Глава 6
III. И сказал Арнольд Лимитед (осн. 1905): Вот Скрижали Завета моего, да будет ведомо каждому, как должно поступать в Магазине.
IV. И около Движущихся Лестниц было начертано: Собак держать на руках. Коляски на ступени не ставить.
V. Но люди не держали собак на руках и ставили коляски на ступени — и преисполнился Арнольд Лимитед (осн. 1905) гнева на людей.
VI. На Лифте же было начертано: Норма — десять человек.
VII. Но не исполняли люди заповедь сию, а ездили в Лифте по двое и по трое, и рос гнев Арнольда Лимитеда (осн. 1905) на них.
VIII. И сказал Арнольд Лимитед (осн. 1905): Воистину, неразумны чада сии, ибо ясным языком говоришь им и не внемлют они.
Книга Номов, Нормативные акты и Предписания, ст. III–VIII
* * *
То была долгая прогулка по всем ярусам мира, скрытого под полами Магазина.
Оказалось, что Канцелярские Принадлежности пользуются абсолютной свободой передвижения. Другие отделы их не боялись — ведь Канцелярские Принадлежности не были отделом в истинном смысле слова. Достаточно сказать, что у них не было детей и женщин.
— Откуда же вы тогда беретесь? — спросил Масклин.
— Э-э… дело в том, что мы — избранные. — Гердер даже чуть-чуть обиделся. — Каждый год к нам посылают самых способных мальчиков из других отделов, чтобы мы их воспитывали. Они навсегда должны забыть о родном Отделе и служить Магазину в целом…
— Так почему же вы не берете для этого женщин? — возмутилась Гримма.
— Всем хорошо известен факт, что женщины совершенно не могут читать, — пожал плечами Гердер. — От чтения у них закипает мозг. Видимо, не выдерживает умственного напряжения. Не их в том вина, но…
— Забавно, однако, — заметила Гримма.
Масклин настороженно на нее покосился. Он хорошо знал, что бывает, когда Гримма начинает говорить таким вот вкрадчивым, невинным тоном, — в самом скором времени жди беды.
Но несмотря на все тревоги, было одно удовольствие наблюдать, какой эффект производит Гердер на окружающих. Когда священник проходил, ему уступали дорогу и низко кланялись, иные же номы, прогуливающиеся с детьми, поднимали своих чад на руки и показывали им на Гердера пальцем. Даже стражники на пограничных заставах — и те почтительно снимали перед ним шлемы.
Вокруг царила обычная магазинная суета, характерная для этого времени суток. «Здесь тысячи номов, — думал Масклин. — А ведь совсем недавно я даже не знал, что бывают такие огромные числа. Оказывается, мир просто битком набит».
Он вспомнил, как охотился в одиночку, как бежал по глубоким черным бороздам огромного поля рядом с шоссе. И, куда ни глянь, вокруг была лишь земля да камни — до самого горизонта. И небо — как огромная перевернутая чаша, которой кто-то взял и накрыл его, Масклина…
А в Магазине было страшно резко повернуться, а то еще заденешь кого-нибудь плечом или локтем. Масклин попытался представить себе, каково это: жить здесь и никогда не знать иной жизни. Никогда не мерзнуть, не мокнуть под дождем, не ведать, что такое страх.
Тут поневоле начнешь думать, что жизнь возможна лишь в Магазине.
Задумавшись, Масклин не сразу заметил, что они поднялись по какому-то склону, миновали очередную узкую щель и оказались на открытом месте. Он огляделся. Вокруг простирались бескрайние просторы Магазина. Была ночь — Время Закрытия, но в небе горело множество ярких огней. Правда, он уже начал привыкать называть здешнее небо «потолком».
— Это Галантерейный Отдел, — сказал Гердер. — Видите ли вы Знамение там, в вышине?
Масклин, прищурившись, посмотрел в указанном направлении и кивнул. На огромном белом полотнище под потолком пламенели кроваво-красные знаки. Они были похожи на буквы.
— Сейчас время Рождественской Ярмарки, — мрачно сказал священник. — Знамение должно гласить, что началась Рождественская Ярмарка. Ибо время года, когда в Магазин приходит «Лето для Отдыха», уже миновало, а для «Весенней Моды» еще слишком рано. Но Знамение говорит иное… — Гердер прищурил глаза и беззвучно зашевелил губами. — «Снижено до предела!» — прочел наконец он. — Мы ломаем себе голову, как истолковать его смысл…
— Ну, толковать-то его можно по-разному. — Голос Гриммы дрожал от сарказма. — Вот только стоит ли тратить на это время? Я, конечно, не великий мудрец, но, может быть, «Снижено до предела» означает лишь то, что все стало очень низким?
