В Москве уже настало утро, когда «Дуглас» приземлился на центральном аэродроме. Из самолета вышел заместитель наркома обороны — начальник Главного управления тыла Красной армии генерал-лейтенант Хрулев. Свежий ветер дохнул ему в лицо. На часах шесть утра, и Сталин, наверное, еще не прибыл в Кремль.

«Что ж, поеду на службу, а потом позвоню Поскребышеву и все узнаю», — решил Андрей Васильевич. Летал он в Свердловск по заданию верховного, чтобы проверить, как выполняются заказы Наркомата обороны по выпуску новой боевой техники и оружия. Особый упор был сделан на танки и самоходные артиллерийские орудия — САУ. Хрулев в феврале находился в отъезде, когда ему сообщили о том, что Государственный комитет обороны назначил его по совместительству наркомом путей сообщения. «Даже не спросили меня, смогу ли выполнять эту работу, — чертыхнулся в душе Хрулев. — У меня в подчинении весь тыл Красной армии, это же целая планета!.. Нет, как только окажусь в столице, сразу же пойду к верховному и заявлю ему свой протест. Жаль, что сейчас вождя нет в Кремле, не то прямиком бы направился к нему».

Но когда Хрулев вошел в Генштаб, генерал Боков, заместитель начальника Генштаба, увидев его, подошел к нему.

— Вы только что прилетели? — спросил он, здороваясь с Хрулевым.

— Да, — подтвердил тот. — Хочу сказать вам, Федор Ефимович, кое-что по военным заводам Свердловска…

— Извините, Андрей Васильевич, но я срочно везу сводку о фронтах верховному, он звонил мне, — объяснил заместитель начальника Генштаба. — Василевский в Сталинграде, вот и приходится мне крутиться…

«Сталин в Кремле, а я полагал, что так рано он еще дома», — подумал Хрулев. Он поднялся в свой кабинет и по «кремлевке» позвонил верховному. Тот ответил сразу.

— Докладывает генерал Хрулев, товарищ Сталин. Я только что прибыл из Свердловска и хотел бы знать, когда вы примете меня.

— Жду вас через час, сможете? — услышал он добродушный голос верховного.

Генерал Хрулев руководил тылом Красной армии, а с февраля 1942 года стал еще и наркомом путей сообщения. Позже он узнал, что его кандидатуру на эту ответственную должность предложил Молотов и Сталин согласился с ним.

— Андрей Васильевич хозяйственник до мозга костей, так что справится с работой на двух постах, — безапелляционно заявил Вячеслав Михайлович.

За полгода генерал Хрулев сделал для улучшения работы железнодорожного транспорта столько, что иной этого не сделал бы и за пять лет. Когда после очередного доклада начальника Генштаба Василевского в Ставке Сталин спросил его, доволен ли он работой наркомата путей сообщения, Александр Михайлович ответил:

— Если хотите заменить генерала Хрулева кем-то на этом посту, то я бы этого не желал. У Андрея Васильевича талант хозяйственника, хотя, конечно, ему на железной дороге все достается не так просто.

— Странно, однако, вы рассуждаете, товарищ Василевский, — подал реплику присутствовавший в кабинете Верховного Анастас Микоян. — У Хрулева две должности, а у меня гораздо больше, и я не плачусь. Сейчас идет война, и она требует от нас немало сил. Что же, по-вашему, у товарища Сталина меньше работы? Он делает на своем посту столько, сколько делаем все мы, вместе взятые.

Сталин чему-то усмехнулся, качнул головой, но все же не сдержался и заметил:

— Анастас, что это ты расшумелся? Кажется, в адвокаты я тебя не нанимал… А если говорить начистоту, то оценку, которую дал Хрулеву начальник Генштаба, я разделяю полностью. Такой же оценки придерживается и мой заместитель по ГКО Вячеслав Молотов. Конечно, — продолжал верховный, — генералу Хрулеву тяжело, но кому из нас легко?..

«Вот уж никак не ожидал, что по моей персоне чуть ли не дискуссия была», — усмехнулся в душе Хрулев, вспомнив этот разговор, когда ехал в Кремль.

И в этот раз, едва Андрей Васильевич вошел в кабинет, Сталин поднялся из-за стола и пошел ему навстречу. Тепло поздоровался и вдруг спросил, почему у него такое усталое лицо.

— Наверное, ничуть не отдохнули после поездки?

Хрулев кашлянул в кулак, повел бровями, потом взглянул на вождя.

— Прямо с аэродрома поехал на службу, домой даже не успел позвонить, — глухо произнес он. — Разрешите доложить о командировке?

— Поезжайте домой, отдохните с дороги, а в десять вечера мы с Молотовым и Берией заслушаем вас, Андрей Васильевич. — Сталин привычно неторопливо прошелся по ковровой дорожке вдоль стола. — У вас что-то есть ко мне? Да вы садитесь, пожалуйста.

