На этот раз Ящик сам закатал запястья Ниндзи в скотч – туго-натуго. Ладони и пальцы сразу стали неметь.

– У меня же руки отнимутся, ослабьте чуток, – жалобно попросил Ниндзя.

– Когда отнимутся, скажешь – я тебе их отломаю, как клешни раку, – пообещал Ящик.

– Я серьезно… От этого гангрена может быть…

– Не бойся, от гангрены ты не умрешь, – мрачно сказал Ящик. – Это я тебе стопроцентно обещаю!

Он засунул его на заднее сиденье машины, между собой и Цифрой. Теперь справа несло потом и каким-то прогорклым жиром, слева – фруктовой жвачкой. На связанные руки Ниндзи Ящик набросил куртку. Мамочка пошла закрывать дом и сарай. Она несколько раз выкрикивала от порога:

– Электрощиток отключили? А газ? А холодильник?

– Да на фига отключать холодильник, если щит обесточен? – заорал Ящик. – Садись, поехали скорее!

Наконец она вернулась, привычно села за руль, включила двигатель.

– Стоп. Я мобильник, кажись, забыла, – сказала Цифра, открывая дверцу. – Я мигом.

Ящик выругался сквозь зубы.

– Ты штаны надеть не забыла, овца? То в дом, то из дому…

– Заткнись, волчара! – огрызнулась Цифра. – Был бы у тебя хоть дом, а то конура собачья! Заходить противно: крысы, блохи…

Она с лязгом захлопнула дверь и танцующей походкой направилась к хибаре Ящика.

Кстати, насчет штанов. Ниндзя мог поклясться, что видел телефон в заднем кармане ее джинсов, когда минуту назад она садилась в машину. Такой отчетливый прямоугольный силуэт на фоне округлой задницы. Зачем ей понадобилось возвращаться, он мог только гадать. А мог не гадать. Какой смысл? Все и так было зыбко, стремно и непонятно. Они едут в какую-то Сухую Балку, к его бабушке, которая на самом деле умерла лет двадцать назад, еще до его рождения. И жила не здесь, а где-то на Ставрополье. И что они будут делать в этой Сухой Балке? Ёханый бабай!

Ниндзя знал одно: Цифра хочет его вытащить и готовит какое-то западло, потому что ничего другого она готовить не умеет. Может, она сейчас в ментовку звонит? Или крысомор в чае растворяет? Но что-то должно случиться. Надо смотреть в оба, если вдруг начнет чаем угощать – ни в коем случае не пить, хотя горло сухое и жесткое, как наждачка… Главное, быть ко всему готовым. Даже к тому, что у Цифры пропадет настроение и, когда разъяренный Ящик будет сворачивать ему шею, она с безучастным видом включит погромче «Авторадио»…

А к этому, видно, и идет. К сворачиванию шеи, в смысле. Ящик глянул на него, как удав на кролика, залез в карман водительского сиденья, достал какую-то карту, развернул и положил Ниндзе на колени.

– Ну, показывай, как лучше ехать, да с какой стороны заезжать…

У Ниндзи зачесалось в паху. Он наклонился над картой, посмотрел. Но ничего не увидел. Все тело болело, голова кружилась, тошнило. Карта расплывалась и выглядела, как гречневая каша.

– Чего-то не вижу… Наверное, масштаб мелкий, – сказал он. – Или у меня с головой что-то…

– Так может, тебе голову полечить?

Ящик стрельнул в него мутным глазом и показал огромный кулак.

– Ты, пацан, что – думаешь меня разжалобить?

Нет, Ниндзя об этом даже не думал. Это точно. Он прикрыл глаза, ожидая удара. Или чего похуже.

– Вот она твоя Сухая Балка! – Ящик тыкал пальцем в какую-то точку на карте, потом схватил Ниндзю за шею и сунул туда носом. – Как лучше заезжать, чтобы глаза никому не мозолить?!

– Да я же не водитель…

– Под дурака косишь, сученыш? До последнего жилиться будешь?! Пока на куски резать не начнем?! Где дом бабкин? На главной улице, на боковой? В начале, в конце? С какой стороны?

– Э-э… Кажется, вторая улица, направо, – промямлил он.

И еще раз получил по шее. На фоне поврежденных ребер, отбитых внутренностей и поврежденной спины, это показалось ему проявлением сдержанной мужской нежности.

