Глава 3
Невидимые
(риокан «Ласточка», Урадзиосутоку)
Деревянный пол, отполированный до блеска. Двери с бумажными заслонками — тонконогие журавли танцуют на фоне зарослей бамбука. Такие заслонки не открываются, а раздвигаются руками, как створки шкафа-купе. Тоненькие циновки-татами. Чай испускает пар на подносе, блюдце с неизменным соевым соусом, рис в фарфоровых чашечках. Мы нашли убежище в одном из риоканов — японских отельчиков, построенных в стиле деревенского дома. Таких сейчас сотни по всему Урадзиосутоку, и их возможности активно используют тайные любовники. Удобно. Кассир тебя не разглядит, стекло окошка на уровне лица затуманено, видны только руки, чтобы принимать наличные. Не спросят ни имени, ни фамилии. Никаких документов, плати и иди в постель… И это нам вполне подходит.
Уже стемнело. В окно видно, как горят фонари с иероглифами на полуострове Микадо.
Она сидит на татами, скрестив ноги. Ест палочками рис.
— Это было очень глупо — использовать кредитку, арендуя «бух», — скучно говорю я.
— Согласна. — Она поправляет волосы. — Теперь гестапо знает, в каком мы городе… Правда, им нужно сюда долететь, а это потребует времени. По крайней мере, проведём ночь здесь, восстановим силы. Нам следует решить — куда двигаться и что делать дальше.
Интересный вопрос. В Москау у меня были работа, положение в обществе, звание в СС, казённый автомобиль (пусть и без водителя) и премии в праздники — Торраблоут и Дистинг. В общем, достаточно престижно. Сейчас я беглец и преступник, сижу на полу в крохотном клоповнике, и мои данные наверняка внесли в базу розыска Вельтгестапо. Помощь шварцкопфам — это серьёзное преступление. В лучшем случае, высылка в Африку, в худшем — концлагерь на Шпицбергене, где загибаются в две недели.
— Дальше? — усмехаюсь я. — Нам теперь всю оставшуюся жизнь скрываться либо в лесу, либо в подвале. Нейтральных стран нет, даже Швейцария — союзное рейху государство, столица из Берна перенесена в немецкий кантон Цюрих. Вы-то сможете найти убежище на территории Урала, подконтрольной отрядам шварцкопфов. А мне, пожалуй, проще купить японский паспорт, взять японское имя и остаться здесь. Шварцкопфы убивают всех жрецов Одина, так велит Лесная Церковь. Триумвират, конечно, будет меня искать, но…
Девушка презрительно щёлкает палочками для еды.
— Триумвират?! — О, она всегда очень громко произносит название. — Мы живём в стране теней. Глава государства — шизофреник, умерший семьдесят лет назад. Его волю осуществляют три человека, которых никто и никогда не видел в лицо. Вам не кажется это смешным? Полная скрытность и таинство власти. Население не знает имён тех, кто им управляет. Мы слышим выступления по радио, читаем статьи в газетах, но не имеем понятия о внешности членов Триумвирата. Правители-призраки, поглощённые тьмой.
Опять двадцать пять. Вечернее переливание из пустого в порожнее. Да кто спорит — власть в Москау анонимна. В 1942 году, после гибели фюрера на мавзолее, высшим чиновникам рейха запретили публичные выступления. Они перестали появляться на съездах НСДАП, ездить в рейхстаг и собираться в пивных. Но это не помогло. Шварцкопфы открыли настоящую охоту на всех мало-мальски значимых лидеров национал-социализма. В разное время от рук партизан пали рейхскомиссар Украины Эрих Кох, министр финансов Функ, начальник лагерей Эйхман. С годами беспредела на улицах городов империи стало меньше, а шварцкопфы переместились в леса, но власть уже сделала для себя вывод — она всегда будет мишенью. После завершения Двадцатилетней Войны рейхскомиссариаты, кроме Туркестана, перешли на специальную систему управления из трёх лидеров. Триумвират. Теперь партизаны не знали, кто конкретно стоит во главе комиссариата, и не могли организовать покушение. Вожди не ездили на машинах, не летали на самолётах, не появлялись на ТВ. Исключительно радиообращения, да и те зачитывались дикторами с одинаковым металлическим голосом. Лидеры Триумвирата неуязвимы, но самое главное достижение такой системы — их можно было заменить в любой момент, без малейшего шума. В Москау ходили слухи, что политиков-привидений бесцеремонно тасуют, как колоду. Кто-то держался в руководстве рейха месяц, кто-то год. Это не имело значения. Империей управляли мёртвый фюрер и призраки, чьи силуэты расплывались в тумане.