— Нет-нет, это было бы слишком просто! Знамения никогда нельзя понимать буквально, — запротестовал Гердер. — Они обязательно нуждаются в истолковании! Однажды мы видели надпись «Горящая распродажа». Вы думаете, на этой распродаже что-нибудь горело? Ничего подобного!
— Н-да… А замечали ли вы еще какие-нибудь неблагоприятные приметы? — спросил Масклин.
Он явственно представил себе, как потолок становится все ниже и ниже, вот уже голову нельзя поднять, а неумолимая тяжесть давит и давит… При одной мысли об этом у него мороз пробежал по коже.
— Как сказать… Вот там, наверху, написано: «Пусть все уходит!» — горько сказал Гердер. — Но эта надпись появляется каждый год. Так Арнольд Лимитед (осн. 1905) напоминает нам, что номы должны вести праведную жизнь, ибо все мы смертны. И видишь, чуть левее, еще одно белое полотнище? На нем только одно слово. — Гердер вдруг стал очень серьезным и перешел на шепот. — «Уценка». Все это сказки для запугивания маленьких детей. Теперь им никто больше не верит. Уценка — это такое страшное чудовище, которое якобы бродит по Магазину после Закрытия и похищает плохих номов… Глупое суеверие, только и всего… — И Гердер почему-то вздрогнул. — Есть еще одна странная вещь, — продолжал он после паузы. — Видишь эти штуки вдоль стен? Они называются полками. Иногда люди берут с них предметы, а иногда, наоборот, кладут туда что-нибудь или ставят. Но в последнее время… они только берут и уносят все прочь.
Некоторые полки были абсолютно пусты.
Масклин только пожал плечами. Тонкости человеческого поведения — это не по его части. Люди есть люди, как коровы есть коровы. Наверное, все, что делают и те и другие, они делают не просто так. Однако разве тут можно сказать что-нибудь наверняка?
— «Пусть все уходит»… — повторил Масклин задумчиво.
— Именно. Вопрос, следует ли понимать эти слова буквально. Что значит «все уходит»? Конечно, жизнь преходяща, но ведь если уйдет все, то останется пустота? А я уверен, что Арнольд Лимитед (осн. 1905) этого не допустит. Ведь нет?
— Не знаю, право, — пробормотал Масклин. — Пока мы не приехали сюда, мы вообще не слышали ни о каком Арнольде Лимитеде…
— Ах да… — смиренно кивнул Гердер. — Снаружи, вы говорите… Постойте, постойте… Хм! А ведь это звучит… весьма интересно. И отрадно…
Гримма поймала Масклина за руку и крепко ее сжала.
— Здесь у вас тоже интересно и… мило, — пробормотала она.
Масклин ответил ей удивленным взглядом.
— Да-да! — повторила она вызывающе. — И все остальные, кроме тебя, думают так же. Здесь тепло и такая чудесная еда… Правда, у местных весьма странный взгляд на женщин… Ну и что? — И она вновь обернулась к Гердеру: — А почему бы вам не спросить обо всем самого Арнольда Лимитеда (осн. 1905)?
— Но ведь это невозможно! — испуганно отшатнулся Гердер.
— Почему? По-моему, стоит попытаться, если он тут самый главный, — поддержал Гримму Масклин. — Вы ведь даже когда-то видели этого Арнольда Лимитеда (осн. 1905).
— Да, один раз. Аббат. Когда был совсем молодым. Он поднялся наверх, туда, где Бухгалтерия, и… Однако он очень не любит говорить о встрече…
Всю обратную дорогу Масклин напряженно думал. «Снаружи, дома, не было никакой политики, никакой религии. Мир был слишком огромен, чтобы забивать себе этим голову. И еще — не так-то легко поверить в Арнольда Лимитеда (осн. 1905). В конце концов, если он построил Магазин для номов, почему же он не сделал его соответствующих размеров? Но сейчас не время для подобных вопросов», — размышлял Масклин.
Он всегда считал, что разобраться можно в чем угодно, главное — как следует пораскинуть мозгами. Взять, например, ветер. Масклин долго ломал голову — откуда он берется? А потом понял, что все просто: ветер нагоняют раскачивающиеся деревья.
Остальные ждали их в приемной аббата. Чтобы это ожидание не казалось столь долгим, старикам принесли ужин, и сейчас матушка Морки как раз объясняла озадаченным канцеляристам, что здешние ананасы и в подметки не годятся тем, что она ела дома. Торрит выглядывал из-за огромного ломтя хлеба.
