– Ник! – пытаюсь я перекричать шум фена. – Да когда же ты выйдешь, наконец?

Молчание. Да, одна ванная на двоих – это, конечно, очень комфортно…

– Ник, ты меня слышишь? – Я стучу в дверь.

– Подожди, – слышится в ответ, – я еще не высушила волосы!

– Ник, мне срочно нужно в ванную! Ты что, не можешь сушить волосы у себя в комнате?

– Я не просто сушу, а укладываю! Мне нужно зеркало! Ты можешь пойти в ванную Блейка.

– Там сейчас убирается Розита.

– Ну, тогда в мамину…

– А там сейчас мама принимает душ. Выходи, Никки! Сколько можно?!

– Ты можешь подождать еще пару минут? Я уже почти закончила!

Что-то мягкое вдруг щелкает меня по носу. Я выглядываю в окно и вижу Блейка в его альпинистском облачении – наикрутейших кроссовках, спортивных шортах и футболке, – карабкающегося по стене. Эту стену для занятий альпинизмом Блейк с папой построили недавно. Смотрю на пол и вижу то, что щелкнуло меня по носу – не что иное, как резиновый страховочный трос, который лопнул и оторвался от ноги Блейка.

– Эй, – кричит мне Блейк, – ты не можешь подстраховать меня?

– Извини, скалолаз, – отвечаю я, – не могу. Мне срочно нужно бежать.

– Куда это ты собралась? – спрашивает он.

– Я еду в Майами.

– С кем?

– С двумя подружками с моей работы, – небрежным тоном отвечаю я.

– Серьезно?

– Представь себе! – смеюсь я.

Судя по всему, Блейк не на шутку удивлен, что у меня вдруг отыскались какие-то подружки, и его можно понять – с тех пор, как в январе мы переехали во Флориду, мне почти никто не звонил. Даже этот Кори Перкинс так и не перезвонил мне. Что ж, я и не жду от него звонка. Не звонит – и черт с ним…

Тара, правда, звонила еще пару раз, приглашала в гости – но оба раза я отказалась, сославшись на то, что дома у меня якобы куча дел. Достаточно с меня и той вечеринки у подружки этой Тары, где все смотрели на меня, словно недоумевая, с чего вдруг кому-то вздумалось пригласить новую девчонку. Я чувствовала себя так некомфортно, что весь вечер сидела в уголке, попивая вино – решила, что это поможет мне расслабиться. И в результате расслабилась так, что полезла целоваться с этим Перкинсом, не отдавая сама себе отчета, что я делаю. Нет, он, конечно, ничего – симпатичный, мускулистый, но ведь я его почти не знаю… И вот результат – после этого едва ли не вся школа еще долго жужжала на тему – вы слыхали? – как эта новая девчонка на вечеринке наклюкалась вдрызг и полезла целоваться к незнакомому парню. Можно подумать, я с ним переспала!

Признаться честно, я пока еще ни с кем не спала. Не то чтобы я берегу себя до свадьбы – просто как-то до сих пор не случалось… В принципе, когда мы жили в Монреале, я могла переспать с Алексом Бондерманом, если бы судьба не сложилась иначе. На протяжении пяти лет он часто жил у нас в доме – мои родители брали его к себе, когда его «предки» уезжали куда-нибудь в Париж или Гонконг – и все эти пять лет я была тайно влюблена в него. Но впервые мы с ним поцеловались только на пятый год. Как сейчас помню – была среда, полчаса до полуночи, мы сидели в моей комнате, готовились к экзамену по математике и поглощали конфеты – и вдруг Алекс меня поцеловал. Его поцелуй пах арахисом. После того вечера мы уже стали целоваться вволю всякий раз, когда нам удавалось уединиться, – в школе на лестнице, по пути из школы, у меня дома… Так продолжалось недели три, после чего Алекс вдруг перестал приходить ко мне домой.

