СЛУШАЙ, РОДНАЯ СТРАНА!

Враг у ворот! «Будем защищать нашу музыку».

Граждане Лондона слышали. Когда решалась судьба.

Вместе с Москвой.

Город вступал в новый этап борьбы, все менялось на глазах, менялись и условия, в которых жил и работал коллектив ленинградского радио. О блокадном Ленинграде, особенно первой зиме, написано много. И во всех книгах, во всех документальных свидетельствах подчеркивается, что в девятисотдневной осаде города была пора особенно трудная, когда жизнь в Ленинграде едва теплилась. Не сразу, не за один день стал город таким, каким он запечатлен на гравюрах и рисунках А. Остроумовой-Лебедевой, рисунках Я. Николаева, каким донесли его до нас кадры кинохроники, воспоминания, стихи, – пустынным, умирающим городом.

Война пришла в Ленинград в сентябре, вместе с осенью, хотя, казалось, еще продолжаются летние дни: зеленела трава, солнце редко скрывалось за тучами. 4 сентября к уже привычным сигналам воздушной тревоги прибавились сообщения об артиллерийских обстрелах. 6 сентября на город упали первые бомбы. Массированный воздушный налет 8 сентября привел к большим разрушениям, а зловещий дым горевших Бадаевских складов стал серьезным сигналом надвигающегося голода: были снижены продовольственные нормы. В сентябре началась блокада, в эти же сентябрьские дни враг стремился взять Ленинград штурмом. Бомбежки и обстрелы несли разрушения, еще больше действовали они на человеческую психику.

Из-под развалин домов вытаскивали убитых и раненых. В город шли и шли беженцы – теперь уже из Пушкина, Петергофа, Стрельны. Немцы считали, что судьба Ленинграда решена. Тут надо бы учесть состояние многих советских людей, переживших шок и от предвоенных репрессий, и от первых поражений в войне. Рухнули мифы официальной пропаганды о нашей силе, могуществе, о том, что «врагу никогда не гулять по республикам нашим».

Первые обстрелы заставили ленинградцев о многом задуматься. 12 сентября, написав «хорошее стихотворение», Ольга Берггольц далее заносит в свой дневник: «Кругом позор… позор в общем и в частностях. На рабочих окраинах некуда прятаться от бомб, некуда. Это называлось „мы готовы к войне”». 15 сентября город непрерывно, в течение 18 часов 32 минут, находился под огнем вражеской артиллерии. 19 сентября шесть раз объявлялась воздушная тревога. Немецкие самолеты сбросили около двух тысяч фугасных и зажигательных бомб. 23 сентября сигналы воздушной тревоги подавались одиннадцать раз. Выли сирены, сотрясались от взрывов дома. В переполненных бомбоубежищах плакали дети… Но по-прежнему ленинградцы шли на работу, вставали на посты МПВО.

На заводах и фабриках работали для фронта по двенадцать часов в смену. Продолжалось движение транспорта. Вечером в тщательно замаскированных квартирах зажигался свет. Немцы знали о пожарах, разрушениях, жертвах. Они знали и о том, что паники в городе нет. В этих условиях перед ленинградским радио вставали задачи необычайной сложности Когда тревоги продолжались по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, времени на вещание оставалось немного, в это время передач не было. Программы переносились с одного часа на другой или не доводились до конца. «Радиохроника» теперь нередко вместо вечерних шла в утренние часы.

И вот именно в эти сентябрьские дни работники радио, и прежде всего политического и литературного вещания, подготовили передачи, имевшие огромный резонанс в Ленинграде и далеко за его пределами. В конце августа – начале сентября немцы обстреляли и вывели из строя длинноволновую радиостанцию «РВ-53», оказавшуюся у линии фронта. Часть оборудования станции под обстрелом, буквально на глазах противника, удалось демонтировать и вывезти в город. Молчание Ленинграда встревожило Москву. Центральный Комитет партии обратил внимание ленинградских руководителей на огромное военное и политическое значение, которое могло бы иметь возобновление передач Ленинграда на страну. Эту задачу ленинградские связисты выполнили в тяжелейших условиях.

