят метод…
Открыв дверь, Лис замер: из гостиной доносился заливистый смех Ребенка. С кем это она так веселится? То ее и нарочно не рассмешишь: Лис и случаи интересные подбирал, и анекдоты новые заучивал – все напрасно. Улыбнется, вежливо хихикнет, насмешливо фыркнет – и только. А ведь известно – женщина с готовностью смеется над шутками мужчины, который ей как минимум интересен.
Осторожно, чтобы не щелкнул замок, он прикрыл дверь. В душе появилось какое-то гадкое саднящее чувство. Как будто сейчас Ребенок изменяла ему с кем-то. А он подглядывал, чтобы узнать – с кем? Лис снял обувь, не зажигая света, бесшумно прошел по гладкому теплому паркету, убеждая себя, что он не скрывается и не прячется, а просто не афиширует свой приход. Снова послышался смех – будто серебряный колокольчик прозвонил:
– Оксанка, не ври! Он так и сказал?
Подполковник РУБОПа прислонился седеющим виском к прохладному косяку. Ему стало неприятно и немного стыдно. Он привык подглядывать, подслушивать, сдаивать из-под различных людей нужную информацию. Но подслушивать собственную жену в собственной квартире – это уже паранойя. Хотя эта Оксана – та еще б…! И кто этот «он»?
– А Вика тоже видела? – снова залилась Ребенок.
Лис хмыкнул и постучал себя по лбу костяшками пальцев. Потом быстро вернулся, демонстративно хлопнул дверью, щелкнул выключателем. Ребенок радостно пискнула:
– Все, пока, мой Фил пришел! Созвонимся!
От этих слов стальное сердце самого крутого мента Тиходонска размягчилось, как воск. И все неприятности вмиг оказались забыты. Лис бросился в комнату. Навстречу ему выбежала девчонка в коротком розовом халатике, прыгнула на шею, обхватила ногами, уткнулась лицом в шею. Так не притворяются! Хотя такие артисты бывают, какие постановки разыгрывают… Но не Ребенок!
– Что так поздно, Фил?
– Разве? По-моему, как всегда.
– Нет, уже почти десять… Случилось что-то?
От Катиной непосредственности, от теплого девичьего тела, а особенно от распахнутой промежности исходила искрящаяся чувственная энергия. Она проникла сквозь холодную броню служебной настороженности и цинизма и зажгла согревающий огонек в самой глубине заледенелой ментовской души. Напряжение нервозного дня стало отпускать, заботы отошли на второй план. Запахи чистоты, духов и домашнего уюта растворили панцирь вечного недоверия и обязательных подозрений.
– Да оно каждый день случается, Катюха! Только сейчас на меня такой накат пошел… Ладно, не бери в голову…
Лис посадил ее на край письменного стола, целеустремленно сдвинул в сторону бумаги.
– А что это ты собираешься делать?..
– Проверить, как продвигается работа над дипломом у будущего филолога…
– Ах, вот оно что! – Ребенок откинулась на спину, полы халатика распахнулись, открывая узенькие кружевные стринги. Лис закинул легкие ножки на плечи и, отодвинув тонкую перепонку, привычно попал в цель. Катя вскрикнула, и все проблемы сегодняшнего дня растворились в бесконечности бытия. Да пропадите вы все пропадом, козлы!
Потом она кормила его ужином. Готовить Ребенок не любила. В самом начале семейной жизни она разогревала в микроволновке пиццу, гамбургеры или шаурму, но Лис объяснил, что много лет на бегу питается фастфудом: пиццой, гамбургерами или шаурмой, а теперь, приходя домой, хотел бы поесть по-человечески то, что приготовили ручки любимой жены. Катя учла критику. Частично. Сегодня на столе оказались курица-гриль из соседнего универсама, лаваш и овощной салат, который она действительно сготовила собственноручно.