Разумеется, мне хотелось выяснить, в чем дело, и я решила внезапно прийти к нему домой. Пришла – и обнаружила в его комнате Лори Герлач, которую я до тех пор считала своей лучшей подругой. Ее бежевый бюстгальтер валялся под колесиками кресла, в котором Алекс обычно сидел за компьютером. Потом Лори сама рассказывала мне, что ей понравилось, хотя в первый раз и было больно…

Это было за неделю до того, как Лори исполнилось шестнадцать. На день рождения к ней я все-таки пошла, сама не зная зачем – хотя, конечно, лучше бы не ходила. Смотреть, как Лори танцует с Алексом медленный танец, было выше моих сил.

Впрочем, я сама виновата – могла бы сразу догадаться, что Алекс никогда не был по-настоящему влюблен в меня. Я не его тип. Его тип – девушки с пышными волосами и пышными формами. Такие, как Лори…

Да и Лори, как стало потом понятно, я считала лучшей подругой лишь по глупости. На чем, собственно, была основана наша дружба? Всего лишь на том, что однажды – мы учились в седьмом классе – мы с Лори вдруг обнаружили, что у нас одинаковые дубленки! Лори тогда подбежала ко мне, воскликнув: «Мэл, да мы с тобой, оказывается, близнецы!» – и с той минуты мы стали подругами – не разлей вода.

После того дня рождения я перестала разговаривать и с Лори, и с Алексом.

Сейчас я почти не общаюсь ни с кем из своих бывших друзей в Монреале. Переписываемся иногда по Интернету, но редко – в последнее время все почему-то стали ужасно заняты…

Викс, я думаю, уже давно не девственница. Такие девчонки, как Викс, вряд ли будут встречаться с парнем целый год и за все это время даже не попытаются переспать с ним. А вот Джесси, скорее всего, еще девственница. Судя по тому, что на шее у нее вечно болтается золотой крестик, Джесси явно из тех, кто считает, что секс без брака – смертельный грех. Викс не такая. Судя по ее раскованным манерам, для Викс переспать с парнем – раз плюнуть… Что будут при этом говорить люди, Викс, похоже, ни капли не волнует. Сказать по правде, мне даже кажется, что на самом деле Викс не так уж сильно переживает по поводу того, что ее Брэди вот уже вторую неделю не звонит и не пишет ей. Если бы мой парень не звонил мне целых две недели, я бы наверняка вся изревелась в подушку.

– Подстрахуй меня, Мэл! – снова просит Блейк. – Это займет у тебя всего минут пять.

– Извини, Блейк, серьезно – не могу, – отвечаю я. – Через пять минут уже нужно бежать. Мои подружки уже заждались, наверное…

«Подружки»? Я не могу сдержать улыбки. Почти подружки… Ну ладно, Викс еще можно считать подружкой – она все-таки поделилась со мной переживаниями по поводу своего парня. А вот Джесси, судя по всему, меня явно недолюбливает. Но, тем не менее, все-таки пригласила поехать с ними.

Пригласила? Никто меня не приглашал, я сама напросилась. Если бы я не пообещала, что за все заплачу́, они бы, наверно, меня и не взяли.

Выходит, я пытаюсь купить себе друзей? Не ожидала от себя такого…

– Эй, Никки! – Блейк барабанит в дверь. – Может быть, хоть ты меня подстрахуешь?

– С какой стати? – раздается голос Ник.

Никки ненавидит эту стену для лазания. Как и мама – та ужасно боится, что в один «прекрасный» момент Блейк сорвется и разобьет себе голову. Но папа – спортсмен-любитель, которому все нипочем, и Блейк явно пошел в него. Пару лет назад папа и Блейк даже записались в секцию аквалангистов на Антильских островах. Когда папа решил построить эту альпинистскую стену, мама и Никки были категорически против, но я встала на сторону папы и Блейка, что дало им перевес в один голос, и стена все-таки была построена. Сама я по этой стене лазить не собираюсь, но если Блейку так хочется, то почему бы и нет?

