– Дорогой друг! А как же я могу назвать тебя по-другому, ведь ты же взял в руки мою книгу.

Такими словами Михаила Дудина, нашего знаменитого фронтового поэта, я обычно начинаю свои встречи с читателями. Очень трогают меня эти слова из его книги «Где наша не пропадала», посвященной товарищам по оружию.

Виделся я с Михаилом Александровичем лишь однажды. Познакомил нас мой старший брат, художник Владимир Алексеев, иллюстрировавший несколько поэтических книг Дудина. Было это в конце 1992 года, когда я уже окончил военную службу. Узнав от брата, что Дудин воевал и против финнов, я принес ему редкую книгу: записки начальника Генерального штаба финской армии, которую удалось достать через знакомых. Помню, Михаил Александрович склонился над военными картами с обстановкой на Карельском перешейке, взял увеличительное стекло и медленно водил им по финским позициям. Чувствовалось его неподдельное волнение, как будто он возвратился в 1940-е годы и вновь проживал суровые военные будни.

От финских событий он сам перешел к теме блокады Ленинграда. Его все больше тревожила судьба Зеленого пояса славы, инициатором которого он сам являлся и который в начале 1990-х годов начал разрушаться. Война 1941–1945 годов в то нелегкое для Петербурга время отошла на задний план. Задача городских властей состояла в том, чтобы сдержать недовольство людей, испытывавших нехватку продовольствия и терявших работу. Видимо, и в силу таких причин настроение у Дудина было не самым хорошим. Когда я ему рассказал, что совсем недавно сопровождал группу бывших немецких солдат к местам их боев на Невском пятачке, Дудин вдруг оживился, сказал, что я занимаюсь правильным делом, способствуя, как переводчик, нужным встречам ветеранов войны. Когда-то они воевали друг против друга, теперь, по словам Дудина, настало время подводить итоги прожитому и передавать эстафету достойных взаимоотношений следующему поколению. По существу он благословил меня на работу в центре «Примирение».

Дудина сильно впечатлило, когда я рассказал, как немцы ищут захоронения своих сослуживцев в Ленинградской области. С огорчением он констатировал, что у нас солдата в войну не жалели, оттого так много пропавших без вести. После этого прочитал четверостишие, которое тотчас же мне запомнилось:

А потом мы долго говорили о Невском пятачке. В начале 1990-х много писалось о том, что якобы он совсем не был нужен из-за своих огромных потерь. Я тогда не знал, к кому мне следовало больше прислушиваться. Скорее склонялся к тем, кто принижал роль Невского плацдарма. У меня тогда еще не было уникального документа в защиту героев пятачка – дневниковых записей командующего группой войск «Север» фельдмаршала фон Лееба. Тот 33 раза упоминает этот участок боевых действий в своих ежедневных оценках. Он был для него очень болезненной занозой.

Пока что я только слушал Дудина и записывал тут же, что он говорил. Занес в блокнот еще одно его четверостишие:

Дудин сказал, что эти стихи он еще нигде не публиковал, и попросил тогда широкой публике их не показывать. Позже они были опубликованы.

Как-то незаметно мы перешли на более веселые темы. У Дудина явно поднялось настроение. Уже когда мы находились с братом в дверях, собираясь уйти, он нам прочитал шутливую эпиграмму на своего тезку Шолохова:

По его словам, он отправил свой стишок в станицу Вешенскую и вскоре получил оттуда ответ:

Позднее, читая его стихи, я не раз натыкался на озорные строчки. Некоторые из них сразу же откладывались в голове, хотя я их не всегда и понимал. Например, эти:

А еще Дудин мне открылся как великолепный переводчик стихотворений полюбившихся ему поэтов. Помог мне в этом мой брат-художник. Он подарил мне книжку поэтических переводов Дудина со своими иллюстрациями. Они удивительно хорошо сочетались с содержанием этих стихотворений. Помню, как открыл страницу, где была изображена девушка, тянущаяся всем телом к солнцу. Она была светловолосой, лицо ее повернуто к солнечным лучам, руки распахнуты, как будто хотели вобрать в себя это солнце. А рядом дудинский перевод стихотворения финской поэтессы Эдит Седергран. Две строчки помню до сих пор:

Встреча с Дудиным мне вспоминается всякий раз, когда я слышу его стихи, передаваемые по радио к памятным военным датам. Он по-прежнему остается одним из самых моих любимых ленинградских поэтов.