Вернулась Цифра. Молча села, толкнула его, поудобней устраиваясь, а в ответ на полный надежды вопросительный взгляд высунула язык.

– Ну, чего сидим? Кого ждем? – спросила она и засмеялась непонятно чему.

– Так, давай на восточный выезд, к «Ашану», потом пойдем направо, – скомандовал Ящик.

Мамочка резко тронулась.

– Да аккуратней ты! – выругался Ящик.

Цифра все время ерзала на сиденье и оглядывалась, при этом то ли случайно, то ли умышленно прижималась к Ниндзе. Но сейчас на него ее штучки не действовали. Зато Ящик обратил на это внимание.

– Чего крутишься, коза? – буркнул он и тоже посмотрел через заднее стекло. – Твою мать, пожар!

– Сам козел! – с удовольствием смачно выговорила Цифра и опять рассмеялась.

– Да, дымище валит, – задумчиво проговорила Мамочка, глядя в зеркало. – Что там может гореть?

– Да кроме моего дома нечему! – Ящик заскрежетал зубами и выматерился.

– Там еще собачья конура есть, – Цифра выдула из жвачки большой пузырь. Он лопнул и обвис у нее на губе.

– Я же там все выключила! – воскликнула Мамочка. – От чего могло загореться?

– От крыс! – веселилась Цифра. – Закурили и спичку бросили! Представляешь, сейчас тысячи крыс разбегаются по округе!

– Это твоя сука, больше некому! – взревел Ящик.

Перед лицом Ниндзи мелькнула толстая волосатая рука, раздался шлепок, голова Цифры мотнулась назад.

– Ах ты животное! – взвизгнула Цифра. – Тебе конец!

Теперь перед глазами Ниндзи протянулась тонкая гладкая рука с пистолетом, ствол уперся Ящику в висок. Преодолевая боль во всем теле, Ниндзя соскользнул на пол.

– Вы что, офуели!

Машина резко затормозила как раз в момент выстрела. Цифру бросило на спинку водительского кресла, резиновый шарик ударил в стекло, с силой отскочил, пролетел обратно и врезался в обивку сиденья.

– Гля, она припадочная! – заорал Ящик. – Она меня убить хотела!

Между тем Цифра выскочила на дорогу, обежала машину и, распахнув правую дверцу, прицелилась.

– И убью, козлина позорная! – завизжала она, щуря глаз.

«Макарыч» прыгал из стороны в сторону и вверх-вниз. Вряд ли она могла сейчас в кого-нибудь попасть. Но испытывать судьбу Ящику не хотелось.

– Перестань, Светка, с ума сошла?! – он вдавился в спинку и закрылся растопыренной пятерней. – Все, закончили! Извини!

– Спрячь пушку, дура, увидят! – крикнула Мамочка, и Цифра послушалась.

Ниндзя надеялся, что эта разборка привлечет чье-то внимание, возможно даже гаишники подъедут… Но, увы, – трасса была пуста.

– Садись, поехали! – деловито приказала Мамочка. – А ты, Павел, руки не распускай! Это моя дочь, я с ней сама разберусь!

– Посмотрим, кто с кем разберется, – буркнула Цифра, возвращаясь на свое место. И сунула в рот очередную жвачку.

Несколько километров ехали в молчании.

– Слушай, Света, ну зачем ты это сделала? – наконец спросил Ящик. Тон у него был просительный, даже немного заискивающий. – Ну, зачем ты мой дом… Или пусть будет домик… Зачем подожгла?

– Да ничего я не поджигала, – меланхолично ответила Цифра и выдула розовый пузырь. – Может, спичка упала… Тебе-то чего, если возвращаться не будем? Сам же сказал матери: посуду можно не мыть!

– А при чем здесь посуда? – не понял Ящик.

– Да при том! – разозлилась Цифра. – Мозги включай! Посуда ладно, пусть лежит грязная… Но у вас там целая гора шмоток с грабежей! А им там лежать не надо!

– Так вещи можно было вывезти, – продолжал допытываться Ящик. – Разве обязательно дом поджигать?

– Заткнись, Паша! – вмешалась Мамочка. – Чего ты к девочке вяжешься? Чего ты ей в душу лезешь? Зачем да почему… Какое твое дело?