Решения в нашей семье, как правило, принимаются по голосованию, будь то вопрос о том, что будет сегодня на ужин – лосось на гриле или пицца, куда поехать летом – в Мексику или в Гонолулу, или какую машину купить – «БМВ» или кабриолет с откидывающимся верхом. Блейк хотел «БМВ», Никки бредила кабриолетом – мне же, если честно, было все равно. Но поскольку «предки» хотели-таки знать мое мнение, я закрыла глаза… и представила себя летящей на большой скорости по пустынному шоссе, а вокруг никого – только бесконечные пески до самого горизонта и ветер. Я «проголосовала» за «БМВ» – и мой голос оказался решающим.

Мой голос часто оказывается решающим в нашей семье. Но доктор Каплан была не права, когда упрекнула меня в том, что я якобы всегда пытаюсь навязать свою волю другим. Доктор Каплан – это психолог, к которой обратились мои родители по поводу того, что их детям, то есть нам, теперь предстоит учиться в новой школе. Я попыталась объяснить этой Каплан, что на самом деле все обстоит как раз наоборот – да, мой голос часто оказывается решающим в наших семейных спорах, но лишь в том смысле, что если я присоединюсь к выбору, сделанному Никки, то это склонит родителей к исполнению желания Никки, а если встану на сторону Блейка, то, соответственно, заставлю и родителей склониться на его сторону. Но если мне вдруг вздумается высказать свое собственное желание, отличное и от желания брата, и от желания сестры, то мой одинокий голос останется гласом вопиющего в пустыне. Но доктор Каплан так этого и не поняла. Она решила, что поскольку я – средний ребенок в семье, от этого якобы испытываю комплекс неполноценности, словно я, как говорится – «ни рыба ни мясо»… Впрочем, может быть, до некоторой степени это действительно так. Никки – красавица, Блейк – непослушный мальчишка, а я… просто еще один ребенок своих родителей. Но тут разговор зашел на другую тему: Никки стала рассказывать этой даме-психологу, как она скучает по Канаде, как Флорида ей не по душе – и все внимание сразу же переключилось на Никки. Никки уверена, что она – пуп земли, и внимание всех должно быть приковано лишь к ее распрекрасной персоне…

Я посмотрела на Блейка – он закатил глаза, словно хотел сказать: «Во заливает!». Я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться, и взглядом сигнализировала Блейку, чтобы и он сдержался. Если бы мы с Блейком рассмеялись, Никки убила бы нас обоих – она всегда приходит в бешенство, когда над нею смеются. К счастью, Блейк понял меня и сделал серьезное лицо.

Блейк, пожалуй, единственный, кто действительно понимает, почему я пошла работать в «Вафельный Дом». Ни Никки, ни мама так до сих пор и не могут понять, почему я вдруг устроилась официанткой в какую-то забегаловку, а не к папе на фирму, где могла бы сама выбирать, в котором часу появляться на работе и когда уходить, как это делает Никки. Никки, пользуясь тем, что папа ей, конечно же, все простит, предпочитает появляться на работе как можно реже – вот и сейчас она сушит свои волосы дома посреди рабочего дня. Но если бы я работала на фирме у папы, все бы, разумеется, знали, что я дочка начальника, и лебезили передо мной, а сами за моей спиной называли бы меня взбалмошной пресыщенной девицей… Нет уж, спасибо! Уж лучше работать официанткой в «Вафельном Доме». Да, вытирать грязь со столов означает портить маникюр – но, в конце концов, перед кем мне там красоваться? Перед клиентами? Да те меня почти не замечают – станут они разглядывать какую-то официантку, которая подает им еду! Именно это я и пыталась сказать Джесси, когда она вдруг спросила, почему я работаю здесь, – но, кажется, она меня неправильно поняла.

Надеюсь, Эйбу все-таки попадется на глаза моя записка о том, что в выходные я не выйду на работу, что я извиняюсь перед ним за это, а также за то, что извещаю его об этом всего лишь коротенькой запиской.