— Вас тут давно разыскивали, — проворчал он. — Аббат, понимаете ли, хочет вас видеть. Вот. Хлеб мне у них понравился. Мягкий, не то что наш. И плевать на него не надо, прежде чем укусить. А то, бывало, найдешь на…
— Думай, что говоришь! — накинулась на него матушка Морки, преисполнившись вдруг пламенного патриотизма.
— А что я такого сказал? Это же правда! — зашамкал Торрит. — У нас дома отродясь такого не было. И всех этих колбас да мясных рулетов. Ни убивать никого не надо, ни по помойкам…
И тут он заметил, что все с интересом на него смотрят. Смутившись, он резко осекся и перешел на какое-то нечленораздельное бормотание.
— Заткнись, ты, старый дурень! — прошипела матушка.
— Да-да. Но ведь здесь нет никаких лис, правда? — промямлил Торрит. — Бедняжка миссис Куум! А старина Мерт, он ведь был моим другом! Они так никогда…
Гневный взгляд Морки наконец-то сработал. Торрит изменился в лице и побледнел.
— Это все солнце… — прошептал он, тряся головой. — То есть я хотел сказать: тут совсем нет солнца, и вот…
— Что он хотел сказать? — спросил Гердер, ослепительно улыбаясь.
— Ничего, — отрезала Морки.
— О! — Гердер обернулся к Масклину: — Ты знаешь, я умею читать. Довольно неплохо. Так вот, я читал одну человеческую книгу. Она… Она называлась… — Гердер задумался. — «Наши пушистые друзья». Вот! Именно! И там сказано: «Рыжий лис — красивый зверь и проворный охотник. Питается падалью, опавшими плодами деревьев и мелкими грызунами…» Э-э… Простите, я что-то напутал?
Торрит отчаянно кашлял, подавившись куском хлеба, остальные хлопали его по спине. Масклин нервно взял молодого монаха под руку и поспешно отвел в сторону.
— Я что-то не то сказал? — недоумевал Гердер.
— Не важно, — пробормотал Масклин. — И к тому же нас ждет аббат.
Старый ном сидел абсолютно неподвижно, устремив взгляд в пустоту. На коленях у него лежал Талисман.
Когда вошли посетители, он не обратил на них ни малейшего внимания. Пальцы аббата безотчетно барабанили по гладкой поверхности черного кубика.
— Сэр? — нерешительно произнес Гердер.
— Хм?..
— Сэр, вы хотели нас видеть?
— А-а… — рассеянно протянул аббат. — Юный Гердер пришел… Это хорошо.
Последовало молчание. Гердер тактично кашлянул.
— Вы хотели нас видеть, сэр? — снова спросил он.
— Э-э… — Аббат слегка кивнул. — Ах да. Тебя. И этого молодого человека с копьем.
— Меня? — удивился Масклин.
— Да. Ты говорил с этим… с этим ящичком?
— С Талисманом? Да, вроде того. Хотя он так чудно разговаривает…
— Этот ящичек говорил со мной. И сказал, что его сделали номы в незапамятные времена. Он ест электричество. И еще он рассказал, что может слышать всякие электрические штуки. Он сказал, — аббат перевел взгляд на черный ящичек у него на коленях, — он сказал, что слышал, будто Арнольд Лимитед (осн. 1905) планирует разрушить Магазин до основания. И еще — это уже какое-то безумие! — этот кубик говорил о звездах. Он утверждает, что мы явились с какой-то звезды… Прилетели… Все это… все это странно. Я не знаю, что и подумать. То ли это посланник Администрации, призванный вразумить нас и предупредить о грядущей беде? То ли это ловушка, расставленная демоном Уценкой? Не знаю! — И в отчаянии он хлопнул морщинистой рукой по книге, лежавшей на подлокотнике его кресла. — Мы должны спросить самого Арнольда Лимитеда (осн. 1905). Лишь от него узнаем мы истину.
— Но, сэр, — на лице Гердера выступили красные пятна, — вы же слишком стары, чтобы… чтобы… Я хотел сказать, что путь на Самый Верх слишком тяжел… Вам… Вам бы не следовало отправляться в такое опасное путешествие, сэр!
— Все верно, мой мальчик. Значит, это придется сделать тебе. Ты можешь читать на языке людей, и твой неистовый друг, не расстающийся с копьем, он мог бы отправиться с тобой…
Гердер упал на колени.
— Сэр? На Самый Верх? Но я недостоин… — Голос его прервался.
Аббат кивнул.
— Этого не достоин никто. На всех нас лежит грязь этого Магазина. Сказано же: «Пусть все уходит!» Все преходяще, все мы смертны… А теперь идите. И да пребудет с вами Благоприятная Конъюнктура!