– Я просто понять ее хочу! – он повысил голос. – Она же и меня за малым не пристрелила! Вот сейчас у вас был бы труп. И что бы вы делали?

– Закопали бы, – хмыкнула Цифра. – Или просто выбросили на обочину… Нам бы от бабульки больше досталось бабулек! Правда, Ниндзя?

Она прижалась к нему горячим боком и даже по плечу погладила. Дима Колесников никак не отреагировал. Он уже не был Ниндзей – главарем банды «Грачей». Он был несчастным, до полусмерти избитым восемнадцатилетним подростком, который отчетливо чувствовал запах приближающейся смерти.

– Хватит вам лаяться! – прикрикнула Мамочка. – И болтать лишнее хватит! У нас тут еще женишок сидит…

Цифра расхохоталось. Чувствовалось, что у нее резко улучшилось настроение. Она даже стала что-то напевать.

Дима Колесников не шевелился. У него онемели руки, онемела душа, и только тело отзывалось болью на каждое движение. Он не был образцовым мальчиком, он делал много такого, что делать не следует, он совершал преступления, и в его окружении все это считалось нормальным. Но и он сам, и Лопух, и Берц – они были людьми. Пусть не образцовыми, пусть плохими, может, даже никудышными, но людьми. Между собой они руководствовались определенными правилами, и не делали то, что западло. А сейчас вокруг него были нелюди. Они ни в грош не ставили друг друга и грызли не только чужих, но и своих. И все, что они делали, было западло. Именно от этого они получали кайф, вон как эта сучка развеселилась, когда чуть не прикончила своего отчима…

Если бы можно было отмотать ленту жизни назад, то он выбрал бы совсем другой путь, который не привел бы его в лапы этих упырей. Ходил бы в школу, хорошо учился, дружил с хорошими ребятами, слушал родителей, за три квартала обошел бы Шкета с его бандой, и никогда бы не взял в руки чужое ружье…

– Ты ж хоть смотри, куда едешь! Там знак «стоп»! Ты ж ему в бочину чуть не въехала! – разоралась Цифра.

Ниндзя все видел. Ничего особенного не произошло. Мамочка просто слишком бодро стартанула со второстепенной дороги, но опасности столкновения не было. Так здесь ездит большинство.

– На встречке мигают, ма! Гайцы! А у тебя сто двадцать! Спалить нас хочешь?

Мигали или нет, Ниндзя не заметил. И гайцов никаких на дороге не оказалось.

– Ну а сейчас чего тянешься? – заныла Цифра пять минут спустя. – Тебя уже десятая машина обгоняет, люди оглядываться начинают!

– А ну заткни пасть! – не выдержала, рявкнула Мамочка.

– Сама заткнись! – ощерилась тут же Цифра, ну точно муха какая ее укусила. – Не спи и не дергайся за рулем! Веди машину как надо! А если не можешь, так вали на хрен, уступи место Ящику! У нас пацан со связанными руками и ружье паленое! Если кто-то докопается, будешь этой ночью в СИЗО стриптиз танцевать перед ментами!..

– Хватит зудеть, – оборвал ее Ящик. – А ты, Лен, в самом деле, не кипешись на дороге, успокойся. И не цепляйся так за руль – вон, пальцы аж побелели. Светка права, нам сейчас лишнее внимание не нужно, надо доехать без косяков.

Мамочка посмотрела на него в зеркало, чуть лазером не сожгла. Но смолчала. Ниндзя удивился, обнаружив, что в этой уродской семейке слово Цифры что-то да значит.

Через пару километров Мамочка пошла на обгон грузовика, не заметив впереди знак перекрестка. Или заметила, но не придала значения. Грузовик вдруг притормозил и стал поворачивать налево, перегородив им полосу. Издав вопль, Мамочка резко крутанула руль влево, машина вылетела на обочину, крутанулась, описав широкую дугу, с диким грохотом перескочила какое-то препятствие (Ниндзя, у которого не было возможности за что-то схватиться, чуть не улетел вперед, в приборную панель, – Ящик удержал), снова оказалась на асфальте и, взвизгнув шинами, остановилась. Никто не произнес ни слова. Мамочка, бледная как рыбье брюхо, молча шевелила губами, глядя в окно перед собой. Протяжно сигналя и мигая дальним светом, проехала машина. Оказывается, они стояли на встречке. Мамочка будто очнулась, включила передачу, осторожно вернулась на свою полосу, остановилась.

