Глава 8
Такого насыщенного непредвиденными событиями дня у нас ещё не было. После колоссальной водной «физзарядки» мы просто отключились, заснув глубоким сном. И проснулись лишь под вечер, когда солнце садилось за горизонт. Жара наконец-то спала. Вокруг было тихо. На море стоял штиль. Благодать да и только.
Те, кто проснулся первыми, насобирали хвороста и дров для вечернего костра. Потом дружно приготовили ужин. И когда, расправившись со всеми своими бытовыми делами, расположились возле костра за любимым нами чаепитием, на небе уже появились первые звёздочки. Мы с удовольствием восседали в тесном дружеском кругу, ожидая, как всегда, столь интересную и столь полезную для души беседу с Сэнсэем. Поговорив вначале на бытовые темы, Володя первым перевёл разговор в русло «вечных тем».
— Сэнсэй, ты обещал рассказать о русском бодхи, — напомнил он.
— Ну раз обещал, — проговорил Сэнсэй и, немного помолчав, произнёс: — Слышали о таком святом по имени Ага́пит?!
Некоторые из нас отрицательно покачали головой.
— Нет, — ответил за всех Виктор.
Мне же имя Агапит почему-то показалось знакомым. И я стала напрягать память, где же могла его слышать, причём не так уж давно.
— Агапит, Агапит, — задумчиво проговорил Николай Андреевич, видимо тоже что-то припоминая. — Минуточку... А это случайно не связано как-то с древней медициной?
— С древнерусской медициной, — уточнил Сэнсэй. — Это был выдающийся монах Киево-Печерского монастыря, врачевавший в XI веке. Слава о его даре исцеления от тяжких заболеваний разошлась далеко за пределы Киева. Но это не самое главное в его биографии.
Сэнсэй замолчал, прикуривая сигарету. И тут меня, как говорится, осенило, где я могла слышать это имя. Про Агапита рассказывал знакомый моего дяди. В это время мы с мамой как раз гостили у дяди Вити в Москве, когда я проходила обследование в московской клинике.
— И я знаю кто это! — воодушевлённо промолвила моя особа, к большому удивлению моих друзей. — У моего дяди в Москве есть хороший знакомый — учёный, который входил в научную группу по изучению Печерских мощей. Он рассказывал, что они проводили какие-то там биохимические, рентгенологические, бактериологические и ещё.., не помню, как это по науке называется... Короче говоря, какие-то исследования, которые позволяют восстановить внешний вид и строение человека по костям...
— Морфологические и антропометрические, — подсказал Николай Андреевич.
— Точно, — и уже непосредственно обращаясь к нему за помощью, произнесла: — И ещё эти.., когда узнают, кто чем болел...
— Этиологические.
— Да, — кивнула я. — Так они благодаря этим исследованиям восстановили истинный облик некоторых Печерских святых из Ближних пещер, в том числе и Агапита. Причём его мощи вызвали целый переполох среди учёных. А всё началось с того, когда учёные обнаружили, что мощи Агапита излучают какой-то непонятный не то фон, не то поле, в общем неизвестный вид энергии. Потом проводили разные эксперименты. Так возле его мощей менялась и структура воды, и растения ускоряли свой рост, даже впоследствии становились более выносливыми и «здоровыми». Выявили какие-то защитные характеристики от действия радиации. И даже в помещении, где находились мощи, было что-то обнаружено, что оказывает очень сильное бактериологическое воздействие на воздух. Обычная вода, которая некоторое время стояла возле мощей Агапита, меняла свои свойства. И в последующих экспериментах на животных и людях эта вода оказывала лечебное воздействие, от которого у людей быстрее заживали раны, проходили различные болезни, а больные животные быстро восстанавливались. И самое главное, обнаружили какую-то непонятную цикличность «фона» мощей. В определённые дни это «поле» резко усиливалось, причём многократно. В общем, вело себя как у живого организма... Вот!
Выдав всю информацию, известную мне на тот момент, я замолчала.
— Да, круто! — присвистнул Андрей.
— Что вы хотите, — сказал Сэнсэй, — Агапит был Бодхисатвой.
— Подожди, — произнёс психотерапевт, — он же принадлежал к христианской религии. А Бодхисатва — это вроде как буддийский Восток.
— Я тебе когда-то объяснял первичное значение слова Бодхисатва, помнишь? Это слово из Шамбалы. Бодхисатва, как и человек, принадлежит Богу. А религии, разделения верований — это всего лишь бизнес людей, торгующих именем Бога.
— Хорошо. Тогда другой вопрос. Если Агапит был бодхи, тогда, по идее, учитывая уровень его знаний... В общем, почему же тогда основателем Киево-Печерской Лавры, этого первого духовного центра в Древней Руси считают Антония, а не Агапита, который жил в его время?
Сэнсэй усмехнулся.
— Вернее будет сказать, что Антоний жил во времена Агапита... А насчёт твоего вопроса, то ты забыл одну маленькую деталь. Бодхисатвы редко когда выступают в качестве лидеров человеческого общества, если это не связано с какой-то определённой миссией, как у бодхи Иссы. Обычно их ученики и последователи становятся таковыми. А Бодхисатва, как правило, остаётся незаметным для широких масс.
— А почему? — удивилась Татьяна.
— Потому что Бодхисатва, учитывая его невмешательство в дела человеческие, может только посоветовать, как преобразовать общество в лучшую, духовную сторону. А само преобразование — желание и дело рук самих людей, то есть, к примеру, тех же его учеников и последователей.
— Ты хочешь сказать, что Антоний был учеником Агапита? — прозрел Николай Андреевич.
Сэнсэй кивнул. Доктор подумал, а потом растерянно спросил:
— А как же эта установка, что Агапит был учеником Антония? Она ведь на чём-то базировалась?
— Её «база», как ты говоришь, является всего лишь церковной версией, которая, в свою очередь, выстраивалась на основе таких книг, как «Отечник»…
— «Отечник»? — переспросил Володя.
— Да. Или иначе его ещё называют «Киево-Печерский патерик». Это книга о жизни и деятельности святых отцов Печерских, написанная в XIII веке. А также по записям монаха Печерского монастыря Нестора Летописца «Жития...» или, к примеру, известной вам по школьной программе его книге «Повесть временных лет». — Сэнсэй сделал паузу и, посмотрев на наш молодой коллектив, добродушно проговорил: — Если вы, конечно, учились в школе, а не отбывали там от звонка до звонка.
— Как же, помним, помним, — похвастался Костик. — Я даже дату её написания запомнил. — И с выражением произнёс: — 1113–1115 годы от рождества Христова.
Ребята расплылись в улыбках.
— Верно, — подметил Сэнсэй. — То есть, спустя определённое время после реальных событий, с учётом тогдашней политической ситуации в государстве, а также предпочтений и симпатий среди высшего духовенства.
— Ну да, — насмешливо сказал Виктор. — Поди там разбери, кто был прав. Как говорят в нашей среде, выслушав в суде двух свидетелей по одному и тому же дорожному происшествию, теряешь доверие к историкам.
Мы засмеялись, а Костик добавил своего юмора в наш смех.
— Это как у Бернарда Шоу спросили после его очередной речи: «Что скажет по этому поводу история? А тот ответил: «История, сэр, солжёт, как всегда».
— Ну зачем же так категорично, — возразил Сэнсэй под смех ребят. — Просто каждый человек, описывая прошлое, мотивирует его, в первую очередь, личностными соображениями. А личностные соображения зависят от степени его духовности и личной заинтересованности, исходя из чего страдает объективность. Дай задание десяти людям описать одно и то же событие и, будьте уверены, каждый преподнесёт его по-своему. К примеру, политик опишет так, как это ему видится выгодным в свете происходящих в его время событий. Врач опишет с позиции медицинских воззрений. А простой человек с житейско-бытовой позиции, акцентируя внимание на тех моментах, которые лично ему интересны. Вот и получается разная история. Но в любой истории можно уловить основную суть происходящих событий. Как говорится, надо зреть в корень.
— В общем-то ты прав, — согласился Николай Андреевич. — Во многих случаях взгляд на нынешнюю историю у нас действительно однобокий, не говоря уже о далёком, почти забытом прошлом...
— А если учесть, что люди, к сожалению, не меняются, вернее не хотят изменяться... — с оттенком грусти промолвил Сэнсэй.
— ...история, следовательно, повторяется, — заключил его мысли Николай Андреевич.
— Как это ни печально.
Сэнсэй задумчиво посмотрел на костёр. Водрузилось недолгое молчание. Мы же не решались влезть со своими вопросами в ход диалога между «мэтрами».
— Так что же было на самом деле тысячелетие назад? — живо поинтересовался Николай Андреевич.
— Это, конечно, долгая история...
— А мы и не спешим, — ответил за всех Володя, поудобнее устроившись на своём месте и приготовившись слушать.
— Ну, раз не спешите, — в тон ему ответил Сэнсэй, — тогда внимайте... Пожалуй, повествование о времени пребывания Бодхисатвы Агапита на русской земле следует начать с рассказа об Антонии. Потом вы поймёте почему...
Стоял тёплый летний вечер. Вокруг царила полная тишина. Морские волны еле слышно плескались о берег, уводя нас своим монотонным, мелодичным всплеском в туннель времени, в то далёкое прошлое, которое, как ни странно, таким далёким, по сути, вовсе не казалось.
— ...Антония, до принятия в монашество, звали Антипом. Родился он на Черниговской земле, в городе Любече, в 983 году, за пять лет до крещения Руси, во время правления в столице-граде Киеве Владимира I Святославовича.
— Это случайно не того, кого называли Красным Солнышком в русских былинах? — вставил своё словцо Костик.
— Он самый, внук княгини Ольги и киевского князя Игоря, — уточнил Сэнсэй и продолжил: — На молодость Антипия выпало бурное время. Как раз шло становление Древнерусского государства, объединение восточно-славянских племён. На юге и западе велись войны с соседними странами. Да ещё воду баламутили внутренние распри, противоборства между различными религиями. В это же время активным ходом, так сказать «указом сверху», шло замещение множественных устоев язычества новыми христианскими канонами. Причём с обеих сторон дело доходило и «до огня и до меча». Короче, обычный хаос, или, как у нас бы сегодня сказали, «беспредел времён перемен».