В воспоминаниях начальника радиовещательного узла (РВУ) П. Палладина рассказано о том положении, которое сложилось в начале блокады: «Основные радиовещательные станции „РВ-53“ и „Островки“ прекратили свою работу… Осталась одна „РВ-70“ с ограниченной мощностью и небольшим радиусом приема. Ее приему также мешали создаваемые врагом помехи… Встал вопрос о создании радиовещания на коротких волнах, но таких передатчиков в Ленинграде не было… Начальник „РВ-70“ А. Миронов предложил переделать имевшийся УКВ телевизионный передатчик для вещания на коротких волнах. Намеченный к реконструкции передатчик выполнял совершенно иные функции и требовал больших и сложных изменений. В короткий срок работники станции… пустили передатчик в эксплуатацию».

Теперь средневолновая «РВ-70», оснащенная коротковолновыми передатчиками (вскоре был изготовлен второй), работала непрерывно, обеспечивая выход в эфир передач, получивших название «Говорит Ленинград». К тому времени почти все нити, связывающие город со страной, были оборваны. Радио первым прорвало кольцо блокады. Передачи из Ленинграда слышала страна, их слышали и немцы. Не укрылись от них и стометровые мачты, служившие хорошим ориентиром для бомбардировщиков.

По свидетельству инженера Ф. Кушнира, станция «РВ-70» «в один из первых ночных налетов… подверглась основательной бомбардировке. На антенное поле, на крышу бассейна, на нефтехранилище посыпались сотни зажигательных бомб. На склад вместе с зажигалками сбросили бочку с горючим, которое вызвало огромный очаг пожара». Эта бомбежка, к счастью, не повредила мачты антенн. Очаги пожара были погашены еще до прибытия пожарных команд. И вскоре вновь радиостанции Москвы приняли из Ленинграда и ретранслировали на страну: «Говорит Ленинград! Говорит город Ленина!»

7 сентября «Правда» на первой полосе как о событии первостепенной важности, под заголовком «Говорит город Ленина» поместила большое сообщение о радиопередаче из Ленинграда. Приводились тексты выступлений рабочих, бойцов, секретаря горкома партии. Рабочий Кировского завода Казаков сказал: «Я хочу, чтобы меня сейчас услышали рабочие Москвы, колхозники Дона, шахтеры Донбасса…

Я хочу, чтобы все граждане советской страны узнали, как в дни грозной опасности живут и борются рабочие Ленинграда». В конце передачи, как сообщала газета, прозвучали стихи:

В сентябре и октябре в «Правде» шли сообщения о каждой передаче: «Вторая передача из Ленинграда», «Никогда не бывать фашистам в Ленинграде», «Строители советских танков», «Говорит крейсер „Киров“», приводились выдержки из выступлений. Благодаря «Правде» об этих передачах узнавали и те, кто сам их не слышал. Слово из Ленинграда через газету доходило до фронта. Бойцы читали выступление одного из старейших ученых, академика А. А. Байкова: «Я старый металлург, я привык думать, что нет ничего на свете крепче стали. И сегодня я убедился в своей ошибке. Да, я ошибся. Есть, оказывается, материал, который еще крепче стали. Этот благородный материал – советские люди».

Работники ленинградского радио видели в этих сообщениях «Правды» высокую оценку своей работы. 11 сентября, после третьей передачи из Ленинграда, в передовой статье «Правды» «Защитники родных городов, родной земли» говорилось об обороне Ленинграда, Киева, Одессы. Газета, процитировав выступление по радио ленинградского рабочего, писала: «Мы слышим ежедневно голоса родных городов. В них уверенность и сила». 14 сентября была организована радиоперекличка Ленинграда, Киева и Москвы. «Правда» вновь дала подробный отчет. Страна должна была знать: «В трудных условиях ленинградцы, киевляне сдерживают врага. Они знают, что с ними вся страна, они сильны всенародной поддержкой».