Ну что ж, вполне приемлемо! Лис оживленно потер руки. В еде он был непривередлив, как и все оперативники, привыкшие к сухомятке. К тому же почти год пришлось жрать (именно жрать, ибо есть ее невозможно) тюремную баланду, которая не способствует формированию утонченных вкусов или воспитанию гурманов. Просто, заведя семью, он рассчитывал на хозяйственность молодой жены и не был настроен ошибаться в своих расчетах. То есть тут на первом месте стоял не вопрос еды, а вопрос принципа.
Он начал с самого вкусного, азартно обгладывая сочащиеся прозрачным жиром хрустящие крылышки. Ребенок подошла сзади, обняла за плечи, прижалась подбородком к макушке.
– Фил, давай куда-нибудь сходим – потанцуем или музыку послушаем. А то я почти не выхожу из дома…
– Кстати, я тебя сегодня искал. Домашний не отвечал, а мобильный был вне зоны досягаемости, – как можно безразличней произнес Филипп.
– А-а! – беспечно махнула рукой Катя. – Пошла в библиотеку, а там полуподвал, и нет связи. Так что, пойдем веселиться?
Лис вздохнул. Он не любил отказывать Ребенку. Но он устал, вымотался и совершенно не хотел выходить из дома.
– Не сегодня, ладно?
– Опять не сегодня. А когда оно будет, «сегодня»? Ну давай я сама с девчонками сбегаю поесть мороженое на часик…
Лис поморщился. Вернулось возникшее в темном коридоре саднящее чувство. Аппетит сразу пропал… Что ж тут странного – разница в возрасте сказывается. У нее свой круг общения, подруги шляются по ночным клубам, дискотекам, ходят на выступления современных микрозвездочек и надутых, как мыльные пузыри, сиюминутных кумиров. Несколько раз Лис проводил время в их тусовке. Там разговаривали на непонятном жаргоне и оперировали мутными понятиями, обсуждали неизвестные ему проблемы, смеялись над тем, что было совершенно не смешно. Когда в такую компанию попадает взрослый мужик, к тому же мент, на него смотрят, как на диковинное ископаемое. Вот и думай, что делать… С одной стороны, держать Ребенка взаперти нельзя, с другой – отстегни поводок, и дело кончится ясно чем. Отпусти хорошенькую домашнюю болоночку гулять без присмотра, и будут ее драть все окрестные кобели… Кто-кто, а Лис хорошо знал негативные стороны жизни. Она и так часто не отвечает на звонки…
– Так что, Фил? Можно, мы с девчонками сбегаем в кафешку?
– У девчонок нет мужей, вот пусть они и бегают по кафешкам!
Лис отодвинул тарелку. За спиной послышалось обиженное сопение. Он резко развернулся вместе со стулом, руки сомкнулись на тонкой талии. Ребенок дернулась, вроде бы собираясь высвободиться. Но Лис усадил ее на колени и шепнул в маленькое изящное ушко:
– Скоро мы пойдем на большой праздник. И ты будешь на нем королевой!
Катя перестала сопеть.
– Какой праздник?
Ее голос звучал недовольно.
– День милиции. Концерт, банкет, все как положено.
– Да, это офигенный праздник. Твои сослуживцы опять нажрутся в хлам…
– Люди по-своему снимают стресс, – пожал плечами Лис. – Зачем они тебе? Я не нажрусь. Будем веселиться и танцевать.
– Да уж. – Катя скривила гримаску. – Тогда купи мне платье. У королевы должно быть красивое новое платье!
– Не вопрос! Завтра и купим.
Настроение у Ребенка улучшилось.
– Вижу, ты исправляешься! – Она чмокнула его в щеку.
Лис подвинул тарелку и с хрустом вгрызся в куриную ногу… У него опять появился аппетит.
* * *
– У нас был такой парень. Штаны закатывал до колен и шел по «зеленке» – медленно так, вроде крадется… Когда чувствовал кожей проводок или веревку – замирал. Чека вылезти не успевала, только выдвигалась на пару миллиметров. Тут, конечно, реакция офигенная должна быть… Хороший шашлык!