— Просьба есть… — Хрулев хотя и смутился, однако напрямую заявил Сталину, чтобы его заменили на посту наркома кем-то другим. — Тыл Красной армии весьма сложный и чуткий организм, — шумно вздохнул он. — В материально-техническом обеспечении армии и военного флота есть масса вопросов, которые надо решать, особенно теперь, когда идет такая тяжелая война… — Он качнул головой. — Нет, я не справлюсь с этой работой, потому как тыл давит мне на плечи.

Сталин ответил не сразу. Хрулева он знал давно, ценил его как исполнительного военачальника, для которого служба в Вооруженных силах стала смыслом жизни, и, может быть, поэтому Андрей Васильевич относился с полной мерой ответственности к порученному ему участку работы. Он старался проявить инициативу, если дело касалось улучшения материального и технического обеспечения войск армии и флота. Взять, к примеру, последний эпизод с водкой. Раньше личному составу войск действующей армии ее выдавали ежедневно. По мнению генерала Хрулева, это было излишним расточительством. К тому же в отдельных воинских частях и соединениях злоупотребляли этим напитком, на почве пьянства совершались грубые нарушения воинской дисциплины. Генерал Хрулев предложил сохранить ежедневную выдачу водки лишь военнослужащим частей передовой линии, но не всем, а тем, кто имел успехи в боевых действиях на фронте против немецко-фашистских захватчиков, увеличив норму выдачи до двухсот граммов на человека в день.

— Интересное предложение, — улыбнулся в усы Сталин. — А всем остальным бойцам и командирам передовой линии не выдавать водки? — спросил он.

Хрулев тоже улыбнулся, но, увидев строгое лицо верховного, вмиг посерьезнел:

— По справедливости надо решать. Им тоже выдавать спиртное, но лишь по сто граммов и только в революционные и общественные праздники, иначе у сражающихся на фронте не будет стимула.

— Вы, Андрей Васильевич, все подсчитали, как заядлый кулак, — усмехнулся Сталин.

В его голосе Хрулеву почудилась насмешка, но он не придал ей значения, заметив:

— Водка — это народное добро, и его следует расходовать экономно. Как хлеб, как любой другой продукт.

— А сами вы употребляете это народное добро? — спросил Сталин.

— Так, иногда — для поднятия духа!

— Ваше предложение заманчиво, — сказал верховный после минутного раздумья. — Но надо еще посоветоваться с членами Государственного комитета обороны, и если они нас с вами поддержат, так и решим.

«Зря я разоткровенничался в Ставке, — отметил про себя генерал Хрулев. — Сталин еще будет советоваться, а там, глядишь, и загубят хорошее дело». Но каково было его удивление, когда на другой день, ближе к вечеру верховный вызвал его в Ставку и вручил ему Постановление ГКО о порядке выдачи водки войскам действующей армии! Все, что предлагал он, было отражено в документе без каких-либо поправок. Андрей Васильевич чувствовал себя именинником.

— Я рад, Иосиф Виссарионович, что вы поддержали меня.

Теперь вот ГКО, разумеется не без предложения верховного, возложил на Хрулева исполнение еще одной должности — наркома путей сообщения, чему он противился: уж больно хлопотливое дело.

— Так как нам быть? — вновь заговорил генерал Хрулев. — У меня сразу две больших должности, а у кого-то нет ни одной. Если не возражаете, Иосиф Виссарионович, я могу найти вам на эту должность хорошего генерала!

Сталин повел плечами. Что-то в словах Хрулева ему не понравилось, но он не стал уточнять, что именно и почему.

— Андрей Васильевич, — заговорил верховный, поднимаясь из-за стола, — давайте сделаем так. Поработайте еще немного на посту наркома путей сообщения, пока мы не подберем на ваше место другого товарища. Обещаю вам, что постараюсь ускорить это дело.

— Ну, если так, я согласен. — В зеленовато-темных глазах Хрулева заблестели искорки.

— Ну вот мы и разрешили вашу проблему, — усмехнулся Сталин.

В двадцать два ноль-ноль, как и распорядился Сталин, Хрулев прибыл в Кремль. Увидев его, Поскребышев улыбнулся.

— Хозяин уже спрашивал о вас, Андрей Васильевич, — сказал он. — У него Молотов и Берия. Проходите, пожалуйста.

— Ну что, набрались сил после отдыха? — спросил его верховный, приглаживая шершавой ладонью усы. — Тогда мы вас слушаем…

Генерал Хрулев говорил недолго, но предметно, внес конкретные предложения, внедрение которых на производстве ускорит выпуск военной продукции.

— Скажите, Андрей Васильевич, какая серьезная проблема тревожит сейчас Урал? — неожиданно прервал его Сталин.

— Нехватка рабочих рук и материальных ресурсов! — четко ответил Хрулев. — Я был на многих военных заводах, встречался с руководителями и рабочими, беседовал в обкоме партии и убедился в том, что именно по этой причине на Урале еще не налажена работа полсотни крупных эвакуированных предприятий, а ведь они могли бы дать немало военной продукции для Красной армии и Военно-морского флота!

Сталин взглянул на Берию.

— Лаврентий, придется тебя туда послать, — грубовато произнес он. — Кое-кого там надо подтолкнуть к более активной работе, а с кого-то и спросить по законам военного времени.