— Ну да, как говорится, врагу не пожелаешь родиться во время перемен, — пробасил Володя.
— Точно. А Антипия вот угораздило...
— Как и нас всех тоже, — тихо добавил Виктор.
— В общем, молодость у Антипия была «весёлой». Происходящее вокруг во многом способствовало тому, что он стал предпринимать попытки разобраться не только во внешнем, но и, в первую очередь, в самом себе. И не просто разобраться, а вдумчиво разобраться. Многие люди в то время верили в Бога. И он чувствовал, что Бог есть. Но почему же вокруг творилась такая смута? Почему Бог допускал такое зло? Шло какое-то противостояние, ненужное кровопролитие. Страдали люди, страдали их дети, свирепствовали болезни, нищета, смерть. Антипий имел возможность слышать проповедников разных религий. И все они учили вере в своего Бога, поклонению Ему и молитвам. Но парадокс был в том, что в них самих отсутствовала та чистая вера, о которой сказывали, и сами они не исполняли того, что требовали от других. У Антипия не было доверия и к тем, кто приходил с мечом, рассказывая о Боге. А с другой стороны, его терзали мысли, почему, если есть Бог любящий, то вокруг столько горя, бессмысленно проливается много крови? Почему Бог допускает такие тяжкие страдания?
Вопросов была масса, но, как всегда, в таком рое мыслей ни одного толкового ответа. Но однажды, от одного странника, остановившегося у них на ночлег, он услышал историю, которая его очень заинтересовала. Тот странник поведал о жизни Иисуса Христа. Антипий был поражён. Ведь получается, что люди убили даже Сына самого Бога. Почему же тогда всемогущий Бог не остановил этих людей? Почему не вмешался, когда его собственный Сын страдал от нечестивых и тело Его умирало на кресте? Но когда до Антипия дошло, что суть кроется в людском выборе, выборе каждого человека перед ликом Господним, он понял, что причина творящегося вокруг хаоса была не в Боге, а в самих людях, в том числе и в нём.
Это осознание настолько перевернуло его личные взгляды на жизнь, что он стал по-другому смотреть не только на давно минувшие события тысячелетней давности, но и на настоящее. Он искренне возлюбил Христа, ибо тот был близок ему по своим страданиям. Антипий действительно искренне, по-настоящему возлюбил Бога и задумался, кто же он есть на самом деле перед Его ликом?
Антипия поразило и то, что на свете живут люди, истинно посвятившие свою жизнь Богу. Он впервые услышал от странника, что есть такое святое место на горе Афон, что на земле Греческой. И что живут там люди иные, не такие как все. Оставляют они этот житейский мир и уединяются ради Бога, ради молитвы к Нему о спасении души своей. Носят чёрные одежды. И дают три обета: послушания, безбрачия и нестяжания. А зовут тех людей «иноками».
И Антипий загорелся желанием стать «иноком» и пребывать в непрестанной молитве к Богу. Да только не знал он, ни как идти до той горы на земле чужой, Греческой, ни как правильно молиться Богу, дабы быть услышанным Им. И стал тогда Антипий обращаться к Богу своими простыми, искренними словами и просить Его, чтобы Тот дал ему мудрого наставника, который обучил бы его молитве истинной, приводящей к спасению души. И настолько сильно было это желание, настолько настойчиво он об этом думал и искренне просил у Бога не один месяц и не один год, что, в конечном счёте, случилось следующее.
Это произошло зимой, на рассвете двенадцатого февраля по старому стилю (Юлианскому календарю) или по новому стилю двадцать пятого февраля (по Григорианскому календарю, по которому мы ведём ныне исчисление). В ту ночь он не мог уснуть, вновь размышляя о Боге. И так он углубился в свои раздумья, что стал обращаться к Нему как любящий сын к своему родному Отцу, вымаливая у Него, как мог, душеспасительную молитву. Он интуитивно почувствовал, что у Бога нужно просить только о духовном, а не о бренном земном. И просить искренне, с чистой верой в душе. И когда Антипий в очередной раз углубился в своё мысленное обращение к Нему, внезапно неестественный жар вспыхнул в его груди. Казалось, жар усиливался каждую секунду. И в конце концов стал настолько сильным, что было невмоготу его терпеть. Антипий поспешно оделся и вышел на улицу.
На морозе ему стало немного легче. Дул холодный, пронизывающий ветер. Шёл снег. Антипий решил укрыться от непогоды в ближайшем стогу сена. Наблюдая из своего убежища за разбушевавшейся стихией природы, испытывая в груди сильный жар, Антипий с ещё большей искренностью стал обращаться к Богу. Он настолько проникся прошением, что забыл и о погоде, и о месте, и о времени, в котором он находился. На него нахлынуло необыкновенное чувство близости Бога, близости самого родного и дорогого сердцу Существа, отчего на душе сделалось удивительно легко и хорошо.
Был уже рассвет. Ветер внезапно утих. Снегопад прекратился. На горизонте, сквозь свинцовые тучи, стали пробиваться первые лучи солнца, оживляя игрой сверкающего света ослепительно белое пространство. И тут Антипий увидел недалеко от себя необычного старца в чёрной одежде. Седовато-русые волосы с белоснежной бородой окаймляли его необычный лик. Лёгкая, приветливая улыбка блуждала на его устах. А необыкновенные глаза, смотрящие точно в самую душу парня, излучали глубокое сочувствие и неизменную доброту.
Старец стал приближаться, незаметно и неслышно ступая босыми ногами по снегу. Удивительно, но Антипий слышал его приветливые слова, ласкающий слух мелодичный голос, хотя тот и не раскрывал рта. Он остановился совсем близко, так что Антипий даже почувствовал тонкий, благоухающий аромат, исходящий от него. Неожиданно из груди старца стал появляться яркий голубовато-белый шар. Его свет был необычайной чистоты и яркости. Однако он не слепил и не резал глаза. Наоборот, притягивал к себе взгляд своим мягким свечением и завораживающими голубыми переливами. Среди этого потока чистого света стали проявляться светящиеся золотые буквы, превращаясь в единый текст. Антипий скорее понял, что там было написано, ибо в тот момент в его голове зазвучал мелодичный голос старца со словами душеспасительной молитвы: «Отче мой Истинный! На тебя Единого уповаю и молю тебя, Господи, лишь о спасении души своей. Да будет воля Твоя святая...» В это время Антипию стало на душе так хорошо и так спокойно, словно через эту молитву сам Бог обратил на него своё внимание и протянул своему чаду руку помощи.
Огласив молитву, старец велел идти ему в Царьград...
— Царьград? — робко переспросил Славик, видимо, с одной стороны, не желая прерывать Сэнсэя и в то же время терзаемый любопытством. — А где такой?
— Ну, это нынешний Стамбул в Турции, расположенный на обоих берегах пролива Босфор между Европой и Азией, соединяющего Чёрное и Мраморное моря, — дал полный ответ Сэнсэй, наверное, чтобы больше не возникало вопросов по географии.
— Да, далеко он его послал, — вставил Костик. — А зачем ему турки?
— Сам ты турок, — шикнул на него Андрей, недовольный, что ещё и Костик влез со своими вопросами, нарушив ход столь захватившего его рассказа. — Тебе же говорят, это был тогда Царьград.
— А-а-а, значит, там русские были? — не унимался тот, пытаясь докопаться до сути.
— Нет. Просто в те времена так русские называли Константинополь — столицу тогдашней Византийской империи, — терпеливо пояснил Сэнсэй.
— Константинополь? — радостно произнёс Костик и, видимо, решив реабилитироваться, быстро протараторил: — А это случайно не в честь того императора Константина, который создал религию христианства?
— Именно. В честь римского императора Константина. — Но только Костик раскрыл рот со следующим вопросом, Сэнсэй опередил его. — В честь римского императора, потому что этот город с 330 года нашей эры стал столицей Римской, а затем с 395 по 1453 года и Византийской империи. А вообще он был основан в 659 году до нашей эры и назывался Византий.
Получив столь исчерпывающий ответ, Костик сразу притих, тем более что Андрей слегка толкнул его в бок, дав понять, чтобы тот помолчал. Сэнсэй же продолжил рассказ дальше:
— Так вот, старец велел идти в Царьград, а оттуда на Святую гору, где Бог сподобит ему встречу с Тем, в Ком истинно пребывает сам Дух Святой, и Тот будет ему аки Светоч на пути к Богу. Сказав это, старец исчез. Вновь поднялся ветер. Небо заволокло тучами, и снова пошёл сильный снегопад. Но Антипий уже не обращал внимания на разбушевавшуюся стихию. Он был счастлив и полон решимости исполнить веление старца, добродушный лик которого запечатлелся в его памяти на всю жизнь. Это видение стало ключом ко всей его дальнейшей судьбе. Можно сказать, что с этого момента, момента его личного выбора, жизнь Антипия круто изменилась.
Целую неделю Антипий пребывал в необычном состоянии душевного подъёма, непрестанно повторяя молитву, данную ему старцем. Будто бы сам Бог находился рядом с ним и несказанно радовал душу своим присутствием. Именно в эти дни у Антипия появилось новое, ни с чем несравнимое чувство к Богу. И он впервые понял, что такое настоящая любовь божья. Это чувство не шло ни в какое сравнение с его предыдущими размышлениями о Боге, наивным сопоставлением с обычными человеческими эмоциями, бытующими среди людей. Это было нечто высшее, что не поддаётся описанию человеческим языком. Это было именно То, отчего душа радостно трепетала, пребывая в неземном восторге.
Но ровно через семь дней от незабываемого видения это необычайное ощущение Присутствия исчезло, оставив в памяти лишь приятные воспоминания поистине божественного чувства ликования души. Антипий, не раздумывая, снарядился и отправился в дальнюю дорогу, толком не ведая, в какую сторону идти. Но, как говорится, язык до Киева доведёт. Антипия он довёл до Царьграда. Путь был не лёгким. Но, непрестанно повторяя про себя услышанную от старца душеспасительную молитву, Антипий чувствовал, что сам Бог ему помогал. Чудом спасаясь от опасностей своего путешествия, Антипию в то же время несказанно везло как на хороших попутчиков, так и на добрых людей, указывающих нужную дорогу, дающих подаяние и временный ночлег-приют.