– Я так больше не могу, вы меня конкретно достали!! – с ненавистью сказала она. Отстегнула ремень, ощупала себе руки, шею, поерзала на месте, обернулась. Лицо у нее было какое-то странное, словно одеревеневшее.

– Твою мать, чуть всех не угробила, и еще недовольна! – прокомментировал Ящик. – А этот хрен что хочет?!

Ниндзя видел, что грузовик, который они едва не протаранили, остановился метрах в десяти сзади – распахнулась дверца, из кабины вывалился мужик в ярко-зеленой бейсболке и начал что-то орать и грозить кулаком…

– Звездюлей хочет! – зло процедила Мамочка. – Заткни ему пасть!

Ящик рванулся из машины, как натасканный бультерьер по команде «Фас!».

– Только по-хорошему! – крикнула она вслед. – Чтобы номер не записал да гайцам не звякнул!

Но Ящик несся, как захватившая цель торпеда, и оставил последнюю фразу без внимания.

– Глухопердь! – Мамочка выскочила и бросилась следом.

– Наконец-то!

Цифра быстро просунула руку под куртку, которая лежала у Димы на коленях, – он подумал, что она хочет залезть ему в ширинку. Там что-то щелкнуло, он сперва даже не понял. А потом в левую руку сквозь онемение прорвалась острая боль.

– Не дрыгайся, – прошипела Цифра, не разжимая губ. – Там нож, я специально за ним возвращалась. Держи его крепче!

– Ты мне руку поранила…

– Это я скотч разрезала. Не помрешь. Нож держишь?

Дима пошевелил затекшими пальцами, ощутил твердую влажную рукоятку.

– Держу. И что?

– Их надо кончать, пока они тебя не кончили!

– Как кончать?!

– Сейчас Ящик сядет за руль. Когда начнет трогаться – ударь его в шею. Где-то там есть крупная артерия, если попадешь, он сразу истечет кровью и не успеет ничего сделать… Потом сразу бей Ленку…

– Кого?!

– …В шею, или грудь, куда придется. Если что – я из травмата добью…

Дима Колесников повернул голову. Мамочка курила и что-то втирала этому в зеленой бейсболке, тот возмущался и размахивал руками. Ящик стоял рядом и тоже размахивал руками. Дима попытался представить, как будет их убивать: колоть Ящика ножом в толстую шею, искать какую-то важную артерию, потом резать Елену Николаевну… Блин, бред какой-то…

– Нет, я не смогу, – пробормотал он.

Но Цифра пропустила его слова мимо ушей.

– Только не тяни! Если он наберет скорость, то мы все звездой накроемся!

– Я не смогу! – повторил он. – Как так – ножом в шею? Я никогда этого не делал…

– А как ты до полусмерти людей колбасил? – страшным шепотом произнесла Цифра, впившись ему в глаза высасывающим взглядом вампира. – Как Сергея из «Аквариума» искалечил? Думаешь, я не догадалась, что это ты? Как в баре в людей стрелял? Делай, что говорю, козел! Иначе очень скоро сдохнешь! Ты и так, благодаря мне, уже лишние два часа живешь! Их надо кончить! Сразу!

– А потом что? – чужим голосом спросил Дима Колесников, снова превращаясь в Ниндзю.

– Фиг его знает, что потом, – сказала Цифра. – Ты мужик, тебе и думать.

Помолчав, она добавила:

– Закопаем где-нибудь, наверное. Или сожжем в лесу… Ящику еще не помешает кол осиновый вбить…

У Ниндзи внутри что-то булькнуло. Мамочка вдруг отшвырнула сигарету и решительно двинулась к машине. Неужели услышала их голоса? Или что-то заподозрила? Ящик что-то сунул зеленой бейсболке в руку, наверное деньги, тот успокоился и полез обратно в кабину. А Ящик побежал следом за Мамочкой. Догадались?!

Нет. Елена Николаевна спокойно открыла дверцу, села справа от него. Потом Ящик тяжело плюхнулся на водительское сиденье.