– Хороший. А водка, кажись, паленая. Если вместо кольца булавку английскую вставить, никакая реакция не спасет… Тонкая, скользкая, только дотронулся – она и выскочит. Я такие «растяжки» ставил. А у «чехов» не встречал…
– Нормальная водка. Давайте третий тост.
Четверо молодых мужчин в неброской одежде встали, отставив локти, подняли стаканы на уровень груди, помолчали.
– За Славу, Ромашку, Витюлю…
Не чокаясь, выпили, сели, закусили.
– Если бы не Валек, нас бы всех под Ножай-Юртом положили.
– Точно. Он этому гребаному генералу в глаза сказал: «Без артподготовки я людей в атаку не поведу!» Тот орал, слюной брызгал, грозил трибуналом, а Валек набычился, ноги расставил, рука на «стечкине», и свое повторяет: «Артподготовка. Или пускайте вперед три танка. Или пусть „вертушки“ по окраине отработают. А в чистом поле на пулеметы я не пойду!»
Осенним днем в кафе «Волна» на Левом берегу Дона не много посетителей. Да и вечером тоже. Слишком большая конкуренция: здесь в ряд выстроились сотни кафе, закусочных, ресторанов, шашлычных. Да и не сезон. Сейчас кроме офицеров Тиходонского СОБРа в небольшом, отделанном деревянными панно зале обедали супружеская пара средних лет, да двое студентов угощали девушек кофе и мороженым. А в закутке «для своих» за зеленой занавеской четыре черноволосых молодых человека играли в нарды, вели неспешный улыбчивый разговор и пили янтарный чай из грушевидных «армуд». За окнами, по стылой серой воде, плыли трудолюбивые баржи.
– Да, все от командира зависит, – сказал Витя Акимов. – Литвинов не побоялся с генералом спорить, а войсковой подполкан бросил в мясорубку взвод срочников – их там десятка полтора полегло… А задачу не выполнили! И что? Подполкана под трибунал отдали? Разжаловали? Уволили? Нет, очередную звездочку получил! А Валентина сколько раз представляли – бесполезняк!
– Жалко, его нет, – сказал круглоголовый капитан Муромцев. – Сейчас нам «Утесы» отбирает, «Взломщиков»,«Гюрзу», гранаты эти новые… Вернется, мы повторим!
– А правда, что «Взломщик» на два километра лупит? – спросил Костя Сойкин, разливая водку.
– Правда, – кивнул Акимов. – Только ствол у него без особо точной обработки. И патроны целевые под калибр 12,7 не выпускаются. Вот и получается, что на двух километрах у него радиус рассеивания три метра. Даже в слона попасть трудно, не говоря о снайпере. Нет, я лучше со своей СВД…
– Ну что, обмоем? – спросил лейтенант Суровцев. За исключительную самоуверенность и незаурядную физическую силу его прозвали Танком.
– Пора! – кивнул Муромец.
Кавалеры ордена Мужества достали коробочки с наградами. Снайпер Акимов опустил в стакан крест с выбитым посередине двуглавым орлом. Водка булькнула, плеснулась через край, орден лег на дно, на белой скатерти расплылось темное пятно. Похожие пятна появились на камуфляжках шести «чехов», которые обошли группу спецназа с тыла, но не успели атаковать, потому что их заметил Витя Акимов. Только, в отличие от водочных, те пятна не высыхают…
Второй крест опустился в стакан сапера Сойкина. Почти месяц он вел поединок с чеченским взрывником, который буквально терроризировал федеральные силы. Они ставили друг на друга хитрые мины – замаскированные, двойные, неизвлекаемые, с подстраховкой, но в конце концов Сойкин переиграл «чеха» – его заряд разорвал противника напополам.
Третий и четвертый ордена оказались в стаканах Муромца и Танка. Они с двумя солдатиками доставляли в отряд пулеметы ПК и попали в засаду. «Чехов» было около полусотни, но три пулеметных ствола сократили это число вдвое. Когда подоспели свои, склон горы вокруг был покрыт трупами врагов.