Добравшись, наконец, до Царьграда, то есть Константинополя, Антипий долго бродил по столице. Хоть и был красив город, но всё было в нём чужое: чужой язык, чужие люди, чужие нравы. Не один день он пробыл там, прежде чем встретил попутчика на Афон.
Тут Володя, вежливо кашлянув в кулак, проговорил:
— Про Афон слышал. Но, честно говоря, даже не знаю, где он расположен: — И растянув губы в неловкую улыбку, добавил: — Явно не «горячая точка» планеты.
— Это точно, — улыбнувшись, согласился Сэнсэй и стал пояснять. — Если глянуть на современную карту, то Афон находится в нынешней Греции. Это такой узкий гористый полуостров, точнее сказать восточное ответвление полуострова Халкиди́ки в Эгейском море. Он заканчивается горой Афон высотой чуть больше двух километров. Она-то и дала название полуострову.
— Да, с географией у нас явно у всех пробелы, причём белые-белые, — усмехнулся Виктор.
— Ничего страшного, восстановим, коль они «белые», — добродушно произнёс Сэнсэй и стал повествовать дальше. — К тому времени, когда туда пришёл Антипий, Афон был уже признан независимым монашеским государством, формально, по административным меркам подчинявшимся византийскому императору. А фактически там была власть Прота — всеми уважаемого старца, которого избирали для руководства на год от всех тамошних монастырей. На Афоне уже стояли тогда такие монастыри, как Великая Лавра, Протатон, Мони-Ивирон. Но Антипия туда сразу не приняли.
Тогда Антипий, по совету старого монаха, поселился в одной из пещер, расположенной в уединённом месте в юго-западной части острова. Надо отметить, что все два года, что он прожил в пещере, несмотря на скудность пищи, были для него одними из лучших лет на Афоне. Он был счастлив, что наконец-то достиг Афона, как велел ему старец в видении. Он был счастлив, что имел возможность усердно молиться Богу данной ему в видении молитвой, жить ради этого и быть наедине с Ним посреди этой великолепной природы. Днём он посещал монашеские храмы, осваивал новый язык и правила жития монахов. А по вечерам усердно молился, зачастую провожая в молитве закат и встречая ранний рассвет. И лишь по прошествии двух лет Антипий был принят игуменом одного из монастырей и пострижен в монахи, получив новое имя Антоний, в честь преподобного Антония Великого Египетского, ведшего подвижнический образ жизни и жившего долгое время в пещерах в одиночестве.
Антоний воспринял игумена данного монастыря за того самого «Светоча», о ком говорил старец в видении. Игумен же, в свою очередь, как и подобает ему по духовному сану, начал учить Антония иноческому житию. Через несколько лет Антоний достиг такого духовного роста, так «подвизался в добродетели», что уже многие «духовно пользовались от него». Даже монахи изумлялись настолько скорому укреплению его духа и воли. И было игумену видение, что Антоний будет причастен к подъёму христианской веры на Руси, что Антонию суждено подготовить Обитель для самого Духа Святого. Игумен расценил это как знак и поспешил отправить его на Русь, в Киев.
Антонию было тогда около тридцати лет. Добравшись до Киева, он посетил монастыри, строящиеся тогда иноками из греков, которые пришли для Крещения Руси вместе с митрополитом Михаилом. Но не захотел останавливаться ни в одном из этих монастырей. И стал ходить по гористым местным окрестностям. В конце концов, нашёл небольшую пещеру, которую когда-то ископали варяги, и поселился в ней. Но прожил там недолго. Как только со смертью князя Владимира власть перешла к Святополку, вновь начались кровопролития и гонения. Антоний ушёл обратно на Афон, где и прожил до старости в усердном молении.
Хоть Антоний и жил по распорядкам монастыря, но всё же у него был особый праздник в духовном радении. Он заметил, что каждый год в день памятного видения необычного старца, с самого раннего утра Антоний начинал ощущать необычный прилив сил. К нему вновь возвращалось то самое состояние духовного подъёма, которое он испытал после видения. Это продолжалось ровно неделю, а потом вновь исчезало. И Антоний стал относиться к этим дням как к особому празднику для своей души. В эту неделю он старался уединиться, не принимать пищу и ещё с большим усердием молиться Богу. И эффект оказался потрясающим. Это необыкновенное чувство внутреннего подъёма многократно усиливалось и с каждым годом становилось всё сильнее и сильнее.
Постигая впоследствии церковную литературу, Антоний всё чаще приходил к выводу, что в том памятном видении к нему являлся сам Архангел Гавриил — возвеститель радости и спасения, первовестник и служитель Божественного всемогущества чудес и тайн Божьих, хотя и в несколько необычном для церковных представлений видении.
Но самые главные события в духовной жизни Антония начались, когда ему уже перевалило за шестьдесят лет. Однажды среди братии прошёл слух, что их монастырь вскоре должна посетить некая таинственная персона. И судя по распоряжению старцев, действительно готовились к приходу очевидно важного для них духовного гостя. Как впоследствии рассказывал Антоний самому Агапиту, он тогда подумал, что ожидается приход какого-то очень авторитетного духовного старца. Но каково же было его удивление, когда вместо старца он увидел молодого человека с приятной внешностью, светло-русыми волосами. Необычными в нём были разве что его проницательные глаза, не по годам светящиеся какой-то глубокой мудростью и одухотворённым блеском. Но больше всего Антония поразило то, с каким трепетом и глубоким уважением относились некоторые старцы Афона к этому молодому человеку. Он не мог понять, почему его пребывание здесь было покрыто какой-то завесой непроницаемой тайны. Кем же тот являлся, что их старцы оказывали ему столько почестей и внимания? Вроде не монах, а говорил такие духовные речи, которыми даже их мудрые наставники заслушивались. Мало того, этот парень оказался весьма просвещённым человеком. В совершенстве владел несколькими языками. И что особенно приятно удивило Антония, так это то, что почтенный гость был выходцем из земли Русской и, как потом выяснилось, прекрасно знал Киев и его окрестные места. А звали того молодого человека Агапитом.
Даже когда Антония познакомили с ним лично, он первое время никак не мог привыкнуть к простоте общения этого парня с ним, несмотря на важность его персоны для Афона и того, с каким трепетом к нему относились их старцы. Но, пожалуй, самым поразительным были та простота и ясность, с помощью которых Агапит объяснял духовные мудрования святых отцов. А уж о толковании Учения Иисуса Антоний мог слушать его часами, ибо Агапит говорил так просто и понятно, с такими примерами и подробностями, словно сам присутствовал при тех событиях тысячелетней давности. И эти рассказы заставляли Антония вновь и вновь перечитывать имеющуюся церковную литературу.
За тот период времени, что Агапит пребывал на Афоне, Антоний очень сдружился с ним. Несмотря на свою молодость, Агапит обладал солидным багажом знаний, в том числе и в области медицины. И некоторым из этих знаний он обучил Антония. Агапит также хорошо разбирался, говоря нашим языком, в физике, химии, знании природных явлений, а также в областях человеческой жизни — в философии, политике, религии. С ним было приятно побеседовать на разные темы. И эти беседы оставляли какое-то необъяснимое, приятное ощущение в душе.
Антоний подружился с Агапитом, несмотря на такую существенную разницу в возрасте. И в этой дружбе он раскрыл для себя совершенно новую потрясающую Личность Агапита, когда тот стал посвящать его в тайны великой науки «Беляо Дзы» (Искусства Белого Лотоса). Именно из уст Агапита Антоний впервые услышал о предыдущей человеческой цивилизации Альт-Ланды, о подземном Храме Лотоса, построенном в те времена на территории Киевской земли, о ноше, которую передал Иисус Андрею Первозванному для тех мест. Многое ему поведал и многому научил его Агапит.
Спустя время они расстались. Агапиту необходимо было идти в столицу Византии, а оттуда на Восток. Но он пообещал, что обязательно встретится с Антонием, и «предрёк» их встречу на земле Киевской, в месте, отмеченном ещё во времена Альт-Ланды.
— А что, там действительно есть отмеченное место? — полюбопытствовал Костик, явно желая услышать продолжение.
— Конечно, — ответил Сэнсэй. — Об этом месте сказано даже в Евангелии от Андрея Первозванного...
— Андрея Первозванного?! — оживлённо встрепенулся Андрей, как будто только сейчас услышал это имя.
— А кто это? — с ленцой спросил Руслан, почёсывая бок.
Сэнсэй усмехнулся, глядя на него, и произнёс:
— Андрей — это один из ближайших учеников Иисуса. Он был в числе первых, кого Иисус, проповедуя в Палестине, взял к себе в ученики.
— А что.., разве есть такое Евангелие от Андрея Первозванного? — удивился Николай Андреевич. — Библию читал. Об Андрее слышал. А про Евангелие от него... я не припоминаю. Может, эта книга просто не вошла в Библию? Там ведь сколько Евангелий — четыре, пять?
— Четыре, — ответил Сэнсэй и, помолчав, добавил: — От Матфея, от Марка, от Луки и Иоанна. Хотя и те были писаны.., — но, не договорив, продолжил: — В Библии Евангелия от Андрея Первозванного действительно нет. В Библию вошли не все евангелия, а лишь те, которые были отобраны императором Константином и его помощниками для выполнения поставленных перед ними задач. Остальные евангелия просто отвергли, так как в них трактовалось далеко не то, что им было нужно и выгодно. И даже те, которые отобрали, были изрядно подредактированы согласно обстановке нового времени и утверждения христианства как государственной религии.