Сообщения о передачах из Ленинграда печатались в дни нашего отступления. 20 и 21 сентября в сводках сообщалось об «особенно ожесточенных боях под Киевом». 22 сентября – о потере столицы Украины. В этот же день под заголовком «Строители советских танков» шла информация о вчерашней передаче из Ленинграда. В сознании читателя газеты эти не связанные друг с другом события воспринимались вместе…

Случилась большая беда. Враг топчет улицы Киева. Но держится Ленинград. И рабочие-кировцы вчера сказали: «Победить или умереть – иного выбора у нас с вами нет». Конечно, эта информация носила характер одноплановый, народ не знал о плененных под Киевом многих тысячах наших бойцов, о масштабе неудач. Нельзя было расслабляться, и такие умолчания понятны. Но то, что не выплескивалось наружу, болью отражалось во многих сердцах.

Приведу еще одну выдержку из дневника О. Берггольц. На этот раз именно в связи с потерей Киева: «Я не знаю, чего во мне больше – ненависти к немцам или раздражения, тяжелого, щемящего, смешанного с дикой жалостью к нашему правительству…» Даже будь у Берггольц возможность сказать такое вслух, она бы не сделала это в час схватки с врагом. Не говорю уже о том, что ей грозило, попади эти записи в «компетентные органы».

К концу сентября из-за сильных помех Москве передачи из Ленинграда становилось принимать все труднее. Но было настолько важно в эти горькие для страны дни, чтобы все знали: Ленинград не сдается, ленинградцы продолжают борьбу, что регулярные передачи еще некоторое время велись. В начале октября страна слушала репортаж с Ленинградского фронта, 18 октября защитники Ленинграда обратили свое слово к москвичам. Позднее, судя по архивам Радиокомитета и заметкам в «Правде», ленинградские передачи принимались в Москве менее регулярно, нечетко прослушивалась и Москва.

В дни штурма города передачи «Говорит Ленинград» были неоценимы и для страны, которая знала – Ленинград бьется, и для города, который видел – весь народ следит за битвой у берегов Невы. Около тридцати отчетов в «Правде» за сентябрь – октябрь 1941 года убеждают в этом. Первая передача ленинградского радио на страну стала известна нашим союзникам по борьбе с фашизмом. Вечером 8 сентября в передачу «Последних известий» было включено обращение британской радиовещательной компании к гражданам Ленинграда: «Слушай, Ленинград! Говорит Лондон. Солдаты, моряки, летчики, рабочие – граждане Лондона – слышали ваш мощный голос. С реки Темзы шлем вам ответ на Неву. Лондон с вами. Каждый ваш выстрел находит отзвук в Лондоне. Лондон приветствует героизм Ленинграда… Минувшей ночью много тонн английских бомб засыпали Берлин. Ленинградцы, помните! В ответ на бомбы, сброшенные на ваш город, сбрасываются бомбы на столицу неприятеля. Победа за нами! Да здравствует Ленинград!»

16 сентября, в один из самых трудных дней ленинградской обороны, Ленинград передавал на английском языке: «Слушай, Лондон! Слушайте, граждане Лондона! Говорит Ленинград! Сердечно благодарим вас, дорогие друзья, за боевой привет… Будем же с запада и востока жестоко мстить врагу за невинно пролитую кровь жителей Лондона, Ковентри, Ливерпуля, Варшавы, Москвы, Ленинграда, Киева». Составители передач «Говорит Ленинград» готовили эту программу специально. Однако при этом они использовали и уже вышедшие номера «Радиохроники», и программы для молодежи.