— А что удалось сделать на Урале? — спросил Молотов.

— Остановить падение объема производства, с марта 1942 года его быстро наращивают, — объяснил Хрулев. — Я думаю, что перевод народного хозяйства на военные рельсы на Урале почти завершился. Теперь мы располагаем слаженным военным хозяйством, которое обеспечит армию и флот в возрастающих размерах производства основных видов вооружения, в частности танков, самолетов, орудий, минометов. Я уже не говорю о боеприпасах. Назову некоторые цифры. Выпуск танков в этом году по сравнению с сорок первым увеличился на 274 процента, самолетов — на 60 процентов. Уже в этом году авиационная промышленность освоила производство 14 новых типов самолетов и 10 авиационных двигателей…

Слушая Хрулева, Сталин подумал: «Хорошо он поработал на Урале, надо послать его и в Сталинград, там много нерешенных вопросов по тылу». Когда Хрулев умолк, он похвалил его:

— Ваша информация, Андрей Васильевич, очень ценная, и я благодарю вас за проделанную работу. — Сталин прошелся вдоль стола и остановился напротив начальника тыла. — У меня родилась дерзкая мысль — послать вас в Сталинград. Как вы?

— Готов улететь туда хоть завтра с утра! — поднялся Хрулев.

— Садитесь, Андрей Васильевич.

И верховный повел с ним доверительный разговор. Суть его была такова: сейчас немцы рвутся на Северный Кавказ, им нужна нефть Грозного, Майкопа и Баку; на их пути, словно гранитный утес, стоит Сталинград, а это важный в промышленном отношении центр, где одни только танки Т-34 составляют почти половину продукции всех заводов.

— Поэтому надо любой ценой отстоять Сталинград, не дать врагу захватить его, — жестко подчеркнул Сталин. — Там уже работает группа из ЦК партии и Наркомата обороны. А теперь и вам надлежит заглянуть туда своими цепкими глазами, посмотреть, всем ли обеспечиваются наши люди, которые ведут смертный бой с фашистами. Как заместитель наркома обороны, — продолжал Сталин, — вы на месте можете решить ряд вопросов. Ну а если что — звоните мне. И еще, товарищ Хрулев. — Он взял со стола трубку и закурил. — В недалеком будущем возникнет возможность решительно изменить обстановку в Сталинграде к лучшему…

Сталин, однако, не стал вдаваться в подробности, но генерал Хрулев и так понял, что готовится контрнаступление.

— Прошу вас обратить особое внимание на работу железнодорожного транспорта, — вновь заговорил верховный. — В глубине европейской части страны, в Сибири и Средней Азии, заканчивается формирование и подготовка крупных резервов Ставки, которые будут сосредоточены под Сталинградом. Эти войска, особенно танковые, и помогут изменить обстановку под Сталинградом в нашу пользу. Сами понимаете, что для переброски резервов Ставки потребуется немало эшелонов. И Наркомат путей сообщения вместе с Генеральным штабом должен это обеспечить. У вас уже была предварительная встреча с Василевским?

— Была, товарищ Сталин, мы условились с ним продолжить этот разговор. Он вам разве не сообщил об этом?

— Он сделает это после возвращения из Сталинграда, — пояснил верховный. — Пока он там как представитель Ставки.

(Как и обещал И. В. Сталин, в апреле 1943 года он освободил генерала Хрулева от должности наркома путей сообщения, дав ему возможность всецело сосредоточиться на работе тыла Красной армии. Хозяйство у Хрулева было большое и хлопотное. Но Сталин был доволен его работой. Правда, однажды вождь был в гневе и едва не наказал Андрея Васильевича. А дело было так. В июне 1945 года указом Президиума Верховного Совета СССР в Вооруженных силах ввели высшее воинское звание Генералиссимуса Советского Союза. Тогда же это звание присвоили И. В. Сталину. Ему срочно сшили форму генералиссимуса, и начальник тыла Красной армии генерал армии Хрулев одобрил ее. Теперь следовало доложить об этом Сталину. С этой целью главный интендант генерал-полковник Драчев надел эту форму. Мундир был сшит по модели времен Кутузова, с высоким стоячим воротником. Брюки сшили по-современному, но с позолоченными лампасами. О новой форме для генералиссимуса Сталину доложил Хрулев и попросил у него разрешения показать ее.

— Давайте, — улыбнулся Сталин. — Вот и Генштаб посмотрит.

В кабинете вождя кроме членов Политбюро находились начальник Генштаба генерал армии А. И. Антонов и начальник Оперативного управления Генштаба генерал С. М. Штеменко. В кабинет вошел генерал Драчев в форме генералиссимуса. «Сталин окинул его беглым взглядом, — вспоминал генерал армии Штеменко. — Видимо, он догадался, что это за форма».

— Кого вы собираетесь так одевать? — спросил он А. В. Хрулева, слегка кивнув головой в направлении главного интенданта.

— Это предлагается форма для генералиссимуса, — ответил А. В. Хрулев.