С 364 года, когда «Новый завет» был утверждён как таковой и до момента первого издания Библии, текст тоже неоднократно редактировался. Плюс неточности перевода сыграли свою роль. Ведь Библия писалась на древнееврейском, в незначительной части на арамейском языках, а «Новый завет» на греческом. Так что первая печатная книга, изданная в 1455 году, — это уже была существенная разница даже между той, которая редактировалась в 364 году. Плюс корректировки, которые были внесены в последующем. В результате имеем то, что имеем. И, тем не менее, дошло очень много ценного и нужного людям, — подчеркнул Сэнсэй. — И опять же, если говорить о евангелиях, то кроме канонизированных церковью, существует десятки апокрифических евангелий.
Руслан нахмурил брови и деловито спросил:
— А что такое апо... апо... ну, эта... критика?
— Апо́крифы — это произведения, которые не признаны церковью или жречеством священными книгами. А вообще, слово «апо́криф» происходит от греческого «apokryhos», что означает «тайный», «секретный». И первоначально его относили к произведениям одной из групп христиан, которые именовали себя гностиками, пытавшихся сохранить своё учение в тайне.
— Да, да, — кивнул Николай Андреевич. — Кстати, я читал, что в 1946 году на юге Египта была обнаружена целая библиотека произведений христиан-гностиков.
— Совершенно верно, — подтвердил Сэнсэй. — Там как раз среди прочей литературы и обнаружили так называемые Евангелия от Фомы, от Филиппа, Истины, апокриф Иоанна. А ранее на папирусах в Египте были найдены отрывки из неизвестных евангелий, причём написанных в разных версиях...
— Ну надо же, оказия какая для попов! — хихикнул Женька. — Эти книженции не признають, а их всё находють да находють. Прямо бяда с этой древней «макулатурой».
Сэнсэй и ребята усмехнулись.
— Тут же ещё проблема в том, что даже апокрифы разделяют на «дозволенные» и так называемые «отречённые». «Отречённые», конечно же, старались уничтожить. Кстати говоря, первый официальный список «отречённых» книг был составлен в Восточно-Римской империи в V веке нашей эры. Естественно, что после такого «вандализма» потомкам достались только названия и цитаты, приведённые в своих произведениях христианскими писателями II–IV веков, которые спорили с этими книгами... Впрочем, всё как всегда, — пожал плечами Сэнсэй.
— Да, печально, — проговорил Николай Андреевич. — Это же история рода человеческого. И зачем было её уничтожать? Ну лежала бы книжка себе и лежала до своего времени. Пусть бы потомки выносили её на объективный суд.
— Понимаешь, в чём дело, — стал объяснять Сэнсэй, — некоторые из этих книжек действительно представляли ценность, поскольку отражали истинное Учение Иисуса в таком виде, в каком он давал. Поэтому они не оставляли равнодушными ни одну человеческую душу, ибо истинное Учение Иисуса делало людей по-настоящему свободными от всех страхов этого мира. Они начинали понимать, что тело — бренно, душа — бессмертна. Люди переставали быть заложниками и рабами иллюзии материального мира бытия. Они понимали, что над ними только Бог. Они осознавали, насколько коротка жизнь и временны те условия, в которые загнано их нынешнее тело. Они знали, что эта жизнь, как бы она ни казалась длинной, — всего лишь одно мгновение, в коем пребывает их душа. Они понимали, что любая земная власть, будь то политиков либо религиозных структур, ограничивается всего лишь властью над телами. Правители же преклоняются перед своим «богом», которому дана власть на Земле над её материей, но не над душой. Ибо душа принадлежит только истинному Богу Единому. И первые последователи Иисуса, которые исповедовали Его Учение (а не религию, коей оно стало позже), они теряли страх перед этой жизнью. Они начинали чувствовать и понимать, что Бог с ними совсем рядом, ближе и роднее всех и Он — вечен... Такая истинная свобода людей страшно пугала власть имущих. Поэтому последние и занялись сбором и тщательной переработкой имеющихся уже к тому времени письменных источников об Учении Иисуса. Очень много было уничтожено после отбора необходимой им информации для создания новой религии, насаждаемой уже власть имущими как говорится сверху вниз.
Поэтому многие письменные источники, где указывались истинные слова Иисуса, просто не вписывались в сборники «новой идеологии для масс». Но, несмотря на все сознательные упущения, ухищрения и эгоистичные амбиции людей, пребывавших в разные времена у власти в религиозных верхах, эти письменные источники были и есть!
Так вот, в Евангелии от самого Андрея Первозванного сказано, что после того как люди Понтия Пилата спасли Иисуса после распятия, Иисус разговаривал с Понтием Пилатом и именно по его просьбе принял решение уйти на Восток. Перед уходом он распределил между апостолами регионы, кому куда идти проповедовать Учение.
— Так вроде апостолы там жребий какой-то тянули, кому куда идти, — заметил Николай Андреевич.
— Нет, жребия как такового никакого не было. То уже домыслы людей. Апостолы... Кстати, слово «apostols» с греческого переводится как «посланец». Так вот, ученики-посланцы Иисуса были людьми совершенно разными и, естественно, отличались друг от друга степенью своего духовного развития. Иисус распределил между ними различные регионы с соответствующими народами и племенами, исходя из духовной зрелости самих посланников. Кто был посильнее, тому доставались более трудные места или особо важные регионы для будущего духовного возрождения человечества, а кто послабее — менее трудные «участки». В общем, каждому была определена ноша по силе его... — Сэнсэй помолчал, а потом проговорил: — Слишком важным это было для многих душ человеческих и в том времени, и в грядущем, чтобы распространение данного Учения доверять простому жребию ума человеческого...
Андрею же, как одному из сильных учеников, он наказал обойти с проповедью Фракию, Скифию, Сарматию. Но главное дойти до Борисфенских гор и заложить там благословение земель тех, на которые через тысячу лет снизойдёт сам Дух Святой, устроив там свою Обитель. Иисус дал Андрею семена лотоса и велел возложить эту ношу в земле той в качестве дара Духу Святому. Его слова стали ребусом, заданным Иисусом, как для самого Андрея, так и для тех, кто впоследствии сталкивался с этим описанием. Мало кто понимал, почему Иисус дал ему именно семена лотоса, даже если эти семена были всего лишь символикой.
— А, правда, зачем? — удивился Андрей.
Сэнсэй лишь загадочно улыбнулся и, уклонившись от прямого ответа, промолвил:
— Любое семя — это, в первую очередь.., ну, чтобы вам было более понятно, скажем образно, — это «микрочип», обладающий огромной памятью. Оно способно нести матрицу не только будущего растения, но и огромное количество другой информации. Как-нибудь позже я вам расскажу об этом поподробнее. Вдобавок ко всему, эти семена побывали в руках самого Иисуса — Сына Божьего. Да ещё семена лотоса, всхожесть которых сохраняется на протяжении тысячелетий... Вот и делайте выводы.
Сэнсэй замолчал. А мы сидели, глядя на него и тупо пытаясь догнать своими мыслишками «выводы», что, собственно говоря, тогда такого особенного произошло. Андрей же, очевидно пытаясь на своём мысленном уровне свести концы с концами в беспорядочном клубке вопросов, спросил:
— А как Андрей Первозванный нашёл то место, которое указал Иисус?
— Элементарно, — просто проговорил Сэнсэй. — В «Благой вести», то есть, говоря по-гречески euangélion, Андрей описал не только подлинную жизнь Иисуса, но и свой поход во время выполнения миссии. И как раз там он упоминает, что когда добрался до тех мест у реки Борисфен (а Борисфеном раньше называли Днепр), то Андрей сразу узнал это место, ибо Иисус, оказывается, описал его с детальной точностью. Создавалось такое впечатление, что Иисус хорошо знал эти горы, хотя никогда не упоминал, что здесь бывал.
— А что, Он там бывал? — поинтересовался Юра.
— Он ведь сын Божий, — с улыбкой ответил Сэнсэй. — А Бог везде. — И сделав паузу, продолжил повествование: — В общем-то, Евангелие от Андрея Первозванного потому и было отвергнуто, что никак не подходило к «кройке и шитью белыми нитками» новой религии. В основном по двум причинам. Во-первых, оно было чересчур свободолюбивым и правдивым, ибо там были написаны истинные слова Иисуса, как говорится, из первых уст. Да и сам стиль изложения Учения Иисуса был слишком прост, мудр и доходчив. Андрей также описал подробности из реальной жизни своего Учителя, о том, что Иисус в молодости был на Востоке, что опять-таки никак не вписывалось в церковные догмы. Да и, кроме того, упоминание о семени лотоса поставило их «величество цензоров» в полный тупик. Ведь это уже попахивало такими религиями, как буддизм, индуизм. Никому не хотелось примешивать в свою собственную религию такую яркую чужую символику. Так что это стало ещё одним камнем преткновения, споров и распрей между теми, кто решал, в каких «красках» должна быть выдержана идеология данной религии. Поэтому и убрали Евангелие от Андрея Первозванного, как говорится, подальше, «с глаз долой».
Были, конечно, ещё версии Евангелия от Андрея Первозванного, ходившие среди различных ранних христианских групп, но это уже были в основном записи последователей Андрея Первозванного о самом Учении Иисуса.
— А что случилось с этим Евангелием от Андрея? Его что, уничтожили? — полюбопытствовал Андрей.
— Пытались, конечно, — усмехнулся Сэнсэй, видимо вспомнив в этот момент какой-то смешной случай. — Но, как говорится, такие вещи в воде не тонут и в огне не горят, даже если этого ну очень хочет глупость человеческая... Но это всё так, мелочи жизни... После того как Андрей Первозванный выполнил наказ Учителя, через много лет исполнились слова Иисуса. В тех местах возник град Киев — «мать городов русских», столица колыбели объединения славян — Киевской Руси. А в месте, где были Андреем «возложены» семена лотоса, через тысячу лет снизошёл сам Дух Святой в человеческом теле и основал там свою Обитель.
— А как это, снизошёл Дух Святой в человеческом теле? — переспросил Костик.
— Ну, проще говоря, пришёл руководитель Шамбалы в теле Агапита.
— Сам Владыка Шамбалы? — изумился Андрей.
Сэнсэй усмехнулся.
— Да. Ему приходится посещать людской мир так сказать по долгу службы, хотя бы раз в двенадцать тысяч лет. А при важных событиях для человечества и того чаще, чуть ли не каждую тысячу лет, особенно на начальных и завершающих стадиях очередной цивилизации.
