Пришел черед Майкла молчать. Он замер, глядя незнакомцу в лицо. Жизнь без головных болей, без приступов – что может быть лучше?

– Не входи, – повторил незнакомец. – Идем со мной туда, где незнание станет для тебя величайшим благословением.

– Как? – наконец выдавил из себя Майкл.

Человек покачал головой, пошевелившись первый раз за время беседы.

– Большего я сказать не могу. И так уже открыл слишком много. Однако мои обещания правдивы: забудь о Каине, забудь о Доктрине смертности, и остаток дней своих проведешь в обители чистейшего счастья и блаженного неведения. Выбирай.

Незнакомец будто гипнотизировал Майкла.

– Что такое Доктрина смертности? – спросил юноша. Затем ткнул большим пальцем себе за спину. – Что будет, если я все же войду?

Спрашивал он потому, что испытал внезапное желание – жгучее и непреодолимое – отправиться за искусителем. Путь истощил его, ослабил, и чутье говорило: обещания незнакомца правдивы. Творилось нечто за пределами понимания Майкла. Можно отправиться вслед за этим чудиком и прожить счастливую жизнь, так и не узнав правды.

Впрочем, как портит поверхность кристально чистого озера нефтяное пятно – жирное, отвратительное и неуместное, – так и эту радужную перспективу омрачала тень сомнения.

– Больше никаких вопросов, – сказал незнакомец. – Иди за мной. Одно слово, и мы покинем эту пустыню, я перенесу тебя в место, что зову домом. Всего одно слово…

Майкл очень этого хотел – хотел отчаянно – отправиться с незнакомцем в обитель счастья и никогда не узнать правды. Вот только правды о чем?

Нет, так нельзя. Этот выбор не вернет его к друзьям и семье.

– Прости, чувак, – произнес наконец Майкл. – Я все же войду в сортир.

Незнакомец ничего не сказал, и Майкл отвернулся. Ветер трепал на нем одежду, песок царапал кожу, разум полнился сожалением. Однако Майкл открыл дверь и вошел в темноту сырой зловонной клетушки.