– Пятьсот рублей дал этому уроду, вместо того чтобы ногами забить до смерти! – возмущался он, заводя двигатель. – Ты, пацан, с бабкой своей, вы мне эти пятьсот рублей отработаете по полной программе. Я вас гопака заставлю танцевать, мать вашу. Ноги, блин, переломаю и заставлю….

– Хватит помелом мести, – бросила Мамочка отрывисто. – Поехали.

Надо было бить прямо сейчас. Не раздумывая. Ниндзя понимал это какой-то частью мозга – спинного, наверное. Но не привык ему, спинному, доверять. Не было у него еще отработанного навыка убийства. К тому же ему показалось, что Мамочка, эта двуногая годзилла, эта монстрина, – что она плачет. Он увидел мокрые следы на лице и просто выпал в осадок. Как если бы увидел вылезающие из ее кожных пор зеленые колючки… Не успел, короче.

Ну, а через минуту было уже поздно.

– Кровью пахнет, – вдруг сказала Мамочка. И посмотрела на Цифру. Та пожала плечами.

– И что?

– Откуда кровь?! – Ящик резко развернулся, подозрительно осмотрел всех троих, сидящих на заднем сиденье, и тоже остановил взгляд на Цифре. – У тебя месячные?

– Загляни, проверь, – ответила та.

– И проверю! – он выключил двигатель и полез наружу, явно собираясь до конца выяснить – в чем тут дело.

«Волки, – отстраненно подумал Ниндзя. – И Ящик, и Мамочка. У них и повадки волчьи, и нюх волчий. Как она учуяла кровь? И он намертво вцепился… Другой бы внимания не обратил…»

Мамочка посмотрела куда-то вниз, потом на Ниндзю… Она плакала, оттого что они едва не угробились, а сейчас у нее шевелились ноздри и глаза были как стеклянные бусы.

«Ничего, Цифра что-нибудь придумает», – подумал он. И не ошибся.

– Нет у меня никаких месячных, – сказала Цифра, отбрасывая куртку, которой были прикрыты его руки. И истошно завопила:

– Нож!!! У него нож!!!

Как будто не она ему его всучила только что. Ниндзя растерялся и уставился на нее широко раскрытыми глазами. Опять ничего не понял. Это игра? Отвлекает внимание? Или…

В следующую секунду она приставила травмат к его лбу и выстрелила. Будто обухом топора ударила. Ниндзя потерял сознание.

Открыл глаза, темно. Закрыл. Попытался вспомнить, какой сегодня день и нужно ли идти на учебу. Башка трещала, как если бы ее надпилили сбоку, слева, тупой ножовкой. Значит, вчера крепко пил. Если пил, значит, был выходной. Если был выходной, значит, сегодня понедельник.

Точно. Ощущение понедельника присутствовало. Надо у матери обязательно стребовать сотку, пока не ушла на работу! Не забыть…

А какой сейчас час?

Онемевшие руки не слушались. Мобильник неизвестно где…

Вдруг про мобильник что-то мелькнуло такое. Непонятное, скользкое. Цифра сказала, что пошла за мобильником, а принесла нож…

Чего-чего?

Это была первая маленькая прореха. Сквозь нее реальность стала вливаться в него, как ядовитые стоки химической промышленности, обваливая пласты грунта, подмывая опоры.

Чего? Цифра? Нож? Какой нож?

– Во, опять он чего-то сказал… Живой, падла. Как же он меня задолбал…

– Раз живой, надо про бабку узнать. Зря, что ли, перлись сюда? Только в сторонку отволоки, я там канал какой-то видела…

– Ага. Как говно месить, так сразу я…

– Не ной. Только быстро. Я машину не глушу на всякий случай.

– Да прикончите вы его, смотреть тошно!

– Ты вообще заткнись, сучка, блин, овца, кикимора шкодливая. Без тебя я бы кончил его еще на даче, уже к Приморску подъезжали бы.

– Нахрен твой Приморск?

– Иди в машину, сказала.

– Не хочу я ни в какой Приморск! Сами туда езжайте, без меня!

Ниндзя потихоньку въезжал, но въехал еще не окончательно. Он слушал эту перепалку, как будто это радио или какая-нибудь криминальная драма по телеку – вот оно вроде здесь, рядом, и даже некоторые чувства вызывает, страх, там, волнение, – но все это в любой момент можно просто выключить. А потом он почувствовал, как его взяли за ноги и поволокли. Он несколько раз ударился затылком обо что-то твердое и приподнял голову. И снова открыл глаза.