В то же время многие выступления писателей, ученых, деятелей культуры, после того как их услышала страна, повторялись по городской сети. 17 сентября 1941 года, раньше, чем Ленинград, страна услышала историческую речь Дмитрия Шостаковича. «Два часа назад, – сказал он, – я закончил две первые части симфонического произведения». Композитор сообщал об этом, чтобы вся страна, весь мир знал: в Ленинграде не прекращается нормальная жизнь. В своем выступлении Дмитрий Шостакович говорил о напряженной работе над Седьмой симфонией. Это было в дни продолжавшегося штурма города. По свидетельству О. Берггольц, когда композитор ехал на машине в Радиокомитет, началась воздушная тревога. В студии Шостакович попросил у редактора лист бумаги. Ни редактор, ни композитор не заметили в тот момент, что на обороте листа был записан план передач на тему: «Организация уличных боев в Ленинграде». Передача началась словами: «Слушай нас, родная страна! Говорит город Ленина. Говорит Ленинград!» Шостакович говорил о своем городе, о своем любимом искусстве: «Будем же защищать нашу музыку. Музыка, которая нам дорога, созданию которой мы отдаем все лучшее, что у нас есть, должна так же расти и совершенствоваться, как это было всегда… И чем лучше, чем качественнее будет наше искусство, тем больше будет у нас уверенность, что его никогда и никто не разрушит».

Шостакович видел свой долг художника в творческой работе. Но он считал общественным долгом и это выступление по радио: «Я говорю с вами из Ленинграда в то время, как у самых ворот его идут жестокие бои с врагом, рвущимся в город, и до площадей доносятся орудийные раскаты… Я говорю с фронта».

Потом, после сентября, особенно в первую блокадную зиму, Ленинград перенес куда более трудные и длительные испытания. Но в военном отношении сентябрь 1941 года был периодом высшего напряжения. И радио стремилось донести до сознания каждого всю меру опасности, помочь не дрогнуть в сложной обстановке. Это выразилось и в выступлении Д. Шостаковича, и в стихах В. Азарова – «Никогда, никогда, никогда, никогда мы не будем фашистов рабами», написанных на мотив песни времен гражданской войны, и в словах обращения Краснознаменного Балтийского флота ко всем ленинградцам: «Мы даем вам священную клятву: пока бьется сердце, пока видят глаза, пока руки держат оружие – не бывать фашистской сволочи в городе Ленина».

Организация и осуществление передач «Говорит Ленинград» – первый крупный успех ленинградского радио военных лет. Немцы пытались радиопомехами сорвать передачи, их приходилось вести в разное время. Но по-прежнему в осенние дни сорок первого мир слышал: «Говорит Ленинград!» Разговор со страной и миром, мысль о том, что Москва, Севастополь, Лондон слышат Ленинград, укрепляли волю его защитников. И здесь работникам Радиокомитета помог летний опыт привлечения литературных сил. Передача «Говорит Ленинград» включала выступления писателей, при этом во многих случаях они выполняли прямой заказ редакций.

Конечно, в сентябре 1941 года еще нельзя было представить безмерную цену, которую придется заплатить блокаде, но публицистика тех дней передала ощущение подвига, совершаемого Ленинградом. В корреспонденции «На оборонной стройке» И. Меттер писал: «Все это войдет в историю. Весь мир, затаив дыхание, будет читать страницы истории, истории обороны Ленинграда. Сюда, на подступы города Ленина, будут приезжать экскурсии».

Испытания, выпавшие на долю города, были еще впереди. Это было сказано по радио за день до первой массированной бомбежки и через два дня после первого артиллерийского обстрела. Может быть, такое ощущение своей миссии и позволило ленинградцам выдержать то, чего, казалось, выдержать было нельзя. Изменилась, расширилась сфера писательской деятельности. Летом был заведен порядок: постоянные авторы заходили с утра, получали заказ и тут же, в Доме радио, садились за работу. Некоторые делали ее дома, но к вечеру приносили написанное.