Все это осталось в прошлом – выстрелы, взрывы, мины, пулеметы, засады, бои, убитые и раненые… Но сожженные нервы, риск, кровь, победы – все это материализовалось в тускло-серебристых крестах орденов…
Четыре собровца снова встали. Снова отставленные локти, снова стаканы на уровне груди, снова минута сосредоточенной тишины. Свет преломлялся в водке, увеличивая кресты, мокрые колодки вытарчивали наружу. Казалось, поднятые стаканы полностью заполнены орденами.
Если бы эту сцену увидели американские «зеленые береты», немецкие рейнджеры или английские спецназовцы – они бы ничего не поняли. Только русские герои так обмывают боевые награды. Если, конечно, остались в живых. Немногочисленные посетители кафе с доброжелательным интересом повернули головы к героям необъявленной войны. Зеленая занавеска приоткрылась, и четыре пары черных глаз принялись наблюдать за происходящим. Но дружескими эти взгляды не были. Напротив, молодые люди нахмурились, они неодобрительно переговаривались, двое извлекли телефонные трубки и начали нажимать клавиши.
– Ну что, товарищи офицеры, – сказал Муромец. – Есть две причины выпить. Первая – что наградили. Вторая – что не посмертно. Вперед! Вверх и на себя!
Они выпили, аккуратно вытащили мокрые ордена, разложили на салфетках.
В этот момент входная дверь резко распахнулась. В зал уверенной походкой вошел огромный, вальяжный кавказец в длинном кожаном плаще, по-хозяйски осмотрелся. Тяжелый властный взгляд просканировал зал, вязко прилипая к лицам посетителей. На лицах офицеров взгляд сфокусировался, мазнул по орденам, густые брови поползли вверх, а уголки губ – наоборот, вниз. Он подошел, навис над столиком.
– Я хозяин. Собирайтесь и уходите, веселье кончилось!
Звучный голос с гортанным акцентом звучал резко и зло. Зеленая занавеска открылась полностью.
– А что случилось? – спокойно спросил Акимов. Профессия снайпера способствует собранности, терпению и холодному расчету.
– Да то, что вы эти железки за кровь наших братьев получили! И сидите тут, пьете, гуляете, радуетесь!
– Железки?! – Танк встал. – Ты что, совсем оборзел?!
Но Акимов сделал успокаивающий жест.
– А ты – «чех», что ли? – вроде удивился снайпер. – Какие такие братья? Мы же тебе деньги платим!
Но вопреки библейским истинам и прекраснодушным представлениям очкастых «ботаников», миролюбие не приносило сколь-либо заметного результата.
– Вера у нас одна, потому и братья! А деньги твои мне не нужны! У меня, знаешь, сколько денег! Я вас всех могу купить! Пошли отсюда!
Лейтенант Суровцев – лучший рукопашник Северного Кавказа, был слаб в словесных баталиях. И прозвище Танк получил вовсе не за победы в философских дискуссиях. Он резко перегнулся через стол, железный кулак с костяным треском врезался в мощную челюсть, поросшую жесткой щетиной – то ли изысканный шведский шик, то ли обычная кавказская небрежность. Снося столы и стулья, огромное тело отлетело в сторону и с грохотом обрушилось на пол.
И тут же из-за зеленой занавески с гортанными криками выскочили четверо черноволосых молодых людей. Несколько человек со скалками выбежали из кухни, двое в рабочей одежде, размахивая лопатами, появились со двора. С разных сторон они набросились на четырех офицеров, обрушив на них град ударов. Кафе наполнилось криками, женским визгом, ревом, звуками ударов, звоном стекла и треском ломающейся мебели. Семейная пара и студенты с девушками испуганно вскочили и вдоль стенки метнулись к служебному выходу.