— Для кого? — спросил Сталин.

— Для вас, товарищ Сталин.

Верховный главнокомандующий велел Драчеву удалиться, а сам, не стесняясь присутствующих, разразился длинной и гневной тирадой. Он протестовал против особого внимания к его личности, говорил, что это неумно, что никак не ожидал этого от начальника тыла». — А.З.)

Что же происходило в это время в стане противника и что делал Гитлер, когда ему докладывали сводку боевых действий вермахта в районе Сталинграда? Он уже трижды назначал сроки взятия города, но Сталинград продолжал сражаться. Порой фюрер приходил в ярость, когда ему сообщали о неудачах войск вермахта, сыпал упреки в адрес своих генералов. Ему было не понять, почему русские так упорно обороняются, что заставляет их в бою жертвовать своими жизнями. Парадоксально, но фюрер этого действительно не мог понять.

«У русских нет столько танков, сколько их имеет Паулюс, — думал Гитлер. — Порой русские с винтовками идут в атаку на наши танки и поджигают их бутылками с зажигательной смесью. Нет, это не люди, а фанатики!..» Вчера у фюрера была беседа с фельдмаршалом Кейтелем, начальником штаба Верховного главнокомандования вермахта — ОКВ. Естественно, речь зашла прежде всего о Сталинграде, где вермахт за время летних боев понес ощутимые потери.

— Вильгельм, как мой ближайший советник скажи, почему до сих пор генерал Паулюс, которого мы обожаем как умного стратега и мыслящего тактика, никак не может взять Сталинград? — спросил фюрер фельдмаршала. Он сцепил пальцы обеих рук и неподвижно стоял перед Кейтелем, сверля его острым взглядом серых глаз. — Может, мы переоценили способности Фридриха? И зря наградили за окружение русских войск маршала Тимошина под Харьковом…

— Мой фюрер, — прервал его Кейтель, — не Тимошин: такого маршала у русских нет, есть маршал Тимошенко, приближенный Сталина.

— Какая разница, кто он? — вскинулся Гитлер, теребя тонкими пальцами свои колючие усы. — Главное в том, что его разбили под Харьковом. И сделал это генерал Паулюс. Я наградил его рыцарским крестом, лично поздравил телеграммой, а он нас подводит! Уже почти два месяца его армия топчется у стен города. Это позор, Вильгельм, и, кажется, у меня лопнет терпение ждать, когда над Сталинградом затрепещет наш флаг со свастикой. — Гитлер тяжелыми шагами прошелся по кабинету. — Почему ты молчишь, Вильгельм?

Кейтель снял монокль и стал протирать стекло платком.

— Я размышляю, мой фюрер, — произнес он тихо, словно не хотел, чтобы его слышали другие, кроме фюрера. — Сам удивлен, отчего вдруг скромничает Паулюс, давно пора ему разделаться с красным городом. По моим данным, его обороняют лишь две армии русских — 62-я генерала Чуйкова и 64-я генерала Шумилова.

— Кто эти генералы? — громче обычного крикнул Гитлер. — Паулюс разбил войска самого маршала Тимошенко, а с малоизвестными двумя генералами Фридрих никак не может справиться! Они сдерживают порыв лучшей армии вермахта! А ведь в июне на совещании в Полтаве, где мы отрабатывали общий план летнего наступления на германо-советском фронте, фельдмаршал фон Бок заявил, что 6-я армия Паулюса по достижении Дона выполняет чисто оборонительную задачу, но она должна быть готова на возможно широкое продвижение на восток. Фридрих принял это как должное и слова не обронил. А что теперь? Я не понимаю, что мешает ему взять город!

Кейтель заговорил о том, что генерал Паулюс намерен был с ходу взять русский город, но ему это не удалось. Мощное сопротивление русских в боях западнее Дона сорвало его планы, остановило продвижение 6-й армии. И этого было достаточно, чтобы русские успели свежими силами укрепить свою оборону.

— На этом совещании, мой фюрер, — вновь заговорил Кейтель, — вы заявили, что Красная армия русских почти разбита, она уже не может представлять для нас серьезную угрозу и оказать войскам вермахта достойное сопротивление. Но уж если вы, мой фюрер, так оценили обстановку в районе Сталинграда, то мог ли Паулюс возражать вам и поступать иначе?

Гитлер усмехнулся в усы:

— Вильгельм, так это же правда. Или у тебя другое мнение?

Кейтель снова надел монокль.

— Тогда вы сказали истину, мой фюрер, но прошло некоторое время, и русским удалось подбросить к городу новые силы, а Паулюс почему-то этого не обнаружил. Разведка, наверное, прозевала.

Гитлер едва не выругался, лицо его исказила недовольная гримаса.

— Не обнаружил… — сердито протянул он. — А чем занималась его армейская разведка? — Он прошелся вдоль стены, на которой висела карта Сталинградской области. На ней были четко видны все промышленные объекты, а Сталинградский тракторный завод обведен черным кружочком. Это означало, что его надлежало полностью уничтожить. — Покажи, Вильгельм, где сейчас находятся главные силы Паулюса.