Существовали и более длительные заказы, когда к текстам писали музыку. На все это уходило два-три дня. Так создавалась «Радиохроника». В сентябре же стала очевидной необходимость индивидуальных писательских выступлений с расчетом на определенную аудиторию. В конце сентября, когда бомбежки и обстрелы не прекращались ни на один день, по радио выступала Анна Ахматова. Писатель П. Лукницкий свидетельствует: «Заходил к А. А. Ахматовой. Она лежит – болеет. С видимым удовольствием сказала, что приглашена выступать по радио». Ахматова говорила, обращаясь прежде всего к ленинградским женщинам, говорила как женщина, мать, патриотка своего прекрасного города. В этом городе прошла ее жизнь, здесь родились ее первые стихи: «Ленинград стал для моих стихов их дыханием и цветом». Ахматова по-своему сказала слушателям о своем Ленинграде. И в этом был смысл лучших писательских выступлений. Выражая общие чувства, она произнесла: «Я, как и все ленинградцы». Как и все ленинградцы, Ахматова верила в стойкость защитников города: «Наши потомки отдадут должное каждой матери эпохи Отечественной войны, но с особой силой взоры их прикует ленинградская женщина… Город, взрастивший таких женщин, не может быть побежден…»

По своему характеру беседа писателя с жителями города отличалась от таких же выступлений в передачах «Говорит Ленинград». В обоих случаях глубоко индивидуальное выступление писателя обговаривалось в деталях. В Радиокомитете имелись материалы, которых литератор мог не знать. Здесь слушали немецкое радио, сюда приходили письма ленинградцев. Наконец, писатель узнавал на радио о характере других выступлений и передач.

Днем 17 сентября начальник цеха одного из заводов, Соколов, обращаясь к ленинградцам, говорил, что «сейчас решается судьба родного города, решается судьба каждого из нас». В это время чаще других выступали по радио писатели В. Вишневский, Н. Тихонов, В. Кетлинская, О. Берггольц. Патетично и мужественно говорил о подвиге Ленинграда Н. Тихонов, напоминая, что радио помогает осажденному городу сказать о себе. «Голос Ленинграда звучит твердо и ясно. Сквозь темноту осенней ночи, покрывая гром орудий вокруг города, над ночью и битвой слышен громкий голос: „Говорит Ленинград!“ Весь мир слушает этот голос, говорящий: „Всем, всем, всем! Ленинград бьет фашистские полчища! Ленинград всегда на страже! Его не возьмешь врасплох! Всему миру говорит Ленинград: я был, есть и буду советским Ленинградом. И нет такой силы, что могла бы сломить меня“».

В публицистике Н. Тихонова ощущаешь напряженную интонацию его ранних баллад. В таком же стремительном ритме написана и его военная поэма «Киров с нами». 19 октября писательница В. Кетлинская делилась с земляками своими сегодняшними заботами и вспоминала о предвоенном времени. «Я жила счастливо и беспечно – теперь я это знаю, хотя тогда мне казалось, что в жизни много трудностей и забот. У меня была горячая, интересная, увлекательная работа, у меня были хорошие, любимые друзья… Я учила своего маленького сынишку первым, неуверенным шагам». Установив тон дружеской беседы, В. Кетлинская думала о своем слушателе – ведь и он растил детей, дружил, работал, жил мирной жизнью. Теперь к этому собеседнику обращала она, по прошествии семнадцати недель войны, слова о главном, чем жили тогда все. Так призыв исходил от одного из многих ленинградцев, живущих общей со всеми жизнью. «В эти дни поздней осени часто репродукторы приносят тяжелые, горькие вести, от которых больно и ненавистно сжимается сердце… Хороших вестей еще нет. Пока нет. Будем ждать – нет! – будем бороться, чтобы победа пришла».

