Эмигрант
Сквозь щели в асфальте – бледные ростки свободы и жалкие вопросы к уехавшим.
– Скажите, вы вернетесь?
– А вы сделайте как надо и мы вернемся.
– Ладно. А что именно сделать?
– Сделайте свободу и изобилие, сделайте культуру и передвижение и мы вернемся.
– Ладно. Хорошо…
И обе стороны с дикой тоской и безнадежностью избегают глаз друг друга.
– А если мы все сделаем, вы вернетесь?
– Да, конечно, а как же, естественно.
– А там чего? Лучше что ли вам?
– Да как сказать… свои проблемы… Там не рай…
– Да?
– Там далеко не рай.
– Да? А чего там?
– Ну, не рай. Всего не расскажешь. Надо жить там, чтоб понять.
– А чтоб понять, как здесь?
– Не обязательно. Можно жить и там. Там не рай. С одной стороны, вроде все есть, а с другой, душа болит за нас.
– За кого?
– За нас, за нас. Но привык уже.
– Что душа болит?
– Жить там привык.
– Вы ж говорили, что здесь привыкли.
– Раньше – да. Раньше здесь привык. А сейчас там привык.
– А где же у вас теперь эта, ну сейчас уже не говорят, ну Родина?
– А какое это имеет значение? Где творю – там и Родина.
– Так вы, извините, вы об нас пишите?
– Обязательно. Это однозначно.
– А живете там?
– Да, оттуда видней. Отойти надо слегка и прищуриться. Тогда вся громада, все ваши несчастья видны.
– Это да. Нам тут все не видны.
– Да, вам только часть видна.
– Нам и этого, конечно…
– Нет, этого мало.
– Нам хватает.
– Вам хватает, чтоб жить, а чтоб понять – отъехать надо. И я скажу тебе: приезжаешь сюда, здесь такой мрак, такое хамство, такая грязь… В туалетах вонь. А как вы относитесь друг к другу, как вы относитесь друг к другу… Доннер ветер, облицайтен, ранген, шпацирен, блюхер верк, цумбай шпиль.
– Чего?
– Темнота, понимаешь! А ваши машины?!… Платья у вас нельзя трогать руками, а хлеб можно. Этого нет ни в одной стране мира… А как она подает?! Как она подает?! Ей что, улыбнуться, карген, бурген, жалко? Ну скажи, что у нее отвалится, если она улыбнется?… Если ты уже дождался, грехен, бульхен, бортюнгине…
– Это вы матом?
– Не, у нас мата нет.
– А у нас есть еще.
– Да, помню, помню… А как вы тут живете? Как вы тут живете, я не знаю?!
– И я не знаю.
– Вот и я не знаю. Может, действительно, каждый заслуживает того, чего заслуживает.
– Может.
– Да и как вернуться? Дети мои уже не мы, понимаешь?
– Как, они же русские?!
– Были, были.
– А снова не хотят?
– Удавятся и меня удавят.
– А если мы все здесь сделаем, и свободу, и продукты…
– Этого мало, херр, надо и культуру, и вежливость, и вымытые продукты, и тишину по утрам, и чистый воздух, и разные машины, и сосиски с капустой, и пиво, и четкость, и пунктуальность и вековые демократические традиции…
– Так это же будет Германия!
– Вот тогда мы и вернемся.
* * *
Да. Вся штука в том, что ты стремишься в институт, в консерваторию, в скрипку, в науку, в спорт, лезешь наверх, напрягал все силы, чтобы доказать, что ты не еврей.
И наступает момент, когда ты становишься не евреем, а Ойстрахом, Гилельсом, Плисецкой или Пеле.
Но всегда будут люди выше или наравне с тобой, и для них ты опять еврей.
И что тебе тут посоветовать, кроме как принять, наконец, это звание и умереть среди своих.