Вопреки киношным вымыслам, даже очень хорошо подготовленные люди не могут легко разделаться голыми руками с вооруженной толпой. Собровцы встали в круг, отбиваясь стульями и бутылками. Но с улицы вбежали еще два кавказца, да и пришедший в себя хозяин озверело ринулся в бой. Офицеров почти смяли. При соотношении сил «один к трем» результат схватки практически предрешен, особенно если нет оружия и амуниции.
Акимова скалкой ударили по голове, он «поплыл» и стал легкой добычей, но Муромец вовремя пришел на помощь, скалка пролетела через зал и разнесла настенный светильник, а ее владелец бездыханным скрючился на полу.
Садовые рабочие в черных комбинезонах напоминали морских пехотинцев. Возможно, потому, что у них имелось эффективное оружие. Лопаты позволяли «трамбовать» собровцев на расстоянии. Сойкин получил удар плашмя по плечу, Танку рассекли щеку. Озверев, он вырвал лопату и черенком сшиб двух нападающих – одного за другим. Второй «садовник» ударил Муромца острием в основание шеи, но тот подставил руку, и стальная кромка с хрустом разрубила локоть. Рука повисла. Муромец вскрикнул, побледнел и зажал рану. Рабочий занес лопату еще раз, но Танк ткнул его черенком в лицо, и тот, залившись кровью, опрокинулся навзничь.
Сойкин завалил стол, отгораживаясь от натиска слева. Подхватив упавший стул, наотмашь приложил вертлявого парня, размахивающего разделочной доской. Потом достал хозяина, но без особого результата: тот вцепился в стул, и теперь они вырывали его друг у друга, будто соревновались в перетягивание каната.
Николай Муромцев, придерживая раненую руку и чувствуя, как набухает горячим рукав свитера, мощными ударами ног проложил себе выход из кольца, прорвался к окну, спиной вперед выбросился наружу, выбив стекла вместе с рамой. Он упал на осыпавшуюся осеннюю клумбу, сел, облокотившись на каменную стену, не обращая внимания на впивающиеся осколки, выхватил мобильник. Палец нажал клавишу с цифрой «1» – на нее был забит быстрый набор дежурной части СОБРа. Из-за угла, шатаясь, вышел кавказец с разбитым лицом. Он тоже взволнованно кричал что-то в трубку. Подмогу зовет, сука!
– Дежурная часть! – раздался в телефоне четкий голос дежурного.
– Это Муромцев. Левбердон, кафе «Волна». Нас тут «чехи» убивают. Я ранен, ребята еле держатся. Нужна помощь! Быстро!..
Он поднялся и, пошатываясь, направился к избитому кавказцу. Тот бросился бежать. Засунув кисть раненой руки в карман, чтоб не болталась, капитан через служебный вход вернулся в зал. На полу валялись несколько бесчувственных тел. Все собровцы держались на ногах, хотя вид имели плачевный: окровавленные, в синяках, ссадинах, разорванной одежде… Сохранявшие численное преимущество брюнеты лезли на них, как японские смертники на амбразуру. Муромец с устрашающим криком ударил им в тыл. Шутки кончились. Страшным ударом левой он вырубил душившего Сойкина хозяина, ногой поразил в пах нападающего с каминной кочергой.
– Я нашим позвонил! – тяжело дыша, сообщил Муромец. – И те подмогу вызвали…
– Становись за мной, – сказал Танк, сплевывая красную слюну. – И отмахивайся левой, если сможешь…
Драка продолжалась. Но силы уходили, поэтому счет шел на минуты.
* * *
Сидящий за пультом связи капитан Разуваев колебался всего несколько секунд. Решение о применении СОБРа принимает старший оперативный начальник. По инструкции следовало сообщить командиру или его заместителю, потом, по его команде – оперативному дежурному ГУВД, тот по инстанциям доложит генералу Крамскому, а генерал скажет то, что и так каждому известно: спецподразделение предназначено для борьбы с оргпреступностью, бандитизмом и терроризмом, а не для пресечения хулиганских драк. Это дело территориальных органов, пусть Нахичеванский РОВД выезжает! А если позвонить нахичеванцам, начнутся расспросы: а что там делали собровцы? А что за драка? Сколько человек участвует? Оружие есть? А может, лучше задействовать ОМОН, если там такая крутая заварушка?..