Костик только открыл рот, чтобы что-то спросить, как Сэнсэй, глядя на него, опередил с ответом:
— Имеется в виду «цивилизации» в понятиях Шамбалы... Но, пожалуй, мы немного отклонились от темы. Вернёмся к тем событиям, которые произошли через тысячу лет после Иисуса... Когда Агапит ушёл с Афона, через несколько лет игумену вновь было извещение от Бога. Ему явился в видении сам Архангел Гавриил и повелел отправить Антония в Русь. Было это в год 1051.
В этот раз Антоний, прибыв в Киев, уже не ходил по христианским монастырям, хотя в любом из них не отказали бы в приюте почтенному старцу с Афонской горы. Антоний целенаправленно пришёл в то место, где случайно остановился в первый раз, посещая Киев, и куда велел ему вернуться Агапит перед своим уходом. Он поселился на холме возле Днепра, в той же самой пещере. И стал жить, дожидаясь Агапита и пребывая в постоянных молитвах к Богу, особенно той, которая вела его с юных лет. Несмотря на то что он часто испытывал нужду в пропитании, ежедневно физически работал, углубляя пещеру, всё же он был снова по-настоящему счастлив. Ибо пребывал наедине с Богом как тогда, в далёкой молодости, когда он жил в пещерах Афона.
Вскоре о нём начали узнавать местные жители. И Антоний стал прославляться среди них тем, чему учил его на Афоне Агапит — чудесами, даром прозорливости, исцелением молитвами. И люди потянулись к нему: одни за лечением, другие за благословением, третьи с желанием остаться вместе с ним, стяжаясь в духовном подвиге. Так что к приходу Агапита с Антонием уже проживали в пещере несколько человек, постриженных старцем по их просьбе в иноческий чин. К этому времени они расширили и углубили пещеру в совместных усилиях, устроив там себе кельи для жилья.
Антоний с превеликой радостью встретил своего давнишнего друга. Видя такое уважительное отношение старца к Агапиту, и остальная братия отнеслась к нему с таким же почтением. Агапит не переставал удивлять Антония своей загадочной, во многом таинственной личностью. По приходу Агапита в Киев Антоний стал свидетелем того, как тот имел тайную встречу с самим Ярославом Мудрым. Агапит передал для его «книгоположницы» четыре ценные рукописные книги и три манускрипта. Причём три книги были украшены дорогими камнями. А четвёртая, хоть и выглядела скромно, но, очевидно, являлась очень древней. Антоний был поражён. Ведь каждая книга была настоящим шедевром и стоила целого состояния. А манускрипты... Даже один манускрипт по тем временам оценивался баснословно дорого. И позволить себе такой роскошный, поистине царский подарок мог лишь человек, ну, как минимум, «голубых королевских кровей». Но тогда не только это изумило Антония. Главное как Агапит и Ярослав свободно общались друг с другом! Ярослав разговаривал с ним так, как будто давно и хорошо знал Агапита, словно они были добрыми, старыми друзьями и это несмотря на значительную разницу в возрасте и высокое великокняжеское положение Ярослава.
После той памятной встречи Антоний, потрясённый увиденным, поспешил предложить Агапиту возглавить братию, в которой был старшим. Однако Агапит пожелал оставить всё как есть, и быть у него простым монахом. Он попросил Антония никому не разглашать о его встрече с Ярославом. И восхотел быть постриженным в «иноческий чин», дабы ничем не выделяться среди остальной братии.
— Во даёт! — вырвалось у Костика. — Он же был Бодхисатвой! И пожелал стать простым монахом?!
Сэнсэй пристально на него посмотрел и чётко проговорил:
— Для Бодхисатвы любая власть — это пустой звук. Бодхисатва служит только Богу. В отличие от людей, он знает, что такое есть пребывание «здесь» и что такое есть пребывание «там».
Костик немного смутился и сконфуженно произнёс:
— Нет, ну я не в том плане... Я в смысле... — и тут он, видимо, нашёл подходящий довод, — я в смысле, отдыхать же надо когда-то Человеку. А то всё работа да работа. Ведь, насколько мне известно, простые монахи в те времена пахали как папы Карлы.
На что Сэнсэй ответил:
— Для Бодхисатвы отдыха как такового в людском понимании не существует. Он знает, что такое время и умеет его ценить. Агапит, конечно, был влиятельной, сильной личностью. Но он сознательно ушёл от власти, управления братией и посвятил всё своё свободное время реальной помощи людям. Кстати, позже, когда число братии увеличилось, Антоний передал правление Варлааму, а сам стал по примеру Агапита простым монахом.
— А какую помощь оказывал людям Агапит? Лечил? — поинтересовался Володя.
— Да. Агапит, помимо прочих своих достоинств, был ещё и хорошим врачом. Его сердечное, заботливое отношение к больным породило о нём небывалую славу и уважение в народе, причём далеко за пределами Киева, хотя сам Агапит практически никогда не выходил за территорию монастыря. Он стал одним из самых знаменитых лекарей XI века. Люди называли его «Лечец от Бога». Он вылечивал настолько тяжёлые болезни, за которые уже никто не брался из тогдашних знаменитых врачей. Взять хотя бы такой исторически известный факт, когда Агапит исцелил находившегося при смерти черниговского князя Владимира Всеволодовича Мономаха. Врач по прозвищу Армянин, считавшийся лучшим на то время эскулапом у знатных людей, ничего не мог сделать, чтобы помочь князю. А Агапиту достаточно было передать с посыльным князя «чудодейственного зелья», приготовленного с молитвой, чтобы за считанные дни поставить Владимира Мономаха на ноги. Позже князь приходил в Печерский монастырь, чтобы отблагодарить Агапита, и приносил с собою много дорогих подарков и золото. Но Агапит отверг всё это как от самого князя, так и от боярина, которого тот прислал позже от своего имени. Ибо лечил Агапит как простых людей, так и знатных с одинаковым усердием безвозмездно, за что называли его Агапитом Врачом Безмездным. Естественно, это вызывало обычную человеческую зависть, граничащую со злостью, у таких врачей, как Армянин. Но если брать самого Армянина, то, в конечном счёте, он осознал, Кем в действительности являлся Агапит. И именно благодаря этому Армянин впоследствии стал монахом в Печерском монастыре.
— Так он ещё и денег не брал за лечение?! — вновь удивился Костик. — А как же Агапит жил?
— Скромно. В духовном подвиге. — И улыбнувшись, Сэнсэй добавил: — Его келья вызывала жалость даже у воров. Ибо единственное, что было в ней ценным — это сам Агапит, его опыт и знания.
— А чем же он питался, святым духом, что ли?
Сэнсэй посмеялся.
— Нет. Самоедством он точно не занимался.
— Так же недолго и того... ноги протянуть.
— Ну рано или поздно каждый из нас ноги протянет, — то ли в шутку, то ли всерьёз сказал Сэнсэй. — Но смысл же не в этом.
— Нет, ну понятно... Но он же не крал эти деньги, а честным трудом зарабатывал. Тем более люди сами ему несли. Почему же он не брал?
— Понимаешь в чём дело, Агапит учил монахов истинному служению Богу. Он говорил, что «золото» и «монах» вещи несовместимые. Человек не может служить двум господам: либо он служит Богу, либо богатству земному, то есть дьяволу. Третьего не дано. Монах же за все свои деяния истинно ожидает награды только от Бога в том мире, а не здесь от людей. Злато же есть сор для души и искушение для помыслов. Это есть скверна, которую жаждут многие, но которая на самом деле есть обман призрачный. Истинная ценность для монаха в молитве искренней о душе своей. Не о сытости пуза своего и здравии тела нужно заботиться. Ибо сколько бы ты ни ел, рано или поздно всё равно проголодаешься. И каково бы ни было твоё здоровье, рано или поздно плоть твоя всё равно умрёт. Душа же вечна. И только она достойна заботы истинной. Как говорил Агапит, монах молится по сердечному желанию за всех людей, но весь смысл монашества — это служить Богу и вымолить у Него спасение для своей души.
Сэнсэй умолк. Возникла тишина. Но вскоре её нарушил задумчивый голос Виктора:
— На такое способен далеко не каждый...
Но тут в рассуждения парня влез Костик со своими «умозаключениями»:
— Значит, Агапит был, выражаясь современным языком, народным целителем?
На что Сэнсэй с усмешкой ответил:
— Ну, если выражаться современным языком, то Агапит скорее был академиком. Как я уже говорил, он не только в совершенстве владел медицинскими знаниями, но и другими дисциплинами. Знал несколько языков. Свободно читал трактаты-подлинники античных, древнеримских авторов. Занимался переводом книг на славянский язык. Перевёл для «книгоположницы» Ярослава Мудрого не только книги с Востока, но даже привезённые с собой древнеегипетские манускрипты.
Позже Агапит также помогал... или, вернее сказать, консультировал Святослава, составлявшего «Изборник 1073 года», где, помимо статей энциклопедического характера, были подробно описаны медицинские сведения. В частности, способы распознавания болезней, различные советы по изготовлению и применению лекарственных растений, сведения о физиологии и анатомии человека. Эту книгу потом долгое время использовали в качестве учебного пособия.
Агапит прививал культуру и жажду к познанию, естественно, и среди монахов. Некоторых он обучал медицинским знаниям. Другим помогал в свободное время просто осваивать книги. Кстати говоря, впоследствии было узаконено монастырским уставом и стало обязательным чтение книг монахами в свободное время. Именно по его инициативе была создана книгоположница Киево-Печерского монастыря.
— Книгоположница? — переспросил Руслан слово, так резавшее слух своей стариной.
— Да. Библиотека по-нашему.
— А-а-а...