Зато никто из них не беспокоился за свою жизнь.
Но неужели я позволю ей праздновать победу в споре? О, да ничего подобного.
— Простите, я не настроен на умную политическую беседу, — сообщаю с ядовитой вежливостью. — Тем паче, фроляйн, вы так и не ответили на главный мой вопрос.
Она вздыхает. Наклоняется, ставит на пол чашечку. Я вижу её грудь. Под кимоно ничего нет: спать обязательно ляжет голая. Жаль, вместе с «бухом» я заодно не взял в аренду наручники.
— Вы мне не верите? Я клянусь, вы потеряли сознание, отключились на секунду. Не сомневаюсь, что вы видели в этот момент Урадзиосутоку, проваливающийся под землю, и меня в образе зомби. Галлюцинации при перемещениях — это обычное явление.
Ого, я заставил её оправдываться. Боги гордились бы мной. Но надо ковать железо, пока горячо, — голова страшно болит, я могу утратить контроль над ситуацией.
— То есть, по-вашему, я должен с редким спокойствием отнестись к факту: стоило мне найти вас в луже крови на полу храма, как моя жизнь круто переменилась? Ну да, что тут странного! Ерунда. Вы живёте у меня дома, и каждую ночь мне грезятся картины Рагнарёка — обглоданные трупы лошадей, погибающие люди, замёрзшие города, состоящие из руин. Разве может удивить, что вокруг меня вдруг стали исчезать предметы, а каменные стены обратились в песочные холмы? Вполне привычное дело. За пару мгновений мы переносимся на десять тысяч километров от моей квартиры, потом я сижу в кафе и вижу, как разверзается земля, поглощая Урадзиосутоку. Я не то чтобы против, но мне, простите, в диковинку. Однако я сейчас мило болтаю, не пытаясь задушить вас голыми руками, ибо отдаю отчёт — такое бывает. Я в одночасье сошел с ума.
Она склоняется ко мне. От губ неромантично пахнет рисом. Или это я такой циник?
— Обещаю, я расскажу вам всё-всё про себя. Едва мы окажемся в безопасном месте. Но я и сама толком не знаю, почему со мной происходят определённые вещи. Могу только догадываться. Я постараюсь объяснить… и покажу, почему так. Но не здесь.
— А где? — задаю я резонный вопрос и прикусываю язык.
Ответ в рифму услышать неохота, ведь шварцкопфы матерятся, как сапожники. Впрочем, мой интеллектуальный стиль изредка сдерживает её первобытные замашки.
— Есть одно место, к северу от Москау… я приведу вас туда. Скоро, обещаю. Надо же, как изменилась обстановка, правда? Ещё сутки назад я была вашей пленницей. А теперь свободна, но… сама не хочу уходить. И уже непонятно, кто из нас у кого в плену…
Так, мне пора снова перехватывать инициативу. Иначе опоздаю.
— Меня крайне заинтересовала личность в сером — неприметный парень, командующий обыском в храме, — говорю я с некоторой ленцой. — Я сделал камерой снимок и прогнал через службу поиска изображений в Сёгунэ. Фактура нашлась быстро. Забавно, но человек с такой внешностью, по имени Вальтер Шумейко, погиб во время боёв между СС и вермахтом в Киеве в 1986 году. К счастью, мы не в Берлине, и благодаря безалаберности Руссланда мне забыли отключить доступ в электронную базу СС. Там меня ждал сюрприз. Личный номер Шумейко остался в действии, но принадлежит совсем другому человеку.
Даже в полутьме я вижу, как сильно она побледнела.
— И что это значит? Он живой мертвец, вроде тибетских проектов «Аненербе»?
О, не будь ситуация столь драматична, я бы откровенно расхохотался.