Это правильные действия и обоснованные вопросы, только они не спасут бьющихся на Левбердоне ребят… А положение у них действительно аховое, если сам Муромцев звонил и таким голосом, со стонами…
Разуваев щелкнул тумблером, соединяясь с командиром «тревожной» группы старлеем Прошкиным.
– Звонил Муромцев. Он ранен. На них напали в «Волне», на Левбердоне. Просит срочной помощи. Твое решение?
– Какое решение? Выезжаем! – без колебаний воскликнул Прошкин.
Десять бойцов в полном боевом: автоматы, каски, бронежилеты – за полторы минуты погрузились в микроавтобус, закамуфлированный под маршрутное такси. Машина вылетела за железные ворота и, сотрясая окрестности отчаянным ревом форсированного движка, помчалась к Южному мосту, потом, прыгая по вздувшемуся волнами асфальту, перескочила на левый берег Дона и понеслась к «Волне».
* * *
Их зажали в угол. Муромцев потерял сознание. Акимов отмахивался на автопилоте, и его удары уже не имели обычной силы. Сойкин орудовал размочаленным в щепки стулом, как викинг боевым топором. Он утробно хэкал, отбивая удары бутылок и палок, делал выпад вперед, иногда попадая в цель, а иногда промахиваясь, но все равно заставляя врагов отскочить. Слева от Сойкина отбивался Танк. Несмотря на все навыки мастера-рукопашника, ему пришлось несладко. Из рассеченной щеки стекала кровь, разодранный на боку джемпер открывал рубленую рану на ребрах. В руках он держал уже третий стул, да и то от него осталась лишь спинка. Зато если он попадал, то валил надежно. Но и у боевой машины силы стремительно таяли. Предательски дрожали ноги. Свои кровь и пот перемешивались с чужими.
«Маршрутное такси» подъехало к «Волне» одновременно с тремя легковушками. Оттуда выскочили десять здоровенных кавказцев с бейсбольными битами и арматурными прутьями в руках. Но когда из желтой «маршрутки» посыпались черные угловатые монстры, похожие на инопланетных воинов из «Звездных войн», пыл у «бейсболистов» мгновенно угас, они загрузились обратно в свои «тачки» и скрылись с поля боя. А собровцы накрыли «Волну», как волна цунами накрыла Мальдивские пляжи. Все закончилось за три минуты. Те, кто нападал на офицеров, были мгновенно опрокинуты, вбиты в стены или кафельный пол, упакованы в наручники и готовы к погрузке.
– Как вы, парни? – спросил Прошкин у коллег.
– Лучше не бывает. – Танк устало опустился на пол, не выпуская из окостеневших рук отломанную спинку стула. – Веришь, нет?
– Да мы-то ничего, – подтвердил Сойкин. – Вот как ребята…
Он кивнул в угол, где боец-фельдшер делал перевязку пришедшему в себя Муромцу. Акимов, закрыв глаза, сидел рядом. Ему сделали какой-то укол.
– А что случилось-то? – поинтересовался Прошкин.
– Да, хозяину шалмана, азерботу не понравилось, что мы ордена обмываем. Пошли на хер, говорит, кровь моих братьев здесь не празднуйте…
– Да ну?.. – изумился Прошкин. – Так и сказал?
Несколько бойцов за его спиной внимательно слушали.
– Так и сказал.
– Совсем обнаглели! Чья это земля? Наша или ихняя?
– Давай разберемся, – предложил кто-то из бойцов. Но в это время с улицы послышался вой сирены, и в кафе зашли три милиционера в форме. Подоспели нахичеванцы.
– Что тут происходит? – спросил майор с невыразительным лицом и носом-картофелиной.
– Нападение на офицеров СОБРа, – пояснил Прошкин.