Взяв со стола тонкую палочку, Кейтель подошел к карте. Острием он ткнул в черный крестик, обозначающий Мамаев курган.

— Паулюс захватил эту высоту, которая находится неподалеку от вокзала, — пояснил Кейтель. Высокого роста, он чуть согнулся в плечах, словно на них давила тяжесть фронтовых дел.

— И что же теперь? — спросил его Гитлер. — Говори, ты же мой главный советник!

Насмешка, прозвучавшая в голосе фюрера, не смутила Кейтеля. Будь он на месте Паулюса, сказал фельдмаршал, то взял бы курс прямо к Волге и разбил все причалы, чтобы русские не смогли присылать в Сталинград подкрепления: ведь они питают свои две армии, на место погибших в сражениях приходят новые люди.

— Я уверен, мой фюрер, что Паулюс так и поступит, — подчеркнул Кейтель, — иного пути у него нет. Теперь Мамаев курган, эту стратегическую высоту, он никому не отдаст, приди туда хоть сам генерал армии Жуков. За время передышки Фридрих хорошо подготовится и нанесет мощный удар, для русских, вероятно, он станет последним. Ему очень нужна Волга с ее причалами, чтобы ни один корабль русских не подошел к правому берегу.

Гитлер долго молчал, размышляя у карты. Потом подошел к столу, взял черный карандаш и нанес грубый крест на кружочек, обозначавший Сталинград.

— Возможно, ты и прав, Вильгельм, — грустно произнес он, глядя на фельдмаршала. — Бои Паулюс ведет медленно, черепашьими шагами, и меня это злит. Ведь мы на сегодня так и не выиграли битву на Кавказе, хотя продвинулись наши войска в том направлении далеко. Однако наши отборные войска застряли на Тереке и перевалах Кавказского хребта. Так что пока Баку и Черноморское побережье нам не видать как своих ушей, и поверь, Вильгельм, мое самолюбие уязвлено.

— Мой фюрер, там такие горы и ущелья, что наши танки беспомощны, они лишены самого малого маневра, — попытался успокоить фюрера Кейтель. — В основном туда нам следовало посылать горные войска, которых там очень мало.

Гитлер, привычно задрав подбородок и вытянув вперед нос, словно что-то вынюхивал, глядел на карту, потом вдруг обернулся к фельдмаршалу и спросил, есть ли у него надежная связь со штабом 6-й армии.

— Да, такая связь у меня есть, мой фюрер, — подтвердил Кейтель. — Вам нужен генерал Паулюс? Могу вызвать его на связь, если прикажете.

Гитлер какое-то время молчал, раздумывая, надо ли ему сейчас говорить с Паулюсом, не лучше ли позже вызвать его в свою Ставку и поговорить с глазу на глаз. Да, пожалуй, он так и поступит.

— Нет, Вильгельм, — резко бросил он. — В начале сентября я полечу в Винницу, в свою штаб-квартиру, поближе к Сталинграду, и вызову к себе фон Вейхса и генерала Паулюса. Первый доложит мне о своей армейской группировке «Б», а второй охарактеризует положение войск 6-й армии под Сталинградом. И ты полетишь со мной.

— Мой фюрер, я готов вас поддержать в любом деле, — отозвался фельдмаршал Кейтель.

Утром 12 сентября Гитлер со своей свитой, в которую вошли военачальники Кейтель, Йодль, начальник штаба сухопутных войск Гальдер, начальник оперативного отдела ОКХ Хойзингер и генерал-квартирмейстер ОКХ Вагнер, прибыли в Ставку неподалеку от Винницы.

Едва они вошли в дом, как Гитлер открыл форточку, чтобы было не так жарко, подошел к Кейтелю и сказал, чтобы тот вызвал сюда командующего группой войск армий «Б» фон Вейхса и генерала Паулюса.

— Пока мы позавтракаем и отдохнем с дороги, оба должны быть здесь, — предупредил Гитлер.

— Будет исполнено, мой фюрер! — Кейтель направился в комнату дальней связи, где находились аппараты. Там фельдмаршал был недолго, вышел с улыбкой на худощавом лице. — Они вылетают, мой фюрер, — сказал он и тоже сел к столу, на котором уже дымился пахучий чай, а на подносе лежали бутерброды с ветчиной и красной икрой.

Съев бутерброд, Кейтель, глядя на сидевшего напротив фюрера, произнес:

— Очень вкусная икра! Кто вам ее доставил, мой фюрер?

— Манштейн привез, когда взял Севастополь, — пояснил Гитлер. — Пожалуй, это самое ценное, что он нашел в городе после его падения. Я разрешил ему отправить часть этого дорогого груза на летевшем в Берлин самолете для своих родных и близких. Манштейн это заслужил, он прекрасно проявил себя в боях в Крыму…

Прибыли те, кого так жаждал услышать Гитлер. В его кабинет вошел фон Вейхс, следом за ним — генерал Паулюс. Фюрер встретил их с улыбкой. В его глазах появились искорки.