— Так вот, Агапит помогал некоторым способным монахам осваивать мастерство врачевания, — продолжил повествование Сэнсэй. — В основе обучения лежали специальные молитвы, произносившиеся в особом состоянии сознания, как правило над пищей или жидкостью. Благодаря чему, к примеру, та же жидкость наполнялась силой, после чего её использовали как лекарство, давая больному для употребления внутрь или же для наружного применения. Проще говоря, ученики Агапита учились изменять не только физические параметры жидкости, но и структуру молекул, накладывая необходимую информацию. Естественно, они до таких тонкостей не знали всего процесса, который происходил в микромире молекулы жидкостной структуры и как именно он влиял на макрообъект. Но им это было и не надо. Монахи просто пользовались общими постулатами этих знаний, которым обучал их Агапит, как мы, к примеру, сегодня пользуемся электричеством. Энергией электрического тока люди пользуются ежедневно, хотя до сих пор никто толком так и не знает, что это такое.
Так вот, к примеру, у монаха Дамиана, который обучался у Агапита, хорошо получалось лечить людей, особенно детей, с помощью помазания елеем.
— Чем, чем? — переспросил Славик, видимо не расслышав.
— Елеем.
— А что это такое?
— Еле́й — это оливковое, деревянное масло. У христиан, к примеру, есть целый обряд, так называемое елеосвяще́ние — таинство, которое совершается семью священниками, а если нет такой возможности, то одним священником над больным. Иначе его ещё называют соборование маслом. Суть его опять-таки заключается в том, что над больным произносят определённые молитвы и помазывают его освящённым елеем. И так проделывают семь раз.
— А почему именно семь священников, семь раз? — спросил Андрей.
— Это интерпретируется с духовной силой, с силой семи Архангелов, которые являются посредниками между Богом и людьми. А проще говоря, семью Бодхисатвами... А насчёт использования елея таким способом, так это очень древний способ лечения больных, поскольку в основе процесса излечения лежат как раз те знания, о которых я вам рассказывал — о возможностях человека влиять на окружающий мир через жидкость. Поэтому подобное можно встретить в разных религиях и ритуальных обрядах народов мира.
— Да, — вздохнул Николай Андреевич. — Люди потихоньку утрачивают суть, оставляя лишь внешнюю её форму.
— К сожалению, — произнёс Сэнсэй. — Когда-то люди знали, что они делали. А сейчас всего лишь имитируют внешнюю форму этих знаний. Вот взять одно из семи таинств христианства — Крещение, которое знаменует приобщение человека к данной религии. Сегодня это торжественный многосложный обряд, основное действие которого — троекратное погружение человека в освящённую воду, чтение молитв, помазывание елеем, маслом миро. Но порой даже те, кто совершает этот обряд, не ведают, какая за всем этим внешним действием стоит огромная сила. Даже сами верующие по-настоящему недооценивают и не осознают до конца истинное действие данной намоленной воды. — И помолчав немного, добавил: — Да и сам обряд водного омовения новорождённых возник в христианстве не сразу, а гораздо позже, по мере становления и совершенствования христианской обрядности.
Истоки же Крещения уходят вглубь дохристианских культов. Такие водные обряды совершались и во многих религиях древнего мира, которые, в свою очередь, основывались на поверье их предков об «очистительной» силе воды. Но смысл практики Крещения, которая изначально давалась людям, лежит ещё глубже, за гранью той водной стихии, которую во внешнем видят люди.
— Интересно, интересно, и в чём же её смысл? — торопливо спросил Николай Андреевич, заинтригованный, как и мы, темой разговора.
— Смысл подлинной практики Крещения заключается в погружении человека в глубины своего сознания, вплоть до души. Само слово «крещение» по-гречески звучит как «ваптисис», что означает «погружение». Помните, я утром упоминал о практике погружения у йогов, называемой ими «Пранаяма». На современный взгляд, это кажется две совершенно различные практики, между которыми люди своими амбициями прочертили пропасть. На самом же деле и Крещение, и Пранаяма и ещё ряд других практик и обрядов, связанных с водой, — это всего лишь отдалённые отголоски настоящих знаний и древних практик, адаптированных уже самими людьми для широких масс. В основе изначальных знаний лежали практики, которые изменяли состояние сознания человека и выводили его на определённую частоту, благодаря которой человек рос духовно и приходил как зрелое создание к Богу. То есть, по сути, благодаря этим практикам он познавал настоящую реальность. Он знал, что он делает и куда идёт.
Когда-то давно практика «Погружения» давалась людям и предназначалась для тех, кто уже находился на определённом этапе духовного развития. С её помощью человек входил в изменённое состояние сознания и обретал возможность погружения в самые потаённые свои глубины, где он мог соединиться с Богом. Естественно, там не было места никакому Животному началу, ибо это было связано с сущностью Души. И эта практика действительно давала тайну знания, того самого знания, которое невозможно выразить словами, ибо оно приобреталось от частицы Бога — всезнающей Души.
— Да, много ценного мы подрастеряли во времени, — грустно заметил Николай Андреевич. — Зачастую вообще не понимаем, что мы делаем, зачем мы это делаем? Списываем всё на традиции, успокаивая себя тем, что так положено, так велось издревле, мол, мы всего лишь отдаём дань обычаям наших предков.
Сэнсэй усмехнулся и произнёс:
— Нет, ну если разобраться, то уж лучше так, чем вообще никак и полное забвение. Поскольку рано или поздно, но отыщутся люди, которые всё же докопаются до сути.
— Я как-то раньше не обращал внимания на такие моменты, — вновь проговорил Николай Андреевич. — Но сейчас ты рассказывал о Крещении, а мне вспомнился один разговор с моим давнишним пациентом. Он верующий, можно сказать до фанатизма, воспринимающий каждое слово Церкви буквально. Так вот, в одной из бесед он поведал мне идеологию обряда Крещения у христиан. Я сам крещёный, правда в детстве. Но такое первый раз в жизни услышал. Судя по ней, только принявший крещение и никто другой очищается от первородного греха, связанного с самим фактом рождения человека. Что только после крещения человек становится членом Церкви, приобщаясь к её благам, которыми является жизнь Вечная. Якобы до Крещения человек несёт на себе дьявольскую печать, то есть не отделён от сатанинского. А после прохождения этого таинства из сердца его изгоняется сатана и навсегда остаётся во внешнем по отношению к человеку. И что благодаря Крещению человек может освободиться от всех грехов и в дальнейшем воздерживаться от того, чтобы в них не впасть. Разве такое возможно?
— Конечно, нет. Крещение, безусловно, имеет силу. Но для простого человека — это всего лишь толчок к духовному пробуждению. Однако это не избавляет его от Животной сущности, коим в христианстве называют «сатану». Человек находится в теле Животного. Разум человека — это разум Животного. И это нельзя выкинуть во внешнее или полностью от этого избавиться. Полагать так, это равносильно рассуждать как человек, который едет в машине и пытается убедить себя, что он не едет в ней, а просто летит по воздуху.
Даже Бодхисатвы, рождаясь в теле человеческом, подвержены испытанию Животного и искушению всему человеческому. Взять, к примеру, Иисуса, Сына Божьего, рождённого в теле человеческом. Он также не избежал этой участи. Сорок дней он боролся с «сатаной», то есть, говоря проще, проходил личный Армагеддон. Он подчинил своей Духовной Сущности разум Животного, «посадив» своё Животное «на цепь». И то ж оно «погавкивало» да «поскуливало» всю жизнь, давая о себе знать. Потому что Иисус, хоть и был Великой Душой, но находился в материальном теле. И никуда от этого не денешься. Таков Закон. Такова природа человеческая.
И тут Костик с улыбкой изрёк:
— А я помню, как меня крестили в четвёртом классе. Поп там чего-то спрашивал у нас, а мы хором ему отвечали. А потом сказал повернуться нам на запад, дунуть и плюнуть со всех сил на сатану. Это я хорошо запомнил, потому что собрал все свои слюни и так постарался...
Мы засмеялись, а Сэнсэй проговорил:
— Это вы проходили один из обрядов Крещения — запрещение на нечистых духов и отречение от сатаны.
— Не, ну всё понимаю, — усмехнулся Костик, подражая рассуждениям Николая Андреевича. — Но зачем плевать-то было?
— Считается, что этим плевком христианин показывает, что не боится сатаны и его козней, так как Бог даёт ему необходимую защиту, — пояснил Сэнсэй. — В общем выражает таким образом крайнее презрение к сатане.
— Ну и культура, сплошное средневековье, — усмехнулся Костик.
— Культура тут ни при чём. Ведь люди не меняются. Какими они были, такими и остались.
— А зачем мы поворачивались на запад?
— Просто запад в православии всегда был связан с силами, противостоящими Богу. И когда человек поворачивается на запад в этом обряде, то церковники считают, что так крещаемый непосредственно отрекается от сатаны и заявляет об этом как бы ему в «лицо». А после этого поворачивается к алтарю на восток. Считается, что эта сторона света связывает человека с Господом.
— Ну, если учесть, что где-то там находится Шамбала, то они в чём-то правы, — заметил Володя, а потом, сделав паузу, пробасил: — И по поводу Запада, пожалуй, тоже.
— Помню, ещё молитвы поп читал на церковнославянском языке, — ударился Костик в воспоминания. — Правда половина слов была непонятна. Потом водой нас окроплял, мазал чем-то. А! Ещё пряди волос с нас состригал, а мы их в восковую лепёшку заворачивали и опускали в воду. И зачем такие сложности?
— Подрастёшь — поймёшь, — вставил Виктор.
Сэнсэй с грустью улыбнулся и промолвил:
— Вот видите, даже эти обряды для одних — это шоу, а для других — переосмысление жизни.
Костик после этих слов притих, а Николай Андреевич, воспользовавшись моментом, вновь обратился к Сэнсэю, припоминая беседу со своим пациентом.
— Так вот, в разговоре с тем человеком ещё прозвучало и такое, что только крещёный человек попадёт в рай, а некрещёный человек туда ни за что не попадёт. Что на некрещёного человека не действует благодать других таинств. За него якобы нельзя молиться, нельзя поминать ни при жизни, ни после смерти. Его даже нельзя отпевать. А после крещения уже якобы всё это можно творить. Получается, что некрещёный человек для Церкви вообще как бы не существует?