– Беспредел, товарищ начальник, – подал голос с пола хозяин. – Окна выбили, мебель поломали, нас избили. Ни за что ни про что. Просто замечание сделал…
– Вагиф Алиевич?! – ужаснулся майор и повернулся к Прошкину. – Вы старший? Почему известный бизнесмен, спонсор, культурный человек лежит в наручниках? Почему на нем одежда порвана? Это ведь наша территория!
– Вон, посмотрите, что ваш культурный спонсор сотворил. – Сойкин показал в сторону раненых. – Неизвестно, как у них все обойдется…
– Это недоразумение… Вагиф Алиевич не мог этого сделать…
– А как вы здесь оказались, товарищ майор? – спросил с пола Танк.
– Как, как… Граждане позвонили, сообщили про драку… Нет, побоище! Я должен написать рапорт!
– Пишите, товарищ майор, пишите, – сказал Прошкин и жестом дал команду сниматься. – Лучше ваш рапорт, чем четыре трупа наших товарищей. А если бы мы опоздали – так бы и было!
«Скорая помощь» забрала Муромцева и Акимова. «Маршрутное такси» увезло остальных собровцев. С задержанных сняли наручники, и они разошлись по домам. А Вагиф Алиевич с майором сели пить чай из грушевидных армуд, которые, благодаря форме, прекрасно сохраняют тепло и аромат напитка.
* * *
Отдел внутренних дел Центрального района занимал небольшое четырехэтажное здание дореволюционной постройки, которое вполне можно было признать памятником архитектуры. Лепнина на карнизах, белые пилястры по бокам парадного подъезда, даже атланты, поддерживающие мускулистыми руками обветшавшие балконы. Когда-то этот особняк принадлежал известному купцу Атарову. Недавно фасад покрасили, и теперь он выглядел точно так, как на дореволюционных открытках. Только вместо карет и пролеток на мостовой выстроились в ряд кургузые милицейские «бобики». От этого впечатление несколько смазывалось. Но не для всех.
Подполковник Коренев припарковался на противоположной стороне Южного проспекта и, грубо нарушая правила дорожного движения, пересек проезжую часть. Он шагал неторопливо, словно турист, изучающий исторические достопримечательности Тиходонска. На самом деле, архитектурные красоты его не интересовали, больше того – он их просто не замечал. В этом здании он проработал почти десять лет, прошел путь от рядового опера до начальника УР, заслужил уважение в криминальном мире и из обычного мента, каких много, превратился в грозного Лиса – единственного в этом городе.
Дверь в кабинет начальника уголовного розыска была открыта. Увидев гостя, Рожков обрадовался:
– О! Какие люди! Милости просим!
Майор выбрался из-за стола, протягивая руку. По сравнению с изящным, хорошо одетым Лисом, он казался неуклюжим деревенским увальнем. Розовая физиономия, свойская улыбка, от которой появлялись ямочки на пухлых щеках, суточная щетина, неухоженные пшеничные усы – вылитый добродушный селянин, удачно распродавший на рынке отменное домашнее сало.
Но внешность обманчива. Начальник УР был человеком жестким, хватким и конкретным. Порядок в районе он поддерживал железной рукой, с преступниками не церемонился, с бандитами был совершенно безжалостным. Шпана боялась его больше, чем всех судей и прокуроров вместе взятых.
Лис пожал крепкую, с набитыми костяшками, руку.
– Как жизнь?
– Как обычно. Нас е…т, а мы крепчаем!
– Значит, ничего не меняется. – Лис обошел кабинет, выглянул в окно. Внизу курили несколько милиционеров. Из подкатившего «УАЗа» выгружали пьяного. Он орал, матерился и плевался, пока не схлопотал дубинкой по спине. Вышедший из подъезда сержант заорал в подворотню:
– Онищенко! К командиру!
Пейзаж был привычен до одури. Лис зевнул, прикрывшись ладонью.
– Спишь на ходу, Михалыч? – спросил Рожков, продолжая прятать в усах усмешку. – С молодой женой разве выспишься?