— Ну, господа непобедимые полководцы, чем порадуете своего фюрера? — в шутливом тоне спросил их Гитлер, пожимая тому и другому руки. Погасив улыбку, он посерьезнел и продолжал: — Затянули вы оба операцию по захвату Сталинграда. Небось вождь русских, в честь кого назван город, сейчас сидит в Кремле и смеется над нами: мол, слабаки эти немцы, не взять им моего города! Пусть он смеется над вами, господа хорошие, но только не надо мною. Я для вас сделал все, что следовало, теперь ваша забота порадовать меня победой над противником. Это то, чего так ждет мое разбитое сердце. Что скажешь, фон Вейхс?

Генерал поспешно поднялся с места.

— Мой фюрер, — заговорил он слегка писклявым голосом, — что я хочу вам сказать! При планировании операций на летнее время мы не учли важный момент — силу русских. Они очень упорно обороняются, и лишь поэтому наши войска в боях понесли большие потери. В дивизиях осталась половина солдат и офицеров, а восполнять наши потери нечем. У меня стало вдвое меньше танков, да и те использовали максимум своих ресурсов, часть их надо уже теперь ремонтировать. — Он сделал паузу. — Да, танки — вот что мне нужно в первую очередь. Русские боятся наших танков, хотя и пожгли их немало, разумеется от отчаяния что не могут нас одолеть.

— А где нам взять танки, если вы их так легко и быстро теряете? — бросил реплику Кейтель и перевел взгляд на Гитлера: — Мой фюрер, у русских танков совсем мало, но они настойчиво обороняются, хуже того, нередко сами контратакуют. Фон Вейхс по телефону мне сам об этом говорил… Значит, не все дело в танках, надо лучше воевать, а не бежать с поля боя, едва русские «катюши» дадут залп.

— Вильгельм, ты выразил мои мысли, — повеселел Гитлер. — У нас есть люди, которые переходят на сторону русских, боятся потерять в бою свою шкуру. Таким солдатам и Германия не родина, им только бы жить в свое удовольствие. Есть, наверное, такие вояки и в 6-й армии Паулюса. Я считаю, что тянуть со взятием Сталинграда — значит вредить себе, дать возможность противнику принести войскам вермахта серьезные потери, чего допустить мы никак не можем, если хотим победить большевиков. Я считаю, что десять суток хватит, чтобы покончить со Сталинградом. — Фюрер подошел ближе к Паулюсу. — Я слушаю вас, Фридрих!

— Мой фюрер, — заговорил Паулюс слегка дрогнувшим голосом, — немецкий фронт под Сталинградом значительно ослаб после понесенных потерь. Война есть война, и обе стороны — мы и противник — несут потери. Я не знаю, какие точно потери у русских, но у нас они огромные. Раньше я не имел таких в боях. Наибольшая опасность сейчас возникла на левом фланге 6-й армии. Вы же знаете, что там находятся итальянские войска, войска других наших союзников, и сражаются они весьма слабо. К ним нужно послать немецкие войска, тогда пользы от наших союзников будет больше. Но у меня нет таких войск, я сам нуждаюсь в подкреплении.

— О том, что наши союзники не научились воевать, я и сам знаю, — сдержанно заявил Гитлер, что-то отмечая в своем рабочем блокноте. — Но теперь иного выхода у нас нет. На эту тему можно говорить долго и правдиво, но я желал бы знать, когда вы наконец возьмете Сталинград? Для меня, для всей Германии важно, чтобы это произошло как можно скорее.

Паулюс какое-то время молчал, словно подсчитывал в уме, сколько еще пройдет дней, пока его войска не покорят весь город. Гитлер терпеливо ждал, то и дело бросая косые взгляды на своего любимца. Правый глаз у него дергался, огоньки в глазах угасли, они помутнели, словно их накрыла пелена тумана. Во взгляде фюрера виделся такой укор, что Паулюс невольно отвел свои глаза в сторону. Он очень уважал Гитлера, преклонялся перед ним, считал его великим стратегом, как не раз говорил об этом своим коллегам. Однако все это его ничуть не смущало, и он прямо и открыто заявил:

— Мой фюрер, войска донельзя измотаны боями, они понесли тяжелые потери, каких раньше у нас не было. И что удивительно, русские не ослабили свои атаки, они наращивают их, и нам с трудом дается каждый метр русской земли. Сейчас в основном идут уличные бои, и русские сражаются до последнего. Если раньше их солдаты сдавались в плен, то теперь это редкое явление.

— Чем вы это объясните? — сухо спросил Гитлер.

— Наверное, они чувствуют свою силу, надеются, что Красная армия одержит над нами верх.

— Я так и не услышал от вас, когда возьмете Сталинград, — грубо прервал его Гитлер. — А то, как упорно сажаются русские, мне знать неинтересно. — И уже мягче добавил: — Если вы не уверены в победе на Волге, так и скажите, и мы решим вашу судьбу. Кстати, сколько вам надо дивизий, чтобы смять оборону русских в городе?

Лицо у Паулюса посветлело.