Сэнсэй внимательно выслушал Николая Андреевича, а потом мягко сказал:
— Ну как... для Церкви данной религии он, может, и не существует. Но для Бога все люди — дети Его! Человек с восьмого дня от рождения, как только душа поселяется в тело, становится Его «ребёнком», человечком с маленькой буквы. А сможет ли он стать Человеком с большой буквы и прийти к Богу как зрелое создание — это уже зависит от него самого, от его воли и выбора.
— Душа человека поселяется в теле на восьмой день рождения? — переспросил Руслан.
— Да.
— А до этого, кто тогда этот ребёнок?
— Просто живой организм, как любая другая зверушка, — ответил Сэнсэй. — И опять-таки и в этом вопросе сталкиваемся с тем, что знания об этом утеряны, остались лишь просто традиции с незапамятных времён. Вот, кстати говоря, на Руси до сих пор сохранились отголоски знаний о том, что душа приходит на восьмой день от рождения. Там зачастую имя ребёнку выбирали в зависимости от того, какой святой почитался на восьмой день жизни дитя. И раньше, к слову сказать, праздновались отнюдь не дни рождения, а именины — дни памяти святого, в честь которого назывался тот человек, дабы человек не возвеличивал свою гордыню, но помнил, для чего люди приходят на этот свет и чьё имя он носит... А вообще, традиция давать имя ребёнку на восьмой день рождения уходит ещё в ветхозаветные времена...
— Получается, что сегодня мы празднуем день рождения своего Животного начала?! — сделал для себя открытие Женька. — А я-то думаю, чаво люди в день своего рождения всё время так наедаются и упиваются, прямо как поросята, до отвала! Да ещё и подарков побольше да подороже хотять. Так вот где вскрывается вся наша поросячья суть!
Все рассмеялись.
— Не, надо прекращать это баловство, — продолжал рассуждать парень. — Всё, Стас, на следующий день рождения я прихожу к тебе на неделю позже, без всяких подарков, с одной лишь свечкой. Ибо душе твоей мои подарки только вредять, а Животное твоё кормють и кормють, пробуждая с каждым годом аппетит большой свиньи...
Стас не замедлил ему ответить ещё более рациональным предложением по поводу его дня рождения. На что друг тут же отшутился анекдотом. И вся компания покатилась со смеху с их клоунады. Позже, когда все успокоились, Николай Андреевич продолжил свои размышления вслух.
— Да, куда ни глянь, сплошные формальности, а не знания. Докатились, называется, до «прогресса»… Нет, я всё понимаю, психологически обряд Крещения, если он совершается над взрослым человеком, он помогает ему обрести уверенность в своих силах, как-то самоутвердиться, оградить себя хотя бы таким способом от собственных страхов, настраивает на добро, обязывает жить в соответствии с нравственными общечеловеческими критериями. Это всё понятно. Но зачем же столь категорично ставить вопрос между крещёными и некрещёными людьми? А если человек, к примеру, родился в семье, где родители принадлежат к разной вере? Они же этими своими ограничениями и категоричными рамками вталкивают человека во внутренний конфликт.
— Ну что ты хочешь? Религиозные деятели тоже люди... Как в народе говорят, нельзя попасть в рай одной религии, не попав в ад остальных.
— М-да-а, — протянул Николай Андреевич. — Это называется — кушать всем хочется.
— Точно, — пробасил Володя. — Каждый мечтает загнать чужих баранов в своё стадо.
Коллектив засмеялся. Сэнсэй же промолвил:
— Ну, а если без шуток, то, несмотря на всю религиозную мишуру, для простого человека все эти обряды освящения водой довольно важны, так как порождают в нём толчок к тому, чтобы он сделал первый шаг к Богу. Ведь все эти обряды своей внешностью, запутанностью, непонятностью вводят человека в своеобразное состояние транса. Причём в него входит как тот человек, который проводит обряд, так и те, кто в нём участвуют. И если мысли всех присутствующих действительно сосредоточены на молитвах к Богу, а не на обдумывании в это время каких-то своих материальных проблем, — то это порождает духовную силу, которую и получает каждый из участников в виде внутреннего всплеска своего агатодемона. Для простых людей это великолепно! Хоть так обратить их внимание на то, что в мире существует не только материальное бытиё, и что по большому счёту они являются на этот свет не ради того, чтобы стать пожизненным рабом Эго.
То есть, человек через обряд обретает надежду, которая служит толчком к вере. А уж основное таинство происходит через его веру. Понимаете в чём разница? Если духовному человеку достаточно силы веры и воли, чтобы изменить в себе состояние сознания и работать над духовными практиками, то простому человеку не хватает даже элементарной веры в свои силы, ему нужна зрелищность, массовость, чтобы на пять минут оторвать его от материального бытия и убедить, что есть более высшие ценности.
— А почему на пять минут? — спросил Руслан.
— Потому что после всех этих впечатлений и положительных всплесков придёт он домой, а там сплошные проблемы материального бытия. Вот его сознание и возвращается в привычное русло. Ведь тямы то не хватает силой воли изменить себя в лучшую, духовную сторону, вот и спихивает все свои внутренние проблемы на внешние.
— Получается, чистое знание людей не впечатляет?! — сделал своё неожиданное заключение Николай Андреевич.
— Совершенно верно, как это парадоксально ни звучит, — согласился с ним Сэнсэй. — Чистое знание людей не впечатляет. Из-за его простоты им сложно его понять. Тут же нет визуальных шоу, ярких впечатлений, эмоционально-стрессовых переживаний. А чего в первую очередь люди хотят? Хлеба и зрелищ, ибо это соответствует оценке большинством понимания сути жизни.
Люди сами себе усложняют жизнь. И это касается не только простых людей, живущих своими мирскими заботами. Есть некоторые индивиды, которые, пытаясь следовать духовному, делают первые шажки, обретая на своём пути первичные знания. Но вместо того чтобы заняться серьёзной работой над собой, практиковать эти знания, усваивая суть, и идти дальше, они тратят годы, рассматривая их внешнюю форму и придавая значимость лишь тому, что они ими обладают.
— Как это? — не понял Юра.
— Ну, это равносильно тому, как, например, человек, имея шоколадку, вместо того чтобы её просто съесть, сначала едет в Америку, пять лет учится там разворачивать внешнюю обёртку. Потом едет в Японию и учится ещё пять лет разворачивать фольгу. Затем едет на Север к чукчам и учится правильно откусывать шоколадку. Потом ещё по пять лет обучается во Франции и Англии, чтобы оценить вкус шоколада во рту. И, наконец, приезжает домой, берёт свою шоколадку и за пару минут съедает и понимает, что это не совсем то, чего он ожидал и к чему так долго и с такой помпезностью готовился. Как это так — съел её за пару минут и всё? Неужели он потратил годы жизни, чтобы в результате прийти к такому простому? Такая реакция естественна, ведь он, по сути, топтался на месте. А чтобы усвоить знания, далеко ездить не надо. Нужно всего лишь заглянуть внутрь себя и понять, кто ты и чего на самом деле хочешь в этой жизни.
Сэнсэй замолчал, подгребая палочкой к костру вывалившийся уголёк. Вновь возникла недолгая пауза.
— Да, вот ещё что хотел у тебя спросить, — спохватился Николай Андреевич. — По поводу Святого Духа. Как я понял по рассказам моего пациента, в обряде Крещения в основном всё строится на сошествии на душу человека Святого Духа. Там, к примеру, при освящении воды священник просит, чтобы вода в купели освятилась силой, действием и наитием Святого Духа. При помазывании елеем, крещении Он также упоминается. А при миропомазании частей тела священник, совершая эти действия, всё время произносит: «Печать дара Духа Святого». Причём каждая часть тела что-то символизирует. К примеру, лицо, чтобы освятить мысли, ноги — для того, чтобы человек шёл по пути Христа, руки — чтобы человек совершал богоугодные дела. Это что, тоже традиция или же в этом есть какой-то смысл?
— Частично ты сам ответил на данный вопрос. Символизм здесь, конечно, присутствует, но и таинство самого Духа Святого тоже в этом есть. Ибо кто с верой обращается, тому и воздаётся. А вообще, прийти к познанию Бога человек может только через Святого Духа. Ибо он есть первый помощник и посредник между Богом и человеком. Он множественен в своём проявлении, но Сущность Его одна. Человеку очень тяжело осознать, что есть на самом деле Святой Дух. Но ни в одной религии, ни одно таинство, которое пробуждает в человеке Любовь и Веру к Богу, не обходится без наития Святого Духа. Ибо Он есть для людей сила Божья, Слух Его и Голос Его. — Сделав паузу, Сэнсэй вновь возвратился к разговору об Агапите. — Мы, кстати, немного отклонились от рассказа об учениках Агапита. Так вот, Дамиан лечил людей молитвой, помазывая больных елеем. А, к примеру, другой ученик Агапита — Алипий вместо елея использовал краски. Он был иконописец. Ещё будучи юношей, Алипий помогал грекам расписывать Успенский собор в Печерском монастыре. А потом и сам стал писать иконы. Агапит же научил его, как с помощью молитвы и красок можно лечить кожные заболевания у людей, к примеру те же язвы, гнойные раны.
— А как их можно лечить с помощью красок? — изумился Костик.
— Ну как? Краска же имеет жидкую основу. Это те же масла́, которые смешивают с красителями. Плюс ещё сами красители обладают дополнительными лечебными свойствами, что, естественно, усиливает общий оздоровительный эффект. Ведь раньше использовались натуральные красители, не то что нынешняя химия. Некоторые красители имеют хорошие антибактериальные свойства, к примеру тот же краситель синего цвета индика́н, получаемый из растения индигоноски. Кроме того, в те времена зачастую использовались красные и жёлтые краски, которые, благодаря своим компонентам растительного и животного происхождения, обладали антисептическим, противовоспалительным, ранозаживляющим действием.
— Получается, что Алипий сочетал профессию художника с профессией врача? — подытожил Николай Андреевич.
— Совершенно верно, дабы приносить людям максимальную пользу, — подтвердил Сэнсэй. — Кстати, Агапит поведал Алипию и немало секретов по поводу его первой «профессии». Он рассказывал ему о сочетании цветовых гамм красок, их влиянии на психику человека, поведал и о системе изображения пространственных и временных соотношений...
