— …Ты же сам понимаешь, дорогой Самаэль, — я не могу тебя поддержать.

— Почему, Захария? Я просто называю вещи своими именами. Как ты убедился в курилке фимиама, со мной здесь согласны очень многие. И Агарес, и его брат Аваддон, и ангелы Рафаил с Орифиэлем. В конце концов, я ж не предлагаю пойти к Престолу Господа с плакатами «Долой Адама!» и закидать его тухлыми ананасами.

— Ой ли, Самаэль? Ты попросту не замечаешь, что творится в Верхнем Эдеме.

Люцифер подвинул к оппоненту пепельницу, и Захария аккуратно затушил в ней фимиам.

— Где ты берёшь траву для воскурения? Запах, не убоюсь проклятий, божественный.

— Ну, могу дать точный адрес, — шепнул Самаэль на ухо серафиму. — Нижний Эдем, иди к реке Тигр и дальше к самому озеру Леопард, где на одной кочке растут сразу три кокосовых пальмы. Там некий купидончик организовал благословенные грядки. Такой фимиам забористый вырастает! Веришь ли, воскурил давеча, так целую ночь спать не мог, всё молился. Рядом и нектар гонят отличный. На прошлой неделе сотворение мира отмечали в доброй компании, ай да славно было, уж восхвалили Господа всемогущего.

Захария блаженно кивнул, втягивая ноздрями остатки дыма.

Глядя на него, Самаэль в который раз подивился, почему Бог создал их такими разными. Он — статный ангел с распущенными по плечам волнистыми волосами, чёрными глазами, носом с лёгкой горбинкой и неплохой мускулатурой. Захария — невысокий, полный серафим с седым «ёжиком» на голове и сильными залысинами у висков: ноздреватая кожа, сизый нос-«груша», круглое брюшко. «Я могу быть Им недоволен, но у Него определённо богатейшая фантазия, — мысленно улыбнулся Самаэль. — Ну кто, например, изобретёт сахарного летающего опоссума, да ещё сумчатого и с перепонками для полётов? Я бы до такого и после пяти воскурений фимиама подряд не додумался. Люблю я Его. Можно сказать, обожаю».

— Так вот, брат мой Самаэль… — Захария мелко-мелко затрепетал крыльями, создавая приятный ветерок. — В Верхнем Эдеме кое-кому перья в голову ударили. Я слышал мнение, дескать, пора всем ангелам выйти на сборище у Престола Господнего и выразить своё недовольство сотворением Адама. Нашлись и такие, что стали раздавать голубые ленточки, символ Небес: мол, повяжите на крыло в знак отрицания творения Божьего! Неужели ангелы посмеют указывать Господу, чего ему делать, а чего нет? Мы сами сотворены Его десницей. По-моему, чересчур круто…

Самаэль ещё раз с тоской обозрел облака. Ему уже хотелось разорвать их и сожрать как субстанцию, которую впоследствии назовут ватой. От жуткого чувства безысходности, и от скуки, и от синего и белого цветов, окружавших ангела всю сознательную жизнь.

— Господь наш Саваоф прекрасен, но, понимаешь ли, Он имеет право на ошибку, — вкрадчиво произнёс Самаэль. — Кто признается, что поступил мудро, вдохнув жизнь в пальмовую крысу? И я, как начальник Небесной Канцелярии, и рядовые ангелы, и ты… Да-да, где-то глубоко в душе недоволен появлением такой нелепицы, как Адам. В предыдущие времена Бог тоже творил неудачные поделки, каковые потом бестрепетно стирал с лица планеты. Да что я говорю? Ты и сам отлично это знаешь, Захария. Скажем, сколопендры и даже сомнительный сахарный опоссум мне абсолютно по инжиру. А вот Адам с Евой — это скрытая угроза, мы подробно обсуждали её с Агаресом. Люди расплодятся, извратят мир, такого напридумывают, что ты даже под всем фимиамом с тех грядок представить не сможешь. Да по правде, не нужно в Эдеме устраивать революцию.

Захария поднял голову и посмотрел в глаза Самаэлю.

— Зачем ты вообще это говоришь? Я не дурак, понимаю — Верхний Эдем бурлит от недовольства, только пух летит. А Бог этого не видит, занят; возможно, в данный момент Он создаёт новый вид бабочек. Ангелы откровенно гордятся собой, мол, поднялись против Господней воли. Да чего юлить… Скажем прямо, Самаэль, — это бунт. Две трети ангелов настроены против Адама, ибо чувствуют угрозу своему существованию и благополучию, треть поддерживает Саваофа. Но не потому, что любят Адама, а по причине фанатичной преданности линии Господней. Впрочем, полагаю, со временем ты переубедишь и их. Ну и шесть или семь ангелов представляют собой «болото», не определившись в пристрастиях, как тот же Хальмгар. Я полагаю, Господь будет разочарован. Представь — ты вырастил десять кактусов, поливал их, подкармливал удобрениями, вложил в них всю душу. А потом семь кактусов взбунтовались.

Самаэль излишне живо представил картину восстания кактусов.