– Мне не нравятся такие шутки! – отрезал Лис таким тоном, что майор поднял руки.
– Не стреляй! Это не наезд, а по неопытности.
– Ладно, – улыбнулся Лис. – Давай к делу. У тебя на территории живет Вагиф Насыров, он держит «Волну» на Левбердоне.
– Живет. Дай Бог, чтоб мы так жили, – протянул Рожков. – Скупил два участка возле ипподрома, снес там трущобы, да выстроил дворец с бассейном, оранжереями, ну всеми делами…
– Не завидуй, не во дворце счастье. А почему он такой наглый?
Рожков пожал плечами.
– От природы. От денег. От безнаказанности.
– Но не до такой же степени! Он совсем страх потерял!
– Имеешь в виду собровцев?
– Конечно! – скрипнул зубами Лис.
– Это что… Он самого Гуссейнова на хер послал!
– Вообще-то, СОБР – это одно, а Гуссейнов – совсем другое.
– Это точно. Какой годовой бюджет СОБРа? Миллионов сорок-пятьдесят? А Гуссейн только налог платит со ста «лимонов»! Это легальный личный доход. А черный – раз в десять больше. Так кто сильней?
Лис недобро усмехнулся.
– Чего ты этот бред повторяешь? Разве только в деньгах сила?
Майор развел руками.
– Сейчас да. Ты не заметил, Филипп, времена изменились…
– Для меня нет!
– Напрасно. Значит, разобьешь лоб о стену.
– Не каркай. Что еще расскажешь про этого хрена?
– Познакомился с начальниками, прикормил нахичеванцев, теперь хочет развернуться на полную катушку. Недавно к нему гости приехали – шестеро земляков. Думаю, вызвал место ему расчищать. Я специально поехал, на них посмотрел – зверье, типичные отморозки. Они полгорода вырежут.
– А ты – профилактируй, – предложил Лис.
– Да… – Рожков махнул рукой. – На меня уже три дела возбуждали. Хватит. Сейчас все на демократии и законности помешались, вот пусть и жрут эту законность. Что, мне больше всех надо, свою жопу подставлять?
– Конечно, лучше мою подставить, – с тем же выражением усмехнулся Лис.
– Да пойми, Филипп, они мне не по зубам! – с надрывом сказал Рожков. – У тебя и уровень выше, и возможностей больше. И вообще, это твоя линия! Пусти за ними «наружку», поставь «прослушку», глядишь – и возьмешь «на горячем». Они же убивать приехали, сто процентов!
Лис достал блокнот.
– Убедил. Займусь я этими гостями. Адресок этого Насырова черкни.
– Вот спасибо, Михалыч! С меня – неполный стакан красного.
Из вежливости Лис улыбнулся старой шутке. И тут же насторожился. Что-то пискнуло, тренькнуло, задребезжало. Непонятные звуки исходили из ящика стола.
– У тебя там что, бомба?
– Почти. Раньше кошельки бомбили, а теперь вот что статистику раздувает!
Рожков выдвинул ящик. Внутри оказались дешевые мобильные телефоны, штук десять, разных цветов, конструкций и моделей, поцарапанные и новехонькие, с антеннами и без…
– Однозначно, их у детей и старушек отобрали. Стоят копейки, заяв нет, приходится жуликов отпускать. А если бы операторы отключали украденные трубки, то их бы и бомбить перестали! Только им невыгодно: пусть хоть воры, хоть убийцы – но за связь платят!
– Чему ты удивляешься? – пожал плечами Лис. – Как маленький… Они задокументированы?
И Рожков пожал плечами.
– Ты тоже как маленький…
– Я возьму себе пару штук?
– Да хоть все забирай!
Коренев перебрал аппараты, отобрал «Нокию» с исцарапанным дисплеем и два «Сименса».
– Давай, дружище! Если что – звони!
– Аналогично.
Бывший начальник Центрального УР пожал руку действующему.