— Не понял, — изумился Николай Андреевич. — Это что, в одиннадцатом веке Агапит поведал Алипию тонкости психологии цветовосприятия и системы изображения пространственных и временных соотношений?
— Я думаю, Алипий тоже бы удивился, если бы узнал, что эти простые истины станут наукой только через тысячу лет, — усмехнулся Сэнсэй. — Но всё это цветовосприятие по большому счёту не суть важно. Главное, чему Агапит уделял особое внимание, так это как сотворить невидимый эффект от изображения. Ибо Агапит утверждал, что икона не должна идеализировать образ, дабы не создавать из данного образа идола для слепого людского поклонения. Но она должна была быть одухотворённой. Главное не как и на чём писался образ, на куске дерева или росписи на стене, но в каком духовном состоянии пребывал человек, написавший её. Ибо, пребывая в особом состоянии сознания, когда человек предельно абстрагируется от своего Животного начала и максимально проявляет своё Духовное, в икону закладывается особая сила. Она способна ввести созерцателя данной иконы в особое состояние сознания, возбудить ощущения реальности присутствия божественного и породить в человеке духовный всплеск или, как говорят сегодня, осуществить «подзарядку». И чем чище помыслы и стремления художника к Богу, тем мощнее будет ощущаться данный эффект, который, благодаря своему положительному заряду, способен духовно преображать человека, я уже не говорю о том, что нормализовать его физическое здоровье. Ибо физическое здоровье в первую очередь зависит от духовного. Причём такой всплеск силы, порождённый Верой художника, будет стабильно сохраняться на протяжении тысячелетий.
— Тысячелетий? А почему так происходит? — поинтересовалась Татьяна.
— Потому что для настоящей духовной силы в действительности не существует ни времени, ни пространства.
— А это распространяется только на иконы? — полюбопытствовал Костик.
— Это распространяется на любое художественное произведение. Ведь дело не в деревянной доске, покрытой красками, как говорил Агапит, не в холсте, не в скульптуре и не в книге, а в той внутренней силе, которая закладывалась в данное произведение.
— Да, удивительный эффект, — проговорил Николай Андреевич. — Когда-то я имел счастье побывать в Эрмитаже в Ленинграде. Там, конечно, представлена богатейшая коллекция памятников древневосточной, древнеегипетской, азиатской, античной культуры и много другого интересного. А также русской культуры с VIII по XIX века. Какие там картины!
Сэнсэй кивнул соглашаясь.
— Если ты там заметил, возле одних картин люди могут стоять часами и любоваться, хотя по факту сама картина может из себя ничего не представлять. А возле других картин, которые может быть в деталях прорисованы намного лучше, люди практически не задерживаются. Потому что картина так же обладает памятью, и художник, создавая её, как бы закладывает в свою работу свои чувства, эмоции, мысли. Человек же, смотрящий на картину, интуитивно это чувствует.
— А фото человека обладает таким эффектом? — поинтересовался Стас.
— Безусловно. Даже более того, фотография сохраняет постоянную связь с объектом, то есть человеком. И по ней легко можно узнать, жив ли объект, где находится в данный момент, а также его эмоциональное состояние. Через фотокарточки имеется возможность непосредственного влияния на его психоэмоциональную сферу, физическое здоровье и так далее. Даже при множественном тиражировании фотографии эта связь с живым объектом практически не утрачивается. В отношении же картины всё по-другому. Даже при перефотографировании заложенная в ней информация сохраняется в изначальном варианте. Изменить и повлиять на неё практически невозможно, поскольку данная информация в ней постоянна.
— Я так понял, люди как бы заряжают картины именно своей верой, — отметил Николай Андреевич.
— Совершенно верно. Внутренняя вера очень много значит. Вот, к примеру, возвращаясь к нашей беседе, взять самого Агапита. Он действительно творил чудеса в лечении. И это во многом было связано с внутренней верой людей, которые к нему приходили, их положительным стремлением. Тех, кто веровал, он быстро ставил на ноги, как бы ни было тяжело их заболевание. А тех, кто приходил к нему озлобленным, без веры в душе, а таких, к счастью, было очень мало, он просто не брался лечить, несмотря на то, что их недуг был легко излечим. Ведь вера — это не пустое слово. Даже сам Иисус, пришедши в отечество Своё «...не совершил там многих чудес по неверию их...»
— Внушение? — вопросительно проговорил Николай Андреевич, размышляя вслух. И, пожав плечами, добавил: — Но одним внушением серьёзных заболеваний не излечить, это же факт.
— Внушение тут ни при чём, — возразил Сэнсэй. — Агапит, Иисус не брались лечить таких людей не потому, что не могли справиться с их болезнью. Всё дело в феномене веры. Если человек открыт для света, он воспринимает свет. А если человек закрыт, то есть в нём нет веры, — это равносильно, что он залез в погреб, закрыл плотно крышку и в полной темноте ожидает, что его кто-то в том погребе вылечит с помощью дневного света. Такие ожидания естественно будут тщетны. Ведь человеческий мозг работает как компьютер. А вера — это определённая программа. Если она установлена в компьютере, то с ней можно активно работать и получать соответствующий этой работе результат. Если же в человеке нет веры — это равнозначно отсутствию в компьютере соответствующей программы. Естественно, что вы не сможете уже полноценно работать, пока не установите на свой компьютер нужную программу.
В чём феномен успешного врачевания Агапита? Ведь он излечивал не только травами или с помощью своих рук, как сейчас это называют хиропрактикой, или с помощью слова. Зачастую он просто давал больному что-нибудь съестное от своей трапезы или выпить воды. Но вся эта пища непременно была заговорена его молитвами. Человеку после этого становилось гораздо легче и он действительно потом выздоравливал. Почему? Потому что Агапит лечил с истинной верой. А это — великая, реальная сила! Истинная вера — это отнюдь не фанатизм, доходящий до абсурда, это не «биение себя в грудь» в спорах и демагогиях. Истинная вера — это степень чистоты твоей личной духовной силы. А личная духовная сила у Агапита была огромная. И своим благословением пищи или воды для больного, которое выглядело как заговор молитвой, Агапит на самом деле вкладывал в жидкость определённую программу с помощью своей личной духовной силы. Затем эта жидкость поступала в организм больного, где взаимодействовала с его жидкостью, то есть, по сути, происходила установка новой программы, которая запускалась при помощи веры самого человека.
Кстати говоря, Агапит всегда творил молитву и перед своей едой, благословляя пищу. И других этому учил. Питался в основном растительной пищей. Даже заговоренная им горькая травинка превращалась в его руках в сладкое лекарство для больного.
— В общем-то, если это рассматривать в переносном смысле, — с лёгким оттенком скептицизма промолвил Костик, — то да, в качестве лекарства будешь глотать всё, даже горькое и противное, лишь бы выздороветь.
— Почему в переносном смысле? — с искренним недоумением проговорил Сэнсэй. — В прямом.
Костик недоверчиво покосился на Сэнсэя. Потом принял глубокомысленную позу, пытаясь уразуметь сказанное Сэнсэем. Во время такого «великоцезарского» размышления, как он любил про себя говорить, взгляд парня упал на сухие ветки, которые мы насобирали ещё днём для костра. Они лежали как раз возле него. И среди прочих прицепившихся к ним травинок там находилась и веточка полыни. Увидев её, парень несколько оживился, очевидно, от пришедшего на ум «доказательства от противного».
— Как понять в прямом смысле? — с сомнением высказался он. — А если это, к примеру, полынь? — И он кивнул на веточку. — Она же горькая, как не знаю что! Это же по жизни сорняк дурно пахнущий! Как она может быть сладким угощением?
Сэнсэй глянул на Костика, весело щурясь, и сказал:
— Дай её сюда.
Костик брезгливо взял веточку двумя пальцами и передал Сэнсэю, с тщательностью отряхнув после этого руки. На что Женька, заметив его осторожные жесты, не преминул схохмить, пожёвывая сушку.
— Э-э-э, брат, это ещё вопрос, кто тут по жизни сорняк дурно пахнущий!
Все засмеялись. А Сэнсэй, бережно взяв растение, слегка отряхнул его. Затем положил на ладонь и ласково погладил как живое существо.
— Какой же это сорняк? Это лекарственное растение. В нём же и эфирные масла, и алкалоиды. Это же ценный набор веществ для медицины. А насчёт её вкуса...
Сэнсэй загадочно улыбнулся. Потом вновь стал водить руками по веточке полыни и что-то очень тихо шептать. Среди нашей компании вмиг водрузилась полная тишина. Даже Женька «притормозил» своими челюстями, которые до этого сладко похрустывали сушкой. Я же хоть и сидела недалеко от Сэнсэя, но как ни пыталась вслушаться, всё равно толком ничего не разобрала из его шептания. Затем Сэнсэй умолк и, глянув на Костика, протянул ему веточку полыни.
— На, попробуй.
Костик сначала инстинктивно протянул руку, но потом, видимо подумав, что это розыгрыш, резко её отдёрнул, со смехом объявив:
— Да что я, больной что ли, полынь пробовать!
Николай Андреевич с заинтересованностью встал со своего места и, обходя сидящих ребят, направился к Сэнсэю. Проходя мимо Костика, он похлопал парня по плечу и мимолётом заметил под общий хохот ребят:
— Все больные, Константин. Здоровых людей не бывает. Есть недообследованные... — Доктор потянулся к веточке. — Можно?
— Да на здоровьице, — с улыбкой промолвил Сэнсэй.
Николай Андреевич, взяв полынь из рук Сэнсэя, сначала понюхал её, а потом, отщипнув кончик верхушки, осторожно попробовал на вкус. Мы же с нескрываемым любопытством смотрели на его реакцию. Но лицо нашего психотерапевта оставалось как всегда непроницаемым.
— Не понял, — только лишь проговорил он и снова попробовал, отщипнув от растения уже больше.
Его загадочное «не понял» ещё более заинтриговало нас, и самые нетерпеливые, в том числе и я, даже соскочили со своих мест, столпившись около Николая Андреевича.