— Достаточно неприятно, — согласился он. — Но Адам и Ева — это паразиты. Они тормозят развитие Нижнего Эдема. Господь Бог наш старается осчастливить Землю мыслящими созданиями. А зачем? Они же съедят земной шар изнутри, как яблоко, и выгонят нас на небо. Земля должна быть заселена эстетически приятными существами — страусами эму и кенгуру. Вот тогда мир природы и обретёт неслыханное благоденствие.

— Я не назвал бы кенгуру эстетически приятным существом, — возразил Захария.

— Ну да Господь с тобой же ж, — радостно улыбнулся Самаэль. — Будет время, присмотрись к ним внимательно: милые лапочки, лобастенькие, глаза умные, прыг-прыг-прыг-прыг. Касательно кактусовых бунтов… Я не спорю, что приложил к этому крыло. Сначала сомневающихся было мало, но я провёл большую работу. Почти весь Эдем разделяет теперь мои идеи относительно вреда человеческой расы. Подумай, даже Агарес убедил своего брата Аваддона примкнуть к протестам, а уж Аваддон всегда был ортодоксом — 20 часов в сутки молится, остальное время спит. Когда мы единым фронтом придём к Господу и объявим, что любим Его, но Адама ненавидим, Он расчувствуется.

— Ох, что-то я сомневаюсь… — ехидно вставил Захария. — Ты не в курсе гнева Господнего? Ну, соберётесь на протест, гордые собой, ангелицы в голубых ленточках, ангелы с плакатами «Господь, ты ошибся в Адаме на 146 процентов». А Он не глядя шмякнет молнией — и вся площадь в перьях. Не исключаю, что Сафаоф пожалеет, но поздно: Эдем уже до краёв будет полон ангелами-гриль. Пускай ты занимаешь высокую должность, но я старше тебя на целых восемнадцать часов, Самаэль, и благодаря этому, несомненно, мудрее. Я никогда не встану на твою сторону. Но будь я тобой… Уж обязательно попробовал бы втихомолку привлечь на свою сторону Еву. Тогда Господь наш, в святейшей милости Его, откроет свои волшебные глаза и узрит: Адам вообще ни с кем не способен ужиться. Он дарует парню один шанс, второй, третий, — а тот всё, благодарение Богу, бездарно пролюбил. Ну и как Саваоф станет относиться к столь сварливому творению? Знаешь, брат Самаэль, появилось у меня в лексиконе такое забавное словечко — дискредитация…

— Что это? — несказанно удивился Самаэль.

— Да просто на ровном месте к языку прилипло, — развёл крыльями Захария. — К чему я это? Мало единым фронтом выступить против Адама, его нужно дискредитировать, чтобы Господь сам дошёл до мысли, а на инжир я с ним связался? Посему настоятельно рекомендую поработать с Евой. Девушка в области мозга слаба, её интересуют только бананы и рыбная эпиляция. Да и на Адама, похоже, у барышни имеется большой зуб.

— С Евой уже работают, — улыбнулся Самаэль. — Роль этой дамы в будущих протестах мы учли. Как только склоним её на свою сторону, будет объявлен «День Счастья». Верные мне ангелы Эдема с шести концов, держа транспаранты и плакаты, увитые голубыми ленточками, войдут колоннами на площадь Сотворения Мира, споют «Аллилуйя», провозглашая хвалу Господу за дела Его. И смиренно взмолятся о милости…

Захария скрипуче рассмеялся.

— Я повторяюсь, прости старика. Но не думал ли ты, что Господь в любви своей просто уничтожит всех ангелов и заменит их… э-э-э… кенгуру? Сам понимаешь, у Него настроение бывает разное и даже сиюминутное. Может, стоит подождать? Ну, размножатся Адам с Евой. А потом Господь разгневается за мелкую провинность и нашлёт на них потоп, землетрясение или метеорит, как в случае с ящерами. Поначалу, вспомни, как Он тираннозаврам радовался — ути-пути, зелёные зверюшечки, трясут хвостами, бегают-рычат. А через полсотни миллионов лет метеорит — и всё, давай до свидания. Как говорится в Верхнем Эдеме, тише летишь, ближе к Господу. Не торопи события. Может, Он и сам, осознав опасность Адама, скоро оставит на Земле исключительно кенгуру.

Самаэль закинул ногу за ногу, с отвращением глядя на облака.

— Господь создал нас как паству свою, — заметил он. — И я жажду показать: мы Его обожаем. А пока — пойдём со мной, брат Захария. Явимся к той грядочке заветной, воскурим по паре раз и тщательно обсудим ситуацию. Ты редко бываешь на Земле, а зря, поверь, — там потрясающе восходит солнце. Сидишь вот так с фимиамом на берегу моря, глядишь на розовое небо, сердце услаждается в мягкости, будто плавает в кувшине с маслом для умащения крыльев, и думаешь: эх, да какой же молодец Господь-то наш!

— Слава Саваофу, — отозвался Захария. — Да, сейчас соберусь. Без фимиама — не жизнь.

…Самаэль улыбнулся. Всё идёт по плану. К вечеру ещё один ангел будет у него в кармане.