— «Аненербе» — это попса, сказочка из мистических фильмов Universum. Они и в сороковые-то не были крутым исследовательским институтом, а сейчас и подавно. Организация поддерживает вокруг себя дутый гешальт мрачной загадки, финансирует серию книг о своей деятельности вроде детективов о профессорской дочке Марте. Существует другая, вполне реальная контора: именно она присваивала своим выпускникам имена давно умерших людей и выдавала каждому личный номер СС. Полагаю, вы слышали о давнем проекте рейхсфюрера Гиммлера — «Лебенсборн»?
Она недоуменно хлопает ресницами. Переживаю секунду триумфа.
— Общество по усыновлению? Да, после войны было много беспризорников.
— Э-э-э… не совсем так. Первоочередная задача «Лебенсборна» — создание инкубатора идеальной арийской расы. С тысяча девятьсот тридцать пятого года они выпустили сотни тысяч детей. Родители воспитанника обязаны быть нордического типа, здоровыми и не иметь судимости. Изначально в их приюты обращались норвежки, нагулявшие «левых» киндеров от солдат вермахта. Но этого было маловато, слабый размах… Начальнику «Лебенсборна», штандартенфюреру Максу Золльману, показался интересным опыт корпуса янычар. В Средние века турки формировали отряды головорезов в Сербии и Болгарии так: младенцев силой отнимали у родителей-христиан и воспитывали кровожадными исламскими фанатиками. Золльман восхитился и решил — отличная идея. Сотрудники «Лебенсборна» отслеживали детей эталонной арийской внешности в Руссланде, на Украине, в Польше, возрастом от года до двух лет, затем похищали и везли в приют. Там младенцам чаще всего давали новое имя, учили немецкому языку, а впоследствии без обиняков объясняли — они попали в рай. «Лебенсборн» конструировал человека новой эпохи. Арийца, преданного идеям фюрера, обученного ведущим наукам, мастера боевых искусств. Интеллектуально-боевую бомбу. Многие обитатели «рая» потом сделали отличную карьеру, их для этого и готовили. Я совершенно не удивлён, что нашими поисками руководит выпускник «Лебенсборна».
Она молчит. Я ощущаю её дыхание. Шварцкопфы уверены, будто им известно ВСЁ про закулисную жизнь рейхскомиссариата… Но им неведома и капля того, что знаю я.
— Откуда вам это знакомо? — Это даже не вопрос, а стон из глубины души.
— Всё очень просто, — усмехаюсь я. — Я тоже воспитывался в «Лебенсборне»…
…На улице окончательно потемнело, в комнате риокана воцарился мрак. Я слышу, как у крыльца трещат сверчки — специально привезённые с острова Окинава. Вдалеке воет сирена «скорой помощи»: кто-то опять съел не ту часть рыбы фугу, и к нему едет машина с изображением солнца на борту. Девушка поражена. Она ещё не слышала всей правды… Да и не нужно. Я откроюсь ей лишь в тот день, когда она сама откроется мне. Я этого жду.
Видение № 2. День чудовищ
…На этот раз мне совсем не холодно. Наоборот. Жара — удушающая, ощущаю себя цыплёнком в духовке, солнце раскалило воздух едва ли не докрасна. Вытираю пот. Кажется, это деревня. Небольшие домики, но всё будто бы в тёмном тумане… С удивлением смотрю вверх — мне на голову падают хлопья снега. В такую-то жару!? Я медленно иду, держась за колья деревянной изгороди. Слышится лай собак. Кто-то отдаёт приказы — глухим, утробным, ревущим голосом. Ловлю рукой крупную снежинку, растираю её… Поперёк ладони ложится грязная светло-серая полоса.
О, теперь понятно, почему летом — снежная буря.
Это не снег, а пепел. Деревня горит. Треск огня, пламя выбивается из окон домов, разворачивается над крышами красным цветком. Моё лицо в момент становится чёрным. Пот пробивает дорожки на коже, размывая копоть. Пылают не только бревенчатые постройки — горят и деревья, и лавочки у крыльца, и детские качели.
Безумная огненная буря.
Воздух смешался с дымом — почти ничего не видно. День, но сумрачно, как вечером.