Блокадный Ленинград не только пережил несколько разных периодов, но и каждый месяц, каждый день имел свое лицо. Это необходимо было учитывать редакциям радио. Они чувствовали: так, как говорили с жителями города в октябре 1941 года, уже нельзя было говорить в ноябре, передачи мая 1942-го несравнимы с мартовскими. Конечно, календарь событий не совпадал с обычным календарем. И все-таки если сентябрь – и в газетных статьях, и в передачах радио – можно назвать месяцем Ленинграда, то октябрь сорок первого стал прежде всего месяцем Москвы. Теперь и передачи «Говорит Ленинград» начинались обращением: «Слушай, Москва! Слушай, родная столица!» К Москве обращались бойцы и командиры Ленинградского фронта, моряки Балтики, о Москве говорили писатели. Достаточно прочитать сейчас эти выступления, чтобы, не зная сводки, не видя карты боев, понять меру опасности, нависшей над Москвой во второй декаде октября 1941 года.

Командир «энской» части Ленинградского фронта Дарьин в передаче «Говорит Ленинград» сказал: «Сегодня радио донесло до нас известие о том, что остервенелые фашистские орды на одном из участков фронта прорвали линию нашей обороны… Родная наша столица, товарищи москвичи, войска западного направления! В эти трудные минуты хочется передать вам с Ленинградского фронта слова горячего привета». Речь командира Дарьина и стихи О. Берггольц звучали в одни и те же часы. «Кровью, пламенем, сталью, словом задержи врага, задержи!»

Передачи «Говорит Ленинград» открывало обычно публицистическое вступление. Оно было безымянным – радиожурналисты Арон Пази, Яков Бабушкин, Георгий Макогоненко не представлялись слушателям. В октябре эти вступительные строки достигали высокого накала. 16 октября в обращении (автор – Я. Бабушкин) говорилось: «Дорогие друзья, граждане великой Москвы! Нет в советской земле уголка, где бы ни думали сегодня о вас, нет советского сердца, которое бы не билось единством с вами…»

18 октября во вступительной заметке Г. Макогоненко сказано об опасности, грозящей столице, всей стране: «Опасность эта стоит перед всеми советскими людьми неотвратимо и грозно. Взглянуть этой опасности прямо и открыто в глаза, понять ее глубину и силу и выдержать, не упасть духом, не поддаться отчаянию, собрать все свои силы – значит победить».

В мирные дни ленинградское радио транслировало передачи центрального вещания, широко использовались газетные материалы. Первой военной осенью большинство передач – оригинальные. Москву почти не удавалось принимать, а из газет, хотя и приходили они довольно регулярно, брали немногое. Это объяснялось не отсутствием в нашей печати значительных статей, а необходимостью использовать специфику радио. Важно было не только содержание речи В. Вишневского или Н. Тихонова, но и то, что они выступали сами. И стихи в исполнении автора воспринимались иначе, чем когда их читал актер. С другой стороны, в исполнении актеров многие очерки, статьи получали на радио дополнительные оттенки, которые трудно было уловить, читая статью в газете.

Из газетных материалов в программы включались лишь те статьи и корреспонденции, стихи и поэмы, которые благодаря своей остроте, призывности, динамичности выигрывали при исполнении. Такими были стихи Александра Прокофьева, обращенные к Москве: «Сегодня твоя оборона проходит сквозь наши сердца». Так звучали в октябре 1941 года статьи Алексея Толстого. «Ленинград с честью выполняет свой долг перед Родиной. Жребий славы и величия выпал теперь на Москву», – писал А. Толстой в статье «Москве угрожает враг» 16 октября.

Спустя несколько дней по ленинградскому радио прочитали и другую статью писателя – «Кровь народа». Вскоре обе статьи были выпущены отдельной брошюрой Политуправлением Ленинградского фронта. Осенью 1941 года ленинградское радио уже заняло особое место в жизни блокадного города. И редакторы, авторы, дикторы – весь коллектив Радиокомитета – это чувствовали. Люди работали не покладая рук в сложнейших условиях осени, а затем и страшной зимы 1941–1942 годов. Об этих условиях, когда жизнь и работа слились в Доме радио, и пойдет речь дальше.