— Хотя бы три боеспособных дивизии, мой фюpep, — повеселевшим голосом ответил генерал.

— Хорошо, я решу вашу проблему, — сказал Гитлер.

В разговор вмешался Франц Гальдер, у которого в 1940 году Паулюс был заместителем начальника Генштаба и которого он ценил. Сейчас ему хотелось хоть как-то помочь молодому и талантливому военачальнику, и он заявил, что эти три дивизии нелегко изыскать, но, будь они в резерве, быстро перебросить их в район Сталинграда нечем.

— Мой фюрер, у меня есть другое предложение…

Гальдер подошел к карте, висевшей на стене.

— Южнее Сталинграда, вот здесь, — он ткнул карандашом в точку на карте, — расположена 4-я немецкая армия Гота, ее вполне можно отдать в распоряжение Паулюса.

— Это было бы для меня хорошим подспорьем, — улыбнулся Паулюс, устремив взгляд на фюрера.

Гитлер, однако, почему-то промолчал.

Еще накануне совещания начальник Генштаба сухопутных войск генерал Гальдер сделал в своем дневнике такую запись: «У Сталинграда отрадные успехи в наступлении на северном участке — успешное отражение атак противника». А после совещания он коротко записал: «Доклады у фюрера прошли в ледяной атмосфере». Но Паулюс все еще надеялся, что фюрер поможет ему с резервами. Наверное, об этом он сообщит ему завтра, решил генерал.

На другой день с утра совещание было продолжено. Разговор снова коснулся положения немецких войск в районе Сталинграда. Но теперь Гитлер напомнил генералам и об Астрахани.

— Я хочу предупредить вас, что удар на Астрахань не отменяется, — заявил он. — Мы начинаем его готовить. Тем не менее меня насторожил левый фланг 6-й армии. Надо не допустить, чтобы русские нанесли по нему удар, для чего уже сейчас важно срочно оборудовать оборонительные позиции на Дону западнее южнее Воронежа. Промедление в этом деле может сыграть с нами злую шутку.

Фон Вейхс и генерал Паулюс согласились с ним. В развитие этого вопроса оба предложили не пытаться полностью захватить Сталинград до берега Волги, но разрушить его так, чтобы он потерял себя как центр военной промышленности и узел коммуникаций. А разрушить город до основания нетрудно с помощью авиации и обстрела из орудий. Гитлер не выразил свою поддержку их предложения, но подписал директиву, в которой приказывал группе армий «Б» подготовить «среднее решение» вопроса о начертании линии фронта, куда непременно войдет и Сталинград.

Ранее, 3 июля, Гитлер со своей свитой уже прилетал в Полтаву. Здесь его ожидал генерал-фельдмаршал Федор фон Бок, с которым фюрер часто консультировался по военным вопросам. У фон Бока был весьма богатый опыт в проведении операций на фронтах. Он участник Первой мировой войны, с 1935 года командовал корпусами и армией, во время Второй мировой войны — группой армий «Север» в польской кампании и группой армий «Б» во французской кампании. С первых дней нападения фашистской Германии на Советский Союз фон Бок был на фронте. Вначале он командовал группой армий «Центр», с января 1942 года — группой армий «Ю» и «Б». Он был одним из тех, кто вел себя с Гитлером просто, не ел фюрера глазами, не угодничал перед ним, потому что знал себе цену. Над генералом Паулюсом он шефствовал, однако раньше других заметил его талант видеть в любой проводимой им операции главное, за что и ценил младшего коллегу.

Выйдя из самолета, Гитлер пожал фон Боку руку и спросил:

— Какова обстановка на юге?

Генерал-фельдмаршал четко и коротко доложил фюреру о действиях подчиненных ему войск, заметив что лично он ходом событий пока доволен, хотя и есть в этом деле неудачные моменты, но они настолько незначительны, что не могут затмить главное: его армии храбро сражаются на фронте, несут гораздо меньше потерь, чем войска Красной армии. У Гитлера было хорошее настроение, и слова фон Бока были для него едва ли не музыкой. А порадовал фюрера Манштейн, который наконец захватил Севастополь — главную базу русских на Черном море и в Крыму. Гитлер щедро отблагодарил своего выдвиженца за его большой вклад в битву за Крым, присвоив ему звание фельдмаршала. Теперь же Гитлер прибыл в Полтаву, чтобы поговорить с ним о дальнейшем продвижении войск вермахта на Кавказ, и, когда выслушал его доклад о сложившейся обстановке в донской излучине к юго-востоку от Воронежа, откуда русские войска способны ускользнуть, выразил свое беспокойство.

— Если вам удалось окружить хотя бы одну армию противника, — вслух рассуждал Гитлер, — то надо сразу же уничтожать ее, а не ждать, пока другие армии русских ее выручат.

— Мой фюрер, я так и поступаю, — подтвердил фон Бок. — Вы же знаете, кого-кого, а большевиков я люто ненавижу. Их и комиссаров я приказываю сразу же расстреливать на месте. Это нелюди-фанатики, и мы их не перевоспитаем.