Сама до сих пор не верю, что у меня хватило наглости напроситься в компанию к Джесси и Викс! Но когда Джесси предложила Викс поехать в Майами, мне вдруг жутко захотелось присоединиться к ним. Викс такая боевая, словно ей все нипочем, да и Джесси, кажется, вполне уверенная в себе девчонка… К тому же, обе они так не похожи ни на кого из тех, кого мне приходилось встречать раньше – ни в Монреале, ни в школе, в которой я сейчас учусь. Мне кажется, что Викс и Джесси, такие разные на вид, действительно настоящие подруги. Не могу себе представить, чтобы Викс, например, придя однажды к своему Брэди, обнаружила, что Джесси забыла у него свой лифчик. Не потому, что Джесси, будучи девушкой строгих нравов, никогда и не забыла бы там свой лифчик, – а потому, что Джесси никогда бы не поступила так со своей лучшей подругой.

Я хочу, чтобы у меня была такая подруга, как Викс или Джесси. Я хочу стать подругой для них обеих. Вот почему я решила поехать с ними, а вовсе не потому, что мне вдруг захотелось посмотреть на какого-то аллигатора.

На аллигатора я, если честно, и смотреть не хочу. С меня хватило того, как в июне мы ездили на сафари в Африку, я сидела в открытом джипе и видела своими глазами, как четыре гепарда рвали на части газель. Папа и Блейк считают это самым ярким впечатлением от всей поездки. Как по мне, так ехать четыре часа по саванне, чтобы посмотреть на подобное – весьма сомнительное удовольствие.

Я пробовала как-то рассказать об этом Викс – просто решила рассказать ей что-нибудь интересное, а ничего другого в тот момент не приходило в голову. Викс лишь поморщилась и сказала: «Какой ужас!».

И она права. Оторванные ноги антилопы, кишки, валяющиеся на земле, все вокруг залито кровью… Я не смогла тогда на это смотреть – закрыла глаза руками.

Меня до сих пор тошнит, когда я об этом вспоминаю. А на прошлой неделе я снова видела все это – во сне. Только в этом сне газелью была я сама…

Никки наконец открывает дверь.

– Ну как? – спрашивает она, стоя в проходе, и встряхивает волосами, демонстрируя свою укладку.

– Отлично, Никки, отлично! – торопливо говорю я. – Но, может быть, все-таки пустишь меня в ванную?

– Смотри, какие прямые! – словно не слыша меня, продолжает хвастаться она. – Нет, этот гель действительно творит чудеса! Ты обязательно должна его попробовать!

– Попробую, Никки, попробую как-нибудь… Ты пустишь меня в ванную или нет?

– Иди, только ненадолго. – Никки все же пропускает меня. – Я еще глаза не накрасила…

Приняв душ, я вылезаю из джакузи и заворачиваюсь в полотенце – махровое, теплое от жары, стоящей в ванной, свежее, приятно пахнущее лимоном – очевидно, Розита постирала его в порошке с таким ароматом. Вернувшись из ванной в свою комнату, я обнаруживаю, что Никки роется в моем шкафу.

– Ты не возражаешь, если я возьму твое новое платье? – заявляет она.

– Разве мама не купила тебе такое же? – спрашиваю я.

– Такое же, да не такое. На твоем рисунок симпатичнее. Эти полоски меня толстят…

– Да не толстят они тебя!

Я вообще не могу представить себе одежду, в которой Никки выглядела бы толще, чем она есть на самом деле. Моя сестренка обладает просто идеальной фигурой – сама стройная, а грудь большая. Парням такие обычно нравятся. Если верить Никки, однажды парни из ее класса даже подрались из-за нее. В отличие от меня, Никки сразу же стала популярна в новой школе. Теперь ни одна вечеринка не обходится без нее.

Однако, несмотря на то, что она никогда не была склонна к полноте, Никки панически боится растолстеть, вечно сидит на диете – как и мама. Сейчас они обе увлеклись диетой под названием «южная», которая, как утверждают они, нынче в моде. И теперь из-за их фантазий вся семья вместо картошки вынуждена есть пюре из цветной капусты и делать вид, что это безумно вкусно.