— Кто это — Благоприятная Конъюнктура? — спросил Масклин, едва они очутились за дверью.
— Благая покровительница Магазина, — ответил Гердер, все еще не в силах унять бившую его дрожь. — Она помогает номам выстоять против ужасного врага нашего, Уценки, что рыщет ночами по коридорам с мерцающим светочем в руке и алчет заполучить себе души несчастных номов!
— Н-да… Хорошо хоть, что вы не верите в этого Уценку всерьез! — пробормотал Масклин.
— Конечно! Кто же верит теперь в такие предрассудки! — согласился Гердер.
— Да, но что-то у тебя при одном упоминании о нем зубы начинают стучать…
— Это потому, что мои зубы в него верят. И колени. И живот. Разум же мой отказывается потакать этим суеверным трусам, но… они не слушаются его, — беспомощно закончил Гердер. — Прости, мне нужно отойти на минутку, чтобы привести себя в порядок. Это крайне важно. Нам нужно немедленно трогаться в путь.
— Почему? — не понял Масклин.
— Потому что если мы еще чуть-чуть замешкаемся, я уже с места не сдвинусь от страха.
Аббат откинулся на спинку кресла.
— Расскажи мне еще раз, как мы сюда попали. Ты говорил, это связано с какой-то катавасией.
— Катапультированием, — ответил кубик.
— Ах да, катапультированием. Из какого-то летающего предмета.
— Из галактического исследовательского корабля, — уточнил кубик.
— Но этот самый корабль, как ты говоришь, сломался.
— Неполадка в одном из всепространственных двигателей. Поэтому мы не смогли вернуться на корабль-базу. Неужели наш народ забыл это? Первоначально мы пытались вступить в контакт с людьми, но этому препятствовали различие в метаболических процессах и иное чувство времени. На первых порах еще оставалась надежда, что можно передать им часть наших знаний и они помогут нам построить новый корабль. Однако все оказалось тщетным. Люди слишком медлительны. В конечном итоге мы принялись обучать их добывать руду, плавить железо и тому подобным вещам. Мы надеялись, что развитие технологии приведет к прекращению войн между людьми на достаточно длительный срок, и тогда они заинтересуются космическими путешествиями.
— Плавить железо… — задумчиво повторил аббат. — Плавить, плавать, плыть… — пробовал он на вкус незнакомое слово. Однако разве железо может плавать? Впрочем, слово «железо» для него всегда было связано с человеком, так что какой-то смысл в словах черного ящичка проглядывал.
Он кивнул.
— Хорошо. Но ты упомянул еще о какой-то вещи, которой номы научили людей. Что-то такое, связанное с неделей, кажется…
Кубик заколебался с ответом, но он уже привык к этому странному языку, на котором теперь изъяснялись номы.
— Земледелие?
— Ага. Семьнеделие, — подтвердил аббат. — Это что-то важное, не так ли?
— Это основа всей человеческой цивилизации.
— А что это значит?
— Это значит — «да».
Аббат опять откинулся на спинку кресла. А кубик все продолжал говорить. На аббата низвергался поток странных слов: «планеты», «электроника» и прочее в том же роде. Трудно было сказать, что они значат, но звучали они правильно. Людей всему научили номы. Номы пришли издалека. Очевидно, с какой-то далекой звезды.
Почему бы и нет? Аббат вполне мог такое допустить. Хотя в последнее время ему не приходилось с ними сталкиваться, он повидал множество звезд в юные годы. Раньше они появлялись над каждым отделом во время Рождественской Ярмарки. Из года в год. Такие большие блестящие штуковины с множеством острых концов, а внутри что-то светится. Ярко-ярко. Для людей они были слишком хороши, так что можно не сомневаться: когда-то звезды принадлежали номам. И было совершенно ясно, что если звезды на время появляются в Магазине, а потом куда-то исчезают, то где-то есть огромный склад, куда их убирают на хранение.
Черный ящичек вполне с этим согласился. Он долго не мог понять, что такое склад, но, когда аббат объяснил, что это большое темное пространство, кубик подтвердил, что все правильно. Склад, где хранятся звезды, называется Галактикой, и расположен он чуть выше, чем Бухгалтерия.
Еще кубик говорил о каких-то «световых годах». Аббат прожил на свете почти пятьдесят лет и знал, что, по мере того как один год сменяет другой, жизнь становится все хуже и хуже. С каждым годом она выглядит все мрачнее. Нет, годы, наполненные светом — как иначе прикажете понять сказанное кубиком? — были куда привлекательнее.
И аббат улыбался, кивал и слушал, слушал… пока не заснул, а черный ящичек все говорил и говорил…