Гитлер улыбнулся и качнул головой в знак удовлетворения услышанным. Он приказал фон Боку форсировать бои за Воронеж.

— Для этого я оставляю вам один танковый корпус, — жестко сказал он. — А остальные танковые соединения велел отправить на юг в распоряжение штаба армии Гота.

— Мой фюрер, одного танкового корпуса мне недостаточно, — возразил фон Бок, но Гитлер свел его возражение к шутке.

— Федор, ты ведь не крокодил, чтобы лить слезы?! — ухмыльнулся он. — Я привык видеть на твоем мужественном лице улыбку.

Позже выяснилось, что решение, принятое фюрером, было ошибочным. Взять в кольцо наши войска в районе Воронежа немцы не смогли, и фон Бок потерпел фиаско.

«Как бы не случилось подобное со мной под Сталинградом», — недобро подумал сейчас генерал Паулюс.

— Мой фюрер, а как быть с моей просьбой выделить для 6-й армии подкрепления? — спросил он, глядя на Гитлера, все еще стоявшего у оперативной карты.

— Разве я не сказал? — смутился Гитлер. — Я велел Готу выделить из своей 4-й танковой армии три дивизии и передать их в ваше распоряжение. Но теперь мы удлиним фронт для вашей армии на юг, чтобы Сталинград находился в районе действий 6-й армии. Надеюсь, вы не возражаете?

— Нет, мой фюрер, — вздохнул Паулюс. Глядя на стоявшего рядом фон Вейхса, он попросил его, чтобы эти три дивизии были срочно направлены к нему.

— Не беспокойся, Фридрих, я заинтересован в этом не меньше тебя, — заверил его фон Вейхс. — Красный город будет у ног фюрера, мы должны сделать это, чего бы нам ни стоило. Ты будешь собирать в штабе своих старших офицеров?

— Да. Надо же довести до их сведения те задачи, которые поставил перед нами фюрер, — ответил Паулюс.

— Тогда и я заскочу к вам, чтобы принять в этом участие. — Фон Вейхс слегка улыбнулся, отчего лицо его приняло веселое выражение.

Гитлер подошел к ним, смерил Паулюса насмешливым взглядом.

— Что, не все русские генералы вам по зубам? — с ехидцей спросил он командарма 6-й.

Паулюс не успел что-либо ответить, как заговорил Кейтель.

— Мой фюрер, в этом Фридрих сам виноват, усмехнулся он. — В тридцатые годы Паулюс служил в Генштабе, учил красных генералов умению воевать. Среди этих людей был и маршал Егоров, наиболее талантливая личность в Красной армии. Не так ли, Фридрих?

— Маршал Егоров был примерным слушателем, — подтвердил Паулюс. — Он как-то рассказывал, что в Гражданскую войну командовал войсками Южного фронта, которые обороняли от белогвардейцев Царицын, а Сталин был членом Реввоенсовета этого фронта. Оба помогли Семену Буденному в декабре 1920 года создать 1-ю Конную армию.

— А где сейчас маршал Егоров? — спросил генерал Гальдер.

— Его расстреляли по приказу Сталина еще до войны, — грустно ответил генерал Паулюс.

Закрывая совещание, Гитлер пожелал генералам успехов в сражении с русскими.

— Я очень желаю, чтобы цитадель большевиков — бывший Царицын — наконец-то пала, — подчеркнул Гитлер. — Красная армия истощена боями и уже не представляет большой угрозы для войск вермахта, так что вы без особого труда захватите Сталинград. Нужен еще один крепкий удар по русским, и город будет наш.

— Да, мой фюрер, нужен еще один крепкий удар по русским, и они будут разбиты! — поддержал фюрера Кейтель.

Вечером 13 сентября генерал Паулюс после совещания в Полтаве вернулся в штаб 6-й армии. Его встретил генерал Шмидт и доложил, что в отсутствие командующего в армии ничего негативного не случилось: русские атак не вели, «мы тоже отдыхали».

— Как поездка, Фридрих, удалась? — спросил он. В серых глазах Шмидта был холодный блеск.

— Гитлер по моей просьбе выделил в наше распоряжение три дивизии из 4-й танковой армии Гота, хотя я просил фюрера отдать нам всю армию, — сообщил Паулюс.

— Негусто, Фридрих, — сквозь зубы процедил генерал Шмидт. — Этими тремя дивизиями русских не запугаешь. — Он сел рядом с командармом. — Наверное, фюрер сыпал в адрес 6-й арии упреки за то, что мы все еще не взяли Сталинград?

— Было такое, — устало произнес Паулюс. Видно было, что поездка утомила его, лицо осунулось и посерело. Командарм распорядился, чтобы завтра к десяти утра начальник штаба собрал руководящий состав армии. — Я доложу им о совещании в Ставке фюрера, о его требованиях к 6-й армии и о тех задачах, которые он поставил перед нами. Главная из них — как можно скорее взять Сталинград.

— Это будет непростым делом, — заметил генерал Шмидт.

— Я сам знаю, но приказ Гитлера надо выполнять, иначе чего мы стоим как военачальники?..