Через некоторое время на фронт отправляли зерно. Все для фронта – все для победы! Лёнька даже пытался дотащить до полуторки мешок с зерном. Однако только насмешил Зойку, потому что мешок оказался таким тяжелым – жуть просто! Зойка посмотрела на Лёнькины мучения и предложила:

– Ну, давай-ка вдвоем.

И они потащили мешок к машине, около которой председатель и Ионыч забрасывали мешки в кузов.

– Когда твоя барыня собирается уезжать? – спросила Зойка, вытирая концами платка пот.

– Она не барыня, – рассердился Лёнька, – она была женой председателя Совнаркома.

– Да ну? – удивилась Зойка. – И что?

– А ничего, – буркнул Лёнька, – расстреляли его.

Зойка вдруг стала совсем серьезной. Она погладила Лёнькину челку и даже извинилась:

– Не сердись, я же не знала.

По дороге к дому Лёнька думал о том, что есть все-таки польза от изменщика – председателя Совнаркома. Не будут в Зябицах звать Бабаню барыней.

Когда до Зябиц дошел слух, что где-то недалеко высадился немецкий десант, Бабаня помрачнела, но не сдалась. Телеграммы Лёнькиной мамы она складывала в ридикюль. Так она называла большой кошелек для всяких дамских вещиц, документов и денег. Но в день, когда Ионыч позвал Лёньку за курятник и попросил помочь выкопать яму, Бабаня увидела, как в эту яму Ионыч и тетя Вера укладывают ящики от комода с вещами, накрывают их клеенкой и засыпают потом землей. И она сдалась.

– Вижу, что надо уезжать, – сказала она грустно, – собирайся, Лёня.