Никки вынимает мое платье из шкафа и смотрит на ярлык.

– Второй размер… Ну и дистрофичка же ты, Мэл!

Я молча злюсь, хотя, казалось бы, пора уже привыкнуть, что каким боком ни повернусь, для Никки он все равно будет не тот. Сама выглядит как победительница конкурса «Мисс Освенцим», и ей все мерещится, что она толстая, а я, значит, дистрофичка? А если я вдруг пойду с папой и Блейком в «Макдональдс» и наемся там каких-нибудь бигмаков вместо цветной капусты, Никки наверняка станет орать: «Как ты можешь есть такую еду? Да от нее ты станешь как бочка!».

– Никки, – говорю я, – извини, я должна бежать. Меня ждут подруги.

– Подруги? – удивляется она. – У тебя есть подруги? – Но в этот момент мобильник Никки начинает звонить, и она бросается к нему.

У самой Никки нет отбоя от друзей и подруг – и со старыми приятелями из Монреаля она продолжает поддерживать отношения, и здесь обзавелась кучей новых, и даже с ребятами, с которыми будет учиться в колледже после окончания школы, уже успела подружиться…

Я открываю ящик комода, ищу, что же надеть. Наконец останавливаю свой выбор на черных шортах и мягкой белой футболке – должно быть, мама купила мне эту футболку недавно, так как раньше я не видела ее. Достаю из шкафа ярко-красную дорожную сумку и начинаю не слишком аккуратно класть туда то, что возьму с собой – джинсы, еще одни шорты, несколько футболок на смену… Кладу и кроссовки, хотя не уверена, пригодятся ли они мне.

За окном уже слышится сигнал машины. Я гляжу в окно и вижу старый как мир «Опель», притормозивший рядом с нашим «БМВ». Но, надо полагать, при всей своей потрепанности этот драндулет еще вполне на ходу, ибо приехали же как-то на нем девчонки… За рулем – Джесси.

– Сейчас, еще пару минут! – кричу я, открыв окно.

Я достаю из шкафа два полотенца, одно – банное, одно – пляжное, заскакиваю в ванную, чтобы побросать в сумку зубную щетку, шампунь, кондиционер и гель для тела. Пробегая мимо маминой комнаты, из которой слышится музыка, я стучу в дверь:

– Мам, я убегаю!

– Куда это ты? – слышится из-за двери голос мамы, пытающейся перекричать музыку.

– Я еду в Майами, – заявляю я, – с подружками.

– С подружками? Из этого, как его, вафельного магазина?

– «Вафельного Дома», мама, сколько раз повторять – «Дома», а не магазина!

– И когда ты вернешься?

– В воскресенье вечером.

– Кто ведет машину?

– Джесси.

– Она хорошо водит?

– Вроде бы да.

– Деньги взяла?

– Сто долларов, если не ошибаюсь… нет, сто пятьдесят. Надеюсь, хватит.

– Возьми еще мою кредитную карточку. Ну, желаю тебе счастливо отдохнуть!

Блейку или Никки мама никогда не доверила бы свою кредитную карточку – она боится, что Блейк купит моторную лодку, о которой давно мечтает, а Никки – какой-нибудь бриллиантовый браслет или еще что-нибудь в этом роде. Но мне мама вполне доверяет.

– Спасибо! – кричу я. На минуту у меня вдруг мелькает мысль: «А может быть, в самом деле возьму да и куплю себе моторную лодку или бриллиантовый браслет?». Но мне нужно вспомнить, не забыла ли я взять с собой что-то в дорогу. Возьму-ка я, пожалуй, свой плеер… и подушку – неизвестно еще, где придется спать. Я возвращаюсь в свою комнату, кладу в сумку плеер и пытаюсь запихать еще и подушку, но она уже туда не лезет, и я беру ее под мышку.

– Блейк, Розита, Никки! Я убегаю! – кричу я.

Блейк и Розита кричат в ответ «До свидания!». От Никки я же не слышу ответа.

Я стучусь в комнату сестры:

– Никки, я…

– Подожди, – слышится в ответ, – я разговариваю по телефону.

– Никки!

– Ты что, не слышишь?! Говорю тебе – я разговариваю по телефону!

– Никки, я убегаю!

– Подожди… Ты берешь машину? Машина нужна мне!

«Вот что заставило ее наконец оторваться от телефона!» – усмехаясь про себя, думаю я.

Вообще-то родители купили нам с Никки эту машину на двоих, но я ею практически не пользуюсь – Никки почему-то возомнила, что если я оставлю машину на стоянке перед «Вафельным Домом», ее непременно украдут. Поэтому на работу меня отвозит папа на своей, а домой подбрасывает кто-нибудь с работы, кому по пути. Сегодня же я просто взяла такси. Честно говоря, несмотря на то, что несколько месяцев назад я получила права, водить машину до сих пор побаиваюсь. Стоит сесть в водительское кресло, как меня тут же начинает трясти.

– Успокойся, машину не беру, – отвечаю я и сбегаю по ступенькам. Спустившись вниз, на ходу сую ноги в сандалии, вскидываю сумку на плечо – и выбегаю на крыльцо, оставляя свою семью в этом доме, уже успевшем обледенеть от постоянно включенных кондиционеров.

Сбегая по ступенькам крыльца, я машу девчонкам рукой. Вместо того чтобы помахать в ответ, они почему-то смотрят на меня как на существо с другой планеты. Левая рука Джесси высунута из окна «Опеля», и она выстукивает какую-то мелодию по двери машины своими накладными ногтями, на которых изображены маленькие серебряные ангелочки. Никки почему-то считает, что накладные ногти – это ужасно. Может быть, я чего-то не понимаю, но лично мне нравятся накладные ногти.

– Ну наконец-то! – произносит Джесси.

– Извините, девчонки, что заставила вас ждать, – говорю я.

После прохлады в доме жаркий уличный воздух окутывает меня, словно я нахожусь в ванне с горячей водой. Я подхожу к машине сзади, чтобы положить свою сумку в багажник, но крышка багажника почему-то не хочет открываться.

– Не поможете? – спрашиваю я.

– Ну вот, опять! – ворчит Джесси. – Я с таким трудом его закрыла…

Я уже готова пожалеть, что навязалась поехать с ними. Джесси явно не в восторге от моей компании.

– Спокойно, Мэл, – произносит Викс, – не дергай так сильно, а то заклинит. – Судя по всему, Викс уже давно изучила машину Джесси вдоль и поперек. – Подожди, лучше я сама…

Викс выходит из машины, подходит к багажнику и склоняется над ним. Даже так она гораздо выше меня. На девушку с подобным ростом в любой толпе непременно обратят внимание…

– Крутая тачка! – произносит она, оборачиваясь на стоящий рядом «БМВ». – Твоего папы?

– Моей сестры, – отвечаю я. – Впрочем, иногда и я на нем езжу. А иногда даже мой брат, хотя у него пока еще нет прав – ему пятнадцать.

– Везет же твоей сестре… – Викс открывает багажник, кладет туда сумку и захлопывает его.

– Спасибо, – отвечаю я и подхожу к задней двери машины Джесси. Но, как и багажник, дверь упорно не хочет открываться. Викки открывает ее для меня, и я проскальзываю на заднее сиденье.

Джесси заводит машину на задний ход.

– Мэл, – Викс указывает на крыльцо, – кажется, твоя сестра хочет тебе что-то сказать…

Никки действительно стоит на крыльце, наблюдая за всей сценой с недоумением – наверняка она, услышав сигналящую машину, решила, что это кто-то приехал за ней. Хотя я уже села в машину, Никки жестом подзывает меня.

«Сначала не хотела разговаривать со мной, а теперь, когда я уезжаю…» – усмехаясь про себя, думаю я.

– Поехали! – машу я рукой, делая вид, что не замечаю Никки.