Прямо на меня бежит женщина, слепо выставив перед собой руки. Молодая, волосы растрёпаны. Очередь из автомата. Бегущая падает лицом вниз… льняные пряди мокнут в грязи, на спине — три красных пятна, быстро сливающихся в одно.
Я отшатываюсь и спотыкаюсь о другой труп. Это старик, его глаза открыты, заполнены кровью. Ещё одно тело у берёзы: девушка сидит, безвольно свесив голову.
Из дыма постепенно выплывает чудовище.
У него странное рыло — свиное, с плоским губчатым носом и огромными круглыми очами. Большой горб на спине, а чёрные передние лапы — с большими пальцами. Придерживая лапами хоботок, монстр направляет его в окно ближайшего дома — ополаскивая стены струёй жидкого огня. Уши терзают душераздирающие вопли.
— Всё нормально? Дьявольски трудная работка.
Рядом с ним появляется второй монстр — с таким же страшным лицом.
— Так точно, господин полковник! Я запарился в противогазе.
— Да уж, это не карнавальная маска. Сейчас бы кружечку пива, правда? Но, увы, — сначала надо закончить с деревней. У нас приказ — все должны быть уничтожены.
Они идут дальше — один с огнемётом, другой — со «шмайссером» наперевес. Не они одни — целый взвод солдат в серо-зелёной форме, с чёрными петлицами, где поблёскивают руны. Их лица закрыты противогазами, в круглых стёклах отражается пламя. Громкоговорители на машинах дружно выплёскивают бравурный марш:
Es geht um Deutschlands Gloria,
Gloria, Gloria,
Sieg Heil! Sieg Heil! Viktoria!
Sieg Heil! Viktoria!
Стучат выстрелы винтовок — беспрерывно. Убивают всё живое. Не только людей — солдаты палят в дворовых собак и кошек. Сапоги по колено забрызганы кровью. Армия безликих убийц, делающих своё дело с равнодушием мясников. От смерти не спрячешься — огнемётами выжигают погреба и чердаки, струи пламени лижут крыши. Справа и слева от меня вповалку лежат убитые. Их много — десятки, а может, и сотни. Запомнился труп старухи в цветастом платке — она заслонилась рукой, словно защищаясь от пуль. На околице стучит пулемёт. Горящие люди выпрыгивают из окон и валятся на землю — крича от боли, корчась в конвульсиях. Пулемётчик без противогаза (молоденький, рукава засучены, на пилотке — серебряный орёл) снимает руку с гашетки. Оборачивается к напарнику:
— Полюбуйся, как они танцуют!
Оба хохочут. Ещё пара очередей — и всё кончено… Стоны утихли.
Главное чудовище стоит на холме: любуется горящей деревней в клубах дыма. На земле полотенце-рушник со следами крови. Он тщательно вытирал сапог. Второе чудовище подходит к нему, щёлкает каблуками, вытягивается по струнке.
— Господин полковник, задание выполнено. Мои люди прошлись по второму разу, проверили на всякий случай. Живых не осталось. Детей мы согнали в последний уцелевший дом у околицы. Прикажете готовить грузовик для вывоза в город?
Монстр смотрит на собеседника и снимает противогаз — его стёкла мутны.
— Нет. Зачем? Решайте вопрос на месте.
— Но… господин полковник… это же дети…
— Лейтенант, у вас приказ. Вы его слышали? Выполняйте!
Второе чудовище спускается с холма. Оно бредёт через шеренгу домов-факелов, к околице, откуда слышится детский плач. Делает знак солдатам. Те окружают хату, достают гранаты. Стоят у окон, ждут сигнала. Как удобно, когда ты в противогазе. Можешь хотя бы скрыть свои эмоции. А есть ли они у них на самом деле?
Они просто роботы… машины для убийства.
— Приготовиться… — глухо говорит чудовище и поднимает руку.
Он сошёл с ума. Что он делает? Почему солдаты не остановят его?!
Рука резко опускается. В окна дома, выбивая стёкла, летят гранаты.
ПЛАЧА БОЛЬШЕ НЕ СЛЫШНО. СТАНОВИТСЯ УДИВИТЕЛЬНО ТИХО.