В самом деле, уже стемнело, сумерки, но он мог разглядеть темный силуэт на фоне неба. Сразу вспомнилось: Ящик. И все остальное вспомнилось тоже. Хлынуло, затопило. Стыренное ружье. Налет на бар в Платовском переулке. Визит Мамочки. Поездка на дачу. Запах близкой смерти… И Цифра.

– Эй, стой…

Ящик не услышал. Или не обратил внимания. Ниндзя попробовал вырвать ногу, стал цеплять руками за траву. Ничего не получилось. Ящик пер как трактор. А у него внутри будто ватой набито.

– Да стой же ты, бл-лин…

Он сам едва услышал свой голос. Он будто проваливался в сон, а потом проваливался еще глубже и плохо понимал, где он и что с ним. Что-то с головой… Он сидел с несуществующей бабкой за чаем в Сухом Логу, и вроде все вокруг было знакомо, как если бы он в самом деле провел здесь детство… А еще он ехал по Ворошиловскому проспекту в дорогом авто, всё в рыжей коже, руль с логотипом «БМВ», не ехал, а летел, на спидометре 190…

А потом опять его куда-то волокли. Он наскочил затылком на какой-то камень. Или корень. Стук прозвучал громко, громче, чем его голос. А Ящик даже не посмотрел в его сторону – так волокут на убой.

Цифра передала ему нож. Он должен был прирезать вот этого людоеда. А потом она выстрелила ему в лоб, как Берцу…

Больше Ниндзя ничего вспомнить не мог.

– Слышишь меня, говнюк?

Пахло застоявшейся водой, тиной. Он понял, почему не мог сопротивляться, когда Ящик тащил его сюда, – сломана рука. Правая. Наверное, Ящик – когда выбивал у него нож.

– Теперь выбирай: или я тебя закопаю живьем, или поковыляешь отсюда на все четыре стороны…

Над головой высыпали первые звезды. При взгляде на них накатывала непонятная тошнота, будто Ниндзя уже несся к ним на бешеной сверхсветовой скорости… Ящик врал. Он не станет закапывать его живьем, на это просто нет времени. Но и отпускать тоже не станет. Впрочем, ему все это было по фигу…

– Насчет бабки не соврал? Адрес какой? Улица, дом?

У него в руках лопатка с короткой ручкой. Подождав немного, Ящик покачал головой, наклонился над Ниндзей, приставил черенок лопатки к горлу, надавил.

Ниндзя захрипел.

Он так ужасно себя чувствовал, будто уже умер. А о чем может жалеть мертвец? Чего бояться? В голове мутилось.

Ниндзя гулял на собственной свадьбе. Целовал одетую во все белое Цифру в губы, теплые сладкие губы, пахнущие фруктовой жвачкой. Яркий свет, шум, кругом кричат «горько!». Все кругом белое, чистое, праздничное, на Цифре платье, будто из морской пены, он один одет в черный костюм. Горько! Горько! Поцелуй получился каким-то нелепым, потому что оба они улыбались, никак не могли прекратить улыбаться. Стукались зубами, лбами, тыкались друг в друга носами, никак не могли поцеловаться по-человечески. И хохотали оба. С Цифрой всегда что-то не так, от нее можно ожидать чего угодно…

Почему, спросил он, почему ты тогда выстрелила в меня, а не в Мамочку и не в Ящика? Почему ты сперва за меня, а потом все переигрываешь наоборот?

Не задавай глупых вопросов, сказала она.

А ведь в самом деле, подумал он. Зачем вопросы, когда и так все хорошо? И только он это подумал, как ему сразу стало все понятно, все встало на свои места. Он увидел себя и Цифру, и вообще все увидел как бы со стороны… Увидел волчью свадьбу на залитой лунным светом поляне, черный хоровод грачей в небе. Увидел молодых волка и волчицу, которые тычутся друг в друга мордами, словно хотят поцеловаться, но никак не могут… Ведь у волков не принято целоваться. Они рычат, скулят от нетерпения, кусают друг друга до крови, бьют когтями. А затем исчезают за темным занавесом леса…