Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Владимир АКСЕНОВ
«Коктейль Молотова» знаменитый –
Он его когда-то знавал!
И сейчас помнит танк подбитый:
Весь железный, а как пылал!
Он кружил над его окопом,
Все железом горящим круша.
В единоборстве с танком жестоким
Трепетала солдата душа.
Наконец танк затих понемногу,
Испустив удушающий чад.
Потерял в этой схватке ногу
Молодой первогодок-солдат.
Этот бой в его жизни первым
И последним был – этот бой.
Напряженья не вынесли нервы –
В пять минут стал солдат седой…
Только ночью пришли санитары.
Проползли мимо: вроде мертвец.
Но один из них, опытный, старый,
Поглядел: «Жив, кажись, молодец!»
И с тех пор, подлечившись маленько,
Уж полвека он помнит тот бой.
И живет на краю деревеньки
Ветеран с деревянной ногой.
И когда в день Девятого мая
Самогонки старуха нальет,
«Коктейль Молотова» вспоминая,
Не таясь от людей, вдруг всплакнет.Ольга АТАМАНОВА
Две тысячи десять…
Еще один год без войны,
Еще один повод
Для шума и действа помпезного.
Их много приходит
К подножью Кремлевской стены –
В саду Александровском
Славящих подвиг Безвестного…
Бог с ними. Читатель, прости,
Я люблю тишину.
И там, где дорога
Свивается полем непаханым,
В забытой деревне
Я помню старушку одну…
– А вы проходите.
Вам чаю с вареньицем, с сахаром?
Да что ж вы стоите у двери?..
Беленый платок.
Откуда в глазах эта ясность,
Как мудрость прощения?
Их синь бесконечна…
Кончается жизненный срок –
Десятый десяток.
Соседи сказали, весеннею
Порой выходила она
На развилке стоять,
Но силы все меньше…
А старость бредет, не торопится…
– Куда же вы, бабушка Капа?
– Я? Петеньку ждать.
Да как же иначе?
Ведь он обещал, что воротится…
Зоя БОБКОВА
Памяти партизанки Тоси Петровой
Вхожу в землянку –
Быль со всех сторон,
Не нужно очищать ее от пыли.
Следы войны,
Следы былых времен –
Сороковых.
Здесь партизаны жили.
Я вижу фитилек
Сквозь полумрак,
Склонились
Над раскрытой картой люди.
Минуты на счету –
Так близко враг,
В руках у командиров
Сотни судеб.
Дрожит огонь,
И тени на стене
Столкнулись в рукопашной…
Бой в разгаре.
Силен противник,
Лес дымит в огне.
И за ребят так больно!
И так страшно!
Лес полон выстрелов.
Убита тишина
И юная радистка Тося.
Над русским миром
Царствует война –
Людей под Лугой
Словно травы косит.
Теперь в окопах
Сосенки растут,
И славят тишину
Лесные птицы.
Но партизаны умирали тут…
Придем к могилам –
Миром поклониться.
Валентин ГОЛУБЕВ
Припомнил жизнь свою старик:
«Чудно! Да мне ли довелося?..»
Распахнут жесткий воротник,
Зажата в пальцах папироса.
Чтоб не тревожили его,
Глухим сказался домочадцам.
Темно ль за окнами, бело –
Сидит он тихо час за часом.
Неужто это было с ним?
Да полно! Быть того не может!
Нелеп, как жизнь, необъясним
Сквозь время голос, что тревожит:
– Не пропадай, прошу тебя!
Мы потеряемся, как дети,
В просторах белых декабря,
Среди дорог и лихолетий.
В толпе шинельной, в давке тел
Взгляд обжигал его, был близко…
Он оглянуться захотел –
Так и не смог, толпой затискан.
Он пил за дружеским столом,
Пел с хрипотцой, забыв веселость.
Он думал, жизнь пошла на слом –
А это лишь ломался голос.
Забыв про сон и про еду,
Судьба в строю кричала: «Левой!..»
Через войну, через беду
Проволокла – не пожалела.
Он жизнь прожил – как будто был
На празднике, что шел на убыль.
У девушек, что он любил,
Теперь уже поблекли губы…
Гремит посудою сноха,
И внучку манит грай весенний –
Лишь в комнатушке старика
Иных времен витают тени.
Среди живущего всего
Он жив лишь тем далеким счастьем.
Чтоб не тревожили его,
Глухим сказался домочадцам.
Андрей ГРУНТОВСКИЙ
Был сорок первый горький год,
Отецкое крыльцо…
Когда уже сошел народ,
Он протянул кольцо.
В простое медное кольцо
Перековал деньгу:
– Ты жди меня, – взглянул в лицо.
– Не ждать я не могу…
И вот прошло уж сорок лет…
– Ты ждешь его, бабусь?
Ведь и могилки даже нет…
– Теперь ужо дождусь.
Елена ЗАЙЦЕВА
Горячий воздух над броней дрожит,
Согретый непривычно жарким маем.
На танковой броне малыш играет,
И мать к нему испуганно бежит.
Отец, жену за плечи приобняв,
Тихонько шепчет ей: «Не трогай сына,
Не бойся за него, ведь он – мужчина.
Хоть маленький, но сильный – весь в меня».
И вспоминает он, нахмурив бровь,
Былые повести танкиста-деда.
И вроде о войне была беседа,
А кажется сегодня – про любовь.
Ведь он, малец, тогда не понимал
Рассказов поседевшего майора.
Вернее, понял, но потом, не скоро,
Когда о жизни кое-что узнал.
Не помнит он подробностей уже –
Им в детской памяти не удержаться,
Но в сердце, заставляя больно сжаться,
Запал тот незатейливый сюжет.
Дед говорил, что танк его горел,
Как выжил он – и сам понять не может.
Как чувствовал всей опаленной кожей,
Что наступает сил его предел.
Он бредил, тлела жаркая броня,
И свет померк, и сердце билось тише.
А он сквозь пустоту все время слышал:
«Вернись! Мы ждем тебя – твой сын и я…»
Анатолий КРАСНОВ
Ни Бога, ни чести, ни славы,
Одно лишь безумье окрест,
И маршал великой державы
Предательски взят под арест.
Как крепость, разрушено войско,
Ударила в спину картечь…
Хватает единственно воска,
Чтоб свечи у гроба зажечь.
Измены такой не бывало,
Такие не славят бои…
Прощайте, мои генералы,
Прощайте, солдаты мои.
За вами дорога дымится,
За вами несут ордена…
Клянемся: она возродится,
Великая наша страна!
Наталия ЛОДЕЕВА
Июльский полдень. Суета вокзала
На станции российской узловой…
Вновь очередь пред кассами в ползала
Жужжит нетерпеливою толпой.
Медлительность кассирши раздражает:
«Уснула, что ли?» – «Кассу – на таран»!
И вдруг – вопрос: «Никто не возражает?
Мне – можно. Я, ребятки, ветеран», –
Седая мать к народу обратилась.
Стоит, на палку тяжко оперлась…
И ропщущая очередь смутилась,
Проход давая, шумом унялась…
Внезапно разодетая девчушка
С негодованьем бросила вослед:
«Да сколько ж вас еще?!» На что старушка:
«Уже – немного», – молвила в ответ…
Уже – немного… Прошлое забыто?
Немного тех, кто воевал за нас…
Когда ж сердечность стала дефицитом?
Что нам ответить взгляду Божьих глаз?
Александр ЛЮЛИН
Внимая ужасам войны…Н.А. Некрасов
С вечера у медсанбата
На кровавый диск луны
Выла жалостно собака,
Беспризорница войны.
Госпитальные кошмары,
Крики нервные: «Сестра!»
Медсестрички, санитары,
Фронтовые доктора!
Сколько было ран зашитых,
Нулевых и ножевых!
Сколько раненых, убитых,
Искалеченных живых!
Отступленья, контратаки,
Посвист пуль, разрыв гранат…
Но всего страшнее – танки,
Этот гусеничный ад!
Спирт, глюкоза, папиросы,
Скальпель, ножницы, зажим…
У матросов нет вопросов:
Соблюдай, матрос, режим.
Русская литература,
Не стыдись стирать бинты,
Разрушать инфраструктуру
Горя, боли и беды!..
Сорок первый – сорок пятый…
Сталинград, Берлин, Рейхстаг…
Все горит, подбит гранатой,
Гроб на гусеницах – танк.
Раиса МЕЧИТАШВИЛИ
На щеках морщины и на шее.
Сгорбилась спина, дрожат колени.
Носовой платок взамен косынки
Прикрывает бабкины сединки…
Ведь была и молода, и в силах,
И короной волосы носила.
Лишнего у Бога не просила.
И в еде скромна, и не форсила.
В памятную горькую годину
Мать она свою похоронила.
На отца прислали похоронку.
Стала сиротиною девчонка.
Бабье счастье заплутало малость –
Вековухой, бедная, осталась.
Только то и было, что работа:
И ударница, и на Доске почета…
Отдыха не знали бабьи руки.
А сейчас?.. Не пенсия, а муки!
В нищете живет теперь старуха,
Не имеет ни детей, ни внуков.
Ни тепла, ни помощи, ни силы…
Господи, спаси ее, помилуй!
Носовой платок взамен косынки,
А в глазах – застывшие слезинки…
Анны, Марьи, Дарьи, Катерины…
Горькие российские судьбины…
Борис ОРЛОВ
Чутко у воды дремали доты –
Ни взорвать, ни обойти тропой.
Но во тьме отряд морской пехоты
Здесь на берег выплеснул прибой.
В пляс пускались на скуластых сопках
Вихрь огня и вихрь матросских лент.
И глубины бережно и робко
Принимали траурный брезент.
А когда в рассветной позолоте
Корабли ушли от берегов,
Пустотой глазниц чернели доты,
Словно черепа былых врагов.
Он в хату вошел невесел:
– За душу молились?.. Ждали?..
И рядом с иконой повесил
На стену свои медали.
Друзей поминал. И плакал:
Казалось, что мир нереален.
И грозно смотрел из мрака
С медалей Иосиф Сталин.
Владимир ПЕТРУНИЧЕВ
В крестьянский дом пришла бумага:
Хозяин без вести пропал…
То ль испарился, бедолага,
Когда в него снаряд попал,
То ль погребен на дне воронки
С непережеванной землей…
Не удостоен похоронки –
Наказан дом судьбиной злой.
Как рассудили командиры:
– К врагу угнал душевный сгиб…
– А мог податься в дезертиры…
– Никто ж не видел, что погиб…
Его вторая половина –
И не вдова, и не жена.
И дети – вроде сиротины,
А пенсий не дала страна.
Когда во всех российских землях
Парады майские гремят,
Я думаю о горьких семьях
Пропавших без вести солдат.
Владимир СИМАКОВ
Не снимок, а картина Гойи:
В пыли полей издалека
Бредут советские изгои,
Как полноводная река.
Красноармейские шинели
В поток бесформенный слились…
Не одолели, не успели
С врагом сойтись в бою за жизнь.
Их жарит солнце, треплет ветер
И добивает конвоир…
Такое было ли на свете,
И видел ли такое мир?
А вот они в полувагонах –
И только головы поверх…
Какой концлагерь или зона
Отныне ожидает всех
Ступивших на дорогу к аду
В железной поступи войны?
Смерть принимали как награду
Во искупление вины.
Нацист снимал людское стадо:
Россия, сорок первый год…
Но: «Вспоминать о том не надо, –
Сказали позже, – все пройдет…»
Иван СТРЕМЯКОВ
Укрепленья бетонные руша
И железо сгибая в дугу,
Знаменитая наша «катюша»
Заступала дорогу врагу.
И другая Катюша, девчонка,
Выходила на берег реки
И нехитрою песенкой звонкой
Поднимала в атаку полки.
И была в этой песенке сила,
Что бросала на доты парней.
Две Катюши спасали Россию –
Неизвестно, какая сильней.
Екатерина ШАНТГАЙ
Он из стакана воду пил.
Не потому, что не любил
Весенних струй игру живую.
Не потому, что страсть земную
Высоким разумом смирил.
Не потому, что птичья песнь
Его не трогала нимало.
Не потому, что не хватало
Желанья или было лень
Дойти до мшистых берегов,
Склониться, опустить ладони,
И зачерпнуть воды бездонной,
И пить, и пить… Он был готов
Остаток дней отдать за это.
Он вспоминал: в тот день пекло
И жарко разгоралось лето,
Пылало русское село.
Он полз к ручью сквозь дымный смрад –
За метром метр по дну оврага.
Овраг простреливался с фланга,
И враг стрелял не наугад.
Стонал комбат сквозь гром и вой.
Невероятно изувечен,
Он тихо бредил Черной речкой,
Ее светящейся водой.
За нею надо доползти,
Обратно двигаться с опаской,
Чтоб воду не пролить из каски,
Во что б ни стало – донести.
Вот берег, и не видно дна,
И сразу гул, глухой и грозный,
И кто-то звонко крикнул: «Воздух!» –
И взрыв, и тьма, и тишина…
И в этой тихой темноте
За годом год и раз за разом
Он повторяет, что обязан
Прийти к намеченной черте.
А вдоль оврага пушки бьют,
От пороха чернеют лица,
И влага светлая струится,
И он опять ползет к ручью.
Ползет по выжженной траве,
Ползет упрямо, молчаливо –
И, как тогда, грохочут взрывы
В седой усталой голове…
Войти с помощью